- То есть, как это?
- Ну, нельзя. Бабу Клаву потому и выгнали, что она поставила ему двойку в четверти, а он чуть не отравился. У него пуля в голове.
Таня сразу стала вспоминать, кто такой Даниленко.
- Послушайте, Женя, а какой он из себя? Я его как-то не запомнила.
- Его просто не было. Он вообще не ходит.
- Как же так, все были, кроме старосты...
- Ага. А староста - это я. Бывает в жизни и такое.
- Ну а как же...
- Боже мой, выкрикнул кто-то за него, нормальное дело. Круговая порука. Только учти-ТЕ - Тут он сделал подобие реверанса, - если не хотите отсюда вылететь, а вы этого не хотите, то не ставьте ему двоек и не связывайтесь с родителями.
- А кто у него родители?
- Да какие-то из села приехали. Неважно.
- Та-а-ак. Отсталый мальчик, из бедной семьи, с нежной психикой... Не проще ли выгнать его, а не менять учительниц? Зачем наш Александр Мыколаевич его так опекает?
- Хочет в рай попасть. - И Пельмень улыбнулся так же хитро, как Мыколаевич. - А вы приходите завтра на стрелку. Посидим, шампанского выпьем. У меня же на лбу не написано, кто я такой. Надо быть проще, и все получится. Донт вори, би хаппи. Кстати, ваш телефон?
Татьяна взглянула на него весьма гневно. И кажется, покраснела.
- Как вы, однако, все пошло воспринимаете. Во всем вам чудятся какие-то посягательства. Должен же я знать ваш телефон, если я староста. Чтобы под окошком не кричать, если что.
- Да, да, конечно. - И Таня дала ему визитку. Пельмень посмотрел на нее, ядовито ухмыльнулся и сунул в карман.
СОН ТАТЬЯНЫ ДМИТРИЕВНЫ
Он был очень сумбурным и пестрым. Основная линия состояла в том, что надо было делать стриптиз. А у нее такой имидж, будто она учительница. В этом есть правда жизни. Ведь все эти маленькие и большие мальчики, глядя на умствующего преподавателя, мысленно его (ее?) раздевают. И так убивают время, изредка отвлекаясь на мух и записки. Собственно, между профессиями учителя и стриптизера нет большой психологической дистанции, а платят стриптизеру (как мы все наивно думаем) немножко побольше. Плюс, разумеется, репетиторство... Но мне кажется, быть стиптизером все-таки гораздо лучше, потому что не надо так рано вставать и, хлебнув кофе, быстро одеваться.
Вот выходит она на сцену... странный такой ночной клуб, народищу - не протолкнуться, человек, наверное, за тысячу, курят так, что топор повесить некуда, и ни одной знакомой рожи - все по билетам. И доска висит вместо этой фиговины из телевизоров. Таня подходит к ней с указкой, в очках, одета в серый костюмчик, волосы - пучком, под юбкой - чулки на поясе и трусики и лифчик в синих блестках, на ягодице - маленький дракончик (Всего этого пока еще не видно). Открывает журнал, спрашивает:
- Иванов?
- Я!
- Иванов, скажите мне, как звали Гоголя?
- Кажется, Федор Николаевич.
- Правильно. Примерно так их с Достоевским и звали. Вам разрешается снять с меня пиджак.
Народ разогретый, на входе давали шампанское, все орут, хлопают, рвутся в бой. Иванов берет пиджак и уходит со сцены. Ему девочки дарят воздушный шарик. Вмешивается конферансье:
- Разыгрывается поездка в Индию с нашей очаровательной Танечкой. Дерзайте. Кто будет этот счастливчик, я хочу набить ему морду!
- Бондаренко, к доске!
Крики, визг, наконец, находится доброволец.
- Я Бондаренко!
- Скажите мне, Бондаренко. - Тот на сцене аж притопывает.
- Скажите мне... кто написал сказку о рыбаке и рыбке?
- Народ. - И лезет расстегивать блузку. Все орут:
- Еще, еще один Бондаренко! Вау!
На сцену поднимается новый мужчина. Наконец, сопящий Бондаренко-1 побеждает последнюю пуговицу и с добычей удаляется. Конферансье:
- Прекрасно! Сегодня в нашем клубе целых два Бондаренко! Давайте похлопаем всем обладателям этой прекрасной фамилии! Пусть они размножаются и заполняют собой весь мир, как устрицы.
Таня с трудом перехватывает инициативу: - Бондаренко... вас как зовут?
- Тарас. Нас тут 52 миллиона.
Тут она замечает, что публика сегодня даже и не публика, а самый что ни есть народ. А тот, который на сцене, похож на Леню Голубкова, да еще и с авоськой в руке. А в авоське - пластмассовая бутылка с компотом.
- Ну, Тарас, как вы думаете, из какого произведения русской литературы, написанного Гончаровым, пошло слово "облом"?
- Все смешалось в доме... этих... Обломских!
- И что?
- Вот!
Народ начинает гудеть. Из-за кулис выглядывает усатая морда и делает мученические глаза. Барменша пожимает сутулыми плечами.
- Ну, неважно. Давайте, снимайте с меня юбку!
Народ кидается на сцену и начинает раздевать Таню. Юбка, пояс, туфли, правый и левый чулки плывут над головами людей и постепенно тонут. Кто-то щипает ее за спину, норовя расстегнуть лифчик. Это просто дурной сон. Таня зажмуривается, открывает глаза и видит перед собой Пельменя. У него в руках норковая шуба.
- Пельменников, быстро, годы жизни Толстого!
- 1828-1910, оденься, дура, полный класс мужиков.
Действительно, полный класс мужиков. Сидят, сиволапые, парты им по аппендиксы, рожи красные, бороды всклокочены, ноги в лаптях подогнуты под стулья. Вилы и грабли в углу составлены. И Шевченко белеется на заднем плане. А Пельмень у них - главный. Что он скажет, то и делают. А сейчас просто ждут, что он скажет.
- Чуваки! Эта фря - ваша новая учительница! Полюбуйтесь. - И снимает с нее шубу. Там трусы и лифчик в синих блестках и дракончик на ягодице. Но тут как раз звенит звонок.