Очнулась я за решеткой, самой что ни на есть настоящей. Мысленно застонала, кроя свою глупость и недальновидность. Ведь знала, что нельзя было соваться, но сунулась. А теперь снова оказалась непонятно где, совершенно одна и в какой-то темнице.
Бегло осмотрелась и поняла, что я нахожусь здесь же в потайной комнате под алтарем и сижу в том самом эркере, который стал моей клеткой. Выход закрывала странная магическая решетка. Почему магическая? Да светилась она очень неестественно, жутковатым зеленым светом, таким словно сделана была из кислоты.
Я подошла чуть ближе, раздумывая потрогать мне ее или нет. Терять то уже нечего, из этой темницы я явно никуда не денусь. Но все-таки рукой прикоснуться мне было страшно, вдруг еще пальцы откусит. И решила жахнуть магией. Силы у меня много, взрывать я научилась легко и очень неожиданно, поэтому зажмурила глаза, нащупала в себе источник магии, собрала побольше и направила в сторону решетки. И тут жахнуло-бабахнуло, меня подбросило в воздух и хорошенько приложило об пол. А дальше что? Правильно. Снова наступила темнота…
Приходила в себя я крайне тяжело и очень неохотно. А затем я истерично расхохоталась, не заметив, как смех перешёл в бурные рыдания.
— Что ж ты за дура такая? — донесся до меня противный голос, к которому я медленно повернула голову, — Каждый ребенок знает, что нельзя бить в магическую решетку, отдача будет трехкратная! Ты что с дуба рухнула или из другого мира выпала? — каркая, зло насмехалась надо мной та самая старушка.
А я, испугавшись, вздрогнула и перестала плакать, но продолжала сидеть на полу и хлопать глазами.
— Так-так-так. А вот это уже действительно интересно, — зловеще ухмыльнулась старуха, сидевшая на колченогом стуле, опираясь на свою клюку. — Я все гадала, кто же ты такая. От тебя за версту разит сильной магией, но у наших женщин давно нет таких способностей. А твой сын вообще лакомый кусочек, — тут она натурально так облизнулась, а меня сковал дикий ужас.
— Это ты убиваешь детей? — испуганно пискнула я.
— Ну почему же убиваю? Только лишь забираю их силу. Кто ж виноват, что они не могут мне противостоять и погибают, — пожала она плечами.
А я поняла, что имею дело с совершенно больным человеком. Что ее не беспокоят муки совести, это было ясно сразу, иначе бы не погибало столько детей. Но здесь в ее глазах плясало полное безумие. Судя по ее взгляду, она наслаждается этим. Безумный человек — безумен во всем. А, значит, она будет вести себя абсолютно непредсказуемо, и чтобы мне спасти сына и выжить самой, надо вести себя точно так же. Я собрала всю волю в кулак, спрятала поглубже страх и заговорила.
— Слабые нынче дети рождаются, да? — старалась говорить максимально холодным голосом, хотя все поджилки так и тряслись.
Старуха встрепенулась и ответила:
— Ой, точно. Раньше мне силы одного ребенка хватало на 100–200 лет. А теперь что? — она плюнула на пол и растерла ногой, — А теперь лишь на несколько.
— А зачем тебе их сила? — аккуратно поинтересовалась я.
Курагари плотоядно улыбнулась:
— Ну ладно, я сегодня добрая, поэтому расскажу тебе. — а я подобралась и настроилась внимательно слушать. Сейчас любая информация может спасти всем жизнь.
— Тебя наверняка просветили, как случился разлом? — я кивнула, — Небось понарассказывали, как плохой Моргот, возомнил себя Богом, украл у них перо феникса, — я снова кивнула. — Так-то оно так, да не так.
И она рассказала то, от чего у меня заледенело все внутри.
Оказалось, что Моргот был ее отцом. С раннего детства он славился тяжелым нравом и жестокими наклонностями. Откуда в нем это было, никто не знал. Еще будучи ребенком, он издевался над другими детьми, над слугами, над животными. Его несколько раз пробовали «лечить». Тогда его отдавали в храм неподалеку от Гависта, жрецы проводили над ребенком разные исследования и опробовали каждый раз новые разработки. Магически и ментально воздействовали на его разум, пытаясь искоренить все зло. Сейчас бы это воспринималось настоящими пытками, но тогда это было в порядке вещей и таким образом «лечили» неугодных детей. Иногда казалось, что сам мальчик получал от этого тоже некое удовольствие.
Однажды, с позволения Богов, жрецы использовали перо феникса, чтобы попробовать исцелить его черную душу, наделить ее жизненной силой и светлой магией. И Морготу полегчало. По крайней мере на какое-то время.
Он стал таким же как все. Ни плохим, ни хорошим. Довольно обычным. Поступил в Школу Магии, познакомился там с будущей женой Готамой. Она стала его светом в окошке, рассеивала любую тьму. После окончания Школы, он поступил на службу к императору, а затем и в тайную канцелярию. Тогда было довольно неспокойное время. Все больше людей пыталось завладеть пером феникса. Они нападали на Гавист, нападали на самих фениксов. Они сплачивались в разные группировки, чтобы взять Гавист силой. И Морготу приходилось часто бывать там, участвовать в этих боевых действиях и проливать реки крови.
Тем временем Готама родила ему трех детей — одного сына и двух дочерей. Поначалу Моргот прослыл хорошим и любящим отцом, но со временем в нем что-то начало меняться.
Как выяснилось, Моргот стал больше времени проводить с повстанцами. Если раньше он боролся с ними, то теперь начал активно прикрывать и интересоваться их учениями. А учить они умели.
Они утверждали, что благодаря силе феникса, они станут жить вечно, станут неуязвимыми к любым болезням, ранам и даже магии. Любой из них может стать императором, да что императором? Самим Богом. Обретут невиданную силу и могущество. Смогут вершить любое правосудие и управлять жизнями всех людей на Альме.
И некогда, очищенная душа Моргота, стала вновь покрываться паутиной зла. И тогда решил, что именно он достоин единолично владеть пером феникса. Зачем этому миру кучка никчемных божков? Правильно, незачем. Только Моргот достоин, только он способен на это. А война еще и вернула ему любовь к чужим страданиям и тягу к мучениям. Постепенно он извел тех, чьим учениям так активно внимал. Об его пытках слагали легенды, им пугали непослушных детей, его боялись даже те, кто сам наводил ужас.
Спросите, что стало с его семьей? Да все просто, как с серийным убийцей. Поначалу никто и не догадывался с каким монстром они делят дом. Но, когда Моргот уже был не в состоянии скрыть суть самого дьявола, Готама пыталась бежать, прихватив с собой детей. Но Морготу это, конечно, ой как не понравилось. Он нашел их достаточно быстро и запер в темнице, чтобы больше никогда они не увидели белый свет.
Старуха перевела дух, встала со своего стула и, подволакивая ногу, побрела к одинокому шкафу. Достала оттуда небольшой кувшин и прямо из него выпила воды (или что там было?). Я же сидела, боясь пошевелиться. Мне казалось, что вот именно сейчас должно стать все ясно. Но старуха медлила.
— И что было дальше? — не выдержала я, жадно поглядывая на ее кувшин. Сглотнула и осмелела еще больше, — и можно мне тоже воды?
— А дальше началось самое интересное, — начала смеяться Курагари и закашлялась, отпила еще воды и протянула кувшин мне, — держи.
Я жадно присосалась к нему, а старуха продолжила:
— Отец держал нас в темнице на протяжении нескольких лет. От холода, недоедания и наказаний, наша мать скончалась первой. Ей доставалось больше всех, ведь она собой прикрывала меня и моих брата с сестрой, когда он в очередной раз пытался убедить нас в своей божественной силе. Он называл нас неблагодарными, за что нам положена кара, и только тогда мы будем способны узреть его могущество и оценить по достоинству тот факт, что нам повезло стать именно его детьми.
Курагари рассказывала, что Моргот стал их учить, аналогично тому, чему он научился от повстанцев. Только свои учения он усовершенствовал личным поклонением. Что греха таить, еще не став Богом, он уже считал себя таковым. Осталось дело за малым — раздобыть перо. На это ему потребовалось еще 50 лет.
Одержимость Моргота помогла ему собрать достаточное количество информации о самых страшных ритуалах, способных наделить его чужой силой — силой пера в данном случае. Он планомерно, со всей ответственностью разрабатывал план, подготавливал все необходимое. Когда же осталось только получить перо, Боги закрыли Гавист. Что не на шутку разозлило Моргота. Ведь он был так близок. Тогда он со злости случайно убил брата Курагари. А сестра, пытаясь спастись, предложила ему украсть перо, использованное Богами для создания альмарцев. Моргот потратил еще несколько лет, чтобы найти информацию об его местонахождении. Оказалось, что Боги спрятали перо здесь, на Беорциге. Это места было противоположностью Гависта. Его изнанкой. И для поддержания баланса в мире (после закрытия Гависта), перо помогало концентрировать магическую энергию, наполнять ей Альму.
— Вот именно за этой решеткой, — своим костлявым пальцем, она указала на меня, — мы провели с сестрой еще несколько лет, пока отец готовился к ритуалу. А здесь, — она показала на алтарь в центре комнаты, — было перо феникса. И знаешь, что самое забавное? Что перо не мог взять человек, в ком были злые намерения, но так как его в детстве пытались излечить с помощью пера, он взял частичку его силы и смог его использовать.
Курагари не стала рассказывать, что за ритуал собирался проделать Моргот. Ведь скоро я сама все увижу, тем более что она его усовершенствовала, не боясь при этом погибнуть самой.
И вот в день, когда Моргот пытался вобрать в себя силу пера феникса, он не рассчитал, что его черная душа просто не способна впитать столько светлой силы феникса. Произошло сильное противостояние, тем самым погубив его самого. Ударной волной убило ее сестру. Каким чудом уцелела сама Курагари, она не знает. Ну а мир раскололся, породив два.
Пытаясь унять дрожь в теле, я задала тот вопрос, который волновал меня больше всего:
— А зачем тебе дети?
— А ты не поняла? Глупая, глупая, девчонка, — проговорила старуха, облокотившись на спинку стула. — Я хотела жить. Взаперти я провела почти 100 лет, я видела смерть матери, брата, сестры и отца, но сама осталась жива. Это был знак, что во что бы то ни стало, я должна довести начатое до конца и жить вечно. Тогда я решила забирать жизнь у других. Это были совершенно случайные люди. Но, к сожалению, они не давали мне много.
А потом случилось так, что из-за раскола у детей начались проблемы с обретением силы. И вот какой парадокс, они смогли ее обрести только здесь — в месте, с чего все и началось. Когда ребенок получает силу, он наиболее уязвим и его энергию легче всего отобрать. Поначалу мне достаточно было 1 ребенка в 100–200 лет, чтобы оставаться молодой и красивой. Потом уж 1 ребенка в 50 лет, в 25 и так далее. Сейчас, как ты видишь, моя немощность наступает гораздо быстрее. Но твой сын — особенный, я чувствую в нем то, чего не было с самого раскола. Его силы мне хватит на несколько десятилетий, — зловеще протянула она.
— Ты не получишь его! — воинственно сказала я.
— Посмотрим, посмотрим, — хмыкнула старуха, поднявшись со стула, и направилась к выходу, — что-то заболталась я с тобой, пора и честь знать, — и, шаркая, удалилась.
И тут меня накрыла обреченность и апатия. Я сидела на сыром и холодном полу, прислонившись к стене. Слез уже не осталось, что делать я просто не представляла. Выйти я отсюда не могла, предупредить кого-то тоже. И я просто закричала, до звона в ушах и сорванного горла.