Еще до Эстонии Бо был на концерте "Магнетика бенда" во Дворце Первой Пятилетки. Грапс вышел на сцену с очень длинными волосами и очень темно подведенными глазами, сел за рояль и оглушительно заиграл "Окраину города". Эту мелодию наигрывал на мандолине Март в армии, пока старшина не сломал ему мандолину. После армии Бо ни разу не видел Марта.
Бо купил кассету "Магнетик бенд" и привез на Пяльсони. Все прикалывались над Бо, что он все время слушает Грапса. На Пяльсони в конце коридора жил один эстонец. Он был не эстонец, а швед. Он жил один и был меломаном. От него Бо узнал, что до "Магнетика бенда" Грапс играл в другой группе, и она была еще лучше.
В колхозе на первом курсе Бо дружил с Рииной и Ингемаром. Риина называла Бо Донским, а с Ингемаром Бо прыгал в длину с места. Толстый Ингемар прыгал дальше. Риина подарила Гну красные штаны.
На третьем женском этаже вместе с Грегуаром жил и писал стихи писаный эстонский красавец Урмас. Однажды Урмас обиделся на Бо за то, что тот назвал его по ошибке Индреком, потому что у Килрака был друг Индрек. Даже у Плуцера был эстонский собутыльник поэт Карл-Мартин. Много эстонцев было в армии, на военке и на уроках физкультуры. Толстый эстонец Юри говорил, что эстонцы это мужик, которому дали сразу слишком много культуры.
...Пока декан Пеп не пришел в 103 и не сорвал доску с названием улицы Пяльсони, висевшую в комнате над дверью. Бо, Бера и Гну выгнали из общаги.
XXXVII
Фашисты
Величка любил эстонцев за то, что они фашисты. По Тарту Величка ходил в черной курточке с красным воротничком и голубой студенческой кепочке, как бы причисляя себя к эстонцам и отделяя от советского образа жизни.
Величка с Карлинской скачут в Железке на концерте фашистской группы "Зоопарк".
Слайк всегда в глубине души считал эстонцев ниже себя.
Плуцер пиздил эстонцев и разбивал им задние стекла из стихийного сознания, что они все-таки заслуживают к себе человеческого отношения.
Бер говорил, что если у человека есть комплекс законченных идей на эту тему, то этот человек дебил.
Петя говорил, что фашисты и коммунисты одно и то же, и что хорошо, что во время войны они убивали друг друга.
Эстонцев Петя обходил стороной, побаиваясь их как сквозняков.
Когда Бо собирался поступать в Тарту, один одноклассник сказал ему, что он сошел с ума - ведь там на улицах режут людей.
В столовой "Темпо" Бо до тех пор старался говорить по-эстонски, пока красный эстонский повар с усами как у Кьюрмиха не сказал ему раздраженно: "Скажите по-русски".
Когда Бо собирался выходить из автобуса, какой-то эстонец толкнул его в спину.
Когда Бо набирал номер, какой-то эстонец оттолкнул его от автомата, чуть не сломав ему палец.
Когда Бо работал сторожем автоколонны, ночью у него украли зеркала и фары. Утром эстонские водители чуть не убили Бо.
XXXVIII
Воры
Осенью Бо с Солоничем воровали яблоки. Бо с Памом воровали яблоки ночью. Слайк пиздит яблоки в овощном.
Солонич показал Бо сад на окраине города, где яблоки валялись прямо на земле. И Бо, как маленький, бросился собирать яблоки прямо с земли в какой-то пакет, как будто ему подарили на день рождения пожарную машину.
XXXIX
Неровное сердце
Когда Бо придумывал какую-нибудь неудачную строчку, например,
Голос мягче чем волос из шелка,
Ворона твердила ее как попугай, изменяя слова:
Голос тоньше чем волос из шелка.
И это бывали редкие по силе и тонкости попадания.
Когда Бо уезжал, она бежала за поездом, махая рукой. Ее бегущая фигура казалась расслабленной как машущая рука, вызывая ответную расслабленность в душе глядящего на нее человека, и на глаза его наворачивались слезы.
"На улицах все расплывается какчернильное. У меня мутнеет в глазах, и дождь становится мохнатым как снег".
Когда Бо не было, она писала ему письма.
"Дома мы часто сидим
из-за дождя или ветра,
но знаешь,
Здесь подступает какая-то ясность
вовсе не нужная
мне не
воспрять
И
ни
чем
се
бя
не
о
бо
льстить".