Портретъ Анри. — Его первая размолвка съ Преси. — Его планы окончательно отвергнуты. — Г-жа Вирье и ея дочери во время бомбардированія. — Голодъ въ Ліонѣ. — Массонскіе призраки. — Эпизоды героизма во время осады. — Переписка Анри съ его женою. — Вещи становятся дорогими друзьями. — Мистическія витанья. — Блокада сдвигается. — Сраженія учащаются. — Маленькій Аймонъ-де-Вирье. — Прибытіе генерала Доппе. — Измѣны — Битвы подъ Перашемъ, въ Братто, въ Saint-Just. — Кутонъ.
При Вирье въ качествѣ адьютанта, въ Croix-Rousse, состоялъ молодой дофинецъ, по имени Шевалье.
Шевалье, по протекціи Анри, попалъ въ Версали въ пажи за нѣсколько мѣсяцевъ до октябрскихъ событій. Такъ какъ весь штатъ короля былъ распущенъ, былъ отпущенъ и онъ; печальный онъ отбылъ въ Гренобль и пришелъ въ себя только при осадѣ Ліона; какимъ образомъ онъ встрѣтился съ Вирье въ Croix-Housse — трудно сказать. Но съ этихъ поръ онъ не разстается съ нимъ и благодаря ему можно воспроизвести здѣсь портретъ Вирье какъ живого:
"Во всякое время дня или ночи, едва раздавался пушечный выстрѣлъ, мы отправлялись на него, Вирье впереди, я за нимъ. Казалось, его притягивалъ къ огню какой-то неотразимый магнитъ. Могу сказатъ, чтоопасность придавала ему силы, лицо его сіяло во время сраженья. Я никогда не видалъ его ни при какихъ другихъ условіяхъ такимъ красивымъ, такимъ спокойншсъ. Среди стычки онъ не терялъ изъ виду самыхъ мельчайшихъ подробностей. Онъ бывалъ также спокоенъ, какъ въ то время, когда чертилъ планъ сраженія въ нашемъ маленькомъ домикѣ…
"На это Вирье употреблялъ тѣ немногія минуты отдыха, которыя намъ оставляли патріоты. Онъ постоянно утверждалъ, что для насъ успѣхъ возможенъ только въ открытомъ полѣ. Лучше умереть отъ пули подъ открытымъ небомъ, чѣмъ съ голоду и лишеній за стѣной… Отчего не хотѣли ему вѣрить?.."
Въ этомъ послѣднемъ размышленіи есть точно упрекъ Преси. Въ немъ чувствуется то искреннее сожалѣніе, давно ставшее острымъ у Вирье, объ упорствѣ генерала не покидать стѣнъ.
Увѣренность въ томъ, что его взглядъ въ настоящее время раздѣляла вся армія, вѣроятно, побудила Анри согласиться взять на себя командованіе, которое ему завѣщалъ Гранналь и въ которомъ Преси поспѣшилъ его утвердить.
Быть можетъ, Вирье надѣялся, какъ генералъ, повліять на рѣшенія, которыя теперь надлежало принять. Быть можетъ, онъ думалъ, что насталъ моментъ развернуть его знамя.
Роялистское направленіе проявлялось въ Ліонѣ такъ энергично, что Преси могъ публично принимать въ городской ратушѣ посланнаго графа д'Артуа.
По этому поводу у Анри вышла съ его генераломъ ссора, изъ-за которой несогласіе превратилось въ печальное недоразумѣніе.
Преси пригласилъ посланнаго графа д'Артуа на одно военное совѣщаніе, въ которомъ должны были обсуждаться разные планы сраженія.
Ознакомившись съ положеніемъ вещей, этотъ посланный высказался за атаку, которая вынудила бы всѣхъ мятежниковъ оставить Ліонъ.
Чувствуя себя счастливымъ, что такимъ образомъ формулировался его собственный взглядъ, Анри сильно стоялъ за офицера-эмигранта [84] и указалъ на горы Форезъ, какъ на самую желанную цѣль стремленій. Онъ мечталъ создать тамъ новую Вандею. У него это даже сорвалось съ языка.
На это Преси замѣтилъ съ презрѣніемъ, что Ліонъ ни въ чемъ не похожъ на Вандею, и что отнюдь не слѣдуетъ предоставлять несчастнаго города въ руки республиканской мести разъ, что онъ даже не подъ защитою обыкновенныхъ военныхъ законовъ.
"Не все ли это равно? — воскликнулъ внѣ себя Анри. — У меня самого въ немъ все, что у меня есть самаго дорогого, тѣмъ не менѣе, я считаю дѣло, которое мы отстаиваемъ, выше всѣхъ другихъ личныхъ интересовъ"…
И Вирье защищалъ свое мнѣніе съ такимъ жаромъ, что генералъ заставилъ его замолчать.
Анри замолкъ. Но, возвращаясь въ Croix-Rousse no этимъ опустошеннымъ улицамъ, при видѣ этихъ разрушенныхъ домовъ, этого населенія въ безъисходномъ положеніи, въ постоянныхъ поискахъ себѣ пріюта, онъ проклиналъ упрямство того, который, изъ-за неумѣстнаго состраданія, заставлялъ свою армію крошиться за заставами и вынуждалъ геройскій народъ погибать подъ развалинами.
Быть можетъ, онъ имѣлъ въ виду своихъ дѣтей, которыхъ не зналъ гдѣ искать, такъ какъ подъ дождемъ пуль, который разразился надъ Ліономъ, на долго не было ни одного безопаснаго жилища.
"Мы перемѣнили семь или восемь разъ квартиру, вѣчно гонимые пулями, вѣчно гонимые бомбами, — разсказывала m-elle де-Вирье.
"Одна изъ нашихъ послѣднихъ квартиръ была въ четвертомъ этажѣ одного дома, довольно непрочно построеннаго, въ концѣ Chemin-Neuf. Въ нашей комнатѣ было набито всякаго народа, между прочимъ, была одна дѣвочка нашего возраста, съ которой мы отправлялись вмѣстѣ на прогулки, не заботясь о гранатахъ".
Развѣ могли дѣти бояться гранатъ, если ихъ посылали даже въ самый огонь подбирать пули, годныя еще въ употребленію.
M-me Вирье не разъ говорила, что, зайдя навѣстить дочерей, она узнавала, что ихъ употребляли на такое дѣло.
"Хозяйкѣ нашей, однако, такъ надоѣла наша возня, — продолжаетъ m-lle Вирье, — что, однажды вечеромъ, въ 9 часовъ, она насъ выгнала отъ себя. Приставленная къ намъ бѣдная Шинаръ не знала просто, куда насъ дѣть.
"Мы стучались во многія двери. Намъ иногда отворяли, но не соглашались насъ пріютить.
"Наконецъ насъ приняли въ одномъ домѣ, въ "Maison Savy" у подошвы холма Фурвьеръ. Можно сказать, что наше несчастье спасло намъ жизнь. Въ эту самую ночь бомба попала въ домъ, который мы только что покинули, и разрушила всѣ этажи.
"Не знаю, что сталось съ нашею строгою хозяйкою. Что касается нашей матери, то мы ее видали весьма рѣдко.
"Она тоже переѣзжала каждый день, спасаясь отъ бомбъ и пуkь"…
Ту же участь несли 25 или 30.000 ліонцевъ.
Еще не всѣ были такъ счастливы, какъ маленькіе Вирье.
"Черезъ два дня послѣ приключенія въ Chemin-Neof насъ перевели на набережную Saint-Vincent къ двумъ старымъ дѣвамъ, m-elles Фейлье и Пюбліе, — почтенныя особы, довольно болтливыя, но онѣ спасли много несчастныхъ.
"Мы съ сестрой проводили большую часть времени у окна, гдѣ старая Шинаръ закрывала рѣшетчатые ставни, чтобы спастись отъ осколковъ бомбъ, которые разрывало и которые разлетались по всѣмъ направленіямъ.
"Черезъ рѣшетки мы видѣли печальныя картины, то раненыхъ, то женщинъ, спасавшихся отъ летѣвшихъ бомбъ, о которыхъ ихъ предупреждали прохожіе криками: "Берегись — бомба!" Однажды, мы увидали великолѣпную лошадь со сломанной въ сраженіи ногой. Ее убили почти подъ нашими окнами. Въ одну минуту ее ободрали до костей. Это произвело на насъ страшное впечатлѣніе, что, однако, не помѣшало намъ съѣсть съ большимъ удовольствіемъ кусокъ, который удалось заполучить нашимъ хозяевамъ"…
Ко всѣмъ ужасамъ бомбардированія присоединился голодъ, усилившійся съ возвращеніемъ въ Ліонъ вѣрныхъ отрядовъ изъ Фореза, которые, послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ сраженій, прибывали въ городъ.
Это подкрѣпленіе явилось поздно. На него тратились послѣднія средства, а настоящей помощи отъ него не было съ военной точки зрѣнія, такъ какъ каждый день, или вѣрнѣе каждую ночь, были сраженія.
Между аванпостами ліонцевъ и крансейцевъ было одно общее кладбище, на которомъ трупи подъ лучами сентябрьскаго солнца угрожали присоединить чуму къ пожарамъ.
По временамъ, точно для полноты безобразія трагедіи, мюскадинцы и крансеянцы, между двумя побоищами, вмѣсгѣ пили и чокались, какъ объ этожъ мечталъ Гейне: "За смерть""
О, тутъ не было недостатка ни въ чемъ, ни даже въ шуткахъ надъ смертью!
Однажды, вечеромъ часовъ около одиннадцати, солдаты Крансе аттаковали редуты Бротто. Вдругъ, въ дыму, при свѣтѣ ружейныхъ выстрѣловъ передъ ними выростаетъ скелетъ съ огненнымъ мечемъ. Затѣмъ появляются мертвецы въ саванахъ, съ желѣзными и золотыми вѣнками на головахъ. Въ рукахъ у нихъ ружья. На ружьяхъ штыки. И вотъ эта компанія съ того свѣта, со скелетомъ въ главѣ, со страшнымъ воемъ бросается вонъ изъ редута [85]. Вообразивъ, что имъ приходится имѣть дѣло съ адомъ, республиканцы, растерянные, бѣгутъ, но затѣмъ возвращаются снова… Они должны справиться съ этими духами такъ-же, какъ революція справилась съ иллюзіями Вирье…
Какая встрѣча, какой для него урокъ!
Въ этомъ самомъ домѣ, изъ котораго появились всѣ эти ряженные, онъ былъ посвященъ въ тайны массонства.
Дѣйствительно, здѣсь была ложа Благотворительности. Быть можетъ, этотъ скелетъ, этотъ мечъ, вся эта мишура была въ употребленіи при пріемѣ Вирье?
И всѣ его надежды прежнихъ дней заканчивались этой осадой, этимъ побоищемъ…
Увы! его надежды убѣгали подъ этими лохмотьями въ крови… Танецъ Смерти, который осмѣивалъ горькимъ смѣхомъ остатокъ его жизни и бросалъ послѣдній камень въ его прошлое. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какое значеніе имѣетъ теперь разсказъ о битвахъ, которыя слѣдовали одна за другой?
Всякій пилъ изъ жилъ Ліона его лучшую кровь, а съ нею отлетала и жизнь всѣхъ. На валахъ одинъ уцѣлѣвшій замѣнялъ собой двухъ или трехъ убитыхъ.
Случалось людямъ бывать на посту безсмѣнно по три недѣли.
Усталый, измученный заботами, Анри не покидалъ высотъ Croix-Rousse, гдѣ каждую минуту его присутствіе могло быть нужно. Такъ же какъ Преси, какъ всѣ начальники, онъ отдавалъ людямъ свой хлѣбъ изъ овса и рубленой соломы. Онъ питался только вареными травами съ жиромъ, вытопленнымъ изъ парикмахерскихъ помадъ.
Но всѣ лишенія, опасности, страданія были ничто сравнительно съ тѣмъ безпокойствомъ, которое онъ испытывалъ изъ-за жены и дѣтей.
Цѣлыми днями не удавалось Кара, вѣрному слугѣ Анри, передать коротенькую записку графинѣ Вирье отъ ея мужа.
"Мой отецъ нашелъ такимъ образомъ единственное средство поддерживать бодрость духа моей матери, — пишетъ m-lle Вирье, говоря объ этихъ отрывкахъ писемъ, изъ которыхъ нѣкоторые сохранились, — конечно, не поддерживая въ ней надеждъ, которыхъ онъ самъ давно не имѣлъ… но внушая ей великое христіанское смиреніе…
"Зачѣмъ отчаяваться въ жизни, въ томъ, что для тебя всего дороже? — говорилось въ одномъ изъ такихъ писемъ… — Если Богъ велитъ, придетъ время, когда надо будетъ подумать, какъ пережить горе… Уповай на Того, для Кого смерть — пробужденіе… передъ Кѣмъ умершіе живѣе живущихъ… но молись… всегда молись…
"Анна, когда была не въ силахъ болѣе говорить, молилась только движеніемъ губъ. Она запиралась въ храмѣ… Ея молитва была услышана". . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какими друзьями становятся для насъ вещи, которыя принадлежали дорогимъ намъ людямъ! Все теперь, когда графиня Вирье теряла почти надежду увидѣть мужа, превратилось для нея въ святыню. Записка, написанная имъ, кольцо, которое онъ носилъ, воскрешали мучительно живо часы счастливаго прошлаго. Да, любовь своими чарами превращаетъ всѣ предметы въ сокровища, на которыхъ радости и слезы навсегда сохранены.
Для графини Вирье это чувство обострялось до смертельной боли по мѣрѣ того, какъ записки Анри носили въ себѣ все болѣе и болѣе оттѣнокъ мистицизма. Горячность, съ какою Анри старался замѣнить видѣніями неба то счастье, которое до сихъ поръ она сама ему давала, говорила объ отрѣшеніи, связанномъ со смертію.
"Не поддерживай въ себѣ твоей печали, окружая сеея всѣми этими реликвіями, кольцами, волосами; немощный духъ любитъ окружать себя всѣмъ тѣмъ, что поддерживаетъ его печаль и усиливаетъ его мученіе… Но повѣрь мнѣ, ставъ выше всего этого, перестаешь терзать свое сердце…
"Какъ можно придавать жизни такую цѣну, чтобы погибать изъ-за страха возможности смерти для своихъ близкихъ?
"Что значитъ буря, когда съ кораблекрушеніемъ связана тихая пристань?..
"Развѣ мы на землѣ не жертвы, постоянно осужденныя на закланіе? Неужели же мы, въ минуту жертвоприношенія, испугаемся, мы, столько разъ приносящіе ее?
"Іисусъ Христосъ не такъ поступалъ… Пусть крещеніе крови уничтожитъ собою все… все… все…"
И чтобы подкрѣпить это отрѣшеніе въ той, которую онъ любилъ, онъ заканчиваетъ словами: — "Нѣтъ, не буду говорить тебѣ болѣе о моемъ чувствѣ къ тебѣ…"
Съ тѣхъ поръ онъ не писалъ до дня послѣдняго сраженія, когда онъ попросилъ жену прислать ему священника, который бы помогъ ему умереть…
Между тѣмъ республиканскія войска, все болѣе и болѣе многочисленныя, прибывали къ стѣнамъ Ліона. Скоро ихъ численность дошла до 80.000 человѣкъ.
17 сентября городъ былъ окончательно блокированъ. Теперь не оставалось никакихъ иллюзій. Слишкомъ поздно понялъ Преси свою ошибку.
Онъ думалъ разорвать кругъ, въ который попалъ, овладѣвъ позиціями Монтесюи, впереди Croix-Rousse. Но изъ-за измѣны одного офицера Рё, подкупленнаго Крансе, этотъ планъ потерпѣлъ неудачу.
Другое событіе печальное, но геройское, приключилось въ Дюшеръ [86] 19 сентября. Пятьдесятъ мюскадинцевъ помѣшали дѣйствіямъ тысячи крансейцевъ, Когда, наконецъ, въ редутѣ рисковали остаться безъ провіанта, огонь прекратился. Каждый изъ оставшихся въ живыхъ зарядилъ ружье послѣднимъ патрономъ, сѣлъ въ засаду за обвалившіяся стѣны и, когда передъ каждымъ выросла непріятельская грудь, эти 10 оставшихся человѣкъ, выпалили. Затѣмъ, скрестивъ руки, они стали ожидать себѣ смерти взамѣнъ той, которую они причинили. Но сколько бы ни было героизма въ этомъ пораженіи, оно открывало непріятелю доступъ въ Ліонъ. Онъ могъ взять теперь съ фланга всѣ укрѣпленія Croix-Rousse и лишить ихъ всякой возможности обороны.
По настоянію Вирье, Преси, наконецъ, рѣшился на вылазку для того, чтобы разрушить всѣ подготовленія непріятеля для нападенія, сдѣланныя имъ до самой Соны. Все было уже окончательно рѣшено, Анри долженъ былъ вести колонну, какъ вдругъ, безъ всякой видимой причины, главнокомандующій генералъ внезапно отмѣнилъ приказаніе.
На этотъ разъ Вирье вышелъ окончательно изъ себя, онъ былъ взбѣшенъ словами генерала болѣе подходящими для филантропа, чѣмъ для военнаго человѣка.
"Я отступаю передъ вопросомъ пролитія крови… Кровь нашихъ солдатъ слишкомъ драгоцѣнна… Я обязанъ ее беречь"…
Если до сихъ поръ со стороны Преси было ошибкою щадить жизнь его людей, то теперь онъ былъ правъ, ихъ смерть являлась безполезною.
Фатальный исходъ былъ не только несомнѣненъ, но даже близокъ. Вирье видѣлъ, какъ непріятель занялъ всѣ позиціи обороны. Весь городской окрутъ былъ въ его рукахъ. Въ нѣсколькихъ лье отъ Croix-Rousse, деревня де-Фонтень, куда Лане отвезъ маленькаго Аймона Вирье, была, какъ это зналъ Вирье, главною квартирою одного республиканскаго главнокомандующаго. Что же сталось съ ребенкомъ? Былъ-ли онъ узнанъ? Служилъ-ли онъ залогомъ? Былъ-ли онъ убитъ?
Изъ всѣхъ печалей, это невѣдѣнье, въ какомъ Анри и его жена жили со времени осады Ліона, была, конечно, не самая меньшая. Анри суждено было умереть въ этомъ невѣдѣніи. Быть можетъ, это и была та послѣдняя жертва, которою онъ искупилъ своего сына.
Неизвѣстно кѣмъ извѣщенная, что маленькій Аймонъ въ Фонтенѣ, m-me Турне, вѣрная охранительница Пюпетьера, прибыла, чтобы взять ребенка, какъ разъ въ то время, когда его покинулъ человѣкъ, которому онъ былъ порученъ.
Доставить мальчика въ матери не было никакой возможности. M-me Турне повезла его въ Гренобль. Но вскорѣ она сама была арестована. Тогда она поручила ребенка одной своей пріятельницѣ, бѣдной работницѣ, которую бѣдность не могла долго оберегать. Когда и она была арестована, старый лакей графа дю-Бушажъ, по имени Эспри, взялъ на себя попеченіе о сынѣ Анри. Затѣмъ онъ, въ свою очередь, передалъ его подъ прозваніемъ "маленькаго Симона" его седьмому покровителю, торговцу сукномъ въ Греноблѣ, Рюбишону. Неслыханная вещь, ребенокъ не выдалъ себя и никто, кромѣ m-me Турне, не зналъ его настоящаго имени!..
Бомбардированіе, между тѣмъ, продолжалось особенно усиленно въ ночь съ 23-го на 24- е сентября. Это республиканцы справляли прибытіе въ Ліонъ новаго своего главнокомандующаго. Его зваля Доппе.
"Эти м… мюскадинцы, — говорилъ Доппе, вступая въ свою должность, — повидимому заключили союзъ съ сатаною, иначе они не могли бы такъ долго противостоять дождю свинца и желѣза, которымъ кропятъ городъ…
Въ ночь съ 28-го на 29е сентября, одинъ предатель продалъ новому главнокомандующему слово пропуска. Редуты, которые защищали деревню Сентъ-Фуа, на юго-западѣ Ліона, были такимъ образомъ взяты безъ боя. Преси въ это самое время отражалъ нападеніе по направленію въ Бротто, разсчитывая, что у него защищенъ тылъ съ юга и запада и вдругъ очутился между двухъ огней. Но скоро его и безъ того критическое положеніе, осложнилось еще новою измѣною.
Черезъ мостъ де-ла-Мюлатьеръ, несмотря на данное приказаніе его взорвать, былъ пропущенъ республиканскій генералъ Валеттъ.
По счастью, нѣсколько молодыхъ людей замѣтили опасность. Съ трудомъ имъ удалось выдвинуть въ батарею двѣ пушки и непрерывные залпы изъ нихъ смутили крансейцевъ и оповѣстили Преси.
Генералъ немедленно прибылъ въ сопровожденіи нѣсколькихъ человѣкъ. При видѣ непріятеля дано было приказаніе палить. И, взявъ поводъ въ зубы, съ саблею въ рукахъ, его 150–200 человѣкъ бросились на отрядъ де-Валетта.
Тѣмъ временемъ подоспѣваетъ нѣсколько ротъ пѣхоты, онѣ вступаютъ въ рукопашный бой съ санкюлотами. Дерутся прикладами ружей, саблями. Подъ Преси было убито три лошади.
Идуть по трупамъ. Два, три раза ліонцы были отбиты; они снова наступаютъ на врага, одолѣваютъ его и загоняютъ въ рѣку.
Никогда не было болѣе кровавой стычки. Два всадника изъ отряда Преси рѣшаютъ состязаться, кто дальше проникнетъ въ ряды республиканцевъ. Тотъ, который, повидимому долженъ былъ выиграть, падаетъ замертво отъ трехъ ударовъ саблею; это оказывается женщина…
Таковъ былъ послѣдній блескъ ліонскаго оружія. Въ Братто, въ Сенъ-Жюстъ, въ Перрашъ, вездѣ непріятель бѣжалъ.
Тѣмъ не менѣе послѣдующій день этой побѣды былъ такъ-же мраченъ для Ліона. Всякій понималъ, что подобное усиліе не могло болѣе повториться. У всякаго было сознаніе своего безсилія и измѣны, которая носилась въ воздухѣ.
Кутонъ, креатура Робеспьерра, долженъ былъ довершить дѣло, предпринятое Дюбуа Крансе.
Съ нимъ паденіе въ бездну ужаса становилось еще болѣе глубокимъ.
Съ нимъ всѣ плѣнные дѣлались достояніемъ палачей, а городъ — достояніемъ разрушителей. Полное истребленіе всего, не уцѣлѣютъ даже имена жертвъ.
"Не украшай ничѣмъ могилы тѣхъ, кто погибъ напрасно за отчизну".
Его звали Терассъ де-Тессоне.
Исторія ліонскаго народа, Балейдье.
Дюшеръ былъ редутъ на правомъ берегу Соны, на сѣверо-западной сторонѣ Croix-Rousse.