Неудача добродѣтельнаго рыцаря. — Депутаты и зрители 5 мая 1789 г. — Герцогиня де-Роганъ и графиня де-Вирье во время шествія депутатовъ въ Etats généraux. — Графъ Мирабо. — Портреть Людовика XVI. — Неккеръ. — Вирье въ "Jeu de paume". — Способы графа д'Артуа помѣшать собранію сословій. — Впечатлѣнія m-me де-Роганъ въ первые дни Etats généraux". — Ея неудовольствіе на Анри. — Ощущенія старости. — Принцессы Викторія и Аделаида. — Графъ де-Варбоннъ. — Анри у короля Людовика XVI. — Изящныя женщины и депутаты третьяго сословія.- M-me де-Жанлисъ. — Анри и Барнавъ въ Бельшассѣ. — Орлеанистскій заговоръ. — Угрозы Анри. — Онъ назначенъ членомъ комиссіи по выработкѣ конституціи.
Не мѣшало бы, прежде чѣмъ мечтать объ обновленіи человѣческаго рода, поразмыслить надъ нижеслѣдующей старой сказкой: одинъ рыцарь, страшный уродъ, но очень умный, желая усовершенствовать свою породу, женился на писаной красавицѣ, но еще болѣе глупой чѣмъ красивой, въ надеждѣ, что дѣти его унаслѣдуютъ его умъ и красоту матери.
Но случилось иначе. Дѣти рыцаря вышли нѣсколько безобразнѣе отца и нѣсколько глупѣе матери.
Въ 1789 году могли еще смѣяться надъ неудачею добродѣтельнаго рицаря, тогда еще не было дознано опытомъ, что, въ особенности въ политикѣ, иные союзы не совершенствуютъ породъ.
Тѣмъ не менѣе 5-го мая 1789 г., король и нація отправились въ церковь Notre-Dame, въ Версали, молить о ниспосланіи благословенія Божьяго на ихъ освященный союзъ. И въ этотъ день, въ послѣдній разъ распустился цвѣтокъ лиліи, которой суждено было навсегда поблекнуть.
Великолѣпные ковры украшали улицы, по которымъ должна была слѣдовать процессія. Изъ полковъ образовались цѣлые заборы; окна, балконы, даже крыши разукрасились хорошенькими личиками и блестящими туалетами; торжественные марши оркестровъ чередовались съ пѣніемъ священниковъ.
Все, что было во Франціи великаго и преступнаго, все соединилось въ этомъ шествіи депутатовъ въ Etats généraux.
У одного изъ оконъ Petites Ecuries, недалеко отъ окна, изъ котораго, облокотясь, смотрѣлъ больной дофинъ, m-me де-Роганъ и графиня де-Вирье любовались на эту небывалую въ Версали помпу.
И вотъ раздались вдругъ апплодисменты.
Въ шествіи дошла очередь до депутатовъ Дофинэ, возбуждавшихъ въ высшей степени энтузіазмъ и любопытство толпы. На нихъ указывали какъ на первыхъ бойцовъ, которые боролись за свободу. Это прошлое соединяло ихъ съ третьимъ сословіемъ въ апплодисментахъ, которые привѣтствовали будущее.
Всѣ злобы m-me де-Роганъ, казалось, были удовлетворены. Но для жены Анри, для ея сердца, способнаго только на доброе чувство, въ этомъ молчаніи почувствовалась точно личная боль.
Она видѣла точно свое личное будущее въ этомъ будущемъ, которое ненависть подготовляла для Маріи-Антуанетты.
Это предчувствіе отравляло графинѣ Вирье чувство гордости, охватившей ее, когда она замѣтила въ шествіи своего мужа, такого обворожительнаго въ костюмѣ депутата дворянства, — что въ сущности было одною изъ немалыхъ ошибокъ дня.
Но даже эта ошибка была пріятна герцогинѣ де-Роганъ. Если она желала реформъ, то такихъ, при которыхъ каждый оставался бы на своемъ мѣстѣ.
И эта шляпа съ перьями, и эта шелковая шитая мантія, которую умѣли такъ изящно носить дворяне, рядомъ съ этими одноцвѣтными брызжами и черными мантіями "Messieurs du Tiers" (господъ третьяго сословія) говорили о томъ непреодолимомъ разстояніи, какое навсегда должно было раздѣлить на артистовъ и ремесленниковъ этихъ участниковъ общаго дѣла.
Тѣмъ не менѣе, революція, которую герцогиня олицетворяла въ Анри, разукрашенномъ перьями, для толпы являлась въ образѣ человѣка, котораго благородная дама напрасно старалась не замѣчать.
Зачѣмъ попалъ сюда этотъ забракованный дворянинъ?
Онъ наводилъ ужасъ.
О Мирабо говорили, что этотъ свѣтскій человѣ;къ болѣе, чѣмъ кто либо походилъ на свою репутацію, такъ какъ былъ ужасенъ. Говорили про него еще, что онъ рябой до глубины души; но вѣрнѣе всего онъ самъ опредѣлялъ себя. Онъ говорилъ про себя, что "онъ бѣшенная собака, отъ укуса которой должны погибнуть деспотизмъ и предразсудки"…
Мирабо шелъ въ рядахъ третьяго сословія, его чудовищная голова дѣлала его туловище еще меньше. И однакожь, народъ видѣлъ только этого человѣка, глаза котораго были полны огня, уста полны дерзости, осанка полна презрѣнія. Пыль изъ-подъ его ногъ заслоняла собою для толпы все великолѣпіе королевскаго кортежа.
Можно было всего ожидать отъ подобнаго апоѳеоза. Жена Анри не ошибалась. Она страшилась, чтобы мужъ ея не поддался увлеченію, чтобы между нимъ и Мирабо не установилось солидарности въ силу смутнаго сходства взглядовъ, мнѣній.
О нѣтъ! Какъ бы ни было велико въ ея сердцѣ уваженіе къ мужу, она въ данномъ случаѣ обижала его.
Мирабо съ этого дня сталъ для Анри рабомъ, опьяненнымъ античностью. Дѣйствительно, для него незабвеннымъ явился контрастъ этой "ужасной головы" съ добродушнымъ лицомъ, улыбавшимся изъ окна королевской кареты. Контрастъ этотъ сегодня предвѣщалъ всѣ возмущенія завтрашняго дня.
Монархія во все время этой церемоніи, которую можно бы назвать похоронной, была жалка для графа де-Вирье.
Людовику XVI была она къ лицу. Неспособный къ личной иниціативѣ, сомнѣвающійся самъ въ себѣ болѣе всѣхъ другихъ, безпрестанно обманываемый своимъ сердцемъ, которое отдавалось всякому встрѣчному, близорукій въ дружбѣ, какъ и въ политикѣ, не отличавшій никогда, благодаря невѣрности слуха, ея эхо, онъ воображалъ, что слышитъ голосъ Франціи, когда говорили Морепа, Балоннъ, Бріеннъ и, наконецъ, Неккеръ.
Неккеръ, о которомъ говорили, что у него гипертрофія "я", раздѣлялъ въ этомъ, и совершенно искренно, королевскую ошибку. Если онъ не считалъ себя за Францію, то, по крайней мѣрѣ, за ея сердце, ея умъ, ея волю. Онъ думалъ, что можно жонглировать со страстями великаго народа, увѣренный въ возможности остановить ихъ однимъ словомъ, направить ихъ однимъ жестомъ, плѣнить ихъ одною улыбкою. Чтобы испытать свое могущество, онъ съ перваго же дня бросилъ, въ видѣ яблока раздора между сословіями, вопросъ о провѣркѣ полномочій.
Затѣмъ, когда оказалось на лицо столько противоположныхъ интересовъ, онъ предоставилъ ихъ самимъ себѣ, въ увѣренности, что этимъ путемъ онъ заставитъ дворянство, духовенство и третье сословіе признать Неккера за необходимаго человѣка.
Но черезъ двадцать дней этотъ необходимый человѣкъ дошелъ до сознанія своего безсилія, и до того безповоротно, что, по словамъ одного современника, мечталъ о томъ, чтобы обрушилось зало "des Menus", лишь бы не быть смѣшнымъ [24].
Между тѣмъ подобная катастрофа ни къ чему бы ни привела. Третье сословіе съ 17-го іюня учредило національное собраніе и требовало, не съ большимъ успѣхомъ, чѣмъ прежде, присоединенія къ нему дворянства и духовенства; затѣмъ занялось составленіемъ законовъ о налогахъ.
Страшнымъ матомъ королю началась "эта партія въ шахматы, въ которой, по словамъ Мирабо, онъ былъ сильнѣе".. Людовикъ XVI вдругъ понялъ это.
Точно очнувшись изъ своего сладкаго сна, король приказалъ собратъ королевское засѣданіе, т. е. нѣчто въ родѣ ложа правосудія, которое разомъ бы все отодвинуло на сто лѣтъ назадъ. Затѣмъ, съ беззаботностью или скорѣе съ полнымъ равнодушіемъ къ опасности, — характерная черта Бурбоновъ, — Людовикъ XVI преспокойно отправился въ Марли, а маркизъ де Брезе, подъ предлогомъ разныхъ передѣлокъ въ залѣ для ложа правосудія, воспретилъ доступъ въ нее депутатамъ общинъ.
Что было дальше — извѣстно.
Вирье, который 6-го мая въ одномъ изъ первыхъ собраній дворянства опредѣленно заявилъ, что не признаетъ другого судьи для своихъ правъ, кромѣ соединенныхъ трехъ сословій, запыхавшись, съ трудомъ пробрался однимъ изъ первыхъ въ Jeu de paume, чтобы произнести ту пресловутую присягу, которую покаявшійся Мунье называлъ позднѣе "посягательствомъ на монархію",
Въ замкѣ король былъ сраженъ.
Королева писала: "Близокъ бой. Начинается междуусобная война".
Что касается графа д'Артуа, онъ преподнесъ свою песчинку насмѣшки противъ разсвирѣпѣвшей волны, оповѣстивъ того, кто стоялъ во главѣ Jeu de paume, "что онъ будетъ играть завтра".
Если ошибка бываетъ хуже преступленія, то глупость еще хуже ошибки. Едва это ребячество стало извѣстно, "Messieurs du Tiers", уважая принцевы забавы, направились въ церковь св. Людовика для своихъ совѣщаній.
Хотя священникъ Жакобъ и состоялъ при дворѣ, но онъ менѣе, чѣмъ кто либо, дерзнулъ бы отказать третьему сословію въ пользованіи церковью, такъ какъ во главѣ его было нѣсколько епископовъ и сто шестьдесятъ священниковъ.
Епископы и священники требовали, чтобы ихъ права были подвергнуты общей провѣркѣ.
И вотъ являются развѣдчиками два депутата отъ дофинскаго дворянства — маркизъ де-Блаконъ и виконтъ д'Агу. Они только на шесть дней опередили графа де-Вирье и другихъ 47 депутатовъ дворянства, которые 25-го іюня торжественно присоединились въ третьему сословію.
Покуда разыгрывались эти горячечныя сцены, Анри не покидалъ Версаля. Онъ проводилъ время или у архіепископа Вьенскаго, у котораго собиралась дофинская депутація, или въ клубѣ "du Potager". Тамъ онъ встрѣчался съ Мунье, съ Лалли-Толландалемъ, съ Нойалемъ, Бергасомъ, Клермонъ-Тоннеромъ, — со всѣми этими соединившимися дворянами и буржуа, которые предрѣшали будущее.
Тщетно герцогиня де-Роганъ, безпокоясь объ его отсутствіи, мотивовъ котораго она не знала, приглашала къ себѣ Анри. Онъ находилъ тысячу предлоговъ, чтобы отсрочить встрѣчу, которой боялся.
Было замѣтно, что съ нѣкоторыхъ поръ часы въ отелѣ де-Роганъ отстаютъ отъ часовъ Анри. А вотъ они остановились и совсѣмъ, какъ разъ въ то время, какъ Анри храбро передвигалъ стрѣлки на своихъ.
Какъ же было справиться либерализму m-me де-Роганъ со всѣми разочарованіями, какія ей то и дѣло подносили слабость Неккера, капитуляція дворянства, увлеченіе духовенства, наконецъ, положеніе всѣхъ этихъ неизвѣстныхъ, въ которыхъ она разсчитывала встрѣтить реформаторовъ, и которые въ сущности были только мятежники?
Ея либерализмъ исчезъ, какъ исчезла филантропія m-me la maréchale де-Бово, послѣ того какъ, однажды, обсуждая какой-то вопросъ, касающійся человѣколюбія, она замѣтила, что ея собесѣднивъ, филантропъ, запустилъ свои черные пальцы въ ея шкатулку съ золотомъ, которую она держала въ рукахъ…
Между Версалемъ и улицею Вареннъ слышались раскаты грома, которые раздавались тогда надъ всей Франціей. Они и тамъ, какъ всегда, возвѣщали о терзаньяхъ, долженствовавшихъ превратиться въ неутѣшную скорбь для молодой женщины, которая не переставала быть связующимъ звеномъ между Анри и его пріемною матерью.
Но тогда еще графиня де-Вирье могла надѣяться, что какое-нибудь объясненіе могло спасти отъ разрыва. По своей кроткой натурѣ, она была не въ состояніи постичь непреклонныя строгости или фальшивыя требованія чести. Не раздѣляя иллюзій своей жены, Анри согласился написать.
"Я написалъ два письма m-me де-Роганъ, — пишетъ Анри въ своихъ интимныхъ замѣткахъ, — во время моего присоединенія къ третьему сословію, но она не пожелала ихъ прочитать. Увы! ея глаза точно закрылись для меня, и съ этой минуты она стала относиться ко мнѣ совершенно ошибочно. Между тѣмъ, врядъ ли кто другой былъ такъ близокъ ей по характеру и по духу. Тамъ, гдѣ другіе терпѣли неудачу, я чувствовалъ, что я проникалъ въ ея душу… Я надѣялся на то же самое и теперь… Мои надежды оказались тщетны…"
Увы! года накладываютъ морщины даже и на геній. Но сознаніе этихъ первыхъ морщинъ весьма мучительно — послѣ него остается чувство непоправимой потери!
Паденіе старыхъ порядковъ, которыхъ она являлась какъ-бы представительницею, разомъ разбудило m-me де-Роганъ; она мучительно сознала, что пережила себя.
Она пережила себя потому, что не понимала тѣхъ словъ, которыя теперь увлекали людей и отнимали у нея Анри.
И она не хотѣла смириться. Она возмущалась, эта высокопоставленная дама! Первая жалоба на устахъ, которыя привыкли повелѣвать, бываетъ отчаянною; первая слеза на очахъ, которыя никогда не опускались долу — безконечно горька!
Но тщетны жалобы старости, безплодны ея сожалѣнія. Всегда найдется солнечный лучъ, чтобы осушить слезы молодости, но слезы, которыя похожи на послѣднія осеннія росы, — для нихъ близка зима, она превратитъ въ ледъ сердце.
Если бы герцогиня де-Роганъ была болѣе сговорчива, если бы она согласилась читать письма Анри, она убѣдилась бы изъ нихъ, что въ присоединеніи его въ третьему сословію не было ничего революціонернаго, напротивъ, онъ никогда не относился съ большимъ уваженіемъ къ королевской волѣ.
Здѣсь опять принцессѣ Викторіи суждено было имѣть вліяніе на судьбу Анри. По мѣрѣ того, какъ революціонерное теченіе выяснялось, "mesdames", — совсѣ;мъ въ противоположность герцогинѣ де-Роганъ, — чувствовали себя все менѣе принцессами. Онѣ покинули Belle-Vue, чтобы заниматься политикою въ Версали. Правда, что въ ихъ салонѣ можно было встрѣтить самыхъ ярыхъ депутатовъ правой, но тамъ попадались также и нѣкоторые борцы модныхъ идей, имѣя во главѣ себя того обольстительнаго графа де-Нарбоннъ, къ которому принцесса Аделаида относилась съ тою же благосклонностью, съ какою принцесса Викторія обращалась съ Анри.
Нарбоннъ, въ то время, былъ всецѣло у ногъ m-me де-Сталь и покидалъ ее только для того, чтобы у принцессъ являться апостоломъ теорій своего божества.
Общіе интересы скоро сблизили его съ Вирье. Оба молодые, интересные, а главное пронивнутые своими убѣжденіями, они не безъ успѣха нападали на предразсудки и опасенія своихъ старыхъ благодѣтельницъ. И отчего не сознаться? Они даже увлекались своимъ любопытствомъ. Однажды дѣло дошло даже до того, что, съ цѣлью узнать настоящій взглядъ короля на собраніе трехъ сословій, "mesdames" толкнули Анри въ кабинетъ Людовика XVI.
И вотъ такимъ-то образомъ "противникъ деспотизма", сознательный врагъ "обивателей королевскихъ переднихъ" очутился какъ-то утромъ въ іюнѣ 1789 г. съ глазу на глазъ съ его величествомъ.
"Мой отецъ, — пишетъ m-lle де-Вирье, — не былъ никогда царедворцемъ, онъ бывалъ при дворѣ только по необходимости.
"И потому въ его манерѣ, въ его словахъ являлась извѣстная доля неловкости, когда онъ чувствовалъ себя лицомъ къ лицу съ властью, тоже самое было и теперь, когда онъ подошелъ дъ королю…"
Каково же было его удивленіе, когда Людовикъ XVI не только выразилъ свое сочувствіе по поводу его поведенія, но далъ ему формальное приказаніе присоединиться въ третьему сословію [25].
— А между тѣмъ этотъ шагъ, — добавляетъ m-lle Вирье, — ставится въ горькій укоръ моему отцу… а также и его друзьямъ…
Порицаніе герцогинею Анри и тѣхъ, кто считалъ болѣе великодушнымъ дать сегодня то, что завтра было бы отъ нихъ неизбѣжно отнято, было почти жестокимъ.
Никогда m-me де-Роганъ не умѣла говорить неясно…
"Она возмущалась, — разсказываетъ Анри, — положеніемъ вещей съ тѣмъ же жаромъ, съ какимъ прежде защищала его. И потому салонъ ея мало по малу пустѣлъ и она обвиняла въ своемъ одиночествѣ всѣхъ, кромѣ самой себя".
Друзья — вѣдь это тѣ;ни кредита, успѣха, счастья, а ничего этого въ улицѣ де-Вареннъ не было.
Только нѣсколько старыхъ друзей не измѣняли герцогинѣ, потому что могли себѣ позволять дѣлать намеки на ея внезапное обращеніе, или же оказывать нѣкоторое сопротивленіе ея настроенію. Но тѣ мужчины и женщины, которые были слишкомъ молоды, чтобы позволить себѣ подобныя вольности, потихоньку перешли изъ отеля де-Роганъ въ тѣ салоны, гдѣ, увлекаясь новыми принципами, собирались точно на посидѣлки революціи.
Тѣ самыя молодыя женщины, которыя вчера еще окружали себя учеными, философами, артистами, теперь разрывали на части этихъ "Messieurs de Tiers".
Они оспаривали ихъ вниманіе, какъ нѣкогда оспаривали вниманіе короля.
Рѣзкая суровость этихъ новыхъ пришельцевъ имѣла особую прелесть послѣ безцвѣтной придворной среды. Всѣ скучавшіе ожили отъ вводившихся новыхъ нравовъ, отъ новыхъ словъ.
Всѣ принципы, чтобы не сказать, всѣ добродѣтели, въ какіе прежде играли, теперь спали, какъ маски; а если и теперь обзаводились снова масками, то иными. То были маски философскаго педантизма, теперь же появились маски педантизма революціонернаго въ этихъ салонахъ, сдѣлавшихся "демократическими, какъ лакейскія…"
Первымъ вышли на бой m-mes де-Симіанъ, де-Тессе, де-Куаньи. Но ни одна изъ нихъ не была такимъ отчаяннымъ коноводомъ, какъ m-me де-Жанлисъ.
Помните ли, какъ въ началѣ этого повѣтствованія она въ Bellechasse смущала m-me Вирье въ ея отшельничествѣ? Но что такое бѣсенята того времени въ сравненіи съ тѣми политическими бѣсами, которые теперь составляли ея кортежъ?.. "Сварливые, придирчивые, задорные, говоритъ одинъ современникъ, они каждое утро бросали въ политическій міръ какое-нибудь яблоко раздора, на которомъ значилось: "вопросъ дня".
M-me де-Жанлисъ съ особою ловкостью ловила такое яблоко, чтобы поднести его — кому? Вы знаете. Коварная женщина старалась соединить въ Bellechasse въ пользу герцога Орлеанскаго самые разнородные элементы… Лозэнъ встрѣчался здѣсь съ Барреромъ, епископъ Отэнскій съ Барнавомъ, Лакло съ графинею де-Гонто, Волней сталкивался въ своемъ безбожіи съ пламенною вѣрою Анри де-Вирье.
Анри, самымъ искреннимъ образомъ, недоумѣвалъ, къ чему это m-me де-Жанлисъ такъ старалась залучить его въ Bellechasse? Выдуманнымъ предлогомъ явилесь воспоминаніе о проведеннихъ вмѣстѣ дняхъ съ m-me Вирье. Но настойчивое напоминаніе m-me де-Жанлисъ о томъ, что герцогъ Орлеанскій — правитель Дофине, скоро выдало тайну. Для Анри стало ясно, что его хотятъ завербовать, вмѣстѣ съ его коллегами, дофинцами, на служеніе принцу. Если бы даже у него оставалось малѣйшее сомнѣніе на этотъ счетъ, то поведеніе Барнава въ Bellechasse должно было его уничтожить.
Барнавъ проживалъ тутъ какъ титулованный гость. Не покидая своихъ замысловъ мести, стремясь все къ тѣмъ же честолюбнымъ цѣлямъ.
— Мсьё Мунье, — сказалъ онъ своему коллегѣ, когда они вмѣстѣ покидали Греноблъ, — ваша репутація сдѣлана, я же долженъ еще пріобрѣсти себѣ мою.
И Анри нашелъ героя дня черепичнаго дождя готовымъ на все, чтобы сдержать данное себѣ слово. Холодный, какъ его гордость, не заботясь нисколько объ элегантности, въ короткомъ жилетѣ, въ длинномъ левитѣ, съ волосами безъ пудры, подвернутыми подъ круглую шляпу, онъ былъ бы не на мѣстѣ въ блестящей обстановкѣ Bellachasse, не будь у него скрытаго единомыслія съ людьми, можно сказать даже, съ существовавшимъ тамъ положеніемъ вещей.
"…Не подозрѣвая того, — пишетъ m-lle де-Вирье, — мой отецъ попалъ въ орлеанистскій заговоръ; Bellechasse и его обыватели были его гнѣздомъ. По мѣ;рѣ того, какъ убѣжденіе это выяснялось у него въ головѣ, въ сердцѣ его поднимался гнѣвъ.
"Гнѣвъ этотъ разразился окончательно въ тотъ день, когда мсъе де-Жанлисъ рѣшилъ, что настало время снять передъ нимъ маску [26].
Въ этотъ день у Силлери завтракало нѣсколько друзей, а также и Вирье.
Въ разговорѣ, Силлери вздумалъ приняться за перечисленіе всѣхъ выгодъ отъ перемѣны династіи. И, наклонясь къ Вирье, сказалъ ему:
— Вы понимаете, въ чемъ дѣло… Да здравствуетъ герцогъ Орлеанскій!..
Это, безъ сомнѣнія, было словомъ сближенія, такъ какъ никто не моргнулъ даже. Но Анри, задыхаясь отъ подобнаго откровенія, внѣ себя отъ гнѣва, воскликнулъ:
— Знайте, милостивый государь, что если бы кто нибудь здѣсь осмѣлился избрать на тронъ герцога Орлеанскаго въ ущербъ королю, я въ того собственноручно вонжу кинжалъ…
Эта была не фраза. Оставаться солдатомъ Революціи, которая представляласъ ему великою и благородною идеею, Вирье готовъ былъ, но сообщникомъ ея покушеній — никогда!..
Неизвѣстно, какой эффектъ произвела эта выходка Вирье на гостей Bellechasse, такъ какъ m-lle Вирье, у которой заимствованъ этотъ эпизодъ, не сообщаетъ ничего на этотъ счетъ. Но, очевидно, эта выходка образовала пропасть между Анри и партіей его хозяевъ.
Онъ сталъ подозрительнымъ въ глазахъ орлеанистовъ, и, вопреки ихъ голосованію, былъ назначенъ 6 іюля членомъ коммиссіи по вырабокѣ конституціи.
Назначеніе это Анри принялъ съ восторгомъ, убѣжденный, что ему удастся спасти монархію и возродить Францію.
Ахъ! какъ жестоко поплатился онъ за такую надежду!
Маіуэ, Mémoires, т. I, стр. 261.
Это заявленіе вполнѣ тождественно во всѣхъ пунктахъ съ тѣми письмами, какія король писалъ въ концѣ іюня 1789 г. кардиналу де-ла-Рошфуко, президенту сословія духовенства, и герцогу Люксанбургскому, президенту дворянскаго сословія, рекомендуя имъ соединеніе трехъ сословій:"… — Предоставляю моему вѣрноподданному духовенству присоединиться немедленно къ двумъ сословіямъ, чтобы ускорить осуществленіе моихъ отцовскихъ завѣтовъ.""- Въ силу добровольнаго принятія моей деклараціи 23 мая предоставляю моему вѣрноподданному дворянству присоединиться немедленно къ другимъ двумъ сословіямъ…"
Извѣстно, что мужъ m-me де-Жанлисъ носилъ поперемѣнно двѣ фамиліи, то Genlis, то Sillery. Жена же его называлась всегда m-me de Genlis, а онъ погибъ съ жирондистами подъ фамиліей Sillery.