— Будем рассуждать логически, — предложил мистер Госдайк. — Что подсказывает нам здравый смысл? Пока у нас не будет достаточных оснований утверждать, что вашего супруга удерживают в Бэконхите против его воли, вы не можете обращаться в суд. Вы меня понимаете?
Ева в упор взглянула на адвоката Она понимала одно: тут ей ничего не добиться. Это Мэвис насоветовала ей обратиться к мистеру Госдайку, а то, дескать, она еще наделает глупостей. На самом деле Мэвис, конечно же, боится не глупостей. Просто ей не хватает мужества действовать без оглядки, идти на риск.
— В конце концов, может, ты имеешь право подать на него в суд, — объясняла Мэвис на обратном пути с базы. — Надо сперва все обстоятельно разузнать.
Но Ева и так все знала. Она с самого начала чувствовала, что мистер Госдайк не поверит и станет кивать на логику и здравый смысл. Можно подумать, в жизни все подчиняется логике. Ева и слова-то этого не понимает. Для нее логика — все равно что железнодорожная колея, по которой мчится поезд, и никуда с нее не свернуть. А так иногда хочется взять в сторону, рвануть, не разбирая дороги, по полям и лугам, как лихой скакун. Да ведь и поезд когда-то подойдет к станции, а дальше — ступай куда вздумается.
Нет, в жизни не все так прямолинейно. И люди, дойдя до точки, ведут себя не так. Чего там, даже в суде этой логики наищешься. Разве логично, что сажают в тюрьму рассеянных старух вроде миссис Риман, которая вынесла из магазина банку маринованного лука, а заплатить забыла? Она же ничего маринованного не ест. Ева точно знает, когда она развозила обеды соседским старикам, миссис Риман ей говорила, что терпеть не может уксус. А с банкой лука произошло недоразумение: старушка прихватила ее потому, что месяц назад у нее умер китайский мопс по кличке Лучок. Ну как не понять, что это ошибка? А суд не понял. Вот и мистер Госдайк не понимает Еву, а у нее имеются верные доказательства, что Генри на авиабазе. Видел бы мистер Госдайк, как изменился в лице тот офицер, заговорил бы по-другому.
— Стало быть, вы мне не поможете? — спросила Ева и встала.
— Сначала нам необходимо получить доказательства, что вашего мужа удерживают на базе вопреки…
Но Ева уже не слушала. Что толку от пустой болтовни? Она вышла из кабинета, спустилась по лестнице и направилась в кофейню «Момбаса», где ее дожидалась Мэвис.
— Ну как, он тебе что-нибудь посоветовал? — спросила Мэвис.
— Нет. Сказал только, что без доказательств ничего не получится.
— Может, Генри вечером позвонит. Он же знает, что ты приезжала на базу, ему наверняка передали…
Ева покачала головой.
— Как же, передали.
— Ева, я вот что подумала, — начала Мэвис. — Генри обманывает тебя уже полгода. Я знаю, ты сейчас станешь спорить, но ведь это факт.
— Обманывает, но не в том смысле. Я-то знаю.
Мэвис вздохнула. Как же наконец втолковать Еве, что все мужчины одинаковы, даже сексуально неполноценные вроде Уилта?
— По пятницам вечерами твой Генри ездит в Бэконхит, а тебе говорит, что преподает в тюрьме. Это ты отрицать не станешь?
— Не стану, — ответила Ева и заказала чай. Кофе — иностранный напиток, а ей сегодня не хочется ничего иностранного. Кофе пьют американцы.
— Ты не задавала себе вопрос, почему он это от тебя скрывает?
— Потому что не хочет, чтобы я знала.
— А почему не хочет?
Ева молчала.
— Потому что боится, что ты станешь его ругать. А за что жены ругают мужей, ты и сама знаешь, правда?
— Я знаю Генри.
— Конечно, знаешь. Но мы и не подозреваем, на что подчас способны наши близкие.
— Ну, тебе, положим, было известно, что Патрик бегает за каждой юбкой, — огрызнулась Ева. — Все время рассказывала, как он тебе изменяет. Поэтому тебе и понадобились стероиды этой разбойницы Корее. Вот теперь твой благоверный и сидит перед телевизором.
— Да, — согласилась Мэвис, кляня себя за откровенность. — Но ты-то жаловалась, будто у Генри сексуальная недостаточность. А значит, я права. Уж не знаю, из чего доктор Корее приготовила ему снадобье…
— Из мух.
— Мух?
— Генри сказал — шпанские мушки. Он уверял, что чуть не умер.
— Ну не умер же. Так я что говорю. Может, у него такая низкая продуктивность из-за…
— Он человек, а не бык.
— С чего ты быка приплела?
— «Продуктивность»! Можно подумать, Генри — крупный рогатый скот.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.
Принесли чай. Мэвис подождала, пока удалится официантка, и продолжала:
— Так вот. Тебе кажется, что у Генри сексуальная недостаточность, а на самом деле…
— Я только говорила, что он в постели немножко вялый. И больше ничего такого.
Сдерживая раздражение, Мэвис помешивала кофе. Наконец она решилась и выложила напрямик:
— Вполне вероятно, что он тебя просто не хочет. Зачем ему ты, если он вот уже полгода каждую пятницу прыгает в постель к военнослужащей американке. Вот что я имела в виду.
Ева возмутилась:
— Что ты выдумываешь? Как же он тогда успевал вернуться домой к половине одиннадцатого? Он ведь на базе еще и занятия проводил. Из дома он уезжал около семи, ехать до базы минут сорок пять. Сорок пять туда и сорок пять обратно получается..
— Полтора часа, — нетерпеливо перебила Мэвис. — Ну и что? Может, у него в Бэконхите были индивидуальные занятия.
— Индивидуальные?
— Да, голубушка. С одним человеком.
— Так не положено. По крайней мере, в Гуманитехе. Если в группе меньше десяти человек…
— А вдруг на базе другие правила? И потом, хитростью и не того можно добиться. Скажите на милость — занятия! Очень хорошо представляю, чем занимался твой Генри. Небось раздевался и…
— Вот видишь, как плохо ты его знаешь. Чтобы Генри разделся на глазах у посторонней женщины? Да ни в жизнь. Он у меня такой застенчивый.
— Застенчивый? — Мэвис хотела напомнить, что вчера утром Уилт обошелся с ней довольно беззастенчиво, но от решительного взгляда Евы ей вновь стало не по себе, и Мэвис смолчала.
Посидев еще минут десять, подруги отправились в школу за близняшками. Но и в машине лицо Евы сохраняло ту же пугающую решимость.
— Ладно, начнем вот с чего, — сказал полковник Эрвин. — Вы утверждаете, что не стреляли в майора Глаусхофа, так?
— Конечно, не стрелял, — подтвердил Уилт. — Зачем мне в него стрелять? Это его жена пыталась отстрелить замок.
Полковник заглянул в папку, лежавшую перед ним на столе, и заметил:
— У меня другие сведения. Тут сказано, что вы хотели изнасиловать миссис Глаусхоф в извращенной форме, а когда она оказала сопротивление, укусили ее за ногу. Майор Глаусхоф бросился на помощь жене и начал выламывать дверь, а вы в него выстрелили.
— Изнасиловать в извращенной форме? — ахнул Уилт. — Это как?
Полковника передернуло.
— Не знаю. Меня такие вещи не интересуют.
— Уверяю вас, если кого и изнасиловали в извращенной форме, то не ее, а меня. И. если бы вам случилось оказаться в непосредственной близости от ее мочалки, вы бы тоже стали кусаться.
Полковник поспешил отогнать кошмарное видение В его личном деле значилось: «в высшей степени гетеросексуален», но ведь не до последних же пределов! А «мочалка» миссис Глаусхоф — это уж точно из области запредельного.
— У вас концы с концами не сходятся. — возразил полковник. — По вашим собственным словам, миссис Глаусхоф намеревалась отстрелить замок и выбраться из комнаты, не так ли? Может, вы объясните, зачем ей это понадобилось?
— Я же говорю, ей захотелось… ну да я уже рассказывал. чего ей захотелось. Вот я ее и тяпнул. Что мне еще оставалось? А она озверела и схватилась за пистолет.
— Но почему все-таки дверь оказалась заперта и миссис Глаусхоф пришлось стрелять в замок? Вы хотите сказать, что вас обоих запер майор Глаусхоф?
— Она сама заперла дверь и швырнула чертов ключ в окно, — устало промолвил Уилт. — Не верите — поищите на улице.
— Неужели вы показались ей таким неотразимым, что она вздумала вас изнасиловать… в извращенной форме?
— Просто она лыка не вязала.
Полковник Эрвин встал, подошел к гравюре и вперился в нее, надеясь, что его осенит догадка. Но догадка не спешила. Во всем рассказе Уилта не вызывало сомнений лишь одно: Глаусхофиха действительно была пьяна.
— Как вы вообще оказались у Глаусхофов, вот чего я не понимаю.
— А я, думаете, понимаю? Я приехал сюда в пятницу читать лекцию. Вдруг — здравствуйте пожалуйста: травят меня газом, колют шприцем, наряжают, как больного перед операцией, накрывают с головой одеялом, возят туда-сюда по базе, задают идиотские вопросы про какие-то радиоперехватчики в моей машине…
— Радиопередатчики.
— Ну, передатчики. И притом грозят: не признаешься, что ты русский шпион или шизанутый фанатик-шиит, — получишь пулю в лоб. Но это еще не все. Оказываюсь в какой-то гнусной спальне. Откуда ни возьмись — бабенция, по одежде — ни дать ни взять проститутка. Выбрасывает из окна ключ, сует мне в рот сиськи и угрожает придушить своей мочалкой. Бред? И вы думаете, я смогу что-то объяснить?
Уилт без сил откинулся в кресле и горестно вздохнул.
— И все же я не.. — начал было полковник.
— Ну что вы, ей-богу! Толковать бред — не по моей части. За этим обратитесь к своему майору-кровопийце. А с меня довольно.
Полковник вышел в соседнюю комнату.
— Что вы о нем скажете? — спросил он капитана Форчена, который вместе с техником записывал допрос на магнитофон.
— Звучит убедительно. От Моны Глаусхоф всего можно ожидать: не случится под рукой мужика, она и со скунсом перепихнется.
— Это уж точно, — вставил техник. — Вон лейтенант Хара с ней спутался, а теперь пашет, как ходячий вибратор. Только на витаминах и держится.
— Ну и дела, — нахмурился полковник. — И Глаусхоф еще ведает у нас службой безопасности! С чего он вдруг позволил своей Моне Мессалине оседлать этого субъекта?
— У него в ванной прозрачное зеркало, — вспомнил капитан. — Может, он оттуда наблюдает и ловит кайф?
— Прозрачное зеркало в ванной? Любоваться, как твоя жена дрючит русского резидента, — такая блажь могла прийти только ненормальному.
— Небось, решил, что русские дрючатся не по-нашему, и захотел кой-чего перенять, — предположил техник.
— Поищите-ка ключ возле дома, — велел полковник и вышел в коридор. Капитан последовал за ним.
— Ну? — спросил Эрвин.
— Ничего не понимаю. Капрал из секции электроники, тертый калач, уверяет, что это английская техника специального назначения. Не русская — это точно. Насколько нам известно, никто, кроме англичан, ею не пользуется.
— Вы думаете, за Уилтом следят британские органы безопасности?
— Очень может быть.
— Нет, едва ли. Когда Глаусхоф задал ему перцу, он потребовал, чтобы при допросе присутствовали сотрудники британской разведки. Вы когда-нибудь слышали, чтобы русский агент после провала стремился в объятия британской разведки? Я такого что-то не припомню.
— Остается ваша версия о том, что англичане просто проверяли на вшивость нашу службу безопасности. Тогда все более-менее понятно.
— А мне не все понятно. Будь это рядовая проверка, Уилту уже пришли бы на помощь. И почему он молчит? Какой ему резон терпеть измывательства? Нет, эта версия тоже ни к черту. Некоторые факты остаются без объяснения: и передатчики в машине, и то, что, по словам Клодиак, Уилт всю лекцию был сам не свой. Сразу видно — дилетант. Сомневаюсь, что он вообще знал про передатчики. Так где же логика?
— Давайте я его допрошу, — вызвался капитан.
— Не надо, я сам. А вы продолжайте записывать. Нам эта запись пригодится.
Эрвин вернулся в кабинет. Уилт на кушетке спал как убитый.
— У меня к вам еще несколько вопросов, мистер Уилт, — произнес полковник.
Уилт пробудился, сел и поднял на полковника мутные глаза.
— Какие вопросы?
Полковник достал из шкафа бутылку.
— Виски не хотите?
— Я хочу домой, — сказал Уилт.