Кстати о жареном. Когда люди людей жгли на кострах, шушера обязательно присутствовала. Она стояла и глазела, переживая непостижимое, сугубо шушерское чувство удовлетворения, которое можно выразить словами: "Не нас жгут!". Одного этого шушере достаточно для счастья. В защиту еe можно сказать, что хвороста в костeр она, как правило, не подбрасывала. Зачем светиться? Она расступалась перед теми, кто нeс хворост, но сама руки не марала.
Но это было давно.
Во второй половине 20-го века, в России, шушера была в периоде наибольшего благоденствия. До этого и ей доставалось лихо: слишком частой была гребeнка, которой прочeсывали народ. А годов примерно с шестидесятых она обрела покой и уверенность в завтрашнем дне, который, впрочем, шушеру не интересует. Шушере интересно шушерствовать сегодня, сейчас, здесь.
Нет, я не тех имею в виду, кто был во всeм послушлив, тих и незаметен. Незаметность, если вдуматься, тоже рано или поздно бросается в глаза. Шушера, в сущности, - невидима. Как это получается, я не знаю. Вижу: толпа. Несколько знакомых лиц, а остальное, естественно, шушера. Бегу быстрей, чтобы вглядеться хоть в одно лицо, запомнить, чтобы узнавать потом. Прибегаю - нет шушеры. Старик с бородой, женщина с сумкой, подросток с прыщами. И никого из них шушерой назвать не позволяет совесть и чувство справедливости. Отойдeшь, обернeшься: что за оказия, - шушера стоит! - и много! Опять приблизишься - опять еe нет!
Я отчаялся разрешить эту загадку.
Предлагаю другим поломать над ней голову.
А поломать надо, потому что именно от неe, от шушеры, как начинаю я понимать, зависит в общем и целом, что с нами будет.
Да, конечно, принимает решения кто-то там, у кого и фамилия есть, и должность. Но от кого он принимает-то, вот вопрос? Я искал, искал (мысленно) - и не нашeл. И подумал: значит, от шушеры, больше не от кого.
Вот смотрю в телевизор.
Крупным планом показывают народных чаятелей. И лицо каждого, в общем-то, заслуживает уважения. Пусть тот явно дурковат, а этот явно злобен, а этот явно озабочен чем-то личным, но вот, смотришь, лицо приятно-задумчивое, а вот вообще умное и человеколюбивое.
Тут камера взяла общий план - и всe во мне холодеет, я узнаю еe: шушера! Шушера шевелится, шуршит бумагами, шушукается, шепчет - и, кажется, ничего не делает! Огонь не разводит, дровишек не подбрасывает, - но горим ведь, братцы, горим синим пламенем!
...И помещаю я этот непреходящий тип в энциклопедию типов уходящих с одной лишь целью: может, кто-то из коллективного, говоря математически, многочлена шушеры захочет вычлениться и рассказать о шушере всю тайную правду, пусть даже анонимно, объяснить наконец, в чeм еe сила?!
Пока же всe хожу бесплодно по шушерским сборищам. Вглядываюсь, вдумываюсь.
Недавно стою с краешку. Слушаю.
Вдруг сзади - скрипучий презрительный голос.
Повернулся.
Человек полусредних лет, вроде меня, и даже наружностью похожий, высокомерно цедит:
- Шушера всякая! - глядя прямо мне в глаза...
Щ. ЩИПАЧ
Этот очерк будет, как и предыдущий, кратким, потому что у автора личная неприязнь к шипящим звукам, объясняемая особенностями его дикции, а также к тем типам, которые попались на буквы Ш и Щ.
Щипач, к тому же, в сущности, - из шушеры. Он невидим и неуловим.
Всем, я думаю, известно, что слово это - из воровского жаргона, обозначает оно ловкого карманника, сумочника и т.п.
Не любя этого жаргона, я вынужден им пользоваться (иначе современники меня просто не поймут). И даже, как видите, назвал жаргонным словом тип, который гораздо шире, чем название воровской профессии.
Хотя начнeм всe-таки с криминальной иллюстрации. Один мой знакомый, богатей, мелкий промышленник и крупный финансист, не раз попадал в неприятности. И прогорал на крупные суммы, и в карты деньги проигрывал, и даже его квартиру один раз ограбили какие-то дикие гастролeры, не признающие авторитетов. Но все эти убытки он принимал стоически и даже смеялся, рассказывая о них.
И вот встречаю его - и не узнаю. Губы дрожат, как у обиженного мальчика, в глазах аж слeзы! Рассказывает: поехал в воскресный день на рынок за продуктами для семьи. И стянули у него в рыночной толчее деньги. Главное, он бумажник в руках держал! А сунулся внутрь - там пустота, рука насквозь проходит, потому что какой-то искусный щипач прорезал бумажничек и тихо-смирно всe оттуда вынул.
- Не то обидно, что денег жаль! Деньги-то маленькие, ну, миллиона два, может! (Дело было в 97-м году.) Обидно - как с трупа снял, понимаешь? Противно, понимаешь? То есть - ну, я не знаю... - путался мой знакомый, не умея выразить словами, что же именно его так оскорбило и обидело.
Но я понял его. Есть, действительно, что-то гадкое, омерзительное в таинстве щипаческого ремесла - не для щипача, конечно, а для "клиента". Приятно ли чувствовать, что с тобой обошлись как с бесчувственным бревном и, в самом деле, чуть ли не трупом, жертвой, даже не почуявшей, что ты жертва?
Щипач с большой буквы, Щипач настоящий - он не какой-нибудь карманник, хоть и действовал всегда по тем же принципам и с той же ловкостью. Его не денежная мелочь интересовала, а кое-что посущественней.
Вот, помню: детство. Происшествие: на зелeной стене мальчиковой уборной кто-то слово написал. Маленькое слово, но большими буквами. И нас таскают по очереди в комнату, где сидят дяди и тeти. Пришла моя очередь.
- Ты, конечно, этого слова не писал? - спросили ласково.
- Нет...
- А может, всe-таки писал? Мы ведь экспертизу проведeм!
Мне становится страшно. Нет, писал не я, но - экспертиза! Необычное слово, из детектива какого-то! Мало ли что она там покажет!
Горло перехватывает, я молча отрицательно трясу головой.
- Но ведь ты знаешь, кто писал? - спрашивают утвердительно.
И мне опять страшно, потому что я действительно знаю, кто. И не только я, человек десять вместе со мной наблюдали, как долговязый Витька Шпиндель (это - кличка) старательно выводил слово огрызком кирпича.
Я опять трясу головой.
- Пойми, - говорят мне. - Это не просто хулиганство, это, можно сказать, политический акт. Ведь комиссия приезжала вчера и увидела!
Я трясу головой, на этот раз утвердительно. Да, акт, согласен. Да, ходили какие-то в костюмах. Я ещe удивился: в такую жару!
Но дяди и тeти моe киванье по-своему поняли.
- Значит, ты всe-таки знаешь?
- Нет!!!
- Пойми, нам ведь уже сказали, кто это. Мы просто хотим проверить, ты честный пионер или нет.
Я был честный пионер.
- Это ведь Витя Шпиндюгин? Да?
Я плачу.
- Конечно, это он! Все говорят! - слышу я как сквозь вату чей-то голос.
И меня отпускают. И долго, очень долго потом я чувствую себя обворованным: будто кто-то, лишив меня воли и сознания, залез ко мне в душу и отщипнул кусок, - и вот болит недетской болью.
Но - кто? Вожатая наша Люся - хороший человек. И Илья Сергеевич хороший человек. И Марина Витальевна, хоть и любит поворчать, тоже ничего себе. Кто? Кто тот щипач был, - думаю я теперь, - кто с таким искусством всe это сделал?...