Видео Иисус - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 27

27

На рис. XII-16 изображены берцовые кости левой ноги. Отчётливо виден чисто сращённый перелом в нижней трети большой берцовой кости. Такие переломы в этой области не лечатся без медицинских вспомогательных мер (шина, штифт, другая имплантация).

Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках в Бет-Хамеше».

В какой-то момент у него было такое чувство, что в его слуховых ходах появился особый клапан, еще не известный медицинской науке. И этот клапан, казалось, стремился немедленно закрыться, чтобы ничего больше не слышать.

Но потом это чувство прошло, и он снова осознал себя стоящим неподалёку от Стены плача. Мысли его торопливо неслись вскачь.

— Ты думаешь, странник во времени спрятал камеру в камень, который сейчас находится глубоко в земле?

— Да.

— Но какой в этом смысл?

— Понятия не имею.

Стивен снова уставился на Стену плача, как будто хотел концентрацией мысли поджечь её, он изучал кладку из малоформатных кирпичей, сооружённую выше каменных блоков, разглядывал полузасохшие кустики травы наверху.

— И всё-таки, — сказал он, — это имеет свой смысл.

Юдифь смотрела на него, вопросительно подняв брови.

— Путешественник во времени американец, — объяснил Стивен ход своих мыслей. — У американцев нет опыта с античными строениями и руинами, поскольку они в Америке практически отсутствуют. Возможно, он во время своей познавательной поездки по Израилю видел Стену плача, но думал, что это остатки стены храма. Понимаете? Он принял их за руины. Он думал: то, что мы видим — это нижние части стены. Очутившись в прошлом, он уже знал, что Храм будет разрушен римлянами — но не удосуживался в деталях узнать, что именно будет разрушено. Скорее всего, он даже не дошёл до мысли, что нижняя часть стены окажется погребённой в земле. Даже мне, например, сейчас трудно это себе представить.

— Он думал, второй ряд стены Храма — это и есть второй ряд Стены плача, — кивнул Иешуа.

— Правильно. Поскольку то, как он выбрал удаление от юго-западного угла Храма, однозначно было нацелено на Стену плача. Он хотел спрятать камеру именно в Стене плача.

Юдифь потрясла головой:

— Это безумие. Но наверное ты прав. Он просто промахнулся.

— На двадцать метров в глубину, — довершил её фразу Иешуа.

— Вопрос только, — задумчиво продолжал Стивен, — что нам теперь делать.

— А что ты тут ещё сделаешь?

— Двадцать метров грунта в наши дни не проблема. Один, ну два дня работы экскаватора — и эта штука вырыта.

Иешуа с шумом набрал воздуха.

— О-ого, — с отчаянием вырвалось у него. — Ну у тебя и фантазия! Как ты себе это представляешь?

— А что? Сперва снять плиты, которыми вымощена площадь, прорыть вертикально вглубь яму, обследовать подозрительные камни хорошим металлоискателем…

— Во-первых, под площадью не просто обыкновенная земля, а двухтысячелетняя история города, — поправил его Иешуа. — А во-вторых, здесь всё свято, священно, освящено. Забудь об этом. Забудь саму мысль, что здесь когда-нибудь появится экскаватор.

Ну да. Легко сказать «забудь». Стивен угрюмо огляделся по сторонам. Он не мог согласиться на капитуляцию. Если бы у них в руках было хотя бы письмо в качестве доказательства.

Он упрямо помотал головой.

— Я вырою эту камеру, — заявил он, почувствовав себя при этом слегка безумным. — Я знаю это. Только пока не знаю, как.

Юдифь, не говоря ни слова, обняла его за плечи. Так они постояли немного, и безумная исступлённость в его мыслях улеглась.

Но уверенность так и не исчезла. Он отроет эту камеру. Когда он говорил это, он не просто хорохорился. С тех пор, как он увидел на картинке, как она выглядит, у него в пальцах всё чаще возникало странное чувство, будто он уже держит её в руках. Как будто время постепенно становится прозрачным, давая ему возможность иногда заглянуть в будущее — в события, которые неотвратимо совершатся. Время…

Его внимание привлёк странный шум, напоминающий громкое жужжание. Он повернул голову. Жужжание исходило из окон соседнего здания и оказалось, если прислушаться, многоголосым, громким речитативом.

— Талмудическая школа, — объяснила Юдифь.

Его взгляд бесцельно блуждал — через головы людей, которые приходили и уходили, через зону археологических работ, где тоже виднелись посетители. Эту зону и им не мешало бы осмотреть. Вплотную к колоссальной стене была разбита маленькая серая палатка, похожая на те, что у него дома использовали сантехники при работах с канализацией. Из палатки вышел человек, волоча за собой кабель.

— Надо же, — удивился Стивен. — Да ведь мы его знаем.

— Что? — спросила Юдифь. — Кого?

— Ну, вон того, — он указал на человека с кабелем. Худую, сутулую, изогнутую вопросительным знаком фигуру ни с кем нельзя было спутать.

Это был Джордж Мартинес.

* * *

— Всё прошло благополучно? — спросил Скарфаро, когда патер Лукас вернулся.

Лукас лишь кивнул, силясь ничем не выдать растущее сопротивление властной манере человека из Рима. Это была работа — отыскать во всём Иерусалиме, наверное, единственного автомеханика католической веры. Когда он сдавал этому механику машину, в нём ещё больше окрепло убеждение, что религиозная принадлежность не является разумным критерием для выбора мастерской: сам бы он в такой грязный притон, который ему еле удалось разыскать, не отдал свою машину даже для исправления вмятины.

— Пока что мы будем пользоваться вашим «фольксвагеном», — продолжал Скарфаро.

— Боюсь, что не получится, — запротестовал Лукас. Тот оглядел его неподвижными, холодными глазами.

— Да? Почему же нет?

— Мы, эм-м, возим на этом автофургоне продукты.

Почему он так нервничал? Его слова прозвучали так, будто он говорил неправду.

— Какие продукты?

— Для бесплатного питания бедных.

— Бесплатного питания бедных?

— Да. Каждый вечер у нас накрывается стол для бедных и нуждающихся. Продукты для этого мы получаем в разных супермаркетах и отелях в порядке пожертвования. Но нам приходится забирать эти продукты на своей машине.

Скарфаро оглядел его так, будто видел перед собой омерзительное насекомое.

— А вот весь этот цирк откладывается до лучших времён, — сказал он. — Ваша энергия потребуется мне для других задач.

— Как это? Мы же не можем…

— Патер Лукас! — прошипел худой римлянин. — Ваш епископ гарантировал мне вашу полную поддержку, а вы уже во второй раз возражаете мне.

— Но бедные на нас надею…

— На ваших бедных мне плевать, патер. Настало время и вам поднять взгляд повыше тарелочного горизонта. На карту поставлены интересы Рима. Интересы Святой Христианской церкви. А это больше, чем пара набитых утроб. Несоизмеримо больше.

Лукас с трудом выдержал взгляд ватиканца.

— Иисус говорил: Жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть, отпустить же их не евшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге, — процитировал он первые пришедшие ему в голову строки на эту тему.

Тонкая, пренебрежительная улыбка скользнула по губам Скарфаро:

— Что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли. Ещё ли не понимаете и не помните о пяти хлебах? — последовал без промедления ответ. — Видите? Даже Иисус имел приоритеты.

Идиот, — подумал патер Лукас. — Что бы ему стоило взять машину напрокат? Для таких, как он, деньги наверняка не составляют проблемы.

Ему необходимо было переговорить с братом Джеффри. Они должны что-то организовать. Накрыть стол где-нибудь в другом месте, чтобы Скарфаро ничего не заметил. Найти другую машину, позвать на помощь нескольких соседей…

Скарфаро не желал тратить время на дискуссии.

— Как хотите, но мы забираем ваш автобус. Когда наша миссия закончится, можете снова ввести свое… бесплатное питание.

Патер Лукас смотрел ему вслед с бессильной яростью, поднимающейся где-то в животе. Дверь в кабинет стояла полураскрытой, кабинет они тоже заняли.

Ему ничего не удалось осуществить в своей жизни, кроме того, что он организовал ежевечернее горячее питание для бедных людей. Теперь он сполна за это получил. Он считал самым ярким событием своей жизни ту минуту, когда позвонил в Рим с донесением. При этом он возгордился, и вот теперь понял своё падение.

Поделом мне, — подумал он и отправился на поиски брата Джеффри.

* * *

Начальник полиции и его посетитель медленно прогуливались по лужайке. Они беседовали. Поблизости не было никого, кто бы мог их услышать, но в разговоре то и дело возникали длительные паузы.

Чаще всего молчание прерывал посетитель, дорого одетый мужчина лет сорока пяти.

— Скандал с убийством барменши в прошлом году… Мы вас вытащили. У моих людей были действительно отличные снимки, но я сказал себе: кому мы сослужим службу, если опубликуем их? Вы хороший человек, в этом нет сомнений. Но, к сожалению, общественное мнение склонно оценивать человека по его слабым сторонам, а не по сильным, — он с печалью покачал головой. — Как будто мы можем на все руководящие посты поставить святых!

Начальник полиции мрачно глянул на него из-под густых кустистых бровей:

— Уж не пытаетесь ли вы меня, случайно, шантажировать?

Его собеседник изобразил обиженно-невинную гримасу:

— Шантажировать вас? Боже упаси! Нет, единственное, что я пытаюсь, это спасти будущее этого молодого человека. Я знаю, что он оступился всего один раз. Всё, чего я хочу, — это поговорить с ним. Если он вернёт мне то, что украл, дело будет забыто. Зачем ломать молодую жизнь? И в принципе я ставлю перед собой те же самые вопросы: кому я сослужу тем самым службу, если подам официальное заявление? Скажите мне.

Начальник полиции вздохнул:

— Ну хорошо. Я посмотрю, что мы сможем сделать.

Он протянул руку, и бумажка с номером машины и именем её водителя перекочевала в его ладонь.

* * *

Джордж явно обрадовался, увидев их. Особенно Юдифь, как показалось Стивену.

— Ах, как хорошо, — сказал он, счастливо улыбаясь, — а то я тут было заскучал. Мой коллега уехал с докладом, а я только сижу и жду, что будет дальше.

— И что же вы здесь делаете? — удивлённо спросила Юдифь.

— А, так… — мексиканец повесил голову, так что стало боязно, как бы его худая шея не переломилась. — Вообще-то, я не имею права говорить, почему мы это делаем. Но что мы делаем, я могу вам сказать, если вы пообещаете, что это останется между нами.

— Обещаем.

— Мы пытаемся сделать томограмму Храмовой горы.

— Просветить её звуковыми волнами? Так же, как вы это делали у нас на раскопках?

— Правильно. Но там нам можно было это делать, а здесь нельзя. По правде говоря, мы даже не спрашивали. Мы делаем это тайком.

Стивен медленно покачал головой:

— Это Каун вам поручил?

— Да.

— А вообще это получается? — спросила Юдифь. — Вы же не можете эту вашу колотушку…

— Ударник, — поправил её Джордж.

— …выставить на гору, ведь нет?

— Нет. Он стоит здесь, в палатке. Вместе с компьютером, что тому, конечно, очень вредно. Ток мы тайком уворовываем, подключившись к освещению здешних археологических работ, а сенсоры… С ними самые большие проблемы. Не можем же мы их просто понатыкать вокруг стены.

— И как же вы выходите из положения?

— О, это сложно. Правда. Снимки у нас получаются очень плохие, с плохим разрешением и ещё худшим глубинным действием. Хотя кое-что очень интересно. Вы хоть знали, например, что Храмовая гора вся изрыта шахтами и ходами?

— Да, — кивнул Иешуа. — Конечно.

— Удивительно. Я этого не знал.

— Я тоже не знал, — сознался Стивен. — А можно взглянуть на снимки?

Джордж, казалось, какое-то время колебался, но потом сказал, взглянув на Иешуа:

— Ну, он, наверное, и так всё знает.

Они нырнули в палатку, в которой было очень тесно. Ударник мощно возвышался посередине, на гладкой, тщательно выметенной площадке голой земли, перед ним стоял компьютер, к которому тянулись пучки разнообразных проводов, и ещё был стол и два складных стульчика, а в углу лежали два надувных матраца с брошенными поверх них спальными мешками. Всё выглядело предельно некомфортабельно.

Отпечатанные снимки имели вид телевизионного изображения снежной пурги на Аляске, но этот гениальный человек сумел и из такой пурги вычертить карту. Они с любопытством склонились над ней.

— Вот это называется «Соломоновы конюшни», — сказал Иешуа, указывая на обширный неправильной формы многоугольник, занимающий юго-восточный угол Храмовой горы. — Это некое подобие большого зала, потолок которого подпирают двенадцать рядов колонн разной высоты. Очень впечатляет, туда водят экскурсии.

Его палец переместился к нескольким неравномерным образованиям, больше похожим на очертания чернильных клякс:

— А это, видимо, резервуары. Вот этот, самый большой, называется Bahr, что означает «озеро». Эти тонкие линии между ними — либо водопроводы, либо другие ходы. Почти все доступны для входа или, по крайней мере, были доступны.

Стивен заворожённо смотрел на карту. То, что Храмовая гора, издали кажущаяся монолитной, как пирамида, вся пронизана каналами и ходами, даже залами и резервуарами, ошеломило его.

Палец Иешуа скользил дальше, а сам он всё больше впадал в бормотание, произнося себе под нос какие-то знаковые слова: «Резервуар», «Ворота Кроличьей норы», «Портал Кифонос» или «Тройные ворота». Потом он добрался до линии, на которой его палец замер.

Стивен проследил эту линию, и у него чуть не остановилось сердце. Ход — или что это было — брал своё начало гораздо южнее стены Храма, делал два крюка и затем целеустремлённо тянулся на север, прямо за западную стену. Примерно там, где должен был располагаться контур Стены плача, кто-то нацарапал: «Глубина — 20 метров».

— А вот это, — задумчиво произнёс Иешуа, — мне неизвестно.

* * *

Поводом для собрания первоначально послужило сообщение Боба Робертса о первых результатах сонартомографического обследования Храмовой горы. Но тут Каун, который приехал из Иерусалима в последнюю минуту, всем своим видом дал понять, что потерял к этому проекту всякий интерес. Он даже не скрывал, что старается как можно скорее оставить этот пункт повестки дня позади.

— Ну хорошо, — перебил он Робертса, когда тот для начала пустился в подробное описание проблем, с которыми им пришлось столкнуться, и решений, которые они нашли. — Какие результаты вы получили?

Светловолосый учёный, очевидно, выбитый из колеи, кивнул, отодвинул в сторону подготовленные бумаги и положил в проектор кальку, копию начерченной вручную карты.

— Исследования показали наличие различных полостей внутри Храмовой горы, которые я из отдельных снимков свёл на одну карту. Если я возьму для сравнения один из снимков…

Каун снова прервал его:

— Есть ли на этой карте что-то новое для учёных-историков? — спросил он, обращаясь к профессору Уилфорду-Смиту и профессору Гутьеру.

— Нет, — мрачно ответил за всех Шимон Бар-Лев. — Все эти ходы, каналы и каверны нам давно известны.

— Спасибо. — Каун повернулся к томографу и постарался нанести ему по возможности быстрый, щадящий добивающий удар, чтоб тот долго не мучился: — Доктор Робертс, я хотел бы поблагодарить вас за усилия и вашу изобретательность. К сожалению, сегодняшние обстоятельства таковы, что требуют немедленного прекращения ваших работ. Израильские органы уже наседают на нас. Поскольку вы, как только что было сказано, так и не обнаружили ничего нового, мы ограничимся тем, что есть на сегодняшний день.

Эйзенхардт, который держался на заднем плане с блокнотом для заметок в руке, неприятно поморщился. Каун демонстрировал большую нервозность, чем позволял имидж правителя империи. Сегодня никто бы не признал в нём благосклонного, мотивированного и рассудительного начальника.

И Эйзенхардт готов был держать пари, что насчёт израильских органов власти Каун солгал.

Робертс смотрел на медиамагната так, словно тот при всех отхлестал его по щекам. Но он ничего не сказал — наверное, не нашёл слов, только кивнул, взял с проектора свою кальку, положил её на штабель снимков и отступил на шаг, будто подкинул своё дитя к чужому порогу.

— Я, эм-м, верно ли вас понял, что больше у вас нет работы для нас? — осторожно переспросил он.

— Да, верно. Вы со всем управились.

— Значит ли это, что, эм-м, сегодняшний день правильно будет рассматривать как последний день нашей работы? Тогда я мог бы заняться организацией нашего вылета в Штаты…

Каун нетерпеливо кивнул и сделал нетерпеливое движение рукой:

— Конечно. Если вам потребуется помощь, обратитесь в бюро в первом мобильном домике. Скажите им, что это я вас послал. Они помогут вам во всём, что понадобится. Окей? До свидания.

Робертс ещё раз обвёл взглядом всех присутствующих, что-то пробормотал, что могло быть как словами прощания, так и проклятия, и вышел.

Каун, казалось, забыл про него в то же мгновение, как за ним закрылась дверь. Он извлёк из своего пухлого, переплетённого в кожу органайзера большой конверт, а из конверта — увеличенные фотоснимки.

Прежде чем раздать их присутствующим, он выудил из конверта крошечный кусочек картона и продемонстрировал его всем. Это был яркий язычок коробочки от фотоплёнки, который кто-то оторвал и подписал на иврите.

— Этот хвостик торчал из задней стенки фотокамеры, которой были сделаны вот эти снимки, — сказал он. — Надпись гласит: «Фрагмент Фокса, лист 1». Дата позавчерашняя. А теперь скажите, какие выводы вы из этого можете сделать.

* * *

Все напряжённо следили за Иешуа, который пристально разглядывал нарисованную карту. Казалось, от интенсивности его мысли в палатке стало ещё жарче. Рот его был полуоткрыт, и виден был кончик языка, ритмично дотрагивающийся до верхней губы.

— Это уму непостижимо, — пробормотал он наконец, поднял голову и нашёл взгляд Юдифи: — Ты знаешь, что это такое?

Она молча помотала головой.

— Отцовский ход.

Стивен увидел, как Юдифь прямо-таки побледнела. Джордж Мартинес тоже с тревогой поглядывал на неё сбоку.

— Да брось ты, — слабым голосом произнесла она. — Ты ошибаешься.

— Нет. Я уверен. Это именно он. И это значит, что отец был прав.

Стивен воздел руки:

— Что это за…

— Иешуа, это наверняка что-то другое. Тебе померещилось.

— Могу я наконец узнать…

— Мне померещилось? Я вижу подземный ход. Ход, который начинается южнее стены Храма и ведёт под неё. И делает два крюка. Это точно то описание, которое давал отец.

— Могу я…

— Ах, вздор. Ты просто хочешь снова сыграть в папенькиного сынка.

— Я? Да это смешно. Ты настолько зациклена на легенде о его сумасшествии, что даже очевидные доказательства…

— Какая-то загогулина с двумя закорючками! И это доказательство?

— Мы могли бы взглянуть на исходные снимки. Ведь эта линия здесь не какая-нибудь случайность.

— Снимки. Ну конечно. Как будто ты на них что-нибудь разглядишь.

— Ты уводишь в сторону. Ты же точно знаешь, что это совершенно несущественно…

Стивен схватил обоих за руки:

— Эй, эй, эй, — попытался он разнять их. — Спокойно, друзья. Лучше объясните, о чём, собственно речь. Нет, Юдифь, не ты. Иешуа.

Иешуа поворошил свою курчавую шевелюру очень профессорским жестом.

— Я думаю, это подземный ход, который наш отец часто упоминал…

— «Часто» — мягко сказано, — накинулась на него Юдифь. — Он был им просто одержим.

— Лет двадцать назад, изучая древние тексты, он обнаружил сведения о том, что в средние века члены одной секты в процессе многолетней работы пробили штольню из Давидова города под Храмовую гору. Судя по описанию, это и могла быть та самая штольня. Могла — потому что предположения нашего отца так и не были проверены.

— Серьёзно? — удивился Стивен. — Почему же?

— Если бы ты знал нашего отца, — сказала Юдифь, — ты бы не спрашивал.

— Он действительно, ну, временами тяжеловат в общении, — признал и Иешуа. — Но с другой стороны, в Иерусалиме таких находок пруд пруди. Можно рыть в каждом подвале — и обязательно найдёшь что-то ценное. Если пойти на поводу у археологов, так весь город пришлось бы закрыть, людей переселить в другое место на ближайшие пятьсот лет и всё тут перерыть камень за камнем. Существует очерёдность археологических проектов в черте города. Отцовский проект просто оказался не таким важным.

Стивен глянул на карту, разложенную на маленьком столике. И снова у него возникло ощущение прозрачности времени, как будто его руки уже коснулись чего-то, что находилось в будущем. Камера. Существовал ход, который вёл за Стену плача. Это было единственно важное. Если им вообще суждено добраться до камеры, то лишь через этот ход.

Он посмотрел на Джорджа Мартинеса, который непонимающе следил за их перепалкой, потом на Иешуа — в надежде, что тот подыграет.

— Джордж, — начал он, — как вы думаете, не могли бы мы взять у вас копию этой карты? У меня такое чувство, что она могла бы существенно помочь в водворении мира и спокойствия в этой семье.

Юдифь было запротестовала, но в следующее мгновение сообразила, к чему он клонит, и прикусила язык.

— О, нет проблем, — заверил мексиканец из Бозмана, штат Монтана. — Это была только подложка для плёнки, которую мой партнёр изготовил для презентации у мистера Кауна. Если хотите, можете взять её себе. В компьютере она у нас так и так есть.

— Спасибо, — сказал Стивен, взял карту и протянул её Иешуа: — Вот. Для твоего отца.

Иешуа тоже всё понял. Он взял бумагу с удивительной невозмутимостью, сложил её и сказал:

— Это его порадует.

— А я уж было подумал, — засмеялся Джордж Мартинес, — что мы открыли что-то сенсационное.

* * *

— Только не думай, что всё так просто, — предостерёг Иешуа, когда они медленно пробирались назад к отелю сквозь городское уличное движение, где все гудели и вылезали из ряда, кто во что горазд. — Вход в штольню и, наверное, не меньше трети её длины затоплены водой.

— Но ведь известно, где находится этот вход?

— Да.

— Ну? И где же?

— В Давидовом городе. Это район к югу от Храмовой горы, на другой стороне долины Кидрона. Район, который строился под иорданским владычеством.

— И где там?

— В одном резервуаре, который ныне оказался в подвале одного жилого дома.

Стивен удивлённо поднял брови:

— В подвале? Как это?

Иешуа вздохнул.

— Ну, так уж у нас в Иерусалиме. Захочет кто-нибудь построить дом, а когда начинают рыть котлован под фундамент и подвал, непременно натыкаются на какие-нибудь исторические остатки. Если не повезёт, то строительство приходится откладывать до тех пор, пока археологи не разберутся с находкой. А если повезёт, то дело ограничивается парой обязательств, и строительство продолжается. Владельцу этого дома повезло.

— Это как? Там что, можно войти в подвал, открыть дверь — и окажешься в средневековье, с резервуаром посередине?

— Именно так.

— Чудно, — Стивен смотрел на покрытое пылью лобовое стекло, на сухие деревца на обочинах, на голые скалистые холмы, окружающие Иерусалим. — А откуда в штольне вода? Куда ни глянешь, всюду сушь, неужто где-то здесь осталась неиспользованная вода?

Иешуа извлёк из бардачка карту города.

— Официальная трактовка, которую наш отец, как я уже говорил, неистово оспаривал ещё двадцать лет назад, состоит в том, что туннель, который начинается на дне этого резервуара, является частью античной системы водоснабжения Иерусалима. Вот, взгляни сюда. Здесь…

— Извини. У меня такая привычка — во время вождения смотреть на дорогу.

— Ах да, конечно.

На ближайшем красном светофоре Иешуа всё-таки сунул ему под нос развёрнутую карту и ткнул пальцем в путаницу улиц:

— Это источник Гихон. Отсюда изначально отходил водоводный канал вдоль долины Кидрона — здесь — до старого пруда Силоах. Поскольку это сооружение всё-таки находилось за пределами городской стены и поэтому в случае осады водоснабжение городских жителей было под угрозой, царь Хиския велел проложить другой, подземный тоннель сквозь скалы, а верхний исток Тихона засыпать землёй. Это было лет за семьсот до начала нового летоисчисления. Длина туннеля метров пятьсот, и он впадает в новый пруд Силоах, который находится вот здесь.

Стивен пялился на карту города, ничего не понимая, но мысль о том, что люди почти три тысячи лет тому назад прорубили сквозь скалы подземный водопровод, который всё ещё действовал, завораживала его. И только когда сзади него принялись гудеть, он заметил, что светофор уже горит зелёным.

— Туннель Хиския можно пройти вброд, — продолжал Иешуа, когда они поехали дальше. — Местами он в рост человека и высоты воды в нём по-разному, в зависимости от сезонного наполнения источника. Только мой отец говорил, что быть такого не может, чтобы туннель, принадлежащий одной системе водоснабжения, был постоянно доверху наполнен водой. Это физически невозможно.

— Естественно. И какое объяснение этому даёт он?

— Он говорит, что штольня прорыта под туннелем Хиския. Через трещины в скалистой породе, которые были там всегда или возникли с течением времени, вода просачивалась из туннеля Хиския вниз и со временем заполнила всю штольню. Но во всём прочем, говорил он, никакого сообщения между этими туннелями нет и не могло быть.

— Это очень легко проверить.

— Да, но я уже говорил, штольня так и осталась неисследованной. Один раз изучение чуть было не началось, но то был 1973 год, и незадолго до экспедиции началась война Судного дня. Двое аквалангистов, которые должны были исследовать штольню, погибли на войне. После этого отец делал много попыток возобновить исследование штольни, но дело до этого так и не дошло.

— Ничего, ещё дойдёт. Давай подъедем сразу к тому дому.

Юдифь на заднем сиденье придушенно ахнула. Иешуа беспокойно теребил карту города.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал он наконец. — Ты думаешь, что натянешь на себя гидрокостюм с аквалангом, пройдёшь через туннель и достанешь камеру из тайника. Но это не так просто. Одно дело нырять в большую воду и совсем другое — пробираться по штольне, которая полностью затоплена водой. Это действительно очень опасно.

— Почему? Ты боишься, что снова разразится война?

— Очень остроумно!

В это мгновение Стивену казалось, что никакая подводная экспедиция не могла быть такой опасной, как поездка на машине по этому городу в часы пик, которые продолжались здесь с шести утра до восьми вечера. Наверное, он был слишком избалован американскими дорогами? Водители всего остального мира ездили, как бандиты с большой дороги.

— Иешуа, если бы я отступался от всего, что, по общему мнению, опасно, рискованно или неосуществимо, то я бы сейчас не был здесь. Я бы проводил свои студенческие каникулы, поджаривая в «Макдональдсе» гамбургеры.

— Но речь идёт о том, чтобы нырнуть в туннель, про который не знаешь, куда он ведёт, какой он ширины, не застрянешь ли ты в нём и сможешь ли из него вообще выбраться, если вдруг что-то случится.

— Это всё понятно. И, честно признаться, ничего подобного мне делать пока не приходилось. Но я не какой-нибудь тупой турист. Если ты помнишь, я являюсь действительным членом Исследовательского общества, — сказал Стивен Фокс и добавил: — Другими словами, я знаю одного человека, который уже проделывал это.