а он назначен королем принять
ключи от павшей крепости и шпаги
плененных офицеров. Он царил
за небольшим облущенным столом,
где возлежали символами власти
гроссбух и папка, полная повесток.
К столу тянулась очередь, и я
пристроился в ее хвосте. Держава
решила, что Байкалову пора
расстаться с университетским третьим курсом
и славно послужить с ружжом в руках.
С державою не спорят. Я явился.
Топталась очередь, вздыхала и курила,
томилась ожиданьем, потихоньку
текла. И вместе с ней, переминаясь,
читая (сдуру? или с непривычки?)
насупленные хмурые призывы
быть бдительным, старательно хранить
военные секреты государства,
границу на замке и шиш в кармане,
которыми все стены заведения пестрели,
я двигался к столу. Оттуда доносилось:
"Фамилия" - невнятное ворчанье
"Не слышу, громче" - рев осла весною,
учуявшего запах близкой самки
плевок на пальцы - шумное листанье
страниц гроссбуха - "Распишитесь"
"Дальше" - "Фамилия".
И вновь по той же схеме.
Передо мною в очереди был
неровно стриженный затылок
с раскинутыми в стороны ушами.
То собирался в складки он,
то шел волнами,
короче говоря, воспринимал
происходящее всей кожей
и очень нервничал.
(Не знаю, как я смотрелся со спины,
надеюсь, что не так забавно.)
Но настоящий шторм поднялся,
когда он подошел к столу.
Вопрос "Фамилия?", помимо
ответа, тихого настолько,
что я не смог его расслышать,
привел в волнение затылок.
(А я подумал: "Баллов шесть")
- Не слышу, громче!
(Восемь баллов)
- Студент?