— Умирать мучительно будешь, поп! Всё равно всё расскажешь!
— Давай, пробуй! Я жил как свинья, может, даст Господь, умру как христианин!
— Собака ты, кафир, поганый пёс, а не человек! — взъярился бешенством Магомед. — Лучше скажи «Аллах Акбар», а то я тебе голову резать буду!
— Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав! — перекрестился священник на иконы в углу.
— Давай скотч, латыш! — злобно прошипел Якуб.
ГЛАВА 22. ЛЮБОВЬ
— Серёжа! Как ты думаешь, отец Виталий до сих пор любит свою жену? — Даша задумчиво смотрела на освещённое луной сквозь слуховое оконце сенного амбара лицо Сергея.
— Не знаю, может быть! Но мне кажется, Бога он любит больше!
— Наверное, это очень больно, когда тебя бросает жена! — девушка накинула одеяло на плечи, сидя на самом верху кипы сена, где Сергей устроил себе и ей по спальному месту.
— Больно. Но ничего, пережить можно! Я вот пережил! — Сергей грустно улыбнулся.
— Ты был женат, Серёжа? И тебя тоже бросила жена? — поражённо воскликнула Даша, глядя на Сергея, словно увидела его в первый раз.
— Тебя это удивляет? — посмотрел на неё Сергей. — Да, Дашутка, я был когда-то женат, недолго, правда, а потом моей жене надоела жизнь с нищим воякой, которого всё время не бывает дома, которого могут выдернуть из постели среди ночи и отправить на неделю в командировку без связи с домом. Быть женой военного, особенно спецназовца ГРУ, — это особое призвание, я не один такой, из наших ребят офицеров, жена которого ушла искать себе более спокойной и обеспеченной жизни! Они свободные женщины, имеют право…
— Имеют право? — ещё более поражённо отреагировала девушка. — А как же любовь? Разве можно уйти от человека, с которым тебя соединяет любовь, даже если он военный и бедный?
— Как видишь, можно! — Сергей положил руку под голову и посмотрел на звёздное небо сквозь слуховое окошко. — Не только военных бросают, священников, вон, тоже… А может, там и любви-то не было, со стороны этих жён … Как это понять?
— Что понять?
— Ну, понять, есть она — любовь эта, или только так — самообман какой-то?
— Да как же, Серёжа! Как это можно не понять? — Даша в волнении сбросила с плеч стесняющее её движения одеяло. — Да это же вот здесь! — она постучала себя кулачком по груди против сердца. — Это же вот здесь всё горит, всё взрывается от счастья, всё светится в тебе и вокруг, когда ты рядом с тем, кого ты любишь! Как это можно не понять? Когда ты любишь, всё понятно, всё ясно и просто — люблю, и всё!
— Это к кому ты такие чувства испытывала, Дарья? — поражённый её страстной речью, спросил Сергей, приподнявшись на локте и с удивлением разглядывая вдохновенное, взволнованное лицо девушки.
— К тебе, Серёжа… — потупила глаза Даша. — Прости, я не хотела тебя смущать, это само вырвалось! Я просто не могу понять, как можно бросить тебя… Ты на меня не сердишься?
— Я, я… — растерялся Серёга, не зная, как отреагировать на это обвалившееся на него признание девушки и на пронзившее его в ответ сильнейшее чувство нежности, трепетной радости, пылкой привязанности, которому он усилием воли доселе не давал даже заявлять о себе в его, словно запакованном в бронежилет, подчинённом рассудку, солдатском сердце. — Я, кажется… да нет, не кажется… — я тоже люблю тебя!
— Правда? Правда, Серёжа? — Даша вся вспыхнула счастьем, словно в полночном сенном амбаре вдруг засияло ослепительное солнце. — Серёжа! — она полуприкрыла глаза длинными пушистыми ресницами. — Можно я тебя… поцелую?
— Можно, конечно… — Сергей подскочил на колени и протянул к ней руки. Девушка впорхнула в них, обхватила его за шею и нежно-нежно поцеловала… в щёку.
Серёга осторожно обнял её тонкие, вздрагивающие плечи, бережно прижал к себе её лёгкое, гибкое тело, зарылся лицом в её благоухающие сеном и каким-то забытым женским ароматом волосы и замер, боясь потревожить неловким движением то хрупкое, звонкое, воздушное состояние восторженного счастья, охватившее их обоих.
Прошло какое-то нераспознаваемо долгое или короткое время.
— Серёжа! — тихим горячим шёпотом проговорила Даша прямо в ухо Сергею. — Нас могут убить… Если ты хочешь… ты можешь сделать со мной это, ну… что мужчины делают с жёнами…
— Очень хочу! — ответил Сергей, ещё сильнее и ещё бережнее прижимая её к себе. — И обязательно всё это сделаю! Только сначала мы выберемся из этой кошмарной передряги, я куплю тебе красивое белое платье и надену тебе на пальчик колечко, и, если ты захочешь, мы обвенчаемся в какой-нибудь красивой светлой церкви! А потом мы приедем домой, и вот тогда я всё, что ты сейчас имеешь в виду, сделаю, мы вместе это сделаем и будем делать это долго, долго! А сейчас я не хочу красть у тебя всю ту красоту, которой ты достойна — и церковь, и колечко, и платье, и настоящую первую брачную ночь!
— Я люблю тебя, Серёжа! — сжав изо всех своих слабеньких девичьих сил шею Сергея, проговорила девушка, вся растворяясь в охвативших её волнах неведомого ей ранее чувства. — Я так люблю тебя!
Сергей проснулся ещё до рассвета. Он лежал на пахучем сенном ложе, бережно обнимая свернувшуюся у него на груди, укутанную двумя одеялами Дашу. Она тихо, по— детски безмятежно спала, обняв его за плечо рукой и разметав по одеялу рассыпавшиеся пряди пшеничных волос.
— Прямо дежавю какое-то! — подумал Сергей. — Кажется, это так называется! Несколько дней назад я проснулся в палатке, так же, как и сейчас, ощущая на себе это тёплое, беззащитное существо. Но сколько же всего прошло за это время! Целая жизнь! И если в прошлый раз этот сопящий во сне ребёнок воспринимался мною лишь как досадное недоразумение, ненужное искушение и без того потрёпанного жизнью мужика,зато теперь здесь на моей груди спит драгоценное сокровище всей моей жизни, смысл этой жизни, её радость и наполнение! Наверное, это есть то самое, что называют — Божий дар!
Господи! Я не умею молиться, я не умею правильно разговаривать с Тобой, я не ходил в церковь, меня этому никто не научил! Я никогда ничего не просил у Тебя, но теперь я в первый раз сам обращаюсь к Тебе с просьбой, первый раз прошу того, чего никто мне больше дать не сможет, это я теперь понимаю, никто, кроме Тебя!
Господи! Прошу Тебя об одном — сохрани от злых людей эту чистую, добрую девочку, сохрани её вообще от всякой беды, от всякого зла! Если можно… Ты знаешь, Господи, я не привык получать такие подарки, я всё привык зарабатывать тяжёлой работой, но, если можно, подари мне счастье быть всегда рядом с этой девочкой, любить её, беречь, охранять, заботиться о ней! Она ведь тоже мало видела в своей короткой жизни радости, простой человеческой искренней любви! Я готов ей дать эту любовь, я хочу ей дать свою любовь! Я готов ей отдать свою жизнь, если это сделает её счастливой, я готов, если надо, пожертвовать собой, мне не жалко своей жизни, жизнь солдата всё равно недорого стоит! Но, если можно, если Ты видишь, что я смогу сделать жизнь этой девочки счастливее, то сохрани и меня для неё, сохрани нас друг для друга! Я обещаю всегда верить в Тебя, я обещаю узнать всё, что нужно знать о Тебе, я обещаю Тебе жить так, чтобы заслужить тот дар, который Ты уже дал мне, и тот, о котором я сейчас прошу Тебя! Я верю, что Ты можешь сделать все, о чём я Тебя прошу, и я прошу Тебя — сделай это, пожалуйста, Господи!
— Ты о чём думал сейчас? — спросила Сергея незаметно для него проснувшаяся Даша.
— Ты знаешь, чудо моё, я пробовал молиться! То есть я, наверное, молился, я разговаривал с Богом! Мне кажется, Он слушал меня! Это мой первый опыт разговора с Богом, наверное, я что-нибудь неправильно говорил! Но я просил Его о нас с тобой, чтобы нам быть вместе всегда и любить друг друга! Об этом можно было просить?
— Конечно, можно! Серёжа, Бога можно и нужно просить обо всём добром, правильном, хорошем! — девушка погладила тонкими нежными пальчиками его заросшую щетиной щёку. — Он любит всё хорошее, все, в чём проявляется любовь, и исполняет просьбы о хорошем, если просишь его от чистого сердца! Ты такой колючий!
— Я побреюсь, когда-нибудь, — улыбнулся Сергей и поправил рукой спадающие ей на лицо волосы. — Закрой глаза!
Девушка закрыла глаза и замерла. Сергей, слегка приподнявшись, бережно поцеловал её закрытые веки, лоб, кончик носа, легонько коснулся губами её губ.
— Теперь я знаю, что такое счастье, — он вновь откинулся головой на сено. — Теперь мне не страшно будет умереть за него!
— Не надо умирать, Серёжа! — девушка сверкнула на него испуганным взглядом. — Не надо умирать для счастья, надо жить для него! Живи для меня, пожалуйста, живи! Серёжа, я теперь больше не смогу без тебя! Сделай, пожалуйста, так, чтобы ты жил и был всегда со мною!
— Я честно постараюсь всё для этого сделать, слово офицера! — Сергей ещё раз поцеловал Дашу в кончик носа. — А ты молись, чтобы у меня всё получилось, ты же лучше меня знаешь, как это надо делать!
— Я всё время молюсь об этом! — девушка прильнула к нему и прижалась к его груди. — Серёжа! Я молилась, чтобы ты полюбил меня, и мы были вместе, с того момента, как ты вошёл в палатку утром и отдал мне свою одежду, а потом кормил меня макаронами с тушёнкой… Я уже тогда почувствовала, что ты мне родной!
— У тебя хорошо получается с молитвами, — улыбнулся Сергей, — давай потихонечку вылезать отсюда, батюшка, наверное, уже встал и ему пора нас везти, чтобы успеть к началу службы.
Они спустились с сеновала, свернули одеяла, весело отряхнули друг друга от приставших к одежде травинок, затем направились в сторону кладбища.
— Посмотри, как красиво здесь! — сказала Даша Сергею, когда они вошли на кладбище. — И совсем не страшно! Здесь свой какой-то особый мир, какая-то особая тишина…
— Стоп! — Сергей остановился. Его тренированное годами боевых действий звериное чутьё вдруг подало слабый, но ощутимый сигнал тревоги. — Так, солнышко моё! Сейчас ты подождёшь меня здесь, вот на этой лавочке в кусте сирени! Сиди тихонечко и молись, хорошо? Ни звука не издавай и ничего не предпринимай без меня, что бы ты ни услышала! Поняла?
— Да, поняла, Серёжа! — кивнула девушка, послушно садясь на скамейку, спрятавшуюся в разросшихся кустах сирени. — Но ты недолго, да?
— Так быстро, как смогу! И вот ещё! — Сергей достал из кармана куртки пистолет, привычно проверил патроны в магазине. — Вот это я оставлю тебе! На всякий случай!
— Ой, я его боюсь, Серёжа! — боязливо покосилась девушка на пистолет.
— Не надо бояться оружия, радость моя, убивает не оружие, убивает человек! — он посмотрел девушке в глаза. — Пообещай, ради меня, сделать всё точно так, как я тебе скажу!
— Обещаю, Серёжа!
— Смотри! Держать его надо вот так, — Сергей показал ей, как должен пистолет лежать в руке. — Возьми! Вот так, держи крепко, но слишком сильно не сжимай, вот так, умничка! Теперь смотри! Если вдруг кто-то появится из тех, ты их узнаешь, я думаю сразу, просто направь пистолет в сторону противника и нажимай сюда, на спусковой крючок! Пистолет дёрнется в руке в момент выстрела, но ты не бойся, держи крепко и жми смелей! Здесь восемь выстрелов, ты сможешь защитить себя!
Сергей взял пистолет у Даши, передёрнув раму затвора, дослал патрон в патронник и снова вложил его девушке в руку.
— Серёженька, мне страшно! — посмотрела на него полными тревоги глазами девушка.
— Не бойся ничего! Я позову тебя, когда увижу, что всё в порядке! Помни, всякий, кто будет приближаться и не позовёт тебя моим голосом, — враг!
— Я поняла, Серёжа, ты можешь идти спокойно! — Даша тряхнула головой, словно отгоняя страх. — Я сделаю всё так, как ты сказал!
— Ну, пока, счастье моё! — Сергей, нагнувшись, поцеловал её в лоб. — Я скоро, молись!
И мягкими неслышными шагами разведчика направился по тропинке в сторону храма.
ГЛАВА 23. ИГУМЕН ИЗ ПОКРОВСКОГО
Не доходя до храма метров шестидесяти-семидесяти, Сергей остановился, внимательно приглядываясь к окружающей обстановке. Кругом всё было спокойно. Тем не менее звериное чутьё продолжало усиленно подавать сигнал тревоги — что-то не так, что-то неладно! И почему священник, обещавший сам разбудить их рано утром, не пришёл к сеновалу, хотя уже давно рассвело? Может, он, после вчерашнего питья, никак не проснётся? Не похоже, прощался он практически трезвый…
Сергей, осторожно перемещаясь за кустами, подошёл к домику священника с задней стороны, приподнявшись, заглянул в маленькое окошко. В домике было темно из-за опущенных занавесок, ничего нельзя было разглядеть. Сергей потрогал рамы, осмотрел петли, толкнул форточку. Окно было закрыто на все засовы, открыть его снаружи, не разбив стекла, не представлялось возможным. Придётся всё же заходить в дверь, перед которой находится хорошо просматриваемое и — Сергей автоматически отметил — простреливаемое пространство. Но других вариантов не было. Сергей тихонько вышел из-за угла дома и, оглядевшись, взошёл на крыльцо. Дверь была не заперта.
— Вон он! Это точно он, стреляй, Эдик! — Якуб разглядывал взошедшего на крыльцо Серёгу сквозь кусты кладбищенского орешника в маленький мощный бинокль. — Я же говорил, что он вернётся к попу за сумкой с вещами! Где же девка? Почему её нет с ним?
— Зачем стрелять, он сейчас войдёт и будет в капкане, — ответил латыш, глядя на Серёгу в оптический прицел короткой снайперской винтовки-автомата ВСК 94. — Надо подождать девку, либо она придёт сюда за ним, либо он сам, выйдя из дома, отправится к ней. Там и завалим обоих, это лучше, чем бегать потом искать вторую цель по всем окрестностям!
— Согласен! Подождём! — Якуб продолжал смотреть на закрывшуюся за вошедшим в дом Сергеем входную дверь.
— Может, не будем стрелять, а? — тихо спросил лежащий рядом с ним в кустах Магомед. — Я хочу ему глотку резать! Медленно резать!
— Тебе одного попа мало? — усмехнулся Якуб. — Ладно, сейчас посмотрим, как расклад ляжет!
Сергей вошёл в дом, осторожно прикрыв за собой дверь. В доме пахло смертью. Он хорошо знал этот запах по войне. Это не запах крови, не запах разлагающихся тел, это особый, трудно передаваемый, но хорошо известный всем опытным фронтовикам запах смерти. Сергей, включив периферийное зрение, осторожно шагнул в дом. Зрелище, представшее ему, содрогнуло бы любого, да и у Сергея, несмотря на его опыт лицезрения мёртвых тел, болезненно сжалось сердце и кулаки.
Посреди комнаты, на столе, словно распятое, было распростерто привязанное скотчем за руки и за ноги к ножкам стола, обнажённое, изрезанное сплошь полосками снятой кожи, обезглавленное тело отца Виталия. Голова его с вырезанным посередине лба кровавым крестом, была положена на полку с иконами, вместо сброшенной с неё и разбитой лампадки. Накинутый цепочкой на голову священника, свисал священнический крест. Лицо отца Виталия было спокойным, казалось даже, лёгкая улыбка оттеняла его разбитые, окровавленные губы.
Снаружи дома, издалека, послышался звук приближающейся машины. Сергей вышел на крыльцо.
— Зря не стрелял! — зло посмотрел на латыша Якуб. — Какая-то машина подъезжает! Придётся отходить…
— Подожди, Якуб, давай смотреть пока, там разберёмся! — не отрываясь от оптического прицела, ответил Эдгарс.
К воротам подъехал видавший виды тюнингованный под трофи-рейды «Лендровер-Дефендер», из водительской двери вышел среднего роста мужчина, с аккуратно подстриженной небольшой бородой, лет сорока шести — сорока восьми, в потёртой кожаной «лётной» куртке. Он обошёл машину спереди, открыл переднюю правую дверь и помог выбраться из неё наружу седобородому полному священнику с палочкой. Вместе они вошли в кладбищенскую калитку и направились к домику священника.
— Давай убьём и их! — прошептал Магомед Якубу. — Этих поганых собак, кафиров!
— Тебе за это платят? — огрызнулся Якуб. — И так сверх плана наследили! Теперь отходим! Сейчас они вызовут ментов, и мы не успеем выбраться с этой тупиковой дороги! Они от нас никуда не денутся! Засядем у развилки с трассой, будем следить за машинами! Русак, скорее всего, будет уходить на «семёрке» убитого попа или с приехавшим попом на его машине, в обоих случаях он будет с девкой, и мы их отследим! Если они будут одни, догоним и замочим! Если не одни, проследим, куда они поедут, и достанем их там! Пошли!
Убийцы тихо и незаметно ретировались к оставленной за полкилометра до кладбища, в перелеске, машине.
— Здравствуйте! — обратился к стоявшему на крыльце домика Сергею подошедший со спутником, полный прихрамывающий священник. — Отец Виталий дома?
— Дома, — утвердительно кивнул Сергей, — но… он погиб!
— Как погиб? — удивился толстый священник. — Вы из милиции?
— Нет! Я военный, майор в отставке. Он погиб из-за меня, точнее, из-за нас с моей невестой! Его убили этой ночью. Убийцы искали нас, а отец Виталий отправил нас ночевать на сеновал за кладбищем, на поле, а сам остался здесь. Убийцы пытали его, чтобы узнать, где мы находимся, но, судя по тому, что мы до сих пор живы, он не выдал им нас.
— А где ваша невеста?
— Здесь, на кладбище, метрах в ста к востоку, я спрятал её там, когда мы шли сюда!
— Может быть, её позвать? — спросил мужчина, сопровождавший священника. — Хотите, я схожу?
— Ни в коем случае! — отрицательно покачал головой Сергей. — У неё оружие, и она будет стрелять во всех, кроме меня! Зайдите в дом, батюшка, посмотрите, если не боитесь изуродованного трупа.
— Я этого в Чечне насмотрелся, уже не боюсь! — ответил священник и начал тяжело подниматься на крыльцо.
— В Чечне? А где, в каком году? — оживившись, спросил Серёга.
— В Грозном, в девяноста шестом, в марте, как раз, когда боевики на город напали, затем в Аргуне, в две тысячи первом, и в Ханкале тогда же. Мы там не могли с вами встретиться?
— Нет, батюшка, я больше в горах «зелёнку» топтал, я разведчик, спецназ ГРУ. У нас своя была работа, специфическая. А вы, батюшка, не игумен из Покровского?
— Да, это я! Вам про меня что-то отец Виталий говорил?
— Да, он, — кивнул Сергей.
— Ну ладно, поговорим потом, — полный священник, перекрестившись, вошёл в дом.
— Алексей! — протянул руку Серёге поднявшийся вслед за священником на крыльцо мужчина.
— Сергей! Русаков! — пожал ему руку Серёга. — А батюшку как зовут?
— Игумен Флавиан, — ответил Алексей и тоже вошёл в дом.
ГЛАВА 24. КОЛОНТАЕВО
— Даша! Дашенька! Это я! — крикнул Серёга, приближаясь к тому месту, где он оставил девушку. — Ты в порядке?
— Я здесь, всё хорошо, Серёжа! — Даша выбежала из сирени, всё ещё держа пистолет в сжатом кулачке. — Там всё в порядке? Батюшка нас отвезёт?
Сергей взял у неё из руки оружие, снял с боевого взвода, поставил на предохранитель и сунул в карман куртки.
— Батюшка нас отвезёт, Даша, но уже другой батюшка. Отца Виталия убили этой ночью…
— Как, кто? — в ужасе схватилась за лицо руками девушка. — За что?
— За то, солнышко моё, что он не сказал убийцам, где мы с тобою находились этой ночью! Они искали нас. Отец Виталий умер как герой. Они его пытали.
— Как святой мученик, Серёжа! — Даша отняла руки от залитого слезами лица. — Так мученики святые умирали за веру и за ближних! Серёжа! Он теперь святой, ему молиться можно! Так нам отец Леонид говорил про Женю Родионова, солдата нашего в Чечне, которому отрезали голову, но он не снял свой крестик и не отрёкся от Христа!
— Отцу Виталию тоже отрезали голову, Даша, это были такие же звери, как в Чечне, возможно, даже и приехавшие оттуда! Не плачь, радость моя! Ты же сама говоришь, что отец Виталий теперь святой, теперь он с Богом! — Сергей прижал к себе зарыдавшую девушку, погладил по голове, поцеловал в макушку. — Пойдём, радость моя, там нас ждёт отец Флавиан, тот самый игумен из Покровского, про которого так хорошо отзывался вчера отец Виталий! Я ему всё рассказал о нас с тобой, он нам поможет! Он отвезёт нас в Колонтаево прямо сейчас!
— Хо-хорошо! — всё ещё всхлипывая, закивала головой девушка и, поддерживаемая за плечи Сергеем, направилась к выходу с кладбища.
— Здравствуй, Дашенька! — обратился к девушке отец Флавиан, когда Сергей подвёл её к крыльцу, на ступеньке которого примостил своё туловище полный священник. — Помоги, Лёша, подняться! Благодать Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа на девице Дарии! — он, с трудом поднявшись со ступеньки, благословил подставившую ему ладошки заплаканную девушку. — Христос посреди нас!
— И есть и будет, батюшка! — радостно подняла на него глаза Даша. — Отец Леонид нас тоже так благословлял!
— Отец Леонид, часом, не Ферапонтов ли?
— Да, батюшка! Вы его знаете?
Отец Флавиан с Алексеем с улыбкой переглянулись.
— Он только вчера от нас уехал, из Покровского! — ответил батюшка. — Он ездит к нам давно, со второго курса семинарии! Пойдёмте в машину, ребята! Так, Алексей! Ты отвезёшь ребят до Колонтаева, потом вернёшься сюда за мной! Я позвоню Михалычу в УВД и дождусь следственной бригады. О вас, — он повернулся к Сергею с Дашей, — я ничего не знаю, вас здесь не было, вот это с собой возьмите! — он протянул Сергею пакет, в котором лежали подобранные им в доме тарелки, вилки и стаканы, из которых ели и пили спецназовец с девушкой. — Вилки там три, всё вымоете и оставите себе, там в Колонтаеве, будет вам память об отце Виталии, о его святом гостеприимстве… А операм пока меньше ненужной информации, чтоб голову, над чем не надо, не ломать! Езжайте! Сядете в багажном отделении, где занавески, и до самого Колонтаева голов не высовывайте! Поняли? С Богом!
Он вытащил из кармана мобильник и начал искать в его адресной книге нужный номер.
Сергей и Даша, забрав из «Жигулей» покойного отца Виталия свою спортивную сумку, быстро загрузились в «Лендровер», и Алексей, благословившись у батюшки на дорогу, тронул машину с места.
— Так, смотри, Эдик, «Лендровер» выезжает, кто в нём? — вглядываясь в окуляры бинокля, спросил Якуб. — Я плохо вижу!
— Там один водитель с бородой, который жирного попа привёз! — Эдгарс внимательно изучал внутренность салона подъезжающего к развилке «Дефендера» сквозь оптический прицел своего оружия. — На вторых сиденьях никого нет, а сзади, на откидных сиденьях, не видно из-за занавесок! Что делаем?
— Пропустим! Вряд ли Русак с этим жирным попом знаком! Значит, он с ним не стал контактировать! Конечно! Тот же может Русака первого сейчас в убийстве и заподозрить! — Якуб оторвался от окуляров. — Скорее всего, Русак сейчас дожидается момента, чтобы «семёрку» захватить и на ней с девкой до приезда ментуры смыться! А жирный поп сейчас, наверное, ментуру ожидает!
— Зачем тогда он своего водителя услал? — встрял в разговор Магомед.
— Я знаю? — отмахнулся Якуб. — Может, за кем-нибудь или за чем-нибудь послал, чтоб хоронить покойника? Эдик, у христиан на какой день хоронят?
— У православных, кажется, на третий… — задумался латыш. — Хотя кто им отдаст теперь труп, пока его эксперты не отработают, как им положено. А это вряд ли меньше недели у них займёт, с их расторопностью! Вспомни, по скольку они на войне трупы федералов родне не отдавали!
— Ну, то — война!
— Какая разница! — плюнул латыш. — Русские везде такие же жадные и ленивые свиньи: что на войне, что на гражданке! Ладно, давай смотреть дальше!
— О! Смотри! Тот же мужик опять возвращается, на той же машине! — Якуб внимательно смотрел в бинокль. — И опять один! Видно, недалеко ездил!
— Ну да! — задумался Эдгарс. — Вряд ли дальше, чем за десять километров.
— Какие десять? — Якуб посмотрел на него укоризненно. — Это что, «Феррари»? Это уазик английский! Я на таком дома, в Ичкерии, катался — по трассе он — тот же уазик!
— Что тут у нас в той стороне на расстоянии от пяти до десяти километров? — открыл карту Эдгарс. — Так! Вот есть деревня Колонтаево, до неё три с половиной километра, дальше Икшино, но уже через четырнадцать! И в стороне — Покровское, туда девять. Почти сто процентов, что он ездил в это Колонтаево!
— Смотри! Вот и менты приехали, на трёх машинах! — Якуб покачал головой. — Теперь Русаку на «семёрке» уже не выехать! Значит, у него есть какой-то другой план! Какой?
— Ну вот, Дашоночек мой! — Сергей первым вошёл в потемневший бревенчатый старинный дом, расположившийся в глубине старого, давно не обрабатывавшегося рукой садовника, яблоневого сада. — Здесь на какое-то время у нас будет убежище!
— И нас здесь не найдут эти люди, которые хотят нас убить? — тревожно спросила девушка, оглядывая непривычный интерьер нового жилища, пахнущего каким-то особым, присущим только старым бревенчатым домам, запахом.
— По крайней мере, не скоро, как я надеюсь, — ответил Сергей, оглядывая все входы и выходы из этого достаточно просторного строения. — У нас есть время всё обдумать, подготовиться и принять какие-то защитные меры! Ты знаешь, в этом доме, очевидно, до революции жили купцы или зажиточные крестьяне! Смотри, какие толстые брёвна в стенах, какая печка мощная, с изразцами, и потолки высокие! Бедные люди, наоборот, старались дом иметь поменьше и потолки пониже, чтобы дешевле было зимой отапливать!
— Смотри, Серёжа! — Даша распахнула массивную филёнчатую дверь в другую комнату, оказавшуюся спальней. — Какая огромная кровать, с резьбой! И шкаф какой могучий!
— Да, Миха молодец, что этот дом купил, — сказал Сергей, заходя вслед за Дашей в бывшую хозяйскую спальню. — Хоть и далеко от Москвы, но место замечательное, тихое, сад здоровенный, колодец во дворе, а главное — сам дом! Просто всем домам — дом! Ты хотела бы когда-нибудь иметь такой старинный дом в деревне?
— Не знаю… — задумалась девушка. — Мне так понравилась твоя веранда с яблочными корзинами, твоя кухня с туесками и берестяными коробочками, я даже лучше дома себе и не представляю… Этот, конечно, тоже хороший, но твой… Твой какой-то особенный, какой-то тёплый и родной! Неужели мы когда-нибудь его ещё увидим?
— Увидим, обязательно! — Сергей достал из внутреннего кармана куртки мобильник, данный ему Михой, нажал кнопку вызова, прислушался к гудкам. — Алло, Миха! Ну, здравствуй! Вот мы и добрались до норки, только сейчас из Погостища…
— Про Погостище и убийство священника уже знаю! Мне подполковник знакомый из УВД Твери только что звонил, Владимир Михалыч, просил посодействовать через дядю жены, дело может стать резонансным, сам понимаешь, тверской убойный отдел сейчас на ушах стоит!
— Владимир Михалыч?... — Серёга быстро попытался вспомнить, где он совсем недавно слышал про какого-то Михалыча из тверского УВД, но не вспомнил.
— Ну да! Хороший дядька! Он, как и моя жена, к одному батюшке там ездит, неподалёку от дома, где ты сейчас, в Покровское! Хороший батя, настоящий, наш! В чеченскую войну несколько раз на фронт приезжал, мотался на передовую, ребят крестил там, исповедовал, причащал, был под обстрелом! Я там с ним, собственно, и познакомился, потом жену к нему привёз, теперь вот дом этот купил, чтоб в отпуск ездить к этому батюшке поближе…
— Его зовут игумен Флавиан?
— Точно! Ты что, Серёга, с ним уже знаком?
— Уже знаком!
— Отлично! Ну, ты, братишка, меня порадовал! Держись там за него, он вам поможет обязательно! А я тут тоже кое-что предпринимаю… Процесс запущен такой, даже страшно говорить! Ну, всё! Пока! Сидите там тихонько, общайтесь с батюшкой, если получится! Ещё немного надо продержаться! Прорвёмся, Серёга, братишка!
— Прорвёмся, Миха!
— Да! В подполье есть картошка, заготовки в банках, в холодильнике отключенном стоят крупы и макароны. И ещё там, в спальне под кроватью, ящик, в нём есть двустволка старенькая, неучтёнка, она мне в приданное к дому досталась, рабочая вполне! А патроны там же, в ящике, свежие, хорошие, с картечью на кабана! Несколько пачек, я всего разок там поохотиться успел… Вдруг пригодится! Ну, Бог вам в помощь!
— Тебе тоже! Счастливо, Миха!
— Бывай!
Сергей нагнулся и вытащил из-под кровати длинный плоский ящик. В нём оказалось завёрнутое в вафельные полотенца старенькое двуствольное курковое ружье, наверное, ещё довоенное. Сергей собрал его, осмотрел, проверил работоспособность ударно-спускового механизма — всё работало исправно. Патроны были итальянские, с восьмимиллиметровой картечью, в патронник входили идеально.
— Ну вот, Дарёнка! — Серёга продемонстрировал ей ружьё. — Тяжёлая артиллерия! Теперь хоть год можем круговую оборону держать!
— Я этого всего боюсь, Серёжа! — поёжилась девушка. — Пойдём посмотрим, где здесь кухня, посуду какую-нибудь найдём, мне надо тебе ужин приготовить!
— Пойдём! Я видел с улицы железный шкаф для газовых баллонов, сейчас проверю, есть ли в них газ!
— Ну что, Якуб! Проверим Колонтаево? — Эдгарс сложил карту Тверской области и сунул её в карман на водительской двери. — Я думаю, здесь не так много машин катаются на фирменной раллийной резине, как тот «Лендровер», на котором жирного попа привозили! Я эту марку знаю, «BF Goodrich. Mud-terrain». Сам в Латвии на ней по молодости катался, когда был в автоспорте. Надо посмотреть на съезде с трассы в это Колонтаево: если следы такие есть, значит, машина ездила туда. А если машина ездила туда…
— … то, значит, там может быть и наш «клиент»! — продолжил Якуб. — Не мог же он вместе с девкой в воздухе раствориться, а с ментами им пересекаться сейчас нельзя, он это знает! А значит…
— … значит, их мог вывезти тот мужик на «Дефендере» на откидных сиденьях сзади, где из-за шторок их не было видно! Логично! — Эдгарс повернул ключ в замке зажигания, заводя двигатель.
— Поехали! — Магомед потрогал за пазухой рукоять ножа. — Я их резать буду!
Машина выехала из перелеска на трассу и направилась в сторону деревни Колонтаево.
ГЛАВА 25. КОЛОНТАЕВО. ПРОДОЛЖЕНИЕ
— Здравствуй, Мурад! Ты быстро приехал, это хорошо! — Умар погладил себя по благородно-седой бороде. — Я тебя срочно вызвал, чтобы сказать, что мои бойцы нашли Русака и девку в деревне Колонтаево, под Тверью, дом под наблюдением, ночью будут убирать!
— Отлично, Умар! Я всегда знал, что ты со своими профессионалами сможешь решить любую проблему! Запускай вторую «торпеду» по Джабраилу! Он сегодня будет в клубе Валентина, я его задержу подольше, а когда он подъедет к дому, у ворот его можно брать как ягнёнка!
— Хорошо, Мурад! От клуба до его дома на Новой Риге около часа езды. Как только он выйдет из клуба, ты позвони мне, скажи «алло!» и сразу вешай трубку. Договорились?
— Договорились, Умар! Деньги? — Мурад сделал жест к карману пиджака.
— После работы! — покачал головой седобородый кавказец.
— Миша Шлычков звонил, просил вас навестить! Он мне сказал, что жизнью тебе обязан! — отец Флавиан вошёл в Михин дом в Колонтаеве вслед за Алексеем, принесшим из машины два объёмистых пакета с продуктами. — Ещё сказал, что во время войны в Чечне, вы с другом спасли его и ещё нескольких его солдат от верной гибели! А где сейчас тот друг?
— Я его убил несколько дней назад, батюшка… — Сергей прямо посмотрел в глаза священника. — В тот день, когда Бог подарил мне Дарью!
— Ну, тогда садись, рассказывай, брат Сергий, всё, что с вами произошло! — священник отодвинул стул и тяжело опустился на него, положив руки с тяжёлыми, крупными кистями на стол.
— Отче! — обратился к нему из дверного проёма Алексей. — Благослови дочурке с ужином помочь?
— Давай! Благословляю! — кивнул священник. — А мне водички простой попроси её стаканчик принести, колодезной! От гипертонии…
…Ну, вкратце вот так, батюшка! — Серёга завершил свой рассказ о событиях последних дней.
— Да, теперь «картинка», как говорят, сложилась! — задумчиво вздохнул отец Флавиан. — Подумать надо…
— Ты, геронда, думать-то думай, — Алексей поставил на стол сковородку с ароматно пахнущей луком жареной картошкой, установив посудину на подставку из дощечки, которую ловко подставила ему Даша, — а людям кушать нужно! Смотри, как девочка с этим офицером истощала, давай-ка заберём её в наш приходский дом, к Галине на откорм?
— Ой, нет! Я от Серёжи никуда не уеду! — испугалась девушка.
— Он шутит! — улыбнулся Флавиан. — А может, вам и правда вместе с Дарьей, Сергей, поехать к нам в Покровское? Там всё же люди, безопаснее!
— Не для людей, батюшка! — Сергей покачал головой. — К сожалению, я могу к вам «на хвосте» этих уродов притащить! Нельзя так рисковать…
— Хм! Ты прав, наверное… — отец Флавиан посмотрел на Дашу. — Может, тогда действительно нам только Дашеньку у себя спрятать?
— Нет! — обхватив сзади сидящего на стуле Серёгу и вцепившись в него изо всех сил, заявила девушка. — Я только с ним! — и прижалась лицом к его щеке.
— За ней также охотятся, как и за мной! — сказал Сергей.
— Тогда, может, Юрку сюда? — предположил Алексей.
— Юрку? — священник поднял брови. — Хм! Юру — это мысль! Тоже спецназ, коллеги… Где он сейчас?
— Как бы он в Софрино за свечами не уехал! — нахмурился Алексей. — Даже не знаю, успеет ли сегодня вернуться? Или опять в Лавре заночует… надо позвонить!
— Ты позвони!
— Хоккей!
— Что? — не понял Серёга.
— О’кей! — улыбнулся отец Флавиан. — Не обращай внимания, Лёша тот ещё словотворец!
Алексей вышел. Даша расставила тарелки, положила на стол вилки с ложками, нарезала хлеб на дощечке.
— Дашенька, доченька, ты мне тарелку не ставь, — обратился к ней священник. — Я только чайку с вами попью, мне есть нельзя на ночь!
— Дарья! Ставь обе тарелки мне! — провозгласил вновь вошедший в комнату Алексей. — Я за него, в отношении еды я всегда исполняю заповедь «Носите тяготы друг друга»!
— Ну, дозвонился? — посмотрел на него отец Флавиан.
— Ага! Он постарается… Я всё ему объяснил.
— Ну ладно! Дашенька! Читай «Отче наш»!
— Слушай, Якуб! Сколько мы ещё будем здесь сидеть? — Магомед нетерпеливо заёрзал на заднем сиденье автомобиля. — Может, пойдём, перестреляем их всех и уедем?
— Сиди спокойно, Магомед! — Якуб неторопливо поигрывал в руках пистолетом, вставляя и выбрасывая из рукояти магазин с патронами. — Латыш следит за домом. Как только поп с водителем уедут, сразу пойдём работать! Не будем давать Русаку времени освоиться в доме и быть готовым к опасности. Неожиданность будет работать на нас!
— Ладно! Ты главный, ты и думай! Попробую спать пока! — Магомед свернулся на заднем сиденье машины, предварительно выложив рядом с собой на коврик на полу пистолет Макарова и кривой нож в кожаных ножнах.
— Давай спи! — Якуб в последний раз загнал ладонью магазин с патронами в рукоять пистолета и положил его перед собой на переднюю панель автомобиля. — Пусть тебе рай приснится, как там по-арабски — «джамат»?
— Джаннат! — ответил с заднего сиденья иорданец.
— Слушай, Магомед! Не спи ещё пока, ты мне скажи вот что, — Якуб развернулся на переднем сиденье к Магомеду, поджав левую ногу под себя. — Вот мулла говорил, что в раю у праведников будут с ними их жёны и ещё гурии какие-то? Кто такие эти гурии?
— Гурии — это «черноокие полногрудые девственницы», так в Коране сказано!
— Не пойму, Магомед, а жёны там тогда зачем? Жена нужна, чтобы стирать, готовить, детей рожать! Там же этого ничего, вроде, не будет, да? Тогда зачем там жёны, для секса гурий хватит! Как думаешь, а?
— Слушай, Якуб, спрашивай муллу об этом! Дай спать, а?
— Да ладно, спи! Вернёмся в Москву, я тебя в такой «джаннат» свожу, где тебе «гурий» будет, сколько хочешь! И полногрудых, и чернооких, и светлооких, и каких только захочешь «оких»! И недорого, совсем!
— Отстань, а! Из-за таких, как ты, мусульман, Аллах и перестал нам помогать в Ичкерии! Джаннат не для таких, кто только о деньгах и девках думает!
— Да ладно, тебе, Магомед! С деньгами мне и здесь «джаннат»!
— Батюшка! Можно мне спросить вас вот о чём, — Сергей отставил наполовину отпитую чашку с чаем и посмотрел на сидящего за столом напротив него отца Флавиана. — Почему Бог допускает, чтобы столько зла творилось в мире и у нас в стране, ведь говорят, что Бог — это любовь? А как совместить, что Бог — это любовь, с тем, что вокруг творится, взять, вот, хоть Дашину историю? Не складывается всё это у меня в голове! Душой чувствую: да! Бог — это любовь! А умом не догоняю! Может, у меня мозги какие-то «затренированные»?
— Это хорошо, Сергей, что мозги тренированные, быстрее во всём разберёшься! Зло не может не существовать там, где есть свобода, где есть выбор между злом и добром. А без свободы выбора не может существовать любовь!
— Батюшка! Можно пояснить это, я привык мыслить по-солдатски: добро — это когда ты жив и цел, а зло — это когда ты ранен или мёртв. И как тут со свободой выбора — мне не очень понятно!
— Ну, в общем, ты всё правильно и сказал! Переложи свои слова с тела на душу. Ты знаешь, что такое душа?
— Наверное, душа — это то во мне, что мыслит, чувствует, принимает решения, любит. Ещё, не знаю… болит, наверное, или радуется. Как бы моя душа — это сам я!
— Абсолютно точно, Сергей! — обрадовался отец Флавиан. — Я же говорил, что тренированные мозги — это хорошо! Ты обижался на кого-нибудь когда-нибудь?
— Конечно, обижался!
— Как ты себя чувствовал в то время? Я имею в виду — в душе.
— Плохо себя чувствовал.
— А когда переставал обижаться, например, прощал обидчика?
— Тогда, естественно, на душе лучше становилось!
— А если пускал в себя зависть или гнев, или уныние?
— Ну, с завистью мне как-то сложно сказать, я не помню, чтобы кому-нибудь завидовал, а вот с гневом всё в порядке — как вспомню про Погостище и про отца Виталия, в груди прямо комок какой-то возникает и сильное желание этих животных порвать. Голыми руками.
— Приятное это чувство, не хочется от него освободиться?
— Хочется, очень неприятное. И про уныние, кстати, тоже вспомнил. Когда я понял, что из-за осколка в спине мне из армии уйти придётся, признаюсь, унывал. Сильно унывал! Так было плохо, что жить не хотелось! Это было, помню!
— Болело что — душа?
— Да, душа болела. Даже когда уже и болей никаких в спине не стало, а душа болела, сильно. Очень муторно было!
— Вот это и есть зло! То, от чего болит тело — зло для тела. То, от чего болит душа — зло для души. Зло — это то, что приносит боль, разрушение и смерть. Ещё это зло называют словом «грех».
— А я думал, что грех — это нарушение каких-то правил, заповедей!
— А правила нужны для чего? Ну, например, правила дорожного движения?
— Наверное, для того, чтобы все водители целыми доезжали, кто куда едет, чтобы аварий не было, пешеходов не сбивали…
— Можно сказать, чтобы не причиняли зла себе и окружающим?
— Да, можно!
— То есть можно сказать, что соблюдение этих правил — добро, а нарушение — зло? В принципе, конечно, не рассматривая исключения.
— В принципе, да, бесспорно!
— Заповеди Божьи — это такие же Правила, данные Богом людям для того, чтобы те не калечили и не уничтожали самих себя или окружающих!
— Это понятно.
— Теперь подумай, почему Бог дал людям такие Правила, чтобы они не калечили себя?
— Наверное, Он хочет, чтобы нам было хорошо, а не плохо!
— А почему? Что Ему до нас? Он — Творец всей Вселенной, а мы — тля какая-то в Его масштабах!
— Трудно сказать…
— Ты Дашу любишь? — священник пристально посмотрел Сергею в глаза.
— Люблю, — просто ответил тот.
— Ты хочешь, чтобы ей было хорошо, чтобы она была счастлива?
— Хочу, без вариантов.
— Ты предупредишь её, чтобы она не схватилась рукой за горячую сковородку?
— Да, конечно! Понял… Получается, что Бог Своими Заповедями предупреждает нас от разрушения самих себя злом? То есть грехом! То есть, как я понял, грех и зло — это одно и то же! Он делает это, потому что Он нас любит? Ну да, раз «Бог есть любовь»! Тогда понятно…
— Бог, Серёжа, не просто некая абстрактная «Любовь», Бог Сам открыл нам в Святом Писании, что Он для нас есть — Любящий Отец! Единственная молитва, не составленная людьми, пусть даже святыми, а данная Самим Господом Иисусом Христом, начинается словами обращения к Отцу — «Отче наш»! И, явившись после воскресения Своего Марии Магдалине, Христос сказал: «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему». То есть важно понимать, что взаимоотношения Бога с людьми — это не просто отношения Создателя и создания, а отношения Совершенного Любящего Отца со Своими возлюбленными Им детьми, пусть даже непослушными и злыми. И эти отношения всегда имеют целью пользу этих «детей», их благо, их спасение от гибели и мучений. Вечных мучений!
— Кажется, начинает укладываться в голове, батюшка…
— Спрашивай, что непонятно, постараюсь объяснить.
— Значит, зло, которое творится вокруг, неугодно Богу?
— Категорически неугодно!
— Тогда почему оно есть? Почему Бог не сделает так, чтобы Его дети не могли творить зла?
— Дарья!
— Да, батюшка!
— Ты любишь Сергея? Честно говори!
— Очень, очень люблю, батюшка! Честно-пречестно!
— А можешь его не любить?
— Как это не любить… нет! Не могу!
— Почему?
— Не знаю… Потому, что я его люблю!
— Но у тебя был выбор, любить его или не любить!
— Да, был, конечно! Я его сперва очень испугалась! Когда он… Ну, в общем, испугалась! А потом почувствовала, какая у него добрая душа, и полюбила его! Очень-очень! — Даша вновь подошла к Сергею сзади его стула, наклонившись, обняла его и прижалась к его щеке своей щекой.
Сергей нежно приобнял девушку рукой и тихонько поцеловал в лоб.
— Батюшка! Я сейчас от зависти тресну! — Алексей изобразил на лице страдание. — А Иришки моей рядом нет, и мне некого поцеловать! Прям беда!
— Серёжа! — священник с улыбкой смотрел на Сергея с Дашей. — Тебе ценно, что Дарья полюбила тебя добровольно, своим свободным выбором?
— Конечно, батюшка! — отвечал Сергей, продолжая удерживать свою щёку прижатой к щеке девушки.
— А представь себе такую ситуацию, — отец Флавиан вновь посерьёзнел. — Тебя встречает девушка, вот Даша, например, которую гипнотизёр «запрограммировал» на «любовь» к тебе, помимо её воли, как робота или компьютер программируют. Тебе такая «любовь» доставит радость?
— Нет! Я так не хочу! — подумав коротко, с уверенностью сказал Сергей. — Любовь должна быть только добровольной, иначе это не любовь!
— Ну вот! Ты сам всё и сказал! — вздохнул священник. — Богу тоже угодны только те Его чада, которые добровольно, имея возможность выбора — принять или не принять Его отеческую любовь, ответить или не ответить на неё своей сыновней или дочерней любовью — своей свободной волей принимают Божью любовь и отвечают взаимностью!
— Понял! — кивнул головой Сергей, пододвигая ближе стул и усаживая на него девушку так, чтобы её голова могла покоиться на его плече.
— Вот и причина, по которой Бог не может лишить человека выбора — быть с Богом или без Него, творить добро или творить зло. А каждый человек уже сам выбирает то, что ближе его сердцу, к чему склонна его душа, и тем самым выбирает или счастье жизни с Богом в Его любви или мучение жить в отвержении Его. Со всеми вытекающими последствиями.
— Выходит, те, кто творят зло свободным выбором, отвергли Бога?
— И приняли Его врага — дьявола! Пустоты в жизни не бывает, Христос сказал: «Кто не со Мною, тот против Меня»! Соответственно, тот, кто не принимает в своё сердце Божью любовь, делает это сердце вместилищем дьявольской сущности — ненависти! И эта ненависть уже руководит всеми мыслями, чувствами и делами такого человека. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как для него самого, так, к сожалению, и для окружающих…
ГЛАВА 26. КОЛОНТАЕВО. ПРОДОЛЖЕНИЕ
— Батюшка! — Сергей вновь обратился к Флавиану. — Но почему так много людей выбирает путь зла?
— Ты хочешь быть счастлив или нет? — Флавиан ласково посмотрел на прижавшуюся к Сергею Дашу.
— Конечно, хочу! — Сергей взял руку девушки в свою и поцеловал её тёплую ладошку. — Вот оно — моё счастье!
— А для тебя, Дашенька, что такое счастье? — Флавиан улыбнулся, глядя на закрывшую глаза девушку, не отрывающую свою щёчку от щеки Сергея.
— Чтобы мы с Серёжей были вместе и с Богом!
— Ну, вот видишь, Сергей, — вздохнул священник, — у вас с Дашей понимание счастья почти идентичное.
— Наверное, совсем идентичное, батюшка! — ответил Сергей. — Просто я Бога ещё совсем не знаю, и Он не составляет для меня такую важную часть жизни, как для неё. Но я честно хочу стать с Ним ближе!
— Раз хочешь, значит, станешь! — кивнул священник. — Бог всегда идёт навстречу тем, кто хочет Его познать и ощутить то счастье, которое даёт человеку жизнь с Ним и в Нём! Это, собственно, и есть единственное истинное счастье — жить в Боге и Его Божественной Любви вместе с другими, любимыми Им и любящими Его людьми. Всё остальное — искусственные «счастье-заменители»! Но истинное счастье достигается трудом и жертвой, иногда большим трудом и великой жертвой. Тогда как продавец «счастье-заменителей» — дьявол — предлагает «свой товар», вроде бы, за очень невысокую цену! Только потом эта «халява» оборачивается потерей не только намного большего, чем человек предполагал за этот «счастье-заменитель» заплатить, но и — главного — утратой настоящего счастья и вечным мучением!
— Батюшка! — задумался Сергей. — А какие это «счастье-заменители»?
— Какие угодно! Богатство, власть, деньги, телесное здоровье, слава, комфорт, алкоголь, наркотики, плотские наслаждения, спорт, коллекционирование, искусство — нет им числа!
— Но разве это всё плохо? — удивился Сергей. — Ну, хотя бы спорт, здоровье, деньги тоже, в общем-то, нужны…
— Да нет! Сами по себе многие из этих вещей совсем не плохи, если не брать такие крайности, как наркотики или ещё какие-нибудь противоестественные удовольствия. Бедой для человека они становятся тогда, когда в его жизни они занимают место Бога! Когда человек вместо познания Творца и соединения с Ним начинает предназначенные для этого силы души тратить на достижение какого-либо «счастье-заменителя», только в нём одном видя и полагая своё упование стать счастливым! А сущность «счастье-заменителей» как раз в том, что они не могут дать никому той полноты радости и счастья, которые возможны только в Боге! Вот, кажется человеку — заимею ещё миллион долларов или сто миллионов, или миллиард, или стану большим начальником, президентом, королём, или оставлю рекорд в книге Гиннеса — и тогда будет у меня полное счастье! Но, достигая желаемого, он вдруг обнаруживает, что достигнутое совсем не даёт ему того блаженства, на которое тот рассчитывал! И, как наркоману, ему требуется всё большая и большая доза того «наркотика», на который он себя сам «подсадил», купившись на дьявольскую приманку! Иначе наступает «ломка» — страдание, по-церковному — «страсть»! Вот бедняга и гонится за подкинутым ему дьяволом призраком «счастье-заменителя», всё больше растрачивая на это душевные и телесные силы, всё сильнее теряя способность к обретению настоящего Счастья, до тех пор, пока не приходит к нему смертный час, и «ломка» не переходит в вечную фазу.
— Страшно! — выдохнула из себя Даша.
— Страшно, конечно! — вздохнул отец Флавиан. — Ещё страшнее, когда происходит подмена истинной жизни в Боге её внешней, формальной стороной!
— Это как? — недоуменно поднял брови Сергей. — Поясните, батюшка!
— Дьявол — это опытный «психолог» с многотысячелетним опытом «работы» с человеком, весь жизненный опыт которого ограничен семью десятками лет или чуть большим сроком. Если бы Бог, по милости Своей, не держал дьявола «на коротком поводке», допуская ему искушать человека только в пределах возможности искушаемого своей свободной волей отвергнуть и победить это искушение, то не смог бы спастись от гибели ни один человек! И этот «рогатый психолог», видя склонности человека, предлагает ему такие именно искушения, которые наиболее соответствуют желаниям его сердца.
Например, если человек склонен любить покой и комфорт, то дьявол и искушает его ленью и раздражением ко всему, что его комфорту и покою препятствует. И не будет настраивать такого человека на «трудоголизм». Если человек имеет склонность к плотским удовольствиям — чревоугодию, блуду, пьянству — дьявол будет стараться развивать в нём именно эти пороки, а не чрезмерное постничество, чванливость своим целомудрием или трезвенничеством. Если же он видит, что человек тянется к доброму и светлому, отвергает явные пороки и ищет Бога, дьявол подсовывает ему такую модель религиозной жизни, которая не только не соединит этого человека с Господом, но, напротив, ввергнет его в гарантированную погибель! Ищущему Бога человеку, дьявол как бы говорит: «Хочешь найти Бога — иди сюда!» — и подсовывает ему неисчислимое множество религиозных заблуждений, ведущих в сектантство, язычество или откровенный демонизм. Чего стоит только один сатанинский лозунг: «Бог должен быть в душе, а в Церковь ходить не надо!» Это при том, что Сам Христос сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее»!
Если же человек всё-таки находит путь к православию, воцерковляется и начинает учиться строить свои отношения с Господом на основе двухтысячелетней церковной традиции, то «рогатый психолог» и здесь не дремлет! У него на выбор множество вариантов путей ложного благочестия, идя которыми, человек становится полной противоположностью тому идеалу христианина, к которому его призывает Сам Христос!
— Батюшка! — Сергей внимательно посмотрел в глаза священнику. — Как не ошибиться начинающему христианину, вот такому, как я, в выборе своего пути в церковной жизни? Как определить, правильно ли ты поступаешь в той или иной ситуации?
— Трудно это, Серёжа! Очень трудно! — согласно кивнул Флавиан. — Идеальный вариант — это когда человек, только что пришедший в Церковь, сразу обретает себе нормального, «вменяемого» духовника — священника, который будет наставлять и учить начинающего христианина духовной и церковной жизни, подобно инструктору в автошколе. Беда в том, что таких духовников в наше время очень не хватает! Зато есть немало священников, которые сами имеют превратное представление о духовной жизни и ведут свою паству совсем не туда, где душа христианина соединяется с Богом! Такие и учат прихожан выбрасывать паспорта, отказываться от налоговых номеров, срезать наклейки со штрихкодом товара с продуктов и прочей белиберде, выдавая всё это за подлинно христианскую жизнь! А сколько священников не понимают необходимости частого и регулярного причащения для прихожан, жёстко настаивают на формальном соблюдении введённых в Русской Церкви всего два века назад правил приготовления к этому Таинству, не взирая на обстоятельства жизни и особенности личности приходящих!
Сколько у нас появляется вследствие такой пастырской деятельности новых фарисеев, для которых самое главное — выполнить внешние формальности — «вычитать» молитвенное правило вместо сердечного общения с Богом в искренней молитве, не съесть в постный день белый хлеб, «потому что он сделан на сыворотке», но при этом «поедом есть» своих ближних. Сколько ходящих каждое воскресенье в храм христиан абсолютно уверены, что само формальное исполнение обрядов, подача записок на проскомидию, зажигание свечей перед иконами, питьё святой воды с просфорой, чтение молитв по молитвослову, выстаивание богослужений, «отчёт о проделанных грехах» на исповеди и есть, собственно, христианская духовная жизнь! При этом внутри самого человека не происходит изменений в сторону умягчения его характера, такой христианин не становится от выполнения всех этих внешних признаков церковности ни добрее, ни терпеливее, ни смиреннее, не становится сосудом, наполненным Божественной любовью, изливающейся на окружающих людей.
Напротив, он изливает на окружающих своё осуждение, нетерпимость, рождающуюся от чувства собственного превосходства над неверующими, свойствами его характера становятся раздражение, хамство, обвинение окружающих в подлинных и надуманных грехах! Уже притчей во языцех стали злобные «церковные бабки», всю службу раскладывающие «пасьянс» из огарков на подсвечнике и зорко следящие, чтобы ни один молодой человек или девушка, впервые зашедшие в храм, не проскочили мимо них, не получив свою порцию обличений и наставлений! Ладно бы только «бабки»! Что творим мы — попы! Лучше не буду об этом…
Истинная духовная и церковная жизнь состоит в изменении ума, обозначенном греческим словом «метанойя» — у нас переведённом как «Покаяние»! В очищении души от греховных навыков и в приобретении нового свойства — способности вмещать в себя и нести другим людям Божественную любовь! Любовь, про которую сказано в Священном Писании, что: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…» Если человек, в процессе своей церковной жизни, не приобретает перечисленных здесь качеств, значит, его духовная и церковная жизнь идёт не по правильному пути!
— А как определить, батюшка, какой путь правильный? — спросил Сергей.
— Правильный путь христианской духовной жизни называется «синергией» — «соработничеством» по-гречески, то есть совместной работой Бога и человека по спасению этого самого человека. Без Бога, без Его помощи, Его благодатных церковных Таинств, Его промыслительного вождения человек самостоятельно не может очистить свою душу от зла-греха и сделать её любвеобильной! Но и Бог, давший человеку свободную волю и открывший ему Путь Спасения, не может за шиворот втащить в Рай того, кто не хочет этого и сопротивляется Богу. Или диктует Господу — как Он должен его, человека, спасать, вроде: «Господи! Ты меня спаси и введи в Царство Небесное! Но только на «Мерседесе» представительского класса, и чтобы с музыкой и шампанским в придачу»!
Когда больной приходит к врачу и тот определяет у него туберкулёз лёгких, больной должен ради выздоровления принять все условия лечения, которые предложит ему доктор. И уж точно бросить курить, потому что курить и лечиться от болезни лёгких — бессмысленное занятие! Так и в лечении души от смертоносного вируса греха важно точно придерживаться рецептов Небесного Врача, в совершенстве владеющего искусством излечения от страстей человеческих душ. От самого человека требуется осознание своей «болезни», желание исцелиться и старание по выполнению всех рекомендаций и «лечебных процедур», насколько болезненными они бы не были. А вот тут начинаются и проблемы!
Проще ведь механически «вычитать правило», чем заставить своё сердце искренне пережить каждое произносимое слово молитвы! Проще и легче подавать записки за ближних, чем по-евангельски терпеть их недостатки и покрывать их своим смирением и любовью! Проще прочитать на исповеди по бумажке длинный список содеянных проступков, чем на практике постараться победить в себе хоть один, хоть самый маленький из перечисленных в списке грехов! Проще носить «православную» одежду, чем мучительно строить в себе православную душу!
Главное в духовной жизни — опираясь на Божественную руку помощи, подаваемую Им в благодатных церковных таинствах, самому изо всех сил трудиться по выкорчёвыванию из себя греховных привычек и желаний, падая, вновь вставать, держась за эту благодатную спасительную руку, идти, ползти, изнемогая до последнего вздоха, но неудержимо стремясь к тому идеалу духовного совершенства, который явлен нам Богом в Самом Сыне Своём, Иисусе Христе!
Но как же тяжело заставлять себя всё это делать на практике! Гораздо проще приучить себя к мысли, что достаточно выполнить некие «магические» действия или заплатить священнику, чтобы он выполнил их за тебя, наподобие камлающего шамана, и все твои проблемы будут решены — бизнес будет успешно развиваться, здоровье будет как у быка, а «апартаменты класса люкс» уже ожидают тебя в Царстве Небесном! Но так не бывает… Сам Христос сказал: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Господь протягивает нам, сидящим в болоте греха, Свою спасительную руку, но ухватиться за неё и карабкаться изо всех сил должны мы сами! А когда наши силы кончаются, тогда Он Своей отеческой рукою Сам вытягивает нас из этого болота…
— Батюшка Флавиан! — вдруг открыла глаза, казалось, дремавшая на плече Сергея Даша. — Батюшка! А вы согласитесь стать нашим с Серёжей духовником?
— Отгадай с одного раза! — с улыбкой ответил за батюшку Алексей.
— Спаси вас Христос, батюшка! — засияла радостью девушка. — Слава Богу за всё!
ГЛАВА 27. КОЛОНТАЕВО. ОКОНЧАНИЕ
— Алло! — короткие гудки.
— Леча! Дай команду начинать по Джабраилу! — Умар положил рацию на стол и вновь включил звук на телевизоре. По спортивному каналу показывали футбольный матч.
— Батюшка! Времени уже третий час ночи! — Сергей посмотрел на часы. — Извините меня, что я так долго мучил вас своими вопросами! Просто для меня было важно всё понять — то, что я подсознательно чувствовал, но никак не мог привести в согласие со своим логическим мышлением!
— Теперь привёл?
— Да, в основном! Хотя теперь вопросов появляется ещё больше!
— Ну что ж, попробую на них ответить!
В телефоне Алексея просигналила поступившая СМС-ка. Он прочитал текст про себя, взглянул на отца Флавиана.
— Это Юрка! Сказал — будет. Ну что, геронда! Давай-ка отвезу тебя в твою обитель! Да и мне что-то после лицезрения этих голубков, — он кивнул на Сергея и уснувшую у него на груди Дашу, — как-то очень хочется скорее под бочок к жене!
— Ну, поехали! — тяжело вставая, вздохнул отец Флавиан. — Сергей! Мы завтра вас проведаем обязательно, подумайте пока, что вам сюда из вещей или продуктов привезти!
— Спасибо, батюшка! — Сергей осторожно поднял Дашу на руки и тихонечко положил на небольшой диванчик в той же комнате. — Вроде бы, всё есть пока!
— Ну, хорошо! Не провожай, будь с девочкой!
— Батюшка! Благословите! — Сергей сложил свои мозолистые ладони и протянул их под благословение священнику.
— Господи! Благослови раба Твоего и огради его от всякого зла! — широким крестом осенив Сергея, произнёс игумен Флавиан. — С Богом, Серёжа!
— С Богом, батюшка!
— Так, поп уехал — понял, Эдик! — Якуб сунул мобильник в карман и повернулся к заднему сиденью. — Эй, Магомед, воин Аллаха, вставай, бери свой кинжал, пошли работать!
Оставшись в комнате вдвоём с уснувшей Дашей, Сергей первым делом достал из куртки пистолет. Машинально проверив патроны в магазине и в патроннике, оставил его на боевом взводе и положил на край стола. Затем взял двустволку, раскрыв, посмотрел в стволы на свет висящей под потолком лампочки. Стволы были вычищенными, раковин не было видно. Сергей вставил в стволы по картечному патрону, закрыл ружьё и взвёл курки. Ещё пару патронов положил в неглубокий кармашек на рукаве куртки так, что их латунные «юбки» торчали из кармана наружу. Затем поставил ружьё около двери и, выключив свет, тихонько вышел на веранду, оставив дверь в дом открытой.
Стояла какая-то необычная, напряжённая тишина. Сергей присел на низкую скамеечку в тёмном углу близ двери в дом, в пределах досягаемости рукой ружья. Все окна были закрыты крепкими ставнями, запертыми штифтами изнутри дома. Проникнуть в него можно было только через вход с закрытой застеклённой веранды, который был взят Сергеем под контроль. Вроде бы, всё было в порядке. Может, он вообще зря сегодня беспокоится? Вряд ли убийцы найдут их здесь так быстро, скорее всего, залегли где-то после содеянного в Погостище... Глаза стали предательски смежаться.
Кажется, на улице раздался какой-то звук? Не то ветер зацепил веткой по оконному стеклу веранды, не то камушек хрустнул на дорожке, под чьей-то осторожной ногой… Сергей открыл начавшие слипаться глаза, встряхнул головой. Кажется, померещилось… Нет! Вновь какой-то шорох, прямо за дверью веранды! Сергей протянул руку, бесшумно приподнял ружьё от пола, взял его наизготовку. Снова тишина. Глаза опять начинают закрываться, сдвоенные стволы ружья стали клониться к полу…
Очевидно, он всё же отключился на мгновенье, потому что момент, когда уличная дверь резким ударом снаружи была выбита, он упустил. Открыв глаза от звука грохнувшей двери, Сергей увидел в метре от себя направленный на него ствол пистолета впрыгнувшего в дверной проём прыжком пантеры Якуба. На какую-то тысячную долю секунды их взгляды встретились, и Сергей включившимся во вневременной режим сознанием отметил, какой звериной ненавистью светились из глубины орбит зрачки убийцы. В падении он вскинул ствол ружья и выстрелил, практически в упор, в нависший над ним чёрный силуэт. Крик боли и бессильной злобы прорезал ночную тишину. Заряд картечи из девяти свинцовых пуль, почти сантиметрового диаметра, отбросив нападавшего в выбитый им же самим дверной проём, разорвал его грудную клетку, поразил сердце и навсегда перечеркнул пролегший по чужим прерванным жизням кровавый путь бандита.
Грохот выстрела разбудил Дашу.
— Серёжа! — в ужасе крикнула она.
— Я жив! Всё хорошо! — в полголоса ответил ей Серёга. — Быстро ложись на пол, к стене за диван и лежи так, пока я не скажу!
— Да! Хорошо! — испуганно пробормотала она, выполняя его указания. — Ты точно жив, тебя не ранили?
— Жив! Тише! — он прислушался.
Кроме стихающих конвульсий бьющегося в агонии убийцы, не было слышно ничего. Сергей выждал паузу, затем, тихонько повернувшись на другой бок, стал осторожно открывать замок ружья, чтобы заменить в правом стволе стреляную гильзу на новый патрон. Блеснувший в лунном свете за кустами оптический прицел он заметил поздно. Сухой щелчок выстрела сквозь «тишину» — глушитель — короткой снайперской винтовки слился для Сергея с ударом в грудь, хряском пробитого ребра и внезапно вспыхнувшим огнём в груди. Ещё один выстрел, и пуля, пробившая мягкие ткани живота, вышла наружу где-то из спины. Сознание Сергея стало отплывать.
— Господи! — последним усилием воли выкрикнул, почти вслух, Сергей. — Спаси девочку…
Голова его стукнулась, упав на пол, раскрытое, так и не перезаряженное ружьё вывалилось из его рук, Сергей затих.
Зашуршала щебёнка на дорожке к веранде, и большая крепкая фигура латыша спокойным шагом, не таясь, приблизилась к выбитой входной двери. Перешагнув через труп Якуба, Эдгарс поднялся по ступенькам веранды и остановился над неподвижным телом Сергея.
— Хорошая работа! — с улыбкой произнёс он, глядя на простреленного им сецназовца. — Теперь «контроль»!
Он не спеша поднял ствол своего оружия, направляя его на освещённый лунным лучом висок Сергея.
— Бах! — громыхнуло из открытой двери в дом.
Латыш, не ожидавший ничего подобного, вздрогнул от попавшей ему в бок тупой макаровской пули, он удивлённо поднял глаза на поразивший его тёмный дверной проём.
— Бах! Бах! — Не смей стрелять в моего Серёжу!!! — раздался из проёма срывающийся на фальцет девичий крик. — Бах! Бах! Бах! Не смей убивать моего Серёжу!!! Бах! Бах!
Пять пуль из восьми, выпущенных девушкой из оставленного Сергеем на столе пистолета, прошили тело латыша, так и не успевшего понять — как это он, прошедший столько тяжелейших боёв, такой опытный профессионал — «солдат удачи» — и вдруг — застрелен с трёх шагов какой-то не замеченной им, визжащей от ужаса девчонкой?
Звук падения на пол веранды выпавшего из Дашиной руки опустошённого пистолета совпал с тяжёлым грохотом падения об тот же пол холёного, большого, тренированного тела теперь уже бывшего наёмного убийцы, с непривычным для России именем — Эдгарс.
Девушка метнулась к Сергею, схватила его туловище с неожиданной силой, оттащила от угла, припала ухом к груди. — Сердце слабо, прерывисто билось!
— Миленький! Миленький Серёженька! — вполголоса запричитала она. — Серёженька, не умирай! Не умирай, Серёженька, не умирай!!! — забилась она в крике, тряся безжизненную голову Сергея, целуя её, гладя лихорадочно по слипшимся от крови волосам. — Серёжа, мой Серёженька! Колечко! Ты мне колечко обещал, Серёжа! Ты должен жить!!! Ты мне колечко обещал! И платье, платье белое, Серёжа! Серёжа! Ты не можешь умереть, нельзя, Серёженька, нельзя! Не умирай!!! Мы будем венчаться в церкви, Серёжа! Обязательно будем! Нас батюшка Флавиан будет венчать, Серёжа! Только ты не умирай, Серёжа, не бросай меня!!! Ты обещал, ты обещал, Серёжа! Ты обещал меня никому не отдавать! Серёжа! Не умирай!!! Нет!!! Нет!!! — она упала на истекающую кровью, пробитую пулями грудь Сергея и забилась в рыданиях.
— Аллаху Акбар! — раздался хищный каркающий возглас в выбитых дверях веранды. Уродливая тень Магомеда с блеснувшим лезвием кривого арабского клинка возникла позади бьющейся в плаче девушки.
Она не услышала этого возгласа. Она не услышала и внезапно возникший шум короткой борьбы у неё за спиной, сдавленный крик бешенства, переходящий в хрип агонии. Она только почувствовала, как сильные уверенные руки, на одной из которых почему-то было меньше пальцев, чем на другой, осторожно поднимают её, отрывая от неподвижного тела её возлюбленного, тихонько усаживают, прислоняя к стене.
— Тише, девочка, тише, не бойся! — голос был спокойным, тёплым, каким-то успокаивающе надёжным, словно это был голос самого Сергея. — Меня зовут Юрой! Всё кончилось, он жив, врачи уже едут сюда! Я знаю, что тебя зовут Дашей, ведь так?
— Так! — плохо соображая, что происходит, пробормотала сквозь текущие в рот по щекам ручьями слёзы. — Я Даша…
— Кукарача! Ты? — Сергей удивлённо смотрел на протянувшего ему руку друга. — А как…
— Командир! Братишка! — подняв за руку с пола очумелого от неожиданности Серёгу, Витюха обнял его. — Как я рад тебе!
— Но подожди! Я же… — освобождаясь из его объятий, бормотал Сергей. — Я же тебя убил!
— Чухня, братишка! Смерти нет! Нет смерти, командир! — Витюха, держа на вытянутых руках за плечи ничего не соображающего Сергея, улыбался счастливой детской широченной улыбкой. — Нет смерти никакой! Есть только дверь сюда!
— Сюда? Куда сюда? Я где? Что происходит, Витя? — Сергей оглядывался вокруг, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь во всё заливавшем вокруг свете. — Я где?
— Ты Дома, командир! Серёга, я так рад тебе! — Кукарача взял его за локоть. — Пошли, там ждут тебя такие люди, командир! Ты даже не представляешь, кто здесь есть! А наших сколько: Фёдор, Гриша, Руслан и все другие ребята! Пойдём скорее!
— Подожди! — раздался сбоку удивительно знакомый голос. — Оставь его, Виктор! Сергей!
Серёга повернулся к говорившему.
— Отец Виталий, батюшка! И вы!
— И я здесь, офицер! — сияющий непередаваемым светом священник, с солнечного цвета крестом на неземной красоты одежде, смотрел на Серёгу ласково и понимающе. — Тебе ещё не время! Меня послали передать, чтобы ты возвращался к девочке своей! Ты ей нужен! И многим ещё нужен там! Потом увидимся, иди, до встречи!
— До встречи, командир!
— До… — сильный удар встряс всё тело Сергея, подбросив его на операционном столе.
— Ещё разряд! Вернулся!
ГЛАВА 28. ВМЕСТО ЭПИЛОГА
— Всё, Дашенька! Всё, я ненадолго!
— Миша! Я прошу тебя, пожалуйста, Серёжа ещё такой слабый! Доктор говорит, что ему нужен абсолютный покой и позитив!
— Так я и принёс ему позитиву целый чемодан!
— Миша! Идём вместе! Я буду рядом и, если увижу, что он переутомился, я тебя тихонечко пну по ноге, хорошо?
— Хорошо-хорошо! Пинайся на здоровье, сколько влезет! Мы в зале на тренировках знаешь, как пинаемся! Молчу, молчу!
— Миха, здорово! — голос Серёги был слаб, но бодр. — Ну что там, уголовное дело на меня закрыли?
— Серёжа! Его закрыли сразу же, как и открыли, ровно через три минуты! Просто по закону положена процедура такая: любой огнестрел — уголовное дело! Видишь ли, из шести человек, которых ты завалил, четверо были в федеральном розыске за особо тяжкие, а один из них — даже в базе Интерпола!
— Латыш?
— Латыш.
— Так его же…
— Чего мудрить, братишка, в этой свалке — разбери пойми! Не впутывать же сюда девочку… — Миха опасливо взглянул на строго бдящую их общение Дашу, в белом медсестринском халате сидящую на стуле чуть поодаль от друзей. — А иорданец вообще сам на свой нож накололся по неосторожности! Свидетель, Юрий, забыл его фамилию, так и показал, что в тот момент, когда он подходил к крыльцу, увидел, как этот иностранец махал ножом и что-то там кричал, потом споткнулся об один из трупов и прямо на ножик свой упал! Так и записали…
— Понятно! — улыбнулся Сергей.
— Кстати, тот Юра из наших, из «вованов», «крапаль»! Ветеран Первой чеченской…
— Понятно! — ещё раз улыбнулся Серёга!
— Даша! Видишь, он улыбается! — Миха повернул довольное лицо к девушке. — Я же говорил, что я с позитивом! Докладываю дальше! Заказчик ваш, Мурад Ахметович Гаджиев, попал в некрасивую историю вместе с одним из наших оборотней в погонах, полковником Хрюновым, Анатолием Михайловичем. Их приняли ФСБ-шники с поличным на складе у Гаджиева, при разгрузке и оприходовании шестисот килограммов героина, привезённого из Турции на фурах гаджиевского покойного компаньона Джабраила Ибрагимова.
— Покойного?
— Да, его расстреляли из калаша у ворот собственного особняка на Новой Риге в ночь, когда тебя, — Миха показал пальцем на повязки на груди Сергея, — чуть— чуть поцарапало. Полрожка засадили, сам понимаешь — без вариантов!
— Тут ещё одна беда на наше РУВД, — вздохнул Миха. — Классный специалист, сыскарь номер один в районе, помер! От передоза… Фамилия — Шнурков, ну, тебе это ни о чём не говорит!
— Слушай, Миха! Колись, ты как в курсе всех этих дел оказался? Это же всё по разным ведомствам!
— Ты не внимателен, спецназ, а ещё ГРУ-шник! Я же говорил тебе об этом ещё в прошлом твоём госпитале, что-то ты по ним зачастил, братишка! Дядя моей жены…
— Ну да, «в больших погонах»! Каких?
— Ты знаешь, я обещал ему об этом не трезвонить… А с хозяином тех уродов, что за тобой гонялись, мне пришлось иметь дело самому! Брали его с боем на подмосковной даче всей моей командой, даже с соседнего СОБРа бойцов призанять пришлось. Четыре гада шесть часов держали оборону в той даче, пятерых наших ребят ранили, двух серьёзно! Зато, когда их трупы опознавали, у многих служб был праздник — такие птички знатные попались! Все как один ещё дудаевские «соколы», кровищи на них немерено! Было…
— Миша! Можно тебя… — взгляд Даши был суров.
— Пинай, Дашуня, свет Серёгиных очей, пинай! — Миха с трагическим лицом выставил ногу в сторону девушки. — За друга не жалко!
— Ну, Миша… — уже просто укоризненно взглянула на него Даша.
— Всё! Всё, сестрёнка! Сейчас уже убегаю! — Миха показал на коробку, поставленную им при входе. — Там кое-что из заготовок моей супружницы, из погреба в том доме, где вы так намусорили: ужас, сколько отмывать после вас пришлось! Ну, это ладно! А это что за железяка?
Миха взял в руки маленький зазубренный кусочек железа, лежавший рядом с двумя помятыми пулями от ВСК на прикроватной тумбочке Сергея.
— Миша! — опережая Серёгу, радостно заговорила Даша. — Представляешь, это тот самый осколок от гранаты, который был в спине у Серёжи и который нельзя было оперировать! Когда хирурги пули из Серёжи доставали, осколок оказался в… сейчас, как это правильно… в раневом канале одной из пуль! Она его зацепила и с опасного места в свой этот канал протащила! Доктор сказал, что это чудо!
— Да ладно, чудо! — Миха махнул рукой. — Жена сказала, что во время операции за Серёгу весь их приход молился, во главе с батюшкой Флавианом, и на Афоне монахи, и ещё где-то в Греции! Какое же это чудо, когда столько народу молилось? Это — норма! Вас, кстати, батюшка ждёт к себе венчаться, так он сам сказал! Как только наша спецура оклемается, — он хитро подмигнул Сергею. — Слышь, братишка! Кажется, ты попался! Батюшка Флавиан слов на ветер не бросает!
— Что же делать? — Серёга взглянул на девушку. — Ты, кстати, каталог белых платьев заказала по Интернету, как я тебя просил?
— Вот пока моё белое платье! — Даша потрясла полой медицинского халата. — А если ты не будешь беречь силы…
— Всё, ухожу! — Миха пожал Серёгину слабую руку. — Дарья! Дай и тебе пожму, боец! Первый раз в жизни стрелять из «Макара», и из восьми — пять попаданий! Сильна! — респект и уважуха! Если будущий муж отпустит, возьму тебя в свою группу захвата! Шучу, шучу!
Миха направился к двери. Дверь сама открылась ему навстречу, в неё вошла медсестра.
— Больной Русаков! К вам там какой-то Фабиан приехал, игумен…
— Флавиан! — в один голос воскликнули Сергей и Даша.
— Хорошо, пусть Флавиан! Так к вам кого первым впускать: его или вашу бабушку Полю?
— Обоих!
С. Новосергиево. 14 октября 2011 г. 23:11.
Святая Гора Афон. Русский Свято-Пантелеимонов монастырь. 28 октября 2011 г. 21:07 (время византийское).