Коца, развалившись в старом кресле в трехкомнатной квартире на улице Пушкинской, обставленной старинной мебелью, неторопливо осваивался в пространстве, знакомом ему по прошлым посещениям, Сюда он попал не впервые, но всегда испытывал ощущения неловкости, заставлявшие чувствовать себя скованно. Хозяин гостям и помощникам разрешал лишь то, что дозволял себе сам — ни шага, ни лишнего движения. Было видно с первого взгляда, что мебель сделана из ценных пород дерева, в основном, из дуба и ореха. На самом верху книжных шкафов, забитых книгами под завязку, умещались узкогорлые пестрые вазочки и широкогорлые горшки, статуэтки богов, просто человеческие фигурки, гипсовые и фарфоровые копии зверей. Над шкафами и между ними заполняли пространство многочисленные картины различных художественных школ и направлений. Маски, то ли африканские, то ли эскимосские, странноватые на вид поделки. В самих шкафах рябили открытки с видами старого Ростова, других дореволюционных городов России. Было понятно, что хозяин квартиры не брезговал ничем, хотя выделить основное направление его увлечений было нельзя. И какой бы человек здесь не появлялся, его не покидала мысль, что вокруг художественный бардак, на котором не стоит задерживать внимания. Но это впечатление было обманчивым.
Сам хозяин находился тут-же, устроившись в скрипучем кожаном кресле-качалке напротив. Это был седой лысоватый мужчина под шестьдесят лет с длинными прядями волос, ниспадающими вдоль моисеевского лица. Над пастернаковскими губами, резко очерченными, нависал крупный крючковатый нос. Внимательные голубые глаза светились умом, тем самым, которого отражалось меньше у представителей других народов. Рядом с Коцей молча сопел, примостившись на невысоком пуфике, черноголовый Микки Маус. Они пришли недавно и настоящего разговора с крупным представителем скупщиков ценностей еще не заводили.
Коца решил повременить с выходом на рынок, после сделки с пастухом и неприятных событий, последовавших за этим, когда один из шестерок Скирдача выстрелил в него из пистолета “Макарова”. Чувства страха валютчик не испытывал ни перед бригадиром, ни перед его помощниками, как не было опасений за то, что Хозяин примет решение его изолировать. Так он поступал не раз с непослушными валютчиками, в том числе с Лехой Слонком, своей правой рукой. Не верил и в то, что ему станут мстить ментовские жополизы, слишком мелкие рыбешки, чтобы не задуматься об ответной мести с его стороны. А вес и авторитет в среде менял он заиметь успел, даже менты не проходили мимо, чтобы не пожать ему руки. В тот вечер они с Маусом заперлись в ларьке Каталы, и расмотрели богатство, приобретенное у мужика, во всех подробностях. После чего Катала и Маус в один голос посоветовали Коце сваливать с базара побыстрее, мало того, предупредили, что квартиру придется на время поменять. Если шестерка Скирдача, подсматривавший в театральный бинокль, расписал сделку во всех красках, то вряд ли кто из дельцов останется теперь равнодушным к сокровищам пастуха. Так он и сделал, договорившись предварительно с Микки Маусом о встрече и дальнейших действиях. Тот обещал просветить обо всем Пулипера, скупщика ценностей, известного в городе, и попросить у него аудиенции, чтобы наметить план дальнейших действий. Ночь пришлось провести у любовницы, живущей на другом конце города, он нанял частника и гонял его по переулкам до тех пор, пока не осознал, что любая слежка не выберется из лабиринтов на свет божий без чьей либо помощи. Ближе к обеду Коца приехал в центр города, они вместе с Маусом, петляя как зайцы, пришли в этот сталинский дом на престижной Пушкинской улице, с толстыми стенами, с потолками в квартирах по четыре метра, с кухнями минимум по десять. С дубовым обязательным паркетом на полах, со множеством других удобств в отличие от холодных что зимой, что летом, хрущевок с брежневками. Валютчик, прежде чем войти в арочный тоннель, ведущий во двор здания, обернулся назад в который раз, и заметил, как скакнула за дерево неуклюжая фигура в зимней одежке. Подумал, если бы он пробирался один, никакой сволочью и близко бы не пахло, а с Микки Маусом только грибы летом собирать на крутой полянке. Пришлось успокоить себя мыслью, что ломиться к хозяину непрошенные следопыты не станут. Да и саму квартиру в доме с несколькими подъездами на обе стороны угадать будет нелегко, если не знать заранее, к кому направились гости. Они пролетели несколько лестничных маршей, затаили дыхание на площадке, готовые выскочить на улицу с противоположного бока. Внизу было тихо. Микки не воспользовался электрическим звонком, а постучал в крепкую дубовую дверь особым образом. Ждать им пришлось довольно долго, пока с той стороны не раздались какие-то звуки. На пороге вырос худой мужчина в возрасте, прищурившись на посетителей ярко-голубыми почти детскими глазами, молча отступил в сторону, пропуская их в широкий полутемный коридор. Когда все устроились вокруг стола, хозяин квартиры после нескольких в начале встречи ничего не значащих фраз, предложил:
— Давайте посмотрим, что у вас такого интересного, — Коца вдруг подумал, что Микки Маус успел или по телефону, или в частной беседе, предупредить скупщика о раритетах, потому что вряд ли такие люди пускают к себе в дом кого-либо. А к постоянным клиентам Коца не принадлежал. — Не стесняйтесь, здесь все свои.
Валютчик, скупо улыбнувшись, помог хозяину установить между креслами низкий столик на колесиках, потом вытащил из внутреннего кармана толстое портмоне со множеством отделений. Раскрыв его, положил на заранее приготовленную шерстяную материю, брошенную на полированную поверхность столика, инкрустированного цветной мозаикой. Скупщик примостил на краю настольную лампу, включил ее, направив жестяной плафон на центр. Снял с книжной полки несколько справочников по монетам, орденам, медалям и прочим наградам со времен египетских фараонов и до наших дней. Уложил книги на коленях. Сначала Коца поддел пальцами орден Виртути Милитари за позолоченную корону сверху креста, за ним подцепил за жесткую муаровую материю георгиевский бант, скрепленный воедино. Кресты отозвались малиновыми звонами. Потом вытащил знак ордена святой Анны, облитый живописной эмалью, со скрещенными мечами, покрытыми золотом, похожий на гитлеровский железный крест. И только после всего потянул с уважением за один из ребристых лучей восьмиконечную звезду ордена святой Анны. Ордена вспыхнули в электрическом свете настольной лампы, брызнули в разные стороны разноцветными фонтанами огней. Но узкое лицо еврея в годах не дрогнуло ни одной черточкой, лишь глаза поголубели еще больше, выдавая этим его внутренне напряжение.
Валютчик, закрыв портмоне, запихнул его во внутренний карман пиджака, решив, что не следует хвалиться всем за один присест, сперва нужно узнать цену раритетам. Если она окажется ниже предполагаемого уровня, то разговор продолжать не стоит. Останется одно — подняться и уйти, хотя делать этого было бы не желательно. Одна из причин крылась в том, что теперь он оказался на крючке, чтобы продать их с выгодой, надо было раньше затарить ордена в укромном месте, и вытащить по приходе лучших времен. Пулипер, оторвавшись наконец от созерцания сокровищ, поднял знак ордена святой Анны сухими пальцами, поднес поближе к лицу. Эмаль заиграла красочными тенями, словно ее только что нанесли на раритет.
— Умели делать в старину, — не сдержал пожилой скупщик волнения. — Глянешь на современный орден, хоть Красной Звезды за афганскую кампанию, и не испытываешь никакого интереса. Эмаль блеклая, фигура солдата в центре до сих пор с винтовкой, словно вместо русского защитника отечества вставили памятник французским баррикадникам времен какого-нибудь Робеспьера или Мюрата. А этот раритет всего лишь знак на левую сторону мундира, говорящий, что сама звезда еще краше. А как радует глаз, как завлекает формой и красками! Поэтому женщины в те далекие эпохи были без ума от военных. Представительно, не правда ли, друзья мои?
Коца с сомнением качнул головой, но доказывать, что каждому овощу свой срок, не стал. Кто бы сейчас носил эти знаки отличия, огромные по размерам, когда на счету каждая складка на солдатской униформе. За одну заначку запихиваешь, за другую сигареты со спичками, за третью штык-нож иностранного производства, добытый в бою. И так далее, вплоть до писем от любимой девушки. В боевых условиях тумбочки при кровати не имеется, как и самой кровати, и все свое приходится носить с собой. Он стал с интересом наблюдать за тем, как коллекционер по одной выдергивает с шерстянки царские награды, долго обнюхивает их со всех сторон. Затем кладет на место, выбирает нужную книгу и начинает листать страницы. Он водит носом по строчкам, не переставая ворчать что-то про себя. Сверившись с листочками, нарисованными от руки, служащими как бы закладками, принимается охаживать близорукими глазами новую цацку, одновременно лаская ее пальцами Наконец, Пулипер отложил очередную книгу, откинулся на спинку кресла-качалки и задумался, скрестив пальцы на животе. Микки Маус, не сказавший за все время ни слова, продолжал сопеть рядом с Коцей. Валютчик тоже притих в ожидании решения, от которого зависело очень многое. Например, стоило ли им с Маусом делать засаду в заброшенном хуторе у единственного дома из крепких дубовых бревен. Все могло оказаться обычной туфтой, и ордена со звездами представились бы вдруг как царские червонцы, отштампованные в ингушских аулах, пахнущих овечьим кизяком.
— Молодой человек, ты говоришь, что эти награды привез какой-то мужчина с периферии? — обратился Пулипер к валютчику. И тут-же развернулся к Маусу. — И вы успели на своей машине проводить его почти до Усть-Донецка?
— Не доезжая до городка километров трех, мужик вышел из автобуса и направился в степь по правой стороне от дороги, если ехать из Ростова, — подтвердил Маус. — Мы не могли долго стоять на одном месте, чтобы не привлекать внимания пастуха и человека от Слонка, бригадира валютчиков, следящего за ним. Переждав, мы развернули машину и отправились в обратный путь, но запомнили место.
— Вот что я вам скажу, молодые люди… — протянул скупщик ценностей, огладив безбородое лицо. И засуетился. — Подождите, я посмотрю, лежит ли на аппарате телефонная трубка, мне кажется, что мою квартиру давно прослушивают.
Он прошел в другую комнату. Затем вернулся, заглянул в прихожую, где на стене тоже висела китайская трубка. И снова опустился в кресло-качалку, сложил руки на животе.
— Эти ценности подлинные, стоят они по нынешним меркам очень дорого, — негромко заявил Пулипер, окинув обоих менял внимательным взглядом. — Если учесть их редкость и единичность исполнения, то можете себе представить, что оказалось у вас в руках.
— Какую же цену они имеют? — спросил Коца с напряжением в голосе.
В голове у него пронеслись давнишние мечты, с которыми он связывал будущую свою жизнь. Вырваться во что бы то ни стало из вечно бедной, пьяной и хамской страны, изломавшей, помогавшей рабским самим молчанием изуродовать миллионы судеб своих соотечественников. Не единожды перемоловшей самое себя как те снопы сена в комбайновских молотилках, но вывода из ада, в котором побывала, не сделавшей все равно. Сейчас все зависело от решения пожилого еврея, если он выложит правду, тогда следует пойти на все, чтобы дотянуться до настоящих сокровищ, разнюханных первобытным патухом. Главное, добраться до хутора и начать, а потом дело покажет само.
— Ты интересуешься, какую цену они имеют? — переспросил Пулипер. — Я могу дать каталоги и ты сам посмотришь, во сколько оценена каждая из вещей, принесенных тобой. Естественно, в долларах, потому что эта международная валюта стала с некоторых пор конвертируемой и в России. В отличие от родного рубля, который на должную высоту поднимут разве что немеряные наши запасы нефти, газа, леса, черных и цветных металлов. Приплюсуй сюда сотни тонн золота, не только Колымского, миллионы каратов необработанных алмазов. Мы продаем их за рубеж в первозданном состоянии мешками. Если бы купили необходимое оборудование и занялись бы сами доведением камней до ума, то Россия смогла бы на одной только обработке воздвигнуть, уверяю вас, молодые люди, сотни американских небоскребов и обустроить свои нищие города с сельскими дорогами. При условии, что будем с умом распоряжаться этими богатствами.
— Я вам верю на слово, но я имел ввиду не каталожные расклады, а действительную ценность, — поправился валютчик. — Сколько, например, отстегнули бы за ордена в Москве, если предложить их тамошним коллеционерам. Я уже не говорю про заграницу.
— Ты еще про Сотбис упомяни, — усмехнулся Микки Маус за спиной Коцы.
— Я без стеснения предложил бы русские раритеты тамошним миллиардерам, если бы представилась возможность добраться туда. Целее будут, понимаешь?
— Понимаю, — буркнул подельник, не горя желанием ввязываться в полемику.
— Не стоит спорить, я попробую все разложить по полочкам, — миролюбиво остановил скупщик ценностей обоих. — Если взять, к примеру, орден Виртути Милитари, то по каталогу этой награде красная цена шестьдесят баксов. Умножаем на тридцать рублей с небольшими копейками, получаем одну тысячу восемьсот рублей, ну, две тысячи. Надеюсь, такую цену молодой человек этому мужику не выложил?
Пулипер с интересом посмотрел на валютчика, Коца почувствовал, что пожилой еврей проверяет его на вшивость. Значит, следует ожидать более серьезных предложений. Он не раз имел дела с представителями этой нации и успел понять, что если показать им, что ты не дурнее паровоза, то они начнут относиться к тебе почти как к равному. Пожав плечами, он отрицательно качнул головой.
— Ну, вот, какой-никакой навар уже есть, я имею ввиду, что время и деньги потрачены не зря и не впустую. Коснемся другой стороны медали, учтем, что таких орденов раз — два и обчелся. И тут начинает выясняться, что серьезный покупатель уже не обращает внимания на то, из чего сделан знак отличия. Это мы с вами знаем, что его отлили из обыкновенной бронзы, вызолотили и покрыли черной с зеленой эмалью. А коллекционер смотрит в первую очередь на состояние раритета, на его количество на мировом рынке. И мы садимся на любимого конька, потому что орден Виртути Милитари на специальных аукционах, на тех же антикварных рынках, предлагают не так уж и часто. То есть, цена зависит от спроса. Выходит, владелец имеет право запросить за него в несколько раз дороже.
— Если удастся нарваться на истинного собирателя в этом направлении, — докончил Коца длинные поучения. — А у нас как раз напряженка с богатыми любителями царских звезд.
— Ищите, — усмехнулся Пулипер. — Вам и карты в руки.
— Поэтому мы к вам и пришли, — развел валютчик руками. — Мы просим вас оценить каждую вещь в отдельности и вывести окончательную сумму, за которую вы смогли бы выкупить все, не оставаясь сами в накладе.
Пожилой еврей взял в руки наиболее полный каталог, пролистал страницы:
— Ну что-же, друзья, я не против, — согласился он с достоинством. — Итак, начнем с каталожной цены, а потом перейдем к реальной, хотя и говорят, что не стоит делить шкуру неубитого медведя. По этому каталогу звезда и знак ордена святой Анны за военные заслуги оценивается в три тысячи долларов, или в девяносто пять тысяч нынешних рублей. Полный георгиевский бант всех четырех степеней, из которых первая и вторая степень из чистого золота, а третья и четвертая из серебра, вытягивают на триста пять долларов, плюс сохранность — всего триста пятьдесят баксов. Орден Виртути Милитари, как мы уже говорили, шестьдесят баксов, итого три тысячи четыреста десять баксов.
— За сколько вы сможете выкупить все? — подался Коца вперед.
— С учетом того, что мне самому хочется кушать, что с орденами придется повозиться, что дело это не совсем простое, я имею возможность отстегнуть сразу четыре тысячи двести долларов. Можете считать это задатком, молодой человек, — Пулипер погладил пальцами морщинистый лоб. — Вы в курсе наших правил, если я выйду на серьезного покупателя, то с меня будет причитаться еще часть суммы сверху этой.
— Выкладывайте, я сейчас на полных бобах, — согласился Коца, понимая, что ему самому никогда не справиться, и не только по причине неумения находить клиентуру, но и по неспособности выбить из покупателя нужную сумму. Он мягко напомнил, осознавая, что торопится, что признание в несостоятельности — лишний козырь в руках противника. — Работать на рынке совершенно не на чем.
Пожилой еврей, ухмыль
нувшись, опустил на пол стопку каталогов, свернул в несколько раз шерстяной кусок материи с орденами, разложенными на нем. После чего поднялся с кресла-качалки и ушел в другую комнату. За спиной валютчика зашевелился Микки Маус, притихший на время сделки.
— По моему, получилось неплохо, — подал он гундосый голос, как бы с французским прононсом. — Никто из скупщиков, известных нам, не отвалил бы такой цены.
— Половины бы не получили, — повернулся Коца. к нему — Но мы имели полное право не торопиться, тогда навар мог бы превзойти все наши ожидания.
— Он и без того перевалил за самую высокую планку.
— Главное, я буду сейчас с деньгами, значит, будет на чем крутиться. А дальше? — валютчик поймал черные зрачки подельника. — Кажется, мы пришли сюда не за тем, чтобы сплавить подороже царские цацки, хапнутые за копейки.
— И за этим тоже, ты сам сказал, что на полных бобах, — подковырнул Маус. Посерьезнел. — Когда выйдет к нам хозяин квартиры, тогда начнем настоящий разговор. Ты не будешь ему предлагать перстень с монетами?
— Надо сначала получить валюту за одно, потом браться за второе.
В комнату, раздвинув стучащие бамбуковые шторы, вошел скупщик ценностей. Умостившись в любимой позе в кресле-качалке, как бы на минуту замер, словно осмысливая предстоящие действия. Затем быстро просунул руку за пазуху, вытащил оттуда пачку долларов нового образца. Смочив пальцы слюной, взялся медленно отсчитывать их, шершаво цепких, на полированную поверхность стола. Коца с интересом рассматривал купюры достоинством в “хундред долларс” в непривычном исполнении. Во первых, портрет президента Франклина был больше прежнего, во вторых, оформление показалось проще и несомненно лучшего качества. Он сразу поверил в такие баксы, с ними не проблема хоть на край света.
— Проверьте, — Пулипер придвинул к валютчику невысокую горку банкнот. — Деньги любят счет.
— Деньги любят деньги, — схохмил Коца, подбирая пачку со столешницы. — И чем их больше, тем спокойнее себя чувствуешь в этом ненадежном мире.
— Именно так, — согласился пожилой еврей, не отрывая взгляда от ловких рук менялы. — Есть, к сожалению, странная максима, утверждающая обратное, она звучит примерно так: У дурака одна дорога — намолачивать бабки. Купить можно все, но под каждым купленным будет стоять фамилия чужая. Не знаю, как вы отнесетесь к такому изречению.
— Почему странная, я ее знаю, — Коца, пересчитав купюры, сложил их во внутренний карман пальто. — Эта максима ясно показывает, что мир состоит из противоречий. Кому-то временные ценности сейчас, сразу и на этом свете, а кому-то вечные блага после жизни, за чертой смерти. Все закономерно, например, бабки мне, вам и Маусу, нужны сейчас, для того мы здесь и собрались.
— Абсолютно так, человек слаб и земные блага его соблазняют, — снова кивнул головой Пулипер в знак согласия. — А есть ли жизнь на Марсе, то бишь, на том свете, или нет ее, никто ничего доказать пока не смог. Поэтому, не стоит отказываться от того, чем удобно воспользоваться сию минуту. Вы правы, для этого мы здесь и собрались, я предлагаю обмыть эту сделку, чтобы она не оказалась последней.
Хозяин квартиры протянул руку за спинку кресла-качалки, вытащил темно-матовую пузатую бутылку настоящего французского “Наполеона” с фигуркой императора вместо пробки. Обратился к Микки Маусу:
— Я попрошу тебя достать три рюмки вон из того шкафа, только возьми не на длинных ножках, а низенькие, широкие. Коньяк пьется из них лучше и кажется вкуснее.
— Простите, уважаемый Аркадий Борисович, я решил предложить вам кое-что еще, — надумал, наконец, валютчик. У него мелькнула мысль, что лучше сдать все сейчас, чтобы потом лишний раз не привлекать внимание исканием нужных клиентов. — Я выкупил по случаю несколько монет и перстень с бриллиантом каратов на десять. Вы посмотрите?
— Конечно, с удовольствием, — немедленно подобрался пожилой еврей, отставляя “Наполеон” в сторону. Новый кусок темной шерстяной материи, появившийся из бокового кармана, тут-же покрыл бликующую полировку стола. — Что вы там припрятали еще?
Коца, вытащив то же лопатистое портмоне, разложил его на материи и принялся выдергивать раритеты из многочисленных отделов по одному, раскладывая так, чтобы можно было начать с малого, а закончить значительным Перстень, таким образом, оказался на последнем месте. Хозяин квартиры вынул из внутреннего кармана пиджака многократную линзу, вправленную в деревянный складной держатель. Нагнулся над столом, глянув мельком на перстень взялся по очереди вертеть в руках монеты. Когда с ними было покончено, полистал один из каталогов, лежавших на полу, словно нарочно не поставленных на место в книжном шкафу. У валютчика в который раз возникло подозрение, что Пулипер о его сокровищах информирован от и до. А хозяин квартиры, меж тем, надолго задумался над пожеванной страницей с невзрачными фотографиями и цифрами под ними.
— Не могу найти слов, монеты подобраны будто специально, — наконец, подал он голос с высокими нотами в нем.
— В каком смысле? — Коца довольно ухмыльнулся.
— Ну, семь с половиной и пятнадцать рублей не так уж редки, хотя надо признать, что состояние монет идеальное. Цена за обе двести пятьдесят баксов. А червонец Санкт-Петербургской чеканки одна тысяча семьсот пятьдесят седьмого года, без головы императрицы, тянет на две тысячи долларов, потому что исключительная редкость. Так-же пятерка времен коронации Николая Второго и первого года его власти, она тоже стоит не меньше тысячи. Если брать по потолку, получается только на монетах три тысячи двести пятьдесят гринов. Уважаемые, сумма довольно приличная.
В комнате зависла тишина, каждый из присутствующих пытался разгадать тайну сокровищ, попавших им в руки. Все указывало на то, что мужик с периферии, продавший их, действительно наткнулся на старинный казачий клад. Валютчика ко всему не покидала догадка, что хозяин квартиры неспроста так откровенен, он рассчитыват на большее, значит, поездка за автобусом с пастухом будет обязательно иметь продолжение, и теперь ко всему надо быть готовым. Пулипер меж тем взял в руки перстень, начал его обследовать с особой тщательностью. Хищно сверкнули по бокам рубиновые глаза двуглавых орлов, размахнувших крылья, в мощных лапах засветились красным огнем символы императорской власти. Вокруг крупного бриллианта заиграли зелеными холодными искрами изумруды по полкарата, а когда хозяин квартиры подставил сокровище лучу света от окна, помещение заполнилось множеством льдистых синеватых снежинок, замельтешивших в воздухе как в призрачном вальсе. Коца от изумления провел ладонью по лицу, прав, оказывается, был пастух, когда рассказывал про утренние сияния на сочных лугах. За спиной негромко покряхтывал Микки Маус, по прежнему принимавший участие в развитии событий как посторонний наблюдатель. Наверное, он постарался цацки, выкупленные перед этими у валютчика, запрятать поглубже в щелях своего жилища, не желая делиться ни с кем. А Коца успел получить за них деньги и раскрутиться еще круче. Ну что же, время покажет, можно ли иметь дело с мужчинами, находящимися в одной комнате с ним. Он стал с пристальным вниманием следить за Пулипером, пытаясь по выражению его лица понять, что нужно ждать от него. Но глубокие морщины пожилого еврея превратились в каменные расщелины, и разобрать, во что они могли перевоплотиться — в змею или в стебель со скромным цветком эдельвейса, было невозможно.
— Камень хорош, чистой воды, — нарушил скупщик ценностей молчание. — У многих старинных бриллиантов в середине от громадного внутреннего напряжения появляется тончайшая паутинка, опускающая драгоценный камень часто к подножию горы с кимберлитовой трубкой, в которой он был добыт. То есть, превращающая его в отходы без цены. Или есть мельчайшие сколы, выщербины. Этот же обработанный алмаз словно только сейчас взяли из рук огранщика. Перстень, к тому же, именной, вы его не рассматривали?
Собеседник повернулся лицом к валютчику, прищурил ярко-голубые глаза, в которых не отражалось ничего, кроме восхищенного любопытства.
— Некогда было, пришлось помотаться по городу, чтобы, замести следы, — буркнул Коца. — На первом перстне, который я продал Маусу, стояли две буквы “Е” и “В”, то ли Екатерина Великая, то ли Евлампий Воронцов. Был на Дону такой атаман.
— На этом сокровище стоят те же две буквы, — Пулипер как бы пропустил мимо ушей сообщение о сделке Коцы с его другом. — Перестень действительно принадлежал Евлампию Вороноцову, атаману Всевеликого Войска Донского. Им его наградили или императорские особы, скорее всего, сам государь, или Воронцов по высочайшему повелению был возведен в дворянский титул и заимел право ставить клеймо на свою собственность. Не путать клеймо с фамильным гербом.
— Не говорит ли это о том, что мужик раскопал атаманский клад? — предположил влютчик. — Все вещи, выкупленные у него, как бы не случайные, что-ли.
— Все может быть, — проворчал пожилой еврей уклончиво. — Надо было все-таки разузнать о драгоценностях поподробнее, тогда бы легче пролегла дорога к остальным казачьим сокровищам.
— Простите, но пастуху место в строю павликов морозовых и александров матросовых. Как говаривал Маяковский, гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей.
— Понятно, — ухмыльнулся пожилой еврей с сарказмом. За спиной Коцы насмешливо хмыкнул Микки Маус. — Я беру и монеты, и перстень. Монеты как объявил, бриллиант из расчета двадцать баксов за десятку, дороже никто не даст. Считать, надеюсь, не разучились?
— На том стоим, — валютчик. утвердительно наклонил голову
Пулипер аккуратно свернул отрез шерстяной материи в несколько раз, зашел снова за вьетнамские бамбуковые шторы. Наверное, их приспособили специально, чтобы никто не сумел подобраться к хозяину незаметно, когда тот начнет колдовать над потайными схронами. Вышел он быстро, так же споро рассчитался. Как только стол освободился от купюр, накинул на него небольшую скатерку, поставил бутылку коньяка, рюмки. Все трое не курили, поэтому на закуску пожилой еврей предложил тарелку с конфетами, тоже приготовленную, скорее всего, заранее. Молча выпили, посидели в ожидании теплой волны по всему телу. Она не заставила себя ждать, коньяк оказался подлинным. Почти сразу повторили, взялись безо всяких переходов за обсуждение основного вопроса, словно давно сговорились. Остановились на обустройстве засады у дома пастуха за день до предполагаемого очередного приезда его в Ростов. Туда должны были отправиться Коца и Маус. Друг Мауса, шофер, был обязан дожидаться конца операции в автомобиле или на обочине шоссе из Ростова. Или недалеко от дома мужика, если позволит дорога на хутор. Перечислили все, что необходимо взять с собой: тулупы, валенки, меховые рукавицы, адидасовские сумки, термоса с горячим кофе, бутерброды. Пару бутылок коньяка для согрева, табак для отбивания нюха у собак, если таковые окажутся и возьмут след. Коца, когда встал вопрос о людях из конкурирующей группировки, причислил к необходимым предметам немецкий “вальтер” с запасной обоймой, приобретенный в начале перестройки, и АКС в десантном исполнении с тремя рожками, привезенный из горячей точки. Дело серьезное, не допускающее метаний из стороны в сторону. Микки Маус лишь поморщился, отказавшись брать с собой даже столовый нож. Хозяин квартиры, больше молчавший, подвел под планом окончательную черту:
— Повторяю, я беру на себя обязанности спрятать ценности, если они найдутся, и быструю их реализацию. В обоих случаях гарантирую сохранность, безопасность и честность своих действий.
— Согласен, — не стал спорить Коца, заявление Пулипера играло на конечный результат, а как известно, он — венец всему делу. Микки Маус тоже молча кивнул головой. — А теперь попрошу у вас совета, что мне делать, выходить на рынок и работать по прежнему? Или не выказывать из какой-нибудь норы носа до начала операции? Маус со своим другом Каталой категорически против моего появления, каша заварилась крутая.
— Круче не бывает, — не стал спорить хозяин квартиры, раздумчиво пощипав подбородок. — Знаешь что, я бы тебе посоветовал выйти и занять свое место, во первых, люди Слонка уже в курсе событий, они успели проследить за мужиком. Во вторых, подключилась еще одна банда, или банды. Валютчика убрали по одной причине, тот или заартачился, или не смог толково объяснить, у кого выкупил раритет. А Чоха, которому попала в руки эта ценность, не тронули, значит, их интересует только мужик и место самого клада. Так-же поступи и ты, мол, погремушки приобрел у деревенского пастуха, успел уже перепродать. Откуда пастух? Да наплевать, вы, мол, тоже можете что-то предложить, не называя домашнего адреса и не указывая места, где спрятали ключи от сейфа с мешком баксов. Сыграть, то есть, под дурачка.
— Опасный ход… А если я спрячусь? — Коца пристально посмотрел на Пулипера.
— Тогда тебя в покое не оставят до тех пор, пока не найдут, ни свои, ни чужие. Объявляться когда-нибудь все равно придется, вот в чем дело. Держать ответ перед бандитами тоже, даже если с кладом ничего не получится.
— Вы правы, отморозки на меня глаз теперь положили, — валютчик потер виски ладонями. — Если никакого клада не откопаем, то будет вдвойне обидно оказаться в положении заложника. Уж лучше сразу ответить на все вопросы, интересующие их.
— Я бы рассуждал именно так, — сплел пальцы скупщик. Посмотрел на собеседников. — А теперь не грех выпить и по третьей стопке.
Пожилой еврей, когда начали расходиться, подошел к окну, отвернул край занавески. Постояв немного, почмокал полными красными губами, походил взад-вперед по комнате.
— Что-нибудь случилось? Когда мы сюда шли, мне показалось, что за нами следят, — обернулся валютчик к нему. — Мужчина в зимнем мешковатом пальто.
— Именно такой торчит сейчас напротив нашего дома и ждет вашего выхода, — хохотнул Пулипер задорно. — Я видел, как вы шли по Пушкинской, волоча за собой пушистый хвост, но не стал на этом заострять внимание, потому что за собой я усек слежку давно. Но этот хвост, молодые люди, притащили вы, мой, наверное, на время отпал. Давайте сделаем так.
Хозяин квартиры накинул поверх пиджака старенькое полупальто, прошел к двери, глянув в глазок, открыл замок. Когда все вышли в коридор, защелкнул тяжелую створку на ключ и засеменил в конец здания, противоположный подъезду. Там находился черный выход. Он, спустившись вниз, осмотрел еще раз через щель кусок улицы Пушкинской перед домом. Теперь хвост, по всему неопытный, остался позади. Дождавшись, когда группа горожан поравняется с подъездом, пропустил посетителей мимо себя, и сразу заторопился назад. Коца с Микки Маусом тут-же смешались с проходившими, на перекрестке они поспешили каждый своей дорогой. Новый год должен был наступить в субботу, через четырнадцать дней, до назначенной встречи оставалось ровно одиннадцать суток.