Шведенборг
- Скажите, отчего мы любим брильянты? - сказала молодая княгиня Рифейская, подходя к графу Валкирину, который, сидя в углу дивана, с каким-то особенным вниманием поочередно рассматривал окружающие его лица небольшого домашнего круга княгини.
- Княгиня,- отвечал он,- вопрос ваш гораздо труднее, нежели как вы думаете. Если отвечать вам на него так, как надобно, вы засмеетесь, как и всегда...
Все захохотали: - Ну, уж знаем, что будет!
- Так! Я еще не сказал ни слова, а вы уже все смеетесь,- хладнокровно заметил граф.- Что же будет, когда я скажу? За это не будет вам ответа,прибавил он с улыбкою, но в которой было что-то грустное.
- Скажите, скажите,- проговорили все в один голос.
- Обещаю вам, что не буду смеяться,- прибавила молодая княгиня.
- Так слушайте ж. Уверяю вас, что ваш вопрос гораздо важнее, нежели как он кажется с первого раза. Да,- повторил граф вздохнувши,- этот вопрос очень далеко заходит.
- Не до потопа ли? - спросила молодая племянница княгини.
- Гораздо прежде,- отвечал чудак с величайшею важностью. Присутствующие закусили губы, чтоб удержаться от смеха. Граф был, по-видимому, в нерешимости и молчал.
- Ну, что же? - говорили дамы.
- Что? Поверите ли вы мне, когда я скажу вам, что наше пристрастие к этим светящимся камням есть воспоминание о чем-то давно, давно прошедшем? Что было время, когда наше тело светилось ярче всех алмазов на свете?., что эти грубые камни, так скудно рассыпанные по земле, напоминают нам о нашей прежней светлой одежде... напоминают невольно, ибо нам сделалось уже непонятно это светлое состояние!..
Все захохотали.
- Ах, как хорошо должно быть это платье,- сказала княгиня,- из цельного алмаза!.. Нельзя ли вам как-нибудь постараться достать этой материи! хоть на шляпку...
- Знаете ли, княгиня,- сказал граф важно, посмотрев на нее,- то, что вы теперь говорите, говорите не вы?
- Кто же, если не я?..
- Да кто-то другой... Вы, вы не стали бы смеяться над тем, что я теперь говорю; но кто-то другой заставляет вас смеяться. Ему это очень выгодно.
- Да кто же этот другой?
- Этого я не могу вам сказать...- После этих слов все как-то притихли.
В эту минуту встал со стула человек весьма пожилых лет, с холодною, почти безжизненною физиономией, с которым все обращались весьма почтительно, называя его Иваном Крестьяновичем. Граф заметил это движение, с большим любопытством обратил на него глаза и спросил у соседа: "Кто это?"
- Как! вы не знаете? это Иван Крестьянович Рындин, человек с большим весом... Прекраснейший человек, добрый, прямой такой.
Граф опустил голову и о чем-то крепко задумался.
Иван Крестьянович шел заглянуть в другую комнату, где раскладывался зеленый стол; проходя мимо хозяйки дома, он шепнул ей: "Что это за граф у вас? Я его никогда еще не видал".
- Он недавно здесь; он много путешествовал; я не знаю, где он не был: и в Турции, и в Египте, и в Индии...
- Ну, кажется, он немного ума навез из своего путешествия...
- Он немножко странен, но очень мил и забавен...
- Ведь вас, дам, не разберешь! - отвечал Иван Крестьянович с мужиковатостью, которую выдавал за откровенность,- извините,- вы знаете, я человек откровенный... Ну, что тут забавного? Он просто, что по-русски говорится, несет дичь. Вот за чем нынче ездят по чужим землям - все вздор да пустошь... А что же наша партия? - продолжал Иван Крестьянович, обратясь к подходившему старику.
- Составлена, составлена, Иван Крестьянович; я шел за вами...
- Пойдемте-ка, пойдем на реванж.
Между тем за дамским столиком смеялись и толковали различным образом о том, кто может в человеке говорить вместо его самого.
- Я совершенно согласен с графом,- сказал барон Кейнезейт, молодой дипломат, на время возвратившийся из-за границы, который вслушивался в слова рассказчика с притворною доверенностью.- В проезд мой чрез Германию только и толков было, что об одной крестьянской девушке, в которой будто говорил человек, умерший лет за 400, и будто бы рассказывал такие подробности о том, что было за 400 лет, которые, казалось, не могли прийти в голову простой крестьянки. - Мои добрые немцы всему этому верили...
- А вы видели эту девушку? - спросил граф, мгновенно вышедши из задумчивости.
- Нет. Хотел видеть, но мне сказали, что родные ее никого к ней не впускают, что я нахожу очень благоразумным. Дело все в том, что в эту деревеньку ездило множество народа, и хоть никто ничего не видал, но деревенька, говорят, обогатилась от приезжающих.
- В этом вся и загадка! - заметили многие.
- Жаль, что вы не заехали в Орлах,- сказал граф.- Правда, когда бедная девушка занемогла, отец перестал пускать любопытных, которые своими расспросами только мучили больную. Об этой истории было много ложных рассказов; но в самом существе она не подлежит ни малейшему сомнению.
- Вы, верно, знаете эту историю в совершенстве, граф Валкирин? Расскажите ее, сделайте милость,- говорили дамы, улыбаясь.- Обещаю вам, что никто не будет смеяться,- прибавила княгиня, также насмешливо улыбаясь.
- Извольте,- сказал граф,- я никогда не отказываюсь от таких рассказов, когда меня просят, ибо,- заметил он, понизив голос,- в вас просит далекое внутреннее чувство, которое вам самим непонятно.
- Ну, еще, еще! - проговорила княгиня.- Однако ж счастье, что в нас говорят не одни черти. Но кто же еще?.. Я не поняла.
- Кто-то, княгиня, кто, несмотря на ваши насмешки, заставляет вас желать рассказа этой истории и возбуждает в вас любопытство... может быть, спасительное,- прибавил граф с таинственным видом, устремив на нее огненные глаза.
- Ах, как странно вы на меня смотрите! - сказала княгиня.
- О, не смейтесь, умоляю вас; прислушивайтесь к тем голосам, которые говорят внутри вас: вы услышите чудные звуки; вы скоро можете приобрести способность отличать один голос от другого, вы...
- Без предисловий,- заговорили все,- историю! историю!
Все придвинулись к столику, за которым сидел наш оратор. Его слушатели были: молодая графиня, княгиня, хозяйка дома, молодой дипломат, возвратившийся из чужих краев, какой-то деловой человек, с весьма важным видом дожидавшийся партии, молодая племянница княгини, только что вышедшая из пансиона и не потерявшая еще привычки слушать со вниманием и даже иногда удивляться. Наконец было несколько домашних лиц, которые в обществе и в жизни играют роль того, что наши старинные стихотворцы называли затычками, каковы слова: "лишь", "уж" и другие, нужные для наполнения стиха; без них нельзя, а все-таки они никуда не годятся.
Рассказчик начал:
- В Германии, в местечке Орлах, жил, а может быть, еще живет и поныне, крестьянин Громбах, лютеранин, человек очень честный и умный,- так что он даже был выбран в звание какого-то начальника в своей деревне. У Громбаха четверо детей; между ними двадцатилетняя дочь, по имени Энхен, образец немецкого трудолюбия и здоровья: плотная, краснощекая, свежая. Целые дни она на сенокосе или на молотьбе и одна отвечает за двух работников. Она никогда не была больна, не имела никаких детских болезней, никаких припадков и отроду не отведывала никакого лекарства. Школьное учение ей не давалось; она едва знала грамоте и имела даже род отвращения от книг.
- Должно признаться,- заметила графиня,- что ваша героиня вовсе не интересна.
- Я рассказываю истину без всяких прикрас. Все, что я вам буду рассказывать, мне передано почтенными людьми, которые были очевидными свидетелями всего происшествия.- Несколько лет тому назад Громбах купил себе новую корову...
- Не она ли будет настоящею героинею? - заметила насмешница.
- Почти,- отвечал рассказчик.- Но если вы будете меня перерывать, то мы никогда не дойдем до конца. Итак, Громбах купил себе новую корову; вдруг стали замечать, что когда ее привяжут на одном месте в хлеву, то утром она явится на другом месте, также привязанною. Никто не входил в этот хлев, кроме Громбаха и его дочери. В том же хлеву стояли еще три коровы...