Майор принял его, повернувшись спиной: он брился. Ординарец держал перед ним осколок зеркала. Бедняга дрожал от холода, но старался не дергать руками, чтобы не рассердить старшего офицера.
Майор, стоя в одной рубашке и не обращая внимания на холод, подравнивал краешек острой бородки. Он велел разместить свои вещи в углу траншеи, где до недавнего времени обитал подполковник, которого неприятель взял в плен, устроив засаду. Там стояла раскладушка, печурка, а сверху был защитный настил из бревен.
Сержант и Якоб Руман остановились на пороге маленького узурпированного владения. Никто не осмеливался помешать туалету офицера, на данный момент бывшего самым старшим по званию.
Боясь окоченеть от излишнего служебного рвения, доктор решил больше не тянуть:
– Вызывали, господин майор?
Не оборачиваясь и не отводя бритвы от лица, старший по званию наконец заговорил:
– Доктор, вам известно, в чем состоит главное достоинство военного?
Якоб Руман с трудом удержался, чтобы в раздражении и гневе не поднять глаза к небу. Ну почему всякий раз, когда майор отдавал какой-нибудь приказ – пусть даже вынести парашу, – он предварял его коротким нравоучением? Он что, не мог сразу изложить суть дела? Или на войне ему время некуда девать?
– Нет, господин майор, я не знаю, в чем состоит главное достоинство военного.
Он прекрасно знал, что тот скажет: «Дисциплина».
И майор с удовлетворением изрек:
– Главное достоинство – это дисциплина.
«Ну да, вот именно», – сказал себе Якоб Руман.
– И от самих себя мы требуем прежде всего дисциплины. Иначе как сможет настоящий командир требовать ее от своих подчиненных? Именно поэтому я всегда появляюсь перед рядовым составом в наилучшем виде. Уход за собой – дело важное. Мои сапоги всегда должны сверкать, на форме не должно быть ни пятнышка. И знаете почему?
Времени на ответ он собеседнику не дал:
– Потому что, если бы я, ссылаясь на обстоятельства, себя запустил, это сломило бы волю моих солдат.
– Вы являете собой прекрасный пример. Благодарю вас, господин майор.
Якоб Руман слишком поздно заметил, что в его голосе проскочила едва заметная нотка сарказма.
Майор в зеркале метнул на него недобрый взгляд. Тон его сразу стал строгим:
– Неприятель два дня назад преподал нам жестокий урок.
Якоб Руман давно пришел к выводу, что эта война какая-то странная. На высокогорном фронте бои шли только весной и летом. Всю зиму они провели в траншеях, в изнурительном ожидании, удерживая отвоеванные позиции. Австрийцы контролировали вершины Доломитовых Альп, а итальянцы пытались ими завладеть и потому воевали со стратегическим преимуществом. Но неприятель не стал дожидаться смены времени года, чтобы возобновить военные действия; 12 апреля, в снежный буран, итальянцы неожиданно ринулись в смертоубийственную атаку, прорвав оборону австрийцев. Атака была невероятно точно рассчитана, и солдаты тысячами хлынули на австрийские рубежи, намереваясь их смять.
– Мы потеряли солидную часть наших укреплений, – отчеканил майор, словно так было надо. – У нас остались только эти позиции. Последний оплот Австрии здесь, на Монте-Фумо, на Дым-горе.
Сия высокопарная речь была прелюдией к сути вопроса. И Якоб Руман очень быстро понял, зачем его позвали и что был за неприятель, которого, по словам сержанта, надо было спасать.
Он даже представить себе не мог, как с этой минуты изменится его собственная жизнь.