- На час можешь выйти, Царенко. - Бобров посмотрел на часы и что-то прикинул про себя. - В наряд не ты идешь?
- Байкалов заступает.
- Ну, ладно, можешь звонить до обеда.
До обеда Царенко домой не дозвонился, день был рабочий, а часовые пояса в то время у Киева и Москвы совпадали вполне. Не дозвонился он и после обеда, не складывалось что-то у Сереги, поэтому купил он две бутылки водки и в части был к шести вечера хмурый и злой.
Водку сержанты выпили к отбою. Каптер, лысый латыш Рандекявичус, принес молдавского вина.
- Молодым привезли на присягу, а мне, как главному над вами начальнику, отлили два литра. Угощаю.
- Давай за твою жену выпьем, Рандекявичус, - Царенко был уже хорош после водки, - она у тебя красивая и верная.
Рандекявичус собирался на неделю домой. На суд вызвали. На развод.
Царенко, в его обстоятельствах, не стоило бы трогать лысого прибалта.
- Герай, герай, товарищ сержант, давайте выпьем за мою жену, она у меня такая же верная, как и у вас.
- А что ты про мою жену знаешь, если я сам не знаю ничего?! Домой не дозвонился - никого не было. Они только сейчас пришли, может быть. Мне вот теперь идти звонить надо. А я тут сижу. Кто по части сегодня?
Дежурным по части заступил капитан Сойкин, заместитель командира роты и большой друг Сереги.
- Какой кайф, - восхитился Царенко, - Антоха по роте и Сойкин по части. Что меня тут держит? Рандекявичус!
- Слушаю вас, товарищ сержант.
- Пошли позвоним женам и вы.... их по телефону.
- Это удовольствие не для меня, товарищ сержант. Я люблю, когда женщина приходит ко мне.
- Ну тогда дай мне чью-нибудь гражданку, я пойду один.
Он одел кроссовки, джинсы и легкую куртку яркого оранжевого цвета.
- Антоха, пошли со мной.
- Служба.
- Да кого она чешет, твоя служба. Сойка по части, а он в свою роту не суется. Ты постель отправил ему?
- Дневальный отнес.
- Вот и вся твоя служба. Спит он уже.
- Да есть мне чем заняться ночью. Я не хочу никуда идти, - отбивался Антон.
- Ссышь. Ну и сиди тут. Дай мне мелочи на автомат. По пятнадцать копеек.
Они долго топтались под оружейной комнатой, пока в тусклом свете ее ламп отсчитывал Антон Царенко пятиалтынные.
- Шесть, больше нет.
- Спасибо, брат, мне хватит. У меня еще своих рубля на полтора есть.
Потом он ушел, оставив Антона в тишине и пообещав быть через час-полтора. Но расслабиться Антону не удалось. Стоило двери, ведущей на лестницу, хлопнуть, скрывая Царенко, как она вновь открылась, пропуская полночного гостя.
- Ты зачем одел его попугаем? - вместо приветствия поинтересовался вошедший. - Синий хвост, оранжевая грудь, понял?
- Ираклий, что тебе не спится?
- Я лицо при исполнении.
- Что, при исполнении не спят?
- Спят, но у тебя сработала сигнализация оружейной комнаты.
- И ты прибежал меня спасать?
- Помощник дежурного по части несет службу, понял?
- А дежурный?
- Спит.
- Это я под оружейкой Сереге мелочь менял. Контакт у нашей двери отходит. Чинить надо.
- На почту пошел?
- Домой звонить.
- А то я поднимаюсь по лестнице, смотрю - гражданский человек идет, понял? Думаю, точно: тебя связали, оружейку вскрыли, роту перерезали, а тут я - всех свалил, одного убил, тебя освободил, понял? И мне отпуск.
- Не повезло?
- Э-э. Когда мне везло? Смотрю, попугай идет. Смотрю, Серега. Ты зачем, говорю, так оделся. Тебя вся Москва увидит, понял?
- А он?
- А он говорит, не только увидит, но и услышит. Я, говорит, на Красную площадь поеду, концерт Горбачеву спою, понял?
- Пьяный?
- Что пьяный? - Ираклий неожиданно возмутился. - Ты меня спрашиваешь: "Пьяный?" - Я ему наливал? Я с ним пил? Ты не видел, как он пил? Ты в Америку летал по делам, да? Куртку человеку не мог другую дать, черную или синюю, понял?
Ираклий ушел и обиженно хлопнул дверью. У тумбочки облегченно вздохнул и зашевелился дневальный, слившийся со стеной на время разговора.