— Эммануэль, конечно, знаю! Автор скандальных романов от фривольного содержания которых покраснел бы сам маркиз де Сад. Но откуда у неё те самые флаеры, да ещё в таком количестве?! — горячился Антон. — И какое отношение она имеет к Воронцову? Это нужно выяснить немедленно!
Май лениво потянулся, сидя на своём любимом подоконнике.
— Уж- выяснил, нашему Воронцову эта дамочка приходится, представь себе, родной матерью. Отношения у них складываются не очень, точнее совсем не складываются, если верить любящим посплетничать соседкам. Сама она помешана на косметике и, желая сохранить вечную молодость, перепробовала фактически всё, что на данный момент может предложить косметическая промышленность. Леди не пропускает ни одной подобной презентации. На одной из них, видимо, и приобрела эти рекламки. Она даже раскошелилась на саму продукцию и получила на неё сильнейшую аллергическую реакцию в виде леопардовой пятнистости всего тела. Эта неземная краса сошла только через неделю, дело чуть не дошло до суда, писательница подала иск, но представители фирмы негласно выплатили ей компенсацию, и буря улеглась. Я тут навёл справки среди своих сотрудников — эту историю трёхлетней давности многие помнят.
Антон посмотрел на помощника с невольным восхищением, но словами его предпочёл не выражать.
— И что мы имеем в итоге? Воронцов следил за первой жертвой, он же принёс мне фотографии убитой, фактически не имея алиби. Он был на презентации во время второго убийства. Вполне возможно его телефон периодически пугает всех конским топотом, а в квартире матери полно рекламок, которые убийца оставлял возле трупов!
— Так точно! А ещё — его мать довольно известная личность, не о ней ли шла речь на том замечательном форуме о сплетнях и слухах?
— Вот и я об этом подумал. Так что же мы время теряем? — разволновался детектив. — С Воронцова сейчас глаз нельзя спускать!
— А я и не спускаю! Вон он под окнами нашего офиса в дешёвенькой неприметной семерке с утра дежурит. — Май бросил взгляд через плечо. — За тобой следит, в ожидании очередной сенсации. Видимо после того, как я изъял компрометирующие Рюмина фотки, грязные статейки стали для парня единственным источником дохода. Хочешь, выгляни и пошли ему воздушный поцелуй, представляю какая у нашего писаки будет физиономия.
— Вот паразит! — с чувством выдохнул Антон. — Что ж, пусть следит, по крайней мере, на виду будет.
В кабинет, предварительно постучав, вошёл Алик и, заметив Мая, просиял подобно яркому летнему солнцу, как и полчаса назад, когда увидел его в агентстве впервые после разлуки. Арбенин улыбнулся в ответ, чувствуя, как на душе становится теплее. Он и представить себе не мог, что будет так рад воссоединению с прежней командой. Занятый исключительно воплощением своих планов, Май привык отказывать себе в маленьких радостях, если не мог увязать их с этими самыми планами. Отношений с людьми это касалось в первую очередь. За время работы в «Элен» он фактически не вспоминал о бывших коллегах и только теперь понял, как на самом деле ему не хватало ребяческого задора Алика, по-родственному снисходительных замечаний Риммы и даже назидательных нотаций Антона. Они стали ему почти семьёй, той самой, которой у него по большому счёту никогда не было.
— Я проверил посетителей Рюмина за восемнадцатое ноября, — сообщил парнишка, глядя исключительно на Арбенина, словно боясь, что тот сейчас снова исчезнет. — В интересующее нас время у него был записан только один клиент — корреспондент газеты «будни и праздники» Гребцов Максим Викторович!
Кира рассеянно листала страницы, лежащей рядом книги, кажется это был один из любимых романов Ангелины «Гордость и предубеждении», но не могла прочитать ни слова. Мешали слёзы, застилающие взгляд, и отравляющие душу, горькие мысли. Раньше, когда счастье казалось безоблачным, ей удавалось справиться с ними без труда, теперь это было сложнее.
В комнату заглянула Ангелина.
— Не спишь?
Она вошла с подносом, на котором возвышались хрустальные бокалы с охлаждённым зеленым чаем и блюдо с аккуратно нарезанными фруктами. Поставила поднос на низкий журнальный столик и присела на краешек дивана рядом с подругой.
— Выпьем за любовь? — грустно улыбнулась Кира.
— И за неё тоже, — Ангелина погладила девушку по растрепавшимся рыжим волосам. — У тебя всё в порядке?
— В полном! — ещё одна вымученная улыбка. — Просто грустно немного.
Ангелина колебалась, не зная уйти или остаться. С одной стороны, по собственному опыту знала как это неприятно, когда хочешь побыть один, а кто-то назойливо лезет с вопросами о самом больном. С другой, опять же из личного опыта: когда на душе тьма и ненастье — одиночество может стать непосильной ношей.
— Спасибо тебе! — Кира как котёнок потёрлась щекой о её ладонь. — Я так рада, что мы дружим. У меня ведь никогда не было ни друзей, ни семьи — одна бабушка, и в личной жизни не везло. А теперь — и карьера, и друзья, и любовь — всё замечательно, так почему же я, глупая, плачу?
— Любовь и слёзы — это почти одно и то же, — вздохнула Ангелина. — Но плакать действительно незачем — неотложные дела бывают у всех.
Кира улыбнулась чуть веселее и, усевшись по-турецки, потянулась за яблоком.
— У него ребёнок заболел, — призналась она. — В этом всё дело. То есть, у нас, разумеется, всё по-прежнему, но несколько дней мы, похоже, не увидимся, а я так по нему скучаю.
Ангелина молчала, ей были понятны чувства подруги — сама постоянно думала о Мае, но были и другие мысли — а как же та, другая, законная жена и мать ребёнка? Разве ей не больно, не обидно? А сам ребёнок? Ведь дети всегда реагируют на отношения между родителями, их не обманешь фальшивыми улыбками и показными жестами. Всё это сложно и банально одновременно: среднестатистический брак, остывшая любовь, перешедшая в разочарование, измена и новая страсть — избитый, искусственный сюжет. Сюжет искусственный, а боль настоящая — вот ведь как бывает.
В глазах Киры мелькнула настороженность.
— Осуждаешь меня?
— Ты уже спрашивала, с тех пор ничего не изменилось, — вздохнула подруга. — Я не собираюсь тебя судить, просто слишком хорошо знаю каково это — расти в неполной семье. Да и ты это знаешь не хуже меня — любой ребёнок мечтает жить вместе с папой и мамой, а не делить их с чужими людьми.
Кира вспыхнула, видимо обидевшись.
— Но я ведь не собираюсь уводить его из семьи! — раздражённо напомнила она. — Когда поняла, что влюбилась в женатого — очень испугалась, долго скрывала свои чувства, а потом он сам начал за мной ухаживать и я… мы… в общем, теперь мы месте. Я очень его люблю, понимаешь?!
— Понимаю, — Ангелина снова подумала о Мае. Ещё совсем недавно она даже не подозревала о его существовании. Жила обычной жизнью, уверено шла к цели и в принципе была всем довольна, а теперь, когда его нет рядом, она чувствует себя разорванной пополам и ничего не может с этим поделать. — Это сильнее тебя.
— Намного сильнее! А ребёнок по-прежнему живет, и будет жить в полной семье. Мне достаточно того, что есть, на большее не претендую…
— А его жена знает?
Кира положила яблоко обратно и промолчала. Она старалась не вспоминать о недавнем звонке той женщины, её визгливом голосе, истерическом тоне и оскорблениях, которые ей пришлось тогда выслушать.
— Какая разница, я ведь сказала — семью разрушать не собираюсь! — упрямо повторила певица.
Ангелина предпочла промолчать, да и что она могла сказать. Давать советы в подобной ситуации всё равно, что пытаться в одиночку изменить направление русла огромной реки. Сердцу не прикажешь, а страсть это уже даже не река — океан! Совсем другой масштаб и объём.
— О, нет! — поморщилась она, услышав громкое куриное кудахтанье из динамиков своего телефона. Именно такие ассоциации вызывала у певицы резкая напористая и немного картавая речь её продюсера и музыкального директора Василия Светлова.
— Светлов? — Кира невольно улыбнулась, представив себе лицо этого долговязого надменного типа, узнай он, под какой звук на дисплее телефона Скворцовой всплывает его гордое имя. — Чего хочет?
— Мне даже представить страшно, — Скривилась Ангелина. — Утром заявил, что на похоронах Лены я должна буду петь одну из наших песен! Разве это нормально? Слава богу, мне удалось его переубедить, но теперь, похоже, наш фантазёр ещё что-то придумал.
Настойчивое кудахтанье стало невыносимым, и Ангелина со вздохом приняла вызов. После первых же слов продюсера она заметно побледнела и принялась горячо протестовать:
— Вы с ума сошли! Какое ток-шоу?! Да ещё в прямом эфире! Я не собираюсь в этом участвовать, и прекратите пугать неустойкой!
Бросив телефон на софу, она бессильно упала следом и закрыла лицо руками. Встревоженная Кира бросилась к подруге:
— Что случилось?!
— Всё отлично! Наши рейтинги растут! — с горьким сарказмом всхлипнула Ангелина. — Он чуть ли не ликовал, что в качестве жертвы маньяк выбрал Лену! Ещё бы — новую солистку найти гораздо проще, чем поднять чёртов рейтинг! А для того, чтобы закрепить успех, я сегодня вечером должна буду нести чушь в каком-то пошлом ток-шоу! А если откажусь — он подаст на меня в суд за нарушение условий контракта!
— Мне очень жаль, — Кира обняла подругу. — Но тебе, наверное, лучше пойти.
— Нет! — Ангелина резко выпрямилась. — Ты бы слышала пример речи, которую я должна буду произнести: сплошная грязь, и… ох это так унизительно!
Кира нахмурилась, вспоминая условия контракта Ангелины — не так давно она видела копию.
— Послушай, ты действительно не имеешь права отказываться посещать запланированные продюсером мероприятия, но читать по бумажке вовсе не обязана. Насколько я помню, ты лишь не должна говорить ничего, что могло бы повредить имиджу группы, а во всём остальном — полная свобода слова.
— Правда? — Ангелина немного успокоилась. — Тогда ладно, всё не так уж страшно…
— Ну конечно! А тебе бы следовало лучше знать свои права. Ух ты! — Кира удивлённо покосилась на новенький радиоприёмник. — Слышала? Кто-то заказал для меня твою песню, забавно! — улыбнулась она.
Ангелина раздражённо повела плечами, услышав мелодию «Снежной королевы».
— Сочувствую, у твоих поклонников дурной вкус!
Май нисколько не удивился, когда машина Воронцова, за которым он по-прежнему следил, остановилась возле дома Эммы-Эммануэль, его матери. Блудный сын и раньше частенько её навещал, но сегодня почему-то в гостях не задержался. Арбенин едва успел откинуться на сиденье и включить радио, когда дверь снова распахнулась, и Воронцов пулей вылетел из подъезда, сопровождаемый громкими ругательствами мамаши-писательницы. Май отметил, что широте её нецензурного лексикона позавидовали бы самые матёрые и опустившиеся личности. Даже он, фактически выросший на улице, не знал и трети произнесённых выражений. Продолжая визгливо верещать и грязно ругаться, Эмма Владиленовна буквально вытолкала сына на улицу и завершила свой яркий монолог витиеватой фразой, общий смысл которой был простым и ясным: проваливай и больше не появляйся, но используемые дамой скабрезные метафоры заставили поморщиться даже видавшего виды Арбенина.
«Интересно, книги она пишет в таком же стиле? — невольно подумал Май. — Надо будет у Скворцовой спросить».
Его позабавила мысль о том, что застенчивая Ангелина читает подобную литературу. Представив, как она краснеет, услышав этот вопрос, он почувствовал, как по телу разливаются знакомые тёплые волны возбуждения. Память незамедлительно воспроизвела трепетное волнение, томительное ожидание и прямой вызов в её сияющем утреннем взгляде, раньше она никогда не смотрела на него так по-женски! Тепло мгновенно сменилось палящим жаром, и мужчина чертыхнулся, тщетно пытаясь сосредоточиться на работе — не получилось. А ведь прошлым летом он ТАК на неё не реагировал! Пожалуй, от девчонки стоит держаться подальше.
Май тихонько выругался и вернулся к созерцанию семейных разборок, которые, судя по всему, подходили к концу. Эмма Владиленовна, видимо исчерпав запас изысканных выражений, молча пыхтела, испепеляя сына взглядом медузы Горгоны, а он что-то невнятно бормотал, бурно жестикулируя. Арбенин выключил радио и, напрягая слух, услышал довольно интересную фразу из уст Воронцова, адресованную, разумеется, матери:
— На себя посмотри, отец был прав — ты пустая, бесчувственная ледышка! Замороженная рыба! Снежная королева!