А в полицейском участке Ипфорда инспектор Флинт торжествовал победу.
— Тут все материалы, сэр, — доложил он старшему офицеру, указывая на стопку папок на столе. — В деле замешаны только местные. Суоннел познакомился с поставщиком в Швейцарии. Поехал туда на лыжах покататься. Славное местечко эта Швейцария. Ну, натурально, итальянец сам к нему подвалил. Суоннел говорит — угрожал. А у нашего Клайва, как вам известно, нервишки хлипкие.
— Я на это чуть не купился, — признался старший офицер. — Как-то раз мы его, каналью, уже было привлекли за покушение на убийство. Да вот беда: малый, которого он порезал, не захотел подавать в суд.
— Насчет нервишек — это я с иронией, — объяснил Флинт. — Я рассказываю с его слов.
— И что дальше? Как они химичили?
— А очень просто. Проще не придумаешь. Перво-наперво им понадобился гонец — но такой, чтобы знать ничего не знал. И они выбрали Теда Лингдона. Он то и дело гоняет свой автофургон на континент. У автофургона есть регулярный рейс до Шварцвальда с остановками на ночь Нагнали на Теда страху, пообещали умыть азотной кислотой, если будет кочевряжиться, и принудили выполнять их поручения. Это он сам так рассказывает. В Гейдельберге в фургон без ведома водителя подсовывали товар. Оттуда фургон через Остенде добирался до побережья. Потом — ночным паромом в Дувр. На полпути один проходимец из команды сбрасывал товар за борт. Ночью сподручнее, никто не засечет. А хахаль Энни Мосгрейв — он содержит плавучее питейное заведение — поджидал в проливе и подбирал груз.
— Минуточку, — остановил старший офицер. — Как же это можно отыскать пакет героина посреди пролива, да еще ночью?
— Точно так же, как Роджер пасет Уилта, — по радио. Зелье перевозили в чемоданчике, который запросто держался на плаву. Как только чемоданчик падал в воду, в нем врубался радиомаяк. Жулик ловил сигнал, находил груз, брал на борт и оставлял у буйка возле устья Темзы. Плавучий кабак возвращался в док, а чемоданчик забирал аквалангист.
— Они здорово рисковали. В море течения, приливы. А за товар немалые деньги плачены.
— Никакого риска. Чемоданчик привязывали к цепи буйка, аквалангисту найти — раз плюнуть. Потом товар делили на три части: часть себе, часть Чарли-Гонконгу — он шуровал в Лондоне, а третья часть — Родди Итону. Этот работал в наших краях и в Эдинбурге.
Старший офицер, разглядывая ногти, прикидывал, что может последовать за раскрытием преступления. Спору нет, Флинт постарался на славу, но у старшего офицера шевельнулось нехорошее подозрение, что суд не одобрит действия инспектора. Лучше о них даже не задумываться. Защита и так разберет их по косточкам. Вымогал показания у заключенных угрозами, стращал обвинениями в убийстве, а потом замял дело… С другой стороны, если Флинт действительно добился успеха, значит балбес Роджер может поставить на своей карьере точку. Ради этого стоит рискнуть.
— Вы уверены, что Суоннел и его шатия-братия не морочат вам голову? — спросил старший офицер. — Нет-нет, я не сомневаюсь, что вы все проверили, то вдруг мы передадим дело в суд, а они отопрутся от своих показаний, и получится…
— А я их показания в расчет не беру. Есть верные улики. Вот получим ордер на обыск и добудем. У них дома или на одежде непременно обнаружатся следы героина и «формалина». Раз они делили товар, то наверняка должны были просыпать. Криминалистам будет чем поживиться.
Старший офицер молчал. Его смущало, что Флинт, как видно, не брезгует противозаконными методами, но начальник смотрел на это сквозь пальцы. Ведь если инспектор в самом деле накрыл шайку торговцев наркотиками, главный констебль и министр внутренних дел останутся довольны. Нынче преступный мир работает так слаженно, что чистоплюйство лучше спрятать в карман.
— Ладно, — сказал старший офицер. — Я поговорю насчет ордера.
— Спасибо, сэр.
Флинт собрался идти, но старший офицер остановил его.
— Теперь относительно инспектора Роджера. Я так понимаю, он разрабатывает свою линию.
— Да, занимается американскими авиабазами. Втемяшил себе в голову, что наркотики идут оттуда.
— В таком случае надо его предупредить.
Однако у Флинта на этот счет были другие планы.
— Разрешите, сэр, я изложу свои соображения. То, что отдел по борьбе с наркотиками копает не там, очень даже кстати. Роджер отвлекает внимание преступников. Стоит ли его останавливать? Так их и спугнуть недолго. Давайте скажем ему потом, когда произведем аресты. Может, это его даже слегка подзадорит.
Старший инспектор вытаращил глаза. Подзадоривать начальника отдела по борьбе с наркотиками? Это еще зачем? Он и так свихнулся от усердия. А впрочем…
— И как вы предлагаете его подзадорить?
— Скажите ему, что главный констебль вот-вот даст санкцию на арест. Это же правда.
— Что ж, посмотрим, — устало сказал старший офицер. — Но вы там особо не зарывайтесь.
— Как можно, сэр, — сказал Флинт и отправился в служебный гараж, где его поджидал сержант Йейтс.
— Ордера на обыск у нас в кармане, — объявил Флинт. — Зелье достал?
Сержант Йейтс кивнул и показал на целлофановый пакет на заднем сиденье.
— Много не дали. Ранки и так ворчал, что нам не положено. Пришлось соврать, что для лабораторной проверки.
— Будет и проверка, — пообещал Флинт. — Все зелье из одной партии?
— Из одной.
— Ну тогда все путем.
Машина выехала из гаража.
— Сперва осмотрим автоприцеп Лингдона, — прикидывал Флинт, — потом обыщем лодку Суоннела и сад за его домом. Повсюду оставим чуток этого добра, а там — дело за криминалистами.
— А как с Родди Итоном?
Флинт вытащил из кармана пару хлопчатобумажных перчаток.
— Я их надену, когда будем обыскивать прицеп, а дома у Родди Итона брошу в мусорный бак. К Энни даже не поедем, у нее и без нас зелье найдут. Опять же, дружки ее заложат: понадеются, что им за это скостят срок. Только бы эту троицу засудили. Как только сообразят, что им грозит двадцать лет, так всех за собой потянут.
Помолчав, сержант Йейтс посетовал:
— Паскудная работенка. Вон уж и улики фабриковать приходится.
— Ничего страшного. Мы же точно знаем, что паршивцы торгуют наркотиками, они про себя тоже все знают. Стало быть, получат по заслугам. «Дурью» промышляли, пусть за собственную дурь и расплачиваются.
За что приходилось расплачиваться инспектору Роджеру, совершенно непонятно. Разве что за чересчур пристальный интерес к поразительной семейной жизни Уилтов. Этот интерес усилился после того, как микрофоны под крышей дома Уилтов стали улавливать странные звуки.
Все из-за близняшек. Девочки мешали Еве собраться с мыслями, и она прогнала их в свою комнату. В отместку девчонки поставили долгоиграющий диск, врубили проигрыватель на полную громкость, и дом огласился грохотом «тяжелого металла». Роджеру и Ранку в автофургоне казалось, будто дом № 45 по Оукхерст-авеню сотрясают непрерывные ритмичные взрывы снарядов.
— Да что там случилось с микрофонами, черт бы их драл? — взвизгнул Роджер, срывая наушники.
— Ничего не случилось, — проорал оператор. — Просто они очень чувствительные.
— Я тоже чувствительный! — гаркнул Роджер и заткнул одно ухо мизинцем, надеясь таким образом вернуть себе слух. — А микрофоны определенно барахлят.
— Жуткие помехи, вот в чем дело. Они могут быть от чего угодно.
— Кто-то слушает рок-концерт в пятьдесят мегатонн, — сообразил Ранк. — Глухая она, что ли?
— Как же, глухая, — буркнул Роджер. — Это она нарочно. Небось, перерыли дом и нашли микрофоны. Вот и запузырили музычку. Выключите эту хреновину. Я даже собственных мыслей не слышу.
— Мысли никто не слышит, — сказал Ранк. — Они беззвучные. У них…
— Заткнитесь! — рявкнул Роджер. Не хватало еще, чтобы сержант читал ему лекций о том, как работают мозги.
В относительной тишине Роджер обдумывал следующий шаг. До сих пор противник лихо срывал его планы. А все потому, что у Роджера нет поддержки, нет нужных полномочий. И вдруг старший офицер начинает настаивать на немедленном аресте В ответ Роджер запросил ордер на обыск. Старший офицер отделался туманными обещаниями — верный признак того, что ордера инспектору не видать как своих ушей. Роджер подумывал вернуться в участок и во что бы то ни стало добиться разрешения нагрянуть к Уилтам с обыском, но сержант Ранк прервал его размышления:
— Все. Концерт окончен. Слышимость прекрасная.
Роджер схватил наушники. В доме по Оукхерст-авеню наступила тишина, которую нарушал только непонятный стрекот (это Эммелинина хомячиха Персиваль для моциона крутилась в своем колесе). Странно. Когда Уилты дома. тихо там не бывает.
— Машина-то на месте? — спросил Роджер.
Оператор повернулся к монитору.
— Никаких сигналов, — пробормотал он и покрутил антенну. — Наверно, под шумок сняли передатчики.
Инспектора чуть удар не хватил.
— Ах ты раздолбай! — завизжал он. — Ты что же за машиной не следил?
— Я вам что — осьминог с ушами? — вскинулся оператор. — Мало мне идиотских микрофонов, которыми вы нашпиговали весь дом, так еще и за двумя передатчиками следи! И нечего меня раздолбаем обзывать!
Не успел Роджер задать ему хорошую выволочку, как сержант Ранк воскликнул:
— Есть! Слабый сигнал. Машина в десяти милях отсюда.
— Куда она едет? — всполошился Роджер.
— Опять на восток. В Бэконхит.
— За ним! Ну теперь ему, паскуде, домой не вернуться: будем брать. Обложу долбанную базу так, что мышь не проскочит. Сдохну, а обложу!
Ева уверенно вела машину по направлению к базе. В ней говорил гнев, однако Ева этого уже не замечала. Она не представляла, что станет делать на базе, но твердо решила любыми путями узнать правду и вернуть мужа. Надо будет поджечь машину или улечься нагишом на шоссе возле ворот — Ева пойдет и на это. Пусть все узнают.
Мэвис чуть ли не впервые поддержала ее и даже обещала подмогу. Она бросила клич среди членов движения «Матери против бомбы», сколотила команду, в которой оказались не только матери, но и бабушки, взяла напрокат автофургон, обзвонила лондонские газеты, Би-би-си, местное телевидение — короче, позаботилась, чтобы пресса раструбила о затеваемой демонстрации до всему свету.
— Это позволит нам обратить внимание мировой общественности на агрессивный характер капиталистического военно-промышленного комплекса, который подчинил своим интересам политику всех стран, — объявила Мэвис.
Ева весьма смутно догадывалась, о чем идет речь. Она только поняла, что «это», с которого Мэвис начала фразу, — не кто иной, как Уилт. Да Бог с ними, со словами, главное — поступки. И пусть Мэвис проводит свою демонстрацию, а Ева тем временем тишком проскользнет на базу. А не пустят — попытается сделать так, чтобы имя Генри Уилта услышали миллионы телезрителей, которые смотрят вечерние новости.
— Будьте умницами, — наставляла она близняшек, подъезжая к воротам базы. — Слушайтесь мамочку, и все будет хорошо.
— Если папа действительно сидит у американской тети. ничего хорошего не будет, — возразила Джозефнна.
— Не сидит, — поправила Пенелопа, — а дрючит американскую тетю.
Ева резко затормозила и, повернувшись к близняшкам, свирепо уставилась на них.
— Кто это сказал?
— Мэвис Мотти, — ответила Пенелопа — Она все время рассказывает, кто кого дрючит.
Ева тяжело вздохнула. Детей в школе для умственно одаренных старательно приучали выражать свои мысли взрослым языком, но Еве казалось, что порой близняшки безбожно злоупотребляют этим навыком. Как, например, сейчас.
— Что рассказывает Мэвис, меня не интересует, — отрезала Ева. — А про американскую тетю — это неправда. Просто ваш отец снова наделал глупостей. Еще неизвестно, что с ним случилось. Мы для того и приехали, чтобы выяснить. Ну, ведите себя прилично и…
— А если неизвестно, что с ним случилось, откуда ты знаешь, что он наделал глупостей? — поинтересовалась Саманта, которая во всем доискивалась логики.
— Закрой рот, — сказала Ева и снова завела машину.
Близняшки на заднем сиденье умолкли и прикинулись паиньками. Это была одна видимость. Собираясь в путь, крошки опять блеснули буйной изобретательностью. Эммелина вооружилась несколькими шляпными булавками, оставшимися после матери Уилта. Пенелопа наполнила пару велосипедных насосов нашатырным спиртом и залепила отверстия жевательной резинкой. Саманта расколотила все глиняные копилки и накупила столько перца, что у продавца глаза на лоб полезли. А Джозефина стянула с магнитной доски в кухне самые крупные ножи с самыми острыми концами. Короче говоря, крошки радостно предвкушали, как разделаются с охраной: чем больше охранников подвернется, тем лучше. Боялись они только одного — что визит на базу обойдется без приключений. Их страхи почти оправдались.
Машина остановилась у ворот. Подошел часовой. Сегодня база уже не выглядела, как осажденная крепость; полковник Эрвин отменил чрезвычайное положение и позаботился, чтобы жизнь на базе шла по заведенному распорядку. Бочки с цементным раствором были убраны с проезжей части, а офицер охраны у ворот территории для гражданских лиц получил указание обращаться с посетительницами повежливее: дородная англичанка с перманентом и орава девчонок не представляют серьезной опасности для ВВС США.
— Проезжайте и поставьте машину вон там, — предложил офицер. — Я сию секунду свяжусь с отделом образования.
О капитане Клодиак он решил на этот раз не упоминать.
Ева проехала за шлагбаум и припарковала машину. Вопреки ее ожиданиям, попасть на базу оказалось легче легкого. Еву даже взяло сомнение: а не ошиблась ли она? Может, Генри тут нет? Но сомнения быстро рассеялись. Передатчики в машине снова дали о себе знать, и едва Ева успела вновь пообещать дочкам, что все будет хорошо, как из караулки появились лейтенант и два вооруженных охранника.
— Простите, мэм, — сказал лейтенант. — Пройдите, пожалуйста, со мной.
— Зачем?
— У нас так положено.
Ева с недоумением взглянула на него и задумалась. Она с самого начала ждала нападения и была готова дать отпор. Хотя слова «пройдите со мной» и «так положено» были произнесены очень любезным тоном, Еве почудилась угроза. И все-таки она открыла дверь и вылезла из машины.
— Дети тоже, — велел лейтенант. — Все выходите.
— Не трогайте девочек, — встревожилась Ева. Она поняла, что попала в ловушку.
Близняшки только того и ждали. Как только лейтенант протянул руку, чтобы открыть дверь машины, Пенелопа высунула из окна велосипедный насос, а Джозефина выставила нож. Лейтенант не напоролся на нож только благодаря Еве, которая ухватила его за руку и потащила от машины. В тот же миг ударила струя нашатырного спирта. Двое охранников бросились на Еву. Лейтенант в мокром мундире, задыхаясь от аммиачного запаха, кинулся в караульное помещение. Вслед ему летел детский смех, но лейтенанту он казался адским хохотом. Лейтенант ввалился в караулку и включил сигнал тревоги.
Заслышав вой сирен, полковник Эрвин заметил:
— Видно, у нас опять неприятности.
— У вас, — уточнил Уилт. — У меня своих неприятностей хоть отбавляй. Я бог знает сколько дней торчу на базе. Как, скажите на милость, объяснить жене, где я все это время пропадал?
Полковник уже звонил в караулку. Выслушав доклад лейтенанта, он повернулся к Уилту.
— Ваша жена — это такая толстушка, мать четырех детей?
— В общем-то, вы описали ее довольно точно. Но, между нами, называть ее «толстушкой» в лицо я бы не советовал. А почему вы спрашиваете?
— Потому что ваша семейка штурмует главные ворота, — ответил полковник и снова прижал трубку к уху. — Не пускайте… Что значит — не можете? Она не… О Господи!.. Ладно, ладно. Да заткните вы чертовы сирены!
Повисла пауза. Полковник отвел трубку в сторону и уставился на Уилта. Сирены умолкли, и из трубки явственно доносились вопли Евы:
— Верните мне мужа! Но-но, убери свои грязные лапы? А ну прочь от девочек, а не то…
Полковник бросил трубку.
— Еве палец в рот не клади, — как бы в оправдание сказал Уилт.
— Я это уже понял. Скажите, а что она здесь делает?
— Судя по крикам, ищет меня.
— Позвольте, вы утверждали, будто она не знает, что вы на базе. Так как же могло случиться, что она заявилась сюда, устроила мордобой и…
В эту минуту вошел капитан Форчен.
— Я решил поставить вас в известность, что звонит генерал, — объявил он. — Генерал требует объяснить, что происходит.
— Почему он меня об этом спрашивает?
— Но кто-то должен быть в курсе.
— Вот кто в курсе, — полковник указал на Уилта — Знает и молчит.
— Просто у меня голова идет кругом, — сказал Уилт. К нему постепенно возвращалось самообладание. Мне очень не хочется впадать в учительский тон, но, по-моему, разобраться, что вообще происходит на белом свете, не может никто. Половина жителей планеты подыхает с голоду, другая половина с жиру бесится да только и думает, как бы себя уничтожить, а…
— Господи ты боже мой, — простонал полковник. Вдруг его осенило.
— Выведите этого мерзавца. Сию же секунду, — приказал он.
Уилт вскочил и попятился. По американским фильмам он слишком хорошо знал, что означает «выведите его».
— Не пойду, — запротестовал он. — И насчет мерзавца вы напрасно. Я, что ли, затеял этот долбанный бедлам, будь он неладен? А если со мной что случится, кто позаботится о моей семье?
Полковник угрюмо вперился в гравюру. Поистине, английская душа — темный лес, и постичь ее Эрвину не дано. Не зря французы называют Англию «коварный Альбион». Шельмы эти англичане: никогда не знаешь, что они выкинут. Однако надо как-то успокоить генерала.
— Передайте генералу, что это сугубо частная проблема. Да пошевелите там Глаусхофа. Раз речь идет о безопасности, ему и карты в руки.
Капитан направился к двери. Уилт вскипел.
— Если этот маньяк хоть пальцем притронется к моим девочкам, кому-то не поздоровится. Я не позволю и их травить газом!
— Вы отец — вы и призовите их к порядку, — проворчал полковник и вышел из кабинета.