Нехорошо Васе стало. Совестно .
- Извините, - говорит.
А шофeр из машины орeт на женщину, что ему надоело, что у неe мелочи сроду нет.
- У меня ещe сотня, - сказала женщина, - да вы мне не поверите.
- Почему же! - сказал Вася, гордясь тем, что, как человек работящий и социально адаптированный, имеет в кармане достаточную сумму. Ну, разменял ей сотню, присовокупив еe к той, что взамен поддельной получил, - и проводил уезжавшую женщину невыразимым взором.
Нетрудно догадаться: обе купюры оказались поддельными, только на этот раз типографским способом сделанными.
Тут уж Вася без меры огорчился. Не спит, не ест, караулит подлую красотку.
И укараулил.
Из-за телефонной будки вынырнул, когда она подкатила и вышла, ища очередного лоха, подбежал, схватил за руку и сказал (довольно вежливо):
- Гоните назад деньги, мадам, не то хуже будет.
Шофeр вышел было из машины, но Вася, человек плечистый, так посмотрел на него, что у шофeра лицо стало какое-то отчуждeнное.
А прелестная дама вдруг раскрывает свою сумочку, суeт Васе кучу денег и шепчет, задыхаясь в слезах:
- Возьмите, возьмите всe, мне так и так не жить!
Вася попросил еe успокоиться. Отвeл к телефонной будке.
Женщина рассказала ему, что она задолжала некоему бандиту крупную сумму и еe, выпускницу университета и мать-одиночку, заставляют таким вот образом отрабатывать долг. Осталось всего, в пересчeте на доллары, полторы тысячи, но она уже не может. Пусть еe убьют, пусть еe сына отдадут в бандитский приют, она не может уже обманывать людей! И она не успеет, вот что главное. Отдать надо завтра, а она может, если честно, только через неделю.
А у Васи, надо сказать, было дома именно полторы тысячи, скопленные страстным трудом на покупку горных лыж, потому что был он горнолыжник-любитель, и он вдруг подумал, что это - число судьбы!
Он сказал:
- Я вам верю, но где гарантия, что вы не обманываете?
- Никакой гарантии, кроме моего честного слова и номера моего телефона, - сказала она. И тут же чиркнула на бумажечке свой номер и дала ему.
Не устоял Вася. Сбегал домой, принeс ей полторы тысячи и попросил разрешения позвонить завтра.
Она разрешила.
Завтрашнего дня Вася еле дождался.
Позвонил.
- Больница! - ответил старушечий голос.
- Какая? - спросил Вася.
- Психиатрическая! - захохотала старуха с жизнерадостностью совсем не старушечьей.
Месяц сходил с ума Вася: спал урывками, ходил по улицам. Сердце горело.
Женщина обнаружилась сама. Неслышно подошла сзади, тронула за плечо.
Вася обернулся. Оскалился злой непримиримой улыбкой.
- Перестань, дурачок! - упредила прелестная дама его неначавшуюся речь. - Я тебе добра хочу. Не ищи меня, не надейся деньги вернуть. Кинула я тебя. Обманула. Может, ударить меня хочешь? Я одна, без охраны.
Не ударил еe Вася. Но такие ей слова сказал, каких, ему казалось, он и не знал никогда - невесть откуда сами выявились и ледяным водопадом окатили склонeнную русую красивую голову женщины.
- Чего тебе ещe? - спросил напоследок. - Квартиру мою, что ль? Бери! Или вообще мою жизнь? Бери!
- В каком смысле? - удивилась женщина.
- В таком, что я тебя, негодяйку, люблю, - стесняясь, сказал Василий.
Женщина распахнула свои синие очи - и заплакала.
Через месяц они поженились, она бросила свои нехорошие дела - и они, продав имущество, скрылись из города, и, вопреки постулатам криминальной молвы, никто не сумел их сыскать. Через год я получил письмо без обратного адреса, где Вася мне, как человеку, извините, надeжному, описывал свою прекрасную жизнь с любимой женой в неведомых краях - и восклицательных знаков в письме было больше, чем слов.
Что ж, выходит, у лоха Васи - не лоховская судьба?
Да нет. Просто бывает и лоху счастье.
Кстати, эту историю (с тайной, возможно, целью нравственного назидания) я рассказал попутчику Григорию.
Он внимательно выслушал и почерпнул, конечно, лишь то, что было ему близко:
- Фальшивых денег - уйма. У каждого в кошельке есть.
- Не может быть! - притворно удивился я, предвкушая, как сейчас Григорий - для ответного назидания - попробует меня кинуть. И охотно предъявил свой не шибко толстый бумажник со всей его наличностью.
Григорий внимательно осмотрел каждую купюру.
- Вот она! - показал он мне пятидесятку образца 98-го года. - Водяные знаки не те. Турецкая работа. То есть наши же делают - в Турции. Можешь еe порвать или выкинуть.
- Зачем! - сказал я ехидно. - Возьмите себе в качестве сувенира! - И протянул ему купюру, зная, что она настоящая, но полагая, что пятьдесят рублей - небольшая плата за горькую правду о людях.
- Ты за кого меня принимаешь? - ощерился Григорий.
Я извинился.
...Через день мои друзья из одной организации с восхищением рассматривали принесeнную мной коллекцию бумажных денег самого разного достоинства, у которых было одно сходство: все оказались фальшивыми.
- Тонкая работа! - не могли не признать они.