СРОЧНО — СЕКРЕТНО
Джон, банки давят на нас из-за падения курса. М-р Сазерлэнд из Первого Национального собирается созвать в ближайшую среду наблюдательный совет для экстренного заседания. Очевидно, будет поставлен вопрос о вашей позиции как председателя правления. С.
Этого быть не могло. Стивен моргал, глядя на узкую полоску бумажки, которую только что выдал ему банкомат, перед тем как выплюнуть его карту VISA.
Лимит превышен, — было там напечатано.
Банкомат как-то необычно долго возился с картой, которую Стивен сунул ему в щель. А теперь шторка из нержавеющей стали со зловещей неудержимостью закрылась, отгородив Стивена от клавиатуры, на которой он набрал желательную сумму наличных денег.
Вот так сюрприз. Стивен снова спрятал карточку в бумажник и уступил место у банкомата следующему клиенту — пышнотелой даме с высоким начёсом, которая бросила в его сторону подозрительный взгляд.
Неужто он потратил так много с того времени, как приехал в Израиль? Надо было вовремя позаботиться о том, чтобы повысить лимит. Что-то надо предпринять… но что? Позвонить в банк… Если Хью Каннингэм, его оператор, сейчас на месте, то, может быть, можно что-то сделать, хотя бы временно.
Сколько же у него, собственно, осталось наличных денег? Он пересчитал купюры. Еле хватит заплатить завтра утром за отель. Не говоря уже о том, чтобы взять напрокат снаряжение аквалангиста или расплатиться за машину.
А как обстоят дела с другими карточками? У него их было три — VISA, MasterCard и American Express. Вообще-то их было даже пять, но две принимались только в США, причем одна из них — только на бензоколонках. MasterCard приходилась на тот же счёт, что и VISA, с которой он только что потерпел поражение. А вот American Express… С неё можно было получить наличные деньги, но не через автомат. У них где-то в Иерусалиме есть отделение, если он не ошибается. Или только в Тель-Авиве? Ну, это он выяснит.
Нет денег. Невероятно! И как же это плохо сказывается на настроении! Какой толк от суммы на его счету, если он не может воспользоваться этими деньгами? Чудовищная глупость и легкомыслие, вот что за этим стояло.
Он захлопнул бумажник, ещё не придя в себя от растерянности, сунул его в карман и чуть было не окаменел соляным столбом, увидев идущих навстречу ему по тротуару двух мужчин, поглощённых беседой. Затаив дыхание, изо всех сил стараясь не сделать резкого движения, которое могло бы привлечь внимание, он скользнул в дверь ближайшего магазина.
Но те тоже остановились вместо того, чтобы идти своей дорогой дальше и освободить ему путь! Он сделал вид, что разглядывает предметы, выставленные на витрине, а сам в это время глаз не сводил с этих двоих. Несомненно, то были люди Райана. Он много раз видел их в лагере, и они его тоже знали. Что они здесь делали? Конечно, это могло быть случайностью, что они шли именно по этой улице: судя по их виду, они никого не искали.
Но что за дурацкая случайность!
Кто-то заговорил с ним, остановившись рядом, он ничего не понял, вздрогнул и автоматически ответил:
— Что-что?
— Вы интересуетесь видеокамерами? — продавец переключился на английский. Это был дюжий детина с редкими волосами и носом картошкой.
— Видеокамерами? — Стивен растерянно взглянул сперва на него, потом на витрину. Действительно, там лежали видеокамеры — всех размеров, разных производителей. Значит, он попал в магазин фото и видеотоваров. А оба охранника всё ещё стояли на тротуаре и, кажется, обсуждали во всех подробностях, куда им двинуться.
— Мы являемся дилерами всех ведущих марок, — наседал продавец, взял первую попавшуюся камеру и всучил её в руки Стивену. Она оказалась на удивление лёгкой. — SONY, Canon, Panasonic, JVC, Sharp… Что хотите. Вот это в настоящее время самый миниатюрный и самый лёгкий цифровой CamCorder, всего пятьсот граммов, но оснащён десятикратным объективом Motor-Zoom. Ну, как ощущается в руке? Фантастика, не правда ли? Абсолютно прост в обращении, можно таскать с собой повсюду, подключать к нему всё, что угодно.
Стивен разглядывал прибор. У него когда-то был диктофон — и то больше размерами. Удивительно. Он поднёс видоискатель к глазу и посмотрел через него на улицу. Те ребятки, кажется, искали ресторан и не могли определиться, в какой им пойти.
— Удивительно, — подтвердил он продавцу, который выжидательно смотрел на него.
— Скажите, вы ищете какую-то определённую систему? — спросил тот.
— Систему? — Стивен вдруг осознал, что вообще впервые в жизни держит в руках видеокамеру. Примечательный изъян для человека, который занимается поисками самой знаменитой камеры за всю историю человечества. — А какие бывают системы?
Глаза продавца просияли.
— Есть Video-8, это самая старая система. Она самая распространённая, и кассеты дешёвые. Потом есть система Hi-8, в принципе такая же, но с существенно лучшим качеством изображения; лучше, чем ваш телевизор. Но самая современная на сегодняшний день — конечно же, цифровая запись. Замечательная контрастность, отличные цвета, непревзойденная резкость — и никаких потерь при последующей обработке. Я всем своим покупателям рекомендую обращать внимание на возможность дальнейшей обработки, потому что, допустим, вы в отпуске — как сейчас, наверное, — и снимаете всё, что подвернётся под руку. Но вашим друзьям дома, вашей семье и так далее — им вы захотите показать только лучшие кадры. Где-то, может, захотите сократить сцены, изменить их последовательность. Как Стивен Спилберг: что бы он смог без монтажа и обработки, а? Цифровое видео подходит для этого оптимально. Взгляните сюда… — Он взял камеру из рук Стивена и открыл маленькую пластиковую крышку сбоку. — Здесь все подключения: LANC, дополнительный микрофон, наушники, цифровой выход, супер-видео, аудио. Разумеется, прибор работает от литиево-ионного аккумулятора, значит, нет Memory-эффекта, а у него…
— Я слышал, что уже появилась новая система, — перебил его речевой поток Стивен. — Называется MR, правда, я не знаю, как это расшифровывается.
— А, да, действительно, — продавец кивнул. — Это у SONY. MR означает, я думаю, магнитный резонанс, что-то в этом роде. Но это появится только года через три, через четыре. Сейчас пока даже не о чем говорить, и вначале это появится только на рынке специального назначения. То есть, для массового потребителя будет слишком дорого.
Охранники снаружи, кажется, пришли к какому-то решению и зашагали на другую сторону улицы.
— А вы знаете, как эта система MR будет функционировать? — спросил Стивен.
— Ну, в принципе это та же цифровая система. Единственное отличие состоит в том, что запись пойдёт не на магнитный носитель, а будет сохраняться на специальном кремниевом кристалле. Для вас это будет означать, что снятое уже нельзя будет стереть, зато держаться оно будет очень долго. Это ценно для документальных съёмок, но очень дорого, если снимать целый фильм. Но зато одной кассеты хватит на двенадцать часов записи.
— А сколько времени может продержаться видеозапись на сегодняшний день?
— Смотря какая. У Video-8 и у Hi-8, то есть у аналоговых устройств, качество заметно ухудшается через десять-двадцать лет, потому что магнитные силы на пленке с течением времени ослабевают, понимаете? У цифрового видео то же самое, но из-за того, что запись цифровая, её можно всякий раз заново копировать на новую плёнку и тем самым существенно продлить её жизнь.
— Понял.
Люди Райана уже скрылись из поля зрения. Стивен указал на маленький CamCorder:
— А можете дать мне проспект этой камеры с собой?
— Вы хотите купить эту камеру? — спросил продавец.
— Пока не знаю, — солгал Стивен.
— Послушайте, у меня есть для вас один совет, — заговорщически сказал продавец, взял сложенный яркий листок проспекта и занёс над ним шариковую ручку. — Нормальная цена такой камеры… — он написал астрономическую цифру в шекелях и рядом почти такую же астрономическую в долларах. — Но если вы решитесь купить сразу же, я могу продать вам аппарат, абсолютно новый, абсолютно безупречный, с гарантией и всё такое, только без картонной коробки. Эта камера попала к нам по судебному аресту имущества, только не говорите никому. Без оригинальной картонной упаковки я не могу продать её по оригинальной цене. Я продал бы её вам за… — он написал две новые цифры, процентов на сорок ниже предыдущих. — Но, как я уже сказал, она у меня одна. Не упустите шанс.
Стивен улыбнулся. Он и сам действовал так же, продавая свои программные продукты.
— Спасибо, — сказал он и взял проспект. — Но я всё-таки должен посоветоваться с подругой, она в этом разбирается лучше меня.
— Приведите вашу подругу сюда, — тут же предложил продавец. — Мы сделаем несколько пробных снимков и посмотрим их на большом экране. Ей понравится.
— Так и поступим, — ответил Стивен, попрощался и вышел. На улице он внимательно огляделся, но от охранников не осталось и следа.
Виллард, высокий светловолосый богатырь, который с трудом влезал в комбинезон, введённый Райаном в качестве униформы, и Элиах, загорелый сабр, то есть еврей, рождённый в Израиле, оба глаз не спускали с подъезда дома и чуть не проморгали Райана. Тот внезапно возник словно из ниоткуда в зеркале заднего вида, в следующий момент открыл заднюю дверцу машины и сел на заднее сиденье.
— Ну и? — спросил он.
— Ничего. Никто не появлялся.
Райан издал нечленораздельный рык. По отношению к нему трудно было сказать с уверенностью, что это значит, но всё же казалось, что он раздражён.
— Придётся войти, — решил он.
Виллард выпучил глаза:
— В дом?
— В квартиру.
— Босс, — сказал Элиах, — но это и в Израиле противозаконно.
— Я знаю, — прорычал Райан. — Поэтому существует ещё одиннадцатая заповедь. Просто Моисей утаил её.
Американскую библиотеку, своеобразное строение из стали, стекла и бетона, по стилю трудно было отнести к определённому времени. Покрашенная в белый цвет стальная решётка, казавшаяся ажурной, но, без сомнений, чрезвычайно прочная, ограждала территорию библиотеки, а высокие кипарисы укрывали здание, словно занавес. Однако пройти внутрь не составляло никакого труда. Охранник в синей форме хоть и стоял у входа, но не требовал от посетителей никакого пропуска, а ограничивался лишь тем, что окидывал входящим строгим взглядом. На первом этаже располагались просторный кафетерий, гардероб, телефонные ячейки, длинный ряд абонементных сейфов, читательские столы — там было полно народу. Читальный зал находился на верхнем этаже, это было огромное помещение с высокими окнами. Здесь царила особая рабочая тишина, которая помогала сосредоточиться, что для человека на улице, в шуме и будничной суете, было бы невозможно.
Как в церкви, — подумал Стивен, идя вдоль полок с книгами, — только уютнее.
Ну, и на какую же тему ему вести поиски?
Тема была одна: Храмовая гора. Стивен отправился к каталогу, который имел старинную форму потёртых карточек в длинных деревянных ящиках, и поискал на эту и родственные темы.
Он нашёл объёмистую книгу в кожаном переплете, которая обещала описание истории Храмовой горы в исчерпывающей полноте. Но дальше обещания дело не пошло — хоть оглавление и создавало впечатление основательности и полноты, но сам текст, даром что усеянный иллюстрациями и схемами, оказался хаотичным и не давал системного представления о теме. Стивен тем не менее полистал, на глаза ему попались кое-какие анекдоты. Например, что в двадцатом веке мусульманские мечети на Храмовой горе дважды подвергались серьёзной опасности. В 1969 году один сумасшедший австралийский христианин по имени Деннис Роган поджёг мечеть Аль-Аксы, и она заметно пострадала от огня. Несколько лет спустя был в последнюю минуту раскрыт экстремистский заговор иудейских националистов, которые намеревались взорвать мечети на Храмовой горе, в первую очередь мечеть Омара, чтобы таким образом расчистить место, на котором некогда был возведён иудейский храм, и ускорить приход Мессии.
Стивен непроизвольно покачал головой. Мир, казалось, был одержим этой скалистой площадкой размером в пол квадратных мили.
Потом он наткнулся на интересный факт, скорее случайно упомянутый в соседней главе. Область раскопок, расположенная южнее Храмовой горы и берущая начало по другую сторону главной улицы, называлась Давидовым городом. Это он и сам знал. Но не знал происхождения этого названия — поскольку до сих пор и не интересовался этим. В начале века, прочитал он, один из представителей французской ветви семьи Ротшильдов купил этот участок земли, чтобы отыскать истинное место погребения царя Давида. Гробницу так и не нашли. Во времена британского мандата вся эта местность имела статус археологического запасника, поэтому там было запрещено всякое строительство. Когда это место стало иорданской территорией, на запрет больше никто не обращал внимания — какие там руины, какие раскопки! — его мигом застроили.
Лишь территория, принадлежавшая Ротшильду, сохранялась как вражеская собственность и осталась нетронутой.
Поэтому Халил Саад и наткнулся на резервуар, когда рыл свой подвал. Его дом стоял на руинах другого дома, построенного во времена иорданского правления. Просто Халил Саад копнул глубже, чем его предшественник. А весь этот район в целом был кусочком одной из самых старых частей Иерусалима.
Только про туннель нигде не упоминалось…
В его кармане затикало. Телефон.
— Иешуа? — спросил он, откладывая книгу и направляясь к выходу из зала по толстой серой ковровой дорожке. Библиотекарша, наблюдавшая за читальным залом из-за стойки, посмотрела на него неодобрительно, даже осуждающе. — Что случилось?
Но, к его немалому удивлению, звонил ему не Иешуа и не Юдифь. Это был голос, говоривший по-английски с акцентом и с ходу незнакомый.
— Мистер Фокс? Это говорит Петер Эйзенхардт. Я бы хотел встретиться с вами. Кажется, я располагаю интересной для вас информацией.
Дверной замок оказывал им сопротивление не дольше двадцати секунд. Никто не слышал, никто не видел, как они проникли в квартиру Иешуа Менеца. Дверь за ними сразу же захлопнулась, и всё стало как раньше.
Это была однокомнатная квартира с душем, маленькой прихожей и балконом. И всё это имело такой вид, будто до них здесь уже побывали грабители.
— Что за свинарник, — пробормотал Райан, заглянув в кухню. Молодой археолог, похоже, пренебрегал современными моющими средствами и даже наоборот — прилагал старания к тому, чтобы все предметы обстановки напрямик превратить в ископаемые окаменелости.
На автоответчике мигал зелёный огонёк. Райан знал эту модель: мигание означало, что записанные звонки пока ещё никто не прослушал. Он нажал на кнопку прослушивания.
Было два звонка. От первого записался только шорох, как бывает, когда звонят из машины, и трубку сразу положили. От второго звонка осталось сообщение — дрожащий женский голос говорил на иврите, и Райану он показался чем-то знакомым. Ну конечно, это мать Юдифи Менец, с ней он уже разговаривал однажды. А Иешуа был братом Юдифи.
Но Райана интересовало не содержание сообщения, а дата и время звонка, которые во время прослушивания высвечивались на дисплее аппарата. Судя по дате, Иешуа Менец не появлялся дома с вечера воскресенья.
— Откуда вы знаете мой номер? — удивлённо спросил Стивен, бесшумно закрывая за собой дверь читального зала.
— Из адресных данных вашего компьютера.
— И почему вы хотите встретиться со мной?
— Мне необходимо с вами поговорить. Я думаю, это важно.
Стивен всё ещё не мог прийти в себя. Какого чёрта нужно от него этому писателю?
— Мистер Эйзенхардт, вам известно, что Каун меня разыскивает. Я вынужден предполагать, что ваш звонок — это манёвр, направленный на то, чтобы поймать меня.
Говорил он тихо. Девушка, работавшая с предметным каталогом, размещённым вне читального зала, в смятении оглянулась на него: естественно, она понимала, что он сказал.
— Пожалуйста, поверьте мне, — сказал Эйзенхардт, — Кауну ничего не известно о моём звонке. Я действую на свой страх и риск.
— Но Каун наверняка распорядился прослушивать все разговоры, которые вы ведёте, это вы понимаете?
— Я звоню не из лагеря. Я сейчас в Иерусалиме и звоню из автомата. Мои жетоны стремительно подходят к концу. Пожалуйста, назначьте мне место и время встречи. Где и когда хотите.
Стивен напряжённо раздумывал. Если то, что сказал писатель, правда, то появляется шанс узнать, что замышляет Каун. Кроме того, он должен был признаться себе, что ему любопытно, по каким таким причинам Эйзенхардт начал интриговать против своего заказчика.
— Ну хорошо, — сказал он. — Где вы сейчас?
— Я в Американской библиотеке, — послышался голос Эйзенхардта из крошечного динамика мобильного телефона. — Звоню из телефонной ячейки вестибюля.
Стивен чуть не рассмеялся. Ситуация принимала всё более безумный оборот.
— Минутку, пожалуйста, — попросил он, нажал на кнопку Mute, которая блокировала микрофон, и быстро сбежал по лестнице так, чтобы увидеть весь вестибюль. Действительно, Эйзенхардт стоял под одним из стеклянных колпаков телефонных ячеек. Он был занят тем, что один за другим спускал в щель автомата жетоны, которые тот с жадностью проглатывал: звонить Стивену на мобильник было всё равно, что разговаривать с Америкой.
Стивен скрылся за бетонной колонной и снова включил свой микрофон:
— Как вы туда попали?
— Меня привёз Райан. Я сказал, что мне нужно порыться в книгах. Сегодня вечером он заедет сюда за мной. Я не знаю, говорит ли вам о чём-нибудь это имя. Райан — это сотрудник службы безопасности…
— Знаю, — перебил его Стивен.
— Ах, вон как, да, — вспомнил Эйзенхард, — сегодня ночью… Прошу вас, давайте встретимся! Всё равно где, но нам нужно как можно скорее договориться.
Тоже приёмчик, чтобы принудить другого к решению, — подумал Стивен.
— Оставайтесь там, где вы есть, — сказал он. — Я к вам подъеду.
— Хорошо, — в голосе Эйзенхардта послышалось облегчение. — Это проще всего. И, эм-м, когда?
— Через полчаса.
— Хорошо. Спасибо. Я… просто буду ждать вас здесь. Вы знаете, где библиотека?
Стивен даже улыбнулся.
— Да. Приблизительно знаю.
— Хорошо. Итак, через полчаса.
— До встречи, — Стивен нажал на кнопку окончания разговора и стал наблюдать из своего укрытия, что будет делать писатель.
Естественно, больше всего его интересовало, не готовил ли тот ему ловушку. Допустим, сейчас Эйзенхардт обернётся от телефона и кому-нибудь утвердительно кивнёт или подаст какой-то другой знак — поднимет вверх большой палец или что-то в этом роде. Тогда бы это значило, что за Стивеном охотятся. Но немец ничего такого не сделал. Он повесил трубку, сгрёб оставшиеся телефонные жетоны и ссыпал их в карман. Потом просто стоял, робко озирался и казался при этом очень растерянным.
Хм. Действительно странно. Почти чересчур странно. Неужели только по чистой случайности писатель звонил ему сюда отсюда же? Стивен глянул на часы. У него ещё было полчаса на размышления.
Он вернулся в читальный зал, подошёл к большому окну и выглянул на улицу. Не стоит ли где-нибудь машина, в которой сидят люди? Не скрывается ли какая-нибудь подозрительная фигура в укромном уголке? Но как Стивен ни напрягал свою мрачную фантазию, он не заметил ничего, что подтвердило бы его подозрения. Он видел оживлённую улицу, на которой вообще была запрещена парковка; людей, которые приходили и уходили, но они были либо слишком молодые, либо слишком старые, либо слишком женственные, чтобы как-то принадлежать к гвардии Райана; и единственный, кто никуда не спешил, был лоточник, который выставил свою тележку с фруктами у решётчатой ограды и продавал прохожим апельсины. Стивен прислушался к себе. Нет ли предостерегающего внутреннего голоса? Нет. А смутной дурноты в животе? Тоже нет. Он не думал, что это была какая-то изощрённо подстроенная ловушка. Если бы Райан знал, что он здесь, то ему незачем было бы прибегать к такому манёвру. Достаточно было дождаться снаружи, когда он выйдет, незаметно пристроиться к нему, приставить нож к рёбрам и приказать следовать за собой. Так было бы гораздо проще, и тогда у Стивена не было бы шанса, на который хоть кто-нибудь смог бы держать пари.
Ну хорошо. Рискнём.
Стивен вышел из читального зала и спустился вниз по лестнице, также покрытой пушистым ковром. Эйзенхардт стоял у окон неподалёку от входа, поглядывал наружу, засунув руки в карманы и зажав под мышкой папку на металлических кольцах, в кожаном переплёте. Он не услышал приближения Стивена.
— Мистер Эйзенхардт? — окликнул его Стивен, подойдя и остановившись рядом.
Писатель вздрогнул, удивлённо раскрыл глаза, как будто у него зашлось сердце.
— Мистер Фокс! Боже мой, как вы меня испугали! Откуда же вы вошли?
— Честно говоря, я всё это время был здесь. Я сидел наверху в читальном зале, когда вы позвонили.
— Что?! — писатель растерянно заморгал. — Правда? Какое совпадение.
— Да.
Эйзенхард помотал головой:
— В романе я бы не позволил себе такое сочинить, — сказал он и смущённо улыбнулся, — но жизнь может позволить себе всё…
Наверное, с такой профессией можно смотреть на вещи именно так, подумал Стивен.
— Вы хотели поговорить со мной. О чём же?
— Да, ну вот… Даже не знаю, как и начать…
— Может быть, мы сядем в каком-нибудь спокойном уголке? — предложил Стивен и указал на один из свободных столов, стоявший на отшибе. — Хотите что-нибудь попить?
— Стакан минеральной воды, но позже, — сказал писатель, который всё ещё был напряжён, как комок нервов. — Могу я с ходу задать вам один вопрос, мистер Фокс?
— Называйте меня Стивен. Да, конечно. Спрашивайте что хотите. В худшем случае я не отвечу.
— Вы знаете, где камера?
Стивен откинулся на спинку стула.
— Боюсь, что у нас как раз худший случай.
— Да, я понимаю. Извините меня, — Эйзенхардт положил перед собой на стол папку на металлических кольцах и проехал пальцами по её контуру. Из держателя торчала шариковая ручка. — Каун нашёл в лаборатории фотокамеру, которой вы снимали первый лист расшифрованного письма. Из текста этого письма понятно, что это путешествие во времени не было запланированной акцией, как мы считали до сих пор, делая какие-то предположения. Поскольку теперь письмо безвозвратно погибло, Каун, судя по всему, потерял надежду когда-либо найти видео.
Стивен невольно вздохнул.
— И почему вы мне это рассказываете? — спросил он.
— Потому что, — сказал Эйзенхардт и наклонился вперёд, чтобы говорить тише, — здесь появился представитель Ватикана, человек по имени Скарфаро. Я случайно подслушал разговор, Каун не знает об этом. Он пытается продать католической церкви все археологические находки — за десять миллиардов долларов.
— Ого! — удивился Стивен. Десять миллиардов долларов? Ну, Каун поистине привык мыслить в широких масштабах. — Сумма с полётом фантазии. Но они же изжарят его в аду, если не найдут камеру.
— Нет. Мне кажется, он спекулирует на том, что церковь вообще не заинтересована в том, чтобы видео было найдено. Он хочет, чтобы они заплатили ему за то, что он замнёт всё это дело.
— Вы действительно считаете, что церковь боится этого видео?
— Да разумеется, ещё бы! — писатель сделал большие глаза. — Вам приходилось когда-нибудь прочитать интересную книгу, а после этого увидеть по ней фильм и не разочароваться? Совершенно та же ситуация здесь. Во-первых, церковь должна бояться, что видео может обнаружить такие факты, которые ставят под вопрос существующую доктрину веры и с ней вместе непогрешимость Папы. Во-вторых, и это, может быть, ещё важнее: видео никогда не сможет соперничать с образами, которые верующие создали своей фантазией, со всеми этими живописными полотнами на священные темы, которые висят в музеях и супружеских спальнях, с умильными китчевыми картинками в детских Библиях. На видео всё окажется убогим и жалким, примитивным и грязным, и все увидят, что Иисус всего лишь человек, как любой другой. Может быть, там будет видно, как он что-то возвещает, и конечно интересно, что именно, но никто этого не поймёт, потому что вряд ли кто-то владеет арамейским языком, а что касается силы внушения его воззваний, то я уверен, что каждый евангелист в своих текстах в сто раз убедительнее и проникновеннее. Короче говоря, церковь должна бояться, что человек разочарованно отвернётся от веры, если хоть раз увидит Иисуса воочию.
Стивен медленно кивнул. Нечто похожее он и сам предполагал.
— Я, честно говоря, счёл бы всё это весьма отрадным шагом в процессе развития человека, — сказал он. — Если бы мне когда-нибудь пришлось узнать, что Папа Римский поехал в какую-то перенаселённую страну, чтобы читать там проповеди о запрете противозачаточных средств, а эти проповеди никто бы не пришёл слушать, и если бы в этом была частично и моя заслуга, то я считал бы свою жизнь прожитой не напрасно.
— Значит, вы придерживаетесь таких же взглядов? — с облегчением сказал Эйзенхардт. — Тогда у меня гора с плеч. А то я думал, что мне придётся бесконечно приводить один аргумент за другим…
— Вы этого ожидали от меня?
— Ну да, ведь вы так рьяно пустились в погоню за этой камерой, утаили письмо…
— Я просто его забыл. Правда. Вначале я действительно не принял пластиковый пакет за археологическую находку, — со вздохом ответил Стивен. — Да и никто бы не принял. Я думал, кто-то хочет меня разыграть. А потом я решил, что это связано с каким-то преступлением. И только когда увидел вашу фотографию в газете и вспомнил, кто вы такой, я вдруг сообразил.
— Вы увидели в газете мою фотографию?
— Да. В тот вечер, когда вы приехали. Снимок был сделан, кажется, в самолёте.
— И вы знали, кто я?
— Я уже слышал ваше имя, да. По крайней мере, я знал, что вы писатель-фантаст.
Эйзенхардт удивлённо покачал головой:
— Мне приятно это слышать.
— По крайней мере, — Стивен вернул разговор в прежнее русло, — я считаю себя агностиком, если не атеистом, и не могу заниматься восхвалением церкви. По мне, так все религии на этой планете могут совсем исчезнуть.
— Верно, — кивнул Эйзенхардт. — Совершенно верно. Это было бы благом.
Худой мужчина в клетчатом сакко прошёл вплотную мимо них, неся поднос с чашкой кофе и держа газету под мышкой, и сел через два стола от них. Стивен, обеспокоенный тем, что даже не заметил приближения незнакомца, запоздало обвёл вестибюль внимательным взглядом.
— Вы спрашиваете себя, почему я так рьяно гонялся за камерой, — сказал он затем, немного понизив голос. — Я вам скажу, почему. Во-первых, я сделал это открытие, понимаете, но меня даже не посвятили в происходящее, меня отодвинули в сторону. Такой подход мне принципиально не нравится. Во-вторых, я почуял здесь некий шанс, хоть и не знал толком, в чём он состоит. А когда я вижу шанс, я хватаюсь за него, таков уж я. Что-то из этого должно получиться, думал я. То ли деньги, то ли слава, то ли то и другое вместе. В любом случае, интересное приключение, о котором потом можно будет рассказать внукам, сидя в кресле у камина старым и седым.
Глаза Эйзенхардта внезапно помертвели.
— Если Каун добьётся своего, — отозвался он, — то с рассказами у камина будут трудности. Может, вам даже не удастся стать старым и седым.
— Что вы имеете в виду?
— А вы не понимаете? — спросил писатель. — То, что Каун хочет продать Ватикану, — это полное молчание об этом деле. А людей принуждали к молчанию и за гораздо меньшие суммы, чем десять миллиардов.
Стивен задумчиво разглядывал своего собеседника. На лбу писателя выступили крошечные капельки пота. Поистине, у этого человека очень возбуждённая фантазия. Почти больная.
Он помотал головой:
— Джон Каун очень жёсткий бизнесмен. Но не убийца.
— Джон Каун, может, и нет.
— Кто же тогда?
— Этот человек из Рима, Скарфаро. Насколько я понял, он член Конгрегации вероучения.
— Мне это ни о чём не говорит.
Эйзенхардт глубоко вздохнул.
— Это, как сказали бы сегодня, организация-правопреемник Святейшей Римской инквизиции.
Стивен не смог удержать свою челюсть, которая отвалилась вниз.
— Инквизиции! — потрясённо повторил он.
— Инквизиции.
— Разве она ещё существует?
— Своё теперешнее наименование организация носит всего тридцать лет, но назначение её осталось прежним: охранять истинную веру, — писатель огляделся вокруг беспокойным взглядом. — И это цитата из книги, исключительно доброжелательной по отношению к церкви.
Стивен Фокс непонимающе тряс головой. Инквизиция. С таким же успехом Эйзенхардт мог бы сказать ему, что они имеют дело с воинством крестоносцев.
— И что этот Скарфаро собирается с нами сделать? Сжечь на костре?
— Я не знаю. Но, честно говоря, я бы не хотел узнать это на собственной шкуре. — Он взглянул на Стивена со всей серьёзностью, почти с мольбой: — Мистер Фокс, если вы знаете или хотя бы подозреваете, где спрятана видеокамера, то прошу вас, найдите её и немедленно предайте гласности. Как можно скорее.
Стивен откинулся на спинку стула. Он всё ещё не верил по-настоящему в опасность, которую писатель отчётливо описал. Ведь всё-таки они имеют дело с римско-католической церковью, а не с каким-то обезумевшим аятоллой.
— Выйти на публику есть с чем и сейчас. Скелет, инструкция для видеокамеры — доказательства уже и сейчас более чем убедительные.
— Да, но эти доказательства находятся в руках Кауна, и если он захочет, они могут исчезнуть в любой момент. — Эйзенхардт подался вперёд: — Для меня тоже очень важно иметь возможность рассказать об этом. Рассказывать — моя профессия и содержание моей жизни. То, что здесь происходит, я хотел бы когда-нибудь изложить на бумаге. Если вы расскажете мне вашу часть этой истории — пусть не сейчас, когда-нибудь, когда всё останется позади, — если вы мне это обещаете, я помогу вам найти камеру. Разве что вы тоже захотите продать её Ватикану.
Стивен свирепо помотал головой:
— Ни за что, даже за двадцать миллиардов сребренников.
— Хорошо. Я могу предложить вам держать вас в курсе всего, что Каун знает и замышляет. Правда, я не знаю, каким образом, ведь мой телефон действительно прослушивается.
— Вы можете снова прийти сюда в библиотеку?
— Я уже об этом думаю.
— Может, нам условиться о каких-то кодовых словах, — размышлял Стивен. — Какие могут быть случаи? Хм. Ну, например, если Каун разузнает, где я или где камера. Но что толку, если вы мне тогда позвоните и скажете какой-нибудь пароль или даже «Извините, это международная служба?» Всё равно номер, который вы при этом наберёте, будет записан, и по нему Каун узнает, что вы говорили со мной.
Эйзенхардт раскрыл свою папку на кольцах, вытянул оттуда листок и стал записывать два телефонных номера.
— В любом случае я дам вам свой прямой номер, по которому вы сможете связаться со мной в мобильном домике, где я живу. И я даю вам номер одного журналиста, с которым я познакомился, когда летел сюда. Его зовут Ури Либерман. Он и сделал тот снимок, который вы видели. Он тоже знает, что я приглашён на эти раскопки, один раз я уже звонил ему и просил разузнать всё, что можно, о профессоре Уилфорде-Смите. Ну, он и разузнал.
— Правда? — Стивен взял бумажку и спрятал её в нагрудном кармане своей рубашки.
— Знаете ли вы, что он поступил в университет лишь в сорок лет? А в юности был солдатом, даже служил здесь, в Палестине, незадолго до того, как британские войска ушли отсюда.
Стивен попытался представить тощего профессора рослым солдатом, а когда ему это не удалось, смеясь покачал головой:
— Наверное, в те времена он и влюбился в эту страну и в её людей…
— Элиах, — сказал Райан, стоя чуть не по щиколотки в этом хаосе. — Иди-ка сюда.
Элиах задвинул ящик, который только что выдвинул, поднялся и стал торить дорогу к своему военачальнику.
Именно военачальником казался ему Райан — с его военной короткой стрижкой и властными манерами. Иногда Элиах забывал, что время службы в армии уже позади, что теперь он наёмный сотрудник службы безопасности, с законным отпуском, с месячным окладом, с компенсацией за сверхурочную работу и с правом на пенсию. Что Kaun Enterprise нанял его, а не рекрутировал.
Ну хорошо, начальник всегда прав. Он встал рядом с жилистым американцем — Райан? Разве это не ирландское имя? — и рассмотрел предмет, который тот достал с полки над кроватью.
Это была толстая тетрадь для записей со слониками на обложке. Очень растрёпанная тетрадь. Райан держал её раскрытой и смотрел на страницы, густо исписанные мелким почерком.
На иврите.
— Это что, дневник? — спросил Райан и указал на даты между отдельными записями, сделанными разными чернилами. Он повертел тетрадь в руках: он держал её неправильно, потому что не сразу сообразил, что еврейские книги читаются сзади наперёд.
— Похоже на дневник, — кивнул Элиах. Он считал дневники женским делом.
Райан пролистал тетрадь вперёд до последней исписанной страницы:
— Это субботняя дата, — сказал он. — Значит, в субботу он здесь ещё был. И написал довольно много; почерк торопливый и взволнованный. Что-то его, видно, беспокоило. — Он протянул тетрадь Элиаху: — Что тут написано?
Элиах брезгливо взял дневник кончиками пальцев — примерно так, как если бы Райан заставил его взять в руки использованную менструальную прокладку женщины.
— Ну и почерк. Как курица лапой, — пожаловался он и уставился на каракули Иешуа. — Он тут пишет что-то про полиэтиленовую плёнку и переход углеводорода в бумагу… Я ни слова не понимаю, если честно…
— Просто переведи на английский, — сказал Райан с тем противоестественным спокойствием, от которого у Элиаха мурашки бежали по спине.
Он вздохнул, сосредоточился.
«Улучшенный краситель сотворил на первом листе письма настоящее чудо, но на второй лист практически не подействовал. Тогда мне пришла в голову мысль, что в течение долгого времени углеводород из полиэтиленового конверта мог перекочёвывать в бумагу. Тогда я попытался обработать лист предварительно тетрагидронафталином, а потом снова попробовал на нём краситель. В любом случае, я предпочёл бы ничего этого не делать, вообще никогда не иметь ничего общего со всей этой историей».
Райан вдруг разволновался. По сравнению с нормальным человеком он всё ещё оставался глыбой льда, но если немного знать его, то можно было заметить в нём ощутимое напряжение.
— Дальше, — торопил он.
«Первое же место текста, выбранное наугад,
— продолжал переводить Элиах, –
выдало, где спрятана камера, которую все так напряжённо ищут…»