- Там будем мы помогать друг другу, занимаясь, впрочем, каждый по своей части. Я стану играть и отвлеку тем Долевского от наблюдений за женою, а ты своим волокитством за нею развлечешь его внимание, чтоб он скорее проигрался.
- Придумано славно! - вскрикнул Долевский с злобным хохотом,- только мне кажется, что мы оба останемся в дураках!
- Тебе это кажется потому, что не знаешь некоторых обстоятельств, давно известных целому свету!
- Какие же это обстоятельства?
- Во-первых, неизлечимая страсть Долевского к игре. Несмотря на огромное свое состояние, часто просиживает он за картами целые ночи, и это самое было началом раздора между ним и его женою.
Долевский пришел в смущение, чувствуя справедливость этих слов и убедясь из них, что его супружеские отношения не тайна для других.- А во-вторых? - спросил он нетвердым голосом.
- Во-вторых, сумасбродная страсть Долевского к волокитству. Несмотря на то, что судьба послала ему прекрасную, милую и образованную подругу, он беспрестанно любезничает с другими.
- Далее,- прервал Долевский, краснея от стыда и злости под маскою.
- В-третьих, жалкие последствия таких поступков, то есть: титло лицемера в обществе, охлаждение жены, которая, скучая одиночеством, будет непременно иметь нынешнюю ночь, в два часа, свидание в своем доме с одним очень любезным молодым человеком, влюбленным в нее до крайности.
- Лжешь! - закричал Долевский в бешенстве,- теперь уже половина третьего, а Долевская не оставляла маскарада ни на минуту: вот она идет мимо пятой колонны, как ты и сам, дрянной клеветник, можешь видеть!
- О, провинция! О, простодушие! - возопил капуцин,- сойди-ка, любезный, вниз и побеседуй с той маской, которую так наивно принял ты за Долевскую; тогда узнаешь, я ли клеветник - ты ли глупец!
- Жди меня здесь,- отвечал Долевский,- я намерен поговорить с тобою не по-маскарадному.
- Буду ждать, пожалуй, до рассвета, чтоб только посмеяться вдоволь над твоим уморительным ослеплением!
Вне себя от досады, бросился Долевский с хор и побежал к тому месту, где видел Долевскую.- Пора нам домой! - произнес он сухо, поравнявшись с известным домино.
- Поедем, милый плутишка, поедем! - зашамкал из-под маски дряблый старушечий голос, заставивший Долевского отпрыгнуть в сторону от ужаса и изумления.- Я готова ехать,- продолжало домино, настигнув Долевского и устремив на него тусклые зеленые глаза.- Что же ты стоишь, словно окаменелый? Посмотри, какая у меня славная ручка! - Тут старуха сняла перчатку и поднесла к самому его носу желтую, иссохшую, морщинистую руку.Видишь, какие у меня острые ноготки! - прибавила она злобно и насмешливо,доберусь я, доберусь до твоего влюбчивого сердечка!
Опрометью пустился Долевский из залы, чтоб отвязаться от этого оборотня.
- Ожегся, осекся, укололся, срезался! - кричал ему вслед неумолимый капуцин, задыхаясь от хохота.
Смущенный и рассерженный как нельзя больше, Долевский торопливо пробежал всю анфиладу комнат, отыскивая свою жену, но нигде не мог ее встретить. "Неужели проклятый капуцин сказал правду?" - повторял он, спускаясь в сени большого подъезда, где надеялся найти своего лакея. После долгих и напрасных поисков, Долевский наконец убедился, что его жена, его экипаж, его лакей, его шуба и шляпа - исчезли. Терзаемый тысячью ревнивых предположений, решился он, во что бы ни стало, скакать скорее домой, чтоб там добраться до развязки таких необыкновенных приключений.
- Послушай, любезный,- говорил он полусонному хранителю плащей и калош,- одолжи мне какую-нибудь шинель и фуражку, или хоть ливрею и картуз, чтоб доехать до дома. Я Долевский. Мой человек и экипаж пропали без вести.
- С удовольствием,- отвечал тот, узнав знакомый ему голос.- Только ливреи-то наши немножко позатасканы... будет неладно. Вот у Петрушки новая ливрея, да на беду такая длинная, что вы в ней просто запутаетесь.
- Все равно, братец; я готов окутаться теперь в саван, лишь бы скорее отсюда уехать.
- Сохрани от этого господи!.. Если б вы пожаловали часом прежде, я мог бы представить вам любой плащ, или шубу: их была здесь целая пропасть; а теперь господа разъехались и все разобрали.,Не приложу ума, как услужить вам! Позвольте-ка, однако ж, позвольте: кажется, там, на верхней полке, что-то лежит... Ну, слава богу! вот вам енотовая шуба, шляпа и калоши. Хоть они и больно ветхи...
- Ничего, братец, ничего,- говорил Долевский, торопясь облечься в оставленную Иваном Ивановичем Росниковым одежду,- я сей же час пришлю тебе обратно всю эту дрянь с моим человеком, а взамен ее возьми, пожалуйста, мой противный капуцин и маску, под которой я совсем задыхаюсь. Дарю их тебе за хлопоты; отныне я не намерен больше маскироваться! - Тут Долевский выбежал на улицу и, бросясь в сани первого попавшегося ему на глаза извозчика, помчался домой.
Он был очень изумлен, заметя, что дверь маленького подъезда, доступная только ему, была не заперта.- "Нет сомнения,- кричал он, вбегая в кабинет и бросая на пол шляпу, шубу и калоши Ивана Ивановича,- нет сомнения, во всем этом кроется какой-нибудь ужасный обман, давно известный целому свету!" Тут растворил он наотмашь двери залы и побежал к Анне Петровне.
А спасенный этим порывом Росников вышел на цыпочках из залы и, зацепясь ногою за неожиданно возвращенную ему одежду, поднял ее и мигом надел на себя; затем бросился опрометью из дома.
- Из всех чудес нынешней ночи,- бормотал он, стремительно выбегая на улицу,- явление моей шубы, шляпы и калош - самое необъяснимое чудо!
Долевский вошел к Анне Петровне, сгорая адскою жаждою стать наконец лицом к лицу с вероломною, насладиться ее испугом и напрасными мольбами. Но он был встречен вовсе не так, как ожидал. При его появлении лицо Анны Петровны выразило не боязнь и замешательство, а какое-то гневное изумление, смешанное с презрением. Расширив глаза, смотрела она на своего мужа, как смотрит неприступный судья на дерзкого и закоснелого преступника.
- Как смели вы войти сюда? - спросила она грозно.
С своей стороны Долевский, остолбенев от такого приема, тоже вперил удивленные очи в лицо жены.
- Я пришел,- отвечал он наконец зловещим, глухим голосом,- я пришел, сударыня, требовать отчета в ваших поступках.
- Вы? В моих поступках? Вы потеряли на это всякое право, и я не хочу вас более ни слушать, ни видеть.
- Нет, Анна,- вскрикнул Долевский,- не так скоро откажусь я от этого права, как ты полагаешь! Моя несчастная ветреность разве может оправдать твое холодное вероломство? Должна ли ты платить мне злом за зло? Разве для тебя легко смыть позор с нашего дома? Спроси об этом самых легкомысленных женщин: тебе скажут, что отныне он неизгладим и что этим я обязан одной тебе, тебе, которую я уважал более всего на свете, которую считал образцом чистоты и благоразумия, которую любил нежно и почтительно, которой верил безусловно и без всякого опасения.
Волнение чувств захватило голос Долевского. Он замолчал, но колеблющаяся грудь, судорожно сжатые губы и бледность щек показывали, как истинно, как глубоко его огорчение. В самом деле, только теперь, когда он убедил себя в невозвратной утрате сердца Анны Петровны, только теперь он почувствовал, до какой степени любил ее. С ним случилось то же что случается обыкновенно с ветрениками, которые понимают всю цену сокровища тогда только, когда его потеряют.
- Это превосходит всякое вероятие! - начала Анна Петровна тихим голосом.- Вы поступили как нельзя хуже и вы же меня обвиняете! Впрочем, я готова отвечать вам на все, чтоб видеть, как далеко простираются ваше лицемерие, ваша несправедливость. Извольте меня спрашивать.
- Прежде всего я желал бы знать, почему вы оставили маскарад и увезли с собою мою шляпу и шубу?
- Я оставила маскарад потому, что мне сделалось там смертельно скучно; шуба и шляпа ваши были у моего человека; их никто не увозил, и вам самому очень хорошо известно, что вы приехали домой в своей шубе и шляпе.
- В самом деле??? А хотите ли вы посмотреть, в каком наряде я действительно вернулся из маскарада?
- Меня это очень мало интересует; впрочем, пожалуй!
Долевский стремительно подал руку жене и повлек ее в кабинет:
- Вот в чем я приехал домой! - кричал он: - вот в чем...
Говоря это, он искал глазами на полу чужой шубы и шляпы, но они уже исчезли.
- Я ничего не вижу здесь, кроме ковра,- возразила жена,- ужели вы хотите меня уверить, что вы ехали со мною завернувшись в этот ковер? Но я сейчас обнаружу всю нелепость ваших странных, фантастических выдумок.
Тут Долевская позвонила.
- Принеси сюда,- сказала она вошедшему слуге,- ту шубу и шляпу, в которых барин приехал нынешнею ночью из маскарада.
Через минуту слуга исполнил ее приказание.
- Где ты взял это? - закричал Долевский,- сказывай, кто тебе отдал мою шубу и шляпу, которых искал я целый час у подъезда?
- Вы сами изволили отдать мне их в передней на руки, когда воротились из маскарада.
- Прочь с глаз моих, негодяй! - заревел Долевский.- Я теперь вижу, что целый дом против меня в заговоре; я теперь понимаю, что здесь все против меня вооружено и подкуплено! И кем же? Моею женою! Вот награда за мое ребяческое доверие!
- Жаль мне вас,- начала Анна Петровна,- никогда я не ожидала, чтоб вы могли унизиться до таких бесполезных и смешных изворотов! Прошу вас об одном: позвольте мне вас оставить...- Тут Долевская горько зарыдала.