- Ну, зачем врешь? Женатый человек, грамоту знаешь, а - врешь! Ведь не издыхала твоя любовь, жену ты и любишь и боишься ее...
Поэт рассердился:
- Это не твое дело!..
- И стихи скверные...
- А тебе и таких не выдумать! Только свистеть можешь, да и то не сам.
- А все-таки зачем врешь? Ведь не издыхала любовь-то?
- Мало ли чего не было, а нужно, чтоб было...
- Ой, побьет тебя жена! Отнеси-ка ты меня к ней...
- Как же, дожидайся!
- Ну, бог с тобой! - сказал кнут, свиваясь штопором, лег на дороге и задумался о людях, а поэт пошел в трактир, спросил бутылку пива и тоже стал размышлять, но - о себе.
"Хотя кнут и - дрянь, но стихи опять плоховаты, это верно! Странное дело! Один пишет всегда плохие стихи, а другому иной раз удаются хорошие до чего всe неправильно в этом мире! Дурацкий мир!"
Так он сидел, пил и, всё более углубляясь в познавание мира, пришел, наконец, к твердому решению: "Надо говорить правду: совершенно никуда не годится этот мир, и человеку в нем даже обидно жить!" Часа полтора думал он в этом направлении, а потом сочинил:
Пестрый бич наших страстных желаний
Гонит нас в кольца Смерти-Змеи,
Мы плутаем в глубоком тумане.
Aх - убьемте желанья свои!
Они в даль нас обманно манят,
Мы влачимся сквозь терн обид,
По пути - сердце скорби нам ранят,
А в конце его - каждый убит...
И прочее в этом духе - двадцать восемь строк.
- Вот это - ловко! - воскликнул поэт и пошел домой, очень довольный собою.
Дома он прочитал стихи жене - ей тоже понравилось.
- Только, - сказала она, - первое четверостишие как будто не того...
- Сожрут! Пушкин начал тоже "не того"... Зато - размер каков? Панихида!
Потом он стал играть со своим сынишкой: посадив его на колено и подкидывая, пел тенорком:
Скок-поскок
На чужой мосток!
Эх, буду я богат
Я свой намощу,
Никого не пущу!
Очень весело провели вечер, а утром поэт снес стихи редактору, и редактор сказал глубокомысленно - они все глубокомысленны, редактора, оттого-то журналы и скучны.
- Гм? - сказал редактор, трогая себя за нос. - Это, знаете, не плохо, а главное, - очень в тон настроению времени, очень! М-да, вот вы, пожалуй, и нашли себя. Ну-с, продолжайте в том же духе... Шестнадцать копеек строка... четыре сорок восемь... Поздравляю!
Потом стихи были напечатаны, и поэт почувствовал себя именинником, а жена усердно целовала его, томно говоря:
- М-мой поэт, о-о! Славно время провели!
А один юноша - очень хороший юноша, мучительно искавший смысла жизни, - прочитал эти стихи и застрелился. Он, видите ли, был уверен, что автор стихов, прежде чем отвергнуть жизнь, искал смысла в ней так же долго и мучительно, как искал сам он, юноша, и он не знал, что эти мрачные мысли продаются по шестнадцати копеек строка. Серьезный был.
Да не помыслит читатель, что я хочу сказать, будто бы порою даже кнут может быть употреблен с пользою для людей.
III
Долго жил Евстигней Закивакин в тихой скромности, в робкой зависти и вдруг неожиданно прославился.
А случилось это так: однажды после роскошной пирушки он истратил последние свои шесть гривен и, проснувшись наутро в тяжком похмелье, весьма удрученный, сел за свою привычную работу: сочинять объявления в стихах для "Анонимного бюро похоронных процессий".
Сел и, пролив обильный пот, убедительно написал:
Бьют тебя по шее или в лоб,
Всё равно, ты ляжешь в темный гроб...
Честный человек ты иль прохвост,
Все-таки оттащат на погост...
Правду ли ты скажешь иль соврешь,
Это всё едино: ты умрешь!..
И так далее в этом роде, аршина полтора.
Понес работу в "бюро", а там не принимают: