Весь следующий день Уилт провалялся в постели с грелкой, которую он охладил в морозильнике. Тем временем инспектор Роджер, благодаря передатчикам в машине, следил за передвижениями Евы по Ипфорду, а инспектор Флинт работал в другом направлении. В лаборатории у криминалистов он выяснил, что высококачественный героин, обнаруженный в камере у Маккалема, ничем не отличается от героина, который нашли в квартире мисс Линчноул, и можно с изрядной долей уверенности утверждать, что источник героина один и тот же. Затем Флинт наведался к сердобольной посетительнице тюрьмы миссис Джардин и провел у нее около часа. Миссис Джардин поразила его замечательной способностью закрывать глаза на очевидное. Послушать ее, в смерти Маккалема повинны решительно все, кроме, него самого. Негодяем он сделался по вине общества, неучем остался по недосмотру органов образования, промышленники и коммерсанты не предоставили ему достойную работу, судья вынес обвинительный приговор.
— Он стал жертвой обстоятельств, — твердила миссис Джардин.
— Эдак про каждого можно сказать, — заметил Флинт, поглядывая на серебро в угловом серванте. Как видно, по вине своего материального достатка дамочка стала жертвой излишней чувствительности. — Взять хотя бы трех бандюг, которые грозились порезать вас своими…
— Ах, не надо! — миссис Джардин содрогнулась, вспомнив о посетителях.
— И они ведь жертвы, правда? И бешеная собака жертва, но если она вас покусала, это же не утешение. По мне, торговцы наркотиками относятся сюда же.
Миссис Джардин пришлось согласиться.
— Так вы своих гостей не узнаете? — спросил Флинт. — Говорите, они надели на голову чулки?
— Да. И пришли в перчатках.
— И они, значит, отвезли вас на Лондон-роуд и показали, где оставят передачку.
— За телефонной будкой, напротив поворота на Бриндлей. Мне велели зайти в будку, сделать вид, что я говорю по телефону, а когда поблизости никого не будет, заглянуть за нее, взять пакет и сразу возвращаться домой. Они сказали, что будут за мной следить.
— А позвонить в полицию вы не додумались?
— Почему же? Я сразу об этом подумала. Но они предупредили, что подкупили уже не одного полицейского.
Флинт вздохнул. Знакомая уловка. А впрочем, черт их знает, может, и не врут. Есть в полиции такие, кто продает свою совесть. В прежние годы, когда Флинт только-только поступил на службу, их было куда меньше. Это ведь сейчас развелись крупные банды, у которых имеются средства купить полицейского с потрохами, а не получится — пришить. В старые добрые времена убийство полицейского так просто с рук не сходило: хоть кого-нибудь, а повесят, пусть даже не того. А теперь погоду делают благотворители вроде миссис Джардин или Кристи, который в своих свидетельских показаниях наврал с три короба, а в результате полоумного Эванса послали на виселицу, хотя убийства совершал сам Кристи. Вот из-за таких преступники нынче и распоясались. Ничего святого у людей не осталось. Стоит ли винить миссис Джардин, что она поддалась на угрозы? Ну ничего. Флинт слабины не даст. Он никогда не бегал от работы и не шел против совести, так будет и впредь.
— Мы бы вас защитили, — сказал он. — А если бы вы прекратили посещать Маккалема, бандиты и подавно оставили бы вас в покое.
— Теперь-то я понимаю. Но в тот миг я так перепугалась, что ум за разум зашел.
«Было бы чему заходить», — подумал Фйинт, но оставил это замечание при себе и снова принялся расспрашивать о том. как миссис Джардин получила наркотики. Трудно поверить, что преступники оставили партию героина за телефонной будкой и не захотели убедиться, что она дошла по назначению. Однако больше они у миссис Джардин не появлялись. Выходит, они договорились о связи.
— Что, если бы вы заболели? — спросил Флинт. — Вдруг вы по какой-то причине не сумели бы забрать пакет, что тогда?
Миссис Джардин окинула инспектора удивленно-презрительным взглядом. Как можно задумываться о таких житейских мелочах, когда речь идет о моральном долге? Сразу видно необразованного полицейского. Поскольку полицейские к числу жертв не относились, они снисхождения не заслуживали.
— Не знаю, — пожала плечами миссис Джардин.
Флинт начал терять терпение.
— Слушайте, вы, хватит носом крутить, — цыкнул он. — Сколько бы вы ни скулили, что вас взяли на пушку, за распространение наркотиков, да еще в тюрьме, по головке не погладят. Кому вы должны были позвонить?
Миссис Джардин сдалась:
— Я не знаю, как его зовут. Мне оставили номер телефона, и…
— Какой номер?
— Просто номер. Я не могу…
— Давайте его сюда.
Миссис Джардин вышла, а Флинт принялся разглядывать книжные полки. Названия книг ничего ему не говорили. Он только понял, что миссис Джардин охотно читает или по крайней мере покупает книги по социологии, экономике, интересуется проблемами Третьего мира и тюремной реформой. Флинт не растрогался. Хороша забота о заключенных — шляться в тюрьму и распекать администрацию, что она-де плохо содержит преступников. Куда как просто воевать с людьми, которые взяли на себя черную работу. А слабо самой пойти в надзирательницы да пожить на нищенское жалованье? Вздумай правительство поднять налоги для строительства новых тюрем, та же миссис Джардин поднимет крик. Ох уж эти лицемерные чистоплюйки!
Миссис Джардин вернулась в комнату.
— Вот телефон, — она протянула Флинту клочок бумаги. На нем был записан номер лондонского телефона-автомата.
— Когда вам велели позвонить?
— За день до того, как я должна была забрать пакет. С половины десятого вечера до девяти сорока. Инспектор взял немного в сторону:
— Сколько раз вы забирали пакет?
— Только три раза.
Флинт встал. Ничего не получится. Даже если бы газеты не раструбили о смерти Маккалема, его дружки все равно дознались бы. Едва ли им снова лонадобится передавать пакет. Что ж. Флинт по крайней мере убедился, что они действуют не в Лондоне. Роджер идет по ложному следу. Да и Флинт, оказывается, дал маху. Цепочка обрывалась на миссис Джардин и телефонной будке на Лондон-роуд. Если бы Маккалем был жив…
Флинт отправился в тюрьму.
— Покажи-ка мне список посетителей Мака, — попросил он старшего надзирателя Блэггза.
С полчаса он переписывал имена и адреса в записную книжку. Закончив, пояснил:
— Кто-то из этой компашки — связной. Разберемся. Надежды мало, но отчего не попробовать?
В участке он проверил, не располагает ли данными об этих лицах Центральная компьютерная служба, не случалось ли им проходить по делам о наркотиках. Флинт надеялся найти в списке недостающее звено — какого-нибудь мелкого жулика, живущего в Ипфорде или его окрестностях. Но такого не оказалось. Начинать поиски в Лондоне — попусту тратить время. Положа руку на сердце. Флинт считал, что и в Ипфорде его поиски совершенно бесплодны, но все-таки… все-таки он печенкой чувствовал, что ищет не напрасно. Чувствовал — и все тут. Что же подскажет ему интуиция? Подруга мисс Линчноул видела ее у доков. Несколько раз. Но доки — то же самое, что телефонная будка на Лондон-роуд: передаточный пункт. Мало, мало. Чтобы напасть на след, нужны факты посущественнее.
Флинт снял трубку и набрал номер наркологического отдела Ипфордской больницы.
К обеду Уилт встал с кровати. Собственно, он уже не раз вставал с кровати утром, чтобы достать из морозильника другую грелку, а чаще потому, что боялся замастурбировать себя до смерти. Ева напрасно надеялась, что адское зелье в пиве настроит мужа на нужный лад: Уилт рассудил, что жена, которая чуть не извела мужа отравой, недостойна своей порции плотских наслаждений. Если она войдет во вкус, недолго угодить в больницу с внутренним кровотечением и пожизненной эрекцией. Он уже и так не знает, что делать со своим пенисом.
Сначала Уилт решил: «Я его, паскуду, холодом дойму». Какое-то время это средство помогало, хотя боль была невыносимая. Но стоило Уилту задремать, как через час он пробудился с мерзким чувством, будто во сне ему вздумалось прелюбодействовать со свежевыловленной дуврской камбалой. Уилт выбросил из головы мысли о сексе и поплелся на кухню положить грелку в морозильник, однако сообразил, что это несколько негигиенично. Он принялся мыть грелку, и тут в дверь позвонили. Уилт уронил грелку в раковину, схватил ее, хотя она так и норовила выскользнуть из, рук, и сунул на полочку для сушки посуды между перевернутым чайником и керамическим блюдом. Только после этого он открыл дверь.
Вопреки его ожиданиям, за дверью стоял не почтальон, а Мэвис Моттрем.
— Что это вы дома? — спросила она.
Уилт отступил за створку двери и плотно запахнул халат.
— Да вот, понимаете…
Мэвис уверенно прошествовала мимо него на кухню.
— Я просто зашла узнать, может, Ева согласится взять на себя закуску.
— Какую закуску? — спросил Уилт, с ненавистью глядя на Мэвис. Еще бы: эта ведьма надоумила Еву обратиться к доктору Корее.
Но Мэвис пропустила вопрос мимо ушей. С точки зрения активной феминистки и секретаря движения «Матери против бомбы», Уилт был всего-навсего представитель мужской половины рода человеческого, чего с таким церемониться?
— Ева скоро вернется? — спросила Мэвис.
Уилт зловеще улыбнулся и закрыл за собой дверь кухни. Раз Мэвис обращается с ним, как с неотесанным мужланом, он и поведет себя, как неотесанный мужлан.
— А как вы догадались, что ее нет дома? — поинтересовался Уилт, взяв в руки хлебный нож и пробуя тупое лезвие большим пальцем.
— Машины не было, и я решила… Ведь обычно вы на ней ездите, — Мэвис замялась.
Уилт поместил нож на магнитную доску рядом с большими кухонными ножами. Хлебный нож тут явно не смотрелся.
— Фаллический символ, — заметил Уилт. — Любопытно.
— Что любопытно?
— Это так в духе Лоуренса[15], — сказал Уилт и достал из пластикового ведерка кулинарный шприц. Ева отмачивала его в дезинфицирующем растворе — надеялась, что когда-нибудь снова решится покрывать торты глазурью с его помощью.
— Лоуренса? — переспросила Мэвис с тревогой в голосе.
Уилт положил шприц и вытер руки. Взгляд его упал на резиновые перчатки, в которых Ева мыла посуду.
— Совершенно верно, — подтвердил Уилт и стал натягивать перчатки.
— О чем это вы? — спросила Мэвис. На память ей пришло происшествие с надувной куклой. Мэвис обогнула стол и направилась к двери, но остановилась. Уилт в одном халате, даже без пижамных брюк, в резиновых перчатках, с кулинарным шприцем в руках внушал опасения.
— Знаете, попросите Еву мне позвонить, — сказала Мэвис. — Я ей объясню насчет закуски для…
Она осеклась. На лице Уилта снова появилась улыбка. Из шприца брызнула желтоватая жидкость. В сознании Мэвис промелькнули образы сумасшедших врачей из старых фильмов ужасов.
— Так вы говорили о том, что Евы нет дома, — напомнил Уилт и заслонил собой дверь. — Продолжайте.
— Что продолжать? — голос Мэвис дрогнул.
— Ну, о том, что ее нет дома. По-моему, очень занятная тема, а?
— Занятная? — пробормотала Мэвис, пытаясь уловить в бессвязных фразах хоть проблеск здравого смысла. — Чего тут занятного? Очевидно, поехала в магазин.
— Очевидно? — Уилт отсутствующим взглядом рассматривал сад за окном. — Уж будто это так очевидно.
Мэвис невольно посмотрела в ту же сторону. Сад нагнал на нее такой же страх, что и Уилт в резиновых перчатках, с жутким кулинарным шприцем. Сделав над собой усилие, Мэвис повернулась к Уилту и как ни в чем не бывало бросила:
— Я, пожалуй, пойду.
С этими словами она двинулась к двери. Улыбка с лица Уилта сползла.
— Куда вы спешите? — воскликнул он. — Поставим чайник, выпьем кофейку. С Евой-то небось не отказались бы. Садитесь, поболтаем. У вас с Евой было так много общего.
— «Было?» — ахнула Мэвис. Черт дернул ее за язык. Уилт снова улыбался кошмарной улыбкой.
— Что же, — отважилась Мэвис, — если вы со мной выпьете, я не откажусь. Мне спешить некуда.
Она взяла электрический чайник и подошла к крану. В раковине лежала грелка. Мэвис взяла ее и чуть не выронила: грелка была не просто холодная, она была ледяная. Уилт угрожающе заворчал. После минутного колебания Мэвис обернулась. Так и есть: ей угрожает опасность. Опасность глядела на нее из плохо запахнутого халата Уилта.
Мэвис взвизгнула, подскочила к черному ходу, рванула дверь и, сбивая крышки с мусорных бачков, помчалась к воротам, где стояла ее машина.
Оставшись один, Уилт бросил шприц в ведерко и принялся стягивать перчатки за пальцы. Не лучший способ: перчатки стаскивались с трудом. Наконец Уилт с ними справился, вытащил из морозильника вторую грелку и приложил к своему члену.
— Гнусная баба, — ругнул он Мэвис. Что же теперь делать? Если она пойдет в полицию… Нет, едва ли. И все-таки принять контрмеры не помешает. Плюнув на гигиену, Уилт сунул грелку из раковины в морозильник и поплелся наверх, в спальню. «По крайней мере, мы раз и навсегда избавились от Мэвис М.» — подумал он, забравшись в постель. Хоть какая-то польза от происшествия, которое еще сильнее подмочит его репутацию. Однако Уилт и на этот раз рано радовался.
Минут через двадцать к дому подкатила Ева. По дороге она повстречала Мэвис. Войдя в дом, она первым делом крикнула:
— Генри, поди-ка сюда! Что ты тут вытворял с Мэвис?
— Иди ты к чертовой матери, — буркнул Уилт.
— Что ты говоришь?
— Ничего. Я не говорил. Я стонал.
— Нет, говорил. Я же слышала, — Ева поднялась в спальню.
Не успела она и рта раскрыть, как Уилт вскочил с постели и, прикрыв причинное место грелкой, объявил:
— Вот что. Вы мне осточертели. И ты, и твоя чувырла Мэвис, и эта Корее со своими ядами, и близняшки, и долбанные головорезы, которые рыскают за мной по пятам. Весь свет осточертел. Ишь, завели моду: я, значит, должен ходить по струнке и всем угождать, а они делают, что им заблагорассудится, и хоть трава не расти. Заруби себе на носу: а) я вам не мальчишка и б) изголяться над собой я больше не позволю. Ни тебе, ни Мэвис, ни близняшкам, чтоб им повылазило. У тебя мозги, как губка, впитывают любую белиберду, а я чихать хотел, что пишут всякие шарлатаны про новомодные идеи в воспитании, лечение старческих болезней сексом и целебные свойства цикуты…
— Цикута — это отрава, — попыталась перевести разговор Ева. — Никто не…
— А бредни, которыми ты забиваешь голову, — не отрава? — ерепенился Уилт. — Оголтелое распутство, голые шлюхи из порножурналов для, так сказать, интеллигенции, страхи и трахи по видюшнику на радость безработным. Суррогаты для тех, кто не способен ни думать, ни чувствовать. Не знаешь, что такое «суррогаты», — загляни в словарь.
Уилт остановился, чтобы перевести дух, и Ева воспользовалась паузой:
— Тебе хорошо известно, как я отношусь к порнографическим видеофильмам. И девочкам смотреть никогда не разрешу.
— Она не разрешит! Ни мне, ни мистеру Геймеру от этого не легче! Ты только взгляни на этих маленьких похабниц — неужели непонятно, что скоро страхи и трахи будут твориться у тебя под носом? Куда там! Они у нас умницы, они одаренные, прямо вундеркинды. Разве можно мешать их умственному развитию — учить, как себя вести, воспитывать по-человечески? Боже упаси! Никакого воспитания: мы образцовые современные родители. И пусть эти распущенные шмакодявки превращаются в ограниченных технократок, у которых на уме одни компьютеры, а совести не больше, чем у Эльзы Кох, когда она не в духе…
— Кто такая Эльза Кох?
— Садистка, которая уничтожала людей в концлагере. Да ты, чего доброго, заподозришь, будто я мечтаю завести зверские порядки, заделался твердолобым консерватором? Черта с два! У этих кретинов тоже мозги не варят. Я во всем держусь середины, и какие убеждения правильные, какие нет — не разбираю. Но зато я хотя бы думаю — по крайней мере, пытаюсь думать! Так что оставь меня в покое — вернее, в непокое. А своей подружке Мэвис передай: будет опять сватать тебе кастраторшу Корее — снова нарвется не непроизвольную эрекцию.
Ева спустилась на кухню. Как ни странно, после этого разноса она воспряла духом. Давно уже Генри те говорил с таким чувством. Ева, правда, поняла не все и считала, что на близняшек он напустился понапрасну, но как замечательно, что он наконец показал себя настоящим мужчиной! А то она уж совсем расстроилась, когда негодяйка Корее молола всякую чушь про… как это?.. «сексуальное превосходство женских особей у млекопитающих». Ева не хочет во всем превосходить мужа. И никакое она не млекопитающее. Она человек. А это не одно и то же.
Лоуренс. Дэвид Герберт (1885–1930) — классик английской литературы. Значительное место в его творчестве занимает тема отношения полов.