– Бонапарат о двенадцати языках!
– Ишь его как... анафема!
Пошёл, спасает, а бес Бонапарат нашёптывает ему:
– Чего ты, Ваня, на господ стараешься, пора бы те, Ванюшка, из крепостной неволи выйти!
– Сами выпустят, – сказал Ванька.
Спас Россию, воротился домой, глядит – на избе крыши нет.
Вздохнул:
– Эки псы, всё грабят!
Пошёл к барину, спрашивает:
– А что, за спасение России ничего не будет мне?
А барин его спрашивает:
– Хошь – выпорю?
– Нет, не надо! Спасибо.
Ещё сто лет поработал да проспал; сны видел хорошие, а жрать нечего. Есть деньги – пьёт, нет денег – думает:
«Эхма, хорошо бы выпить!..»
Прибежал стражник, орёт:
– Ванька, вставай!
– Ещё чего?
– Айда Европу спасать!
– Чего она?
– Немец обижает!
– И что они беспокоятся, тот да этот? Жили бы...
Пошёл, начал спасать – тут ему немец ногу оторвал. Воротился Ванька на одной ноге, глядь – избы нет, ребятишки с голоду подохли, на жене сосед воду возит.
– Ну и дела-а! – удивился Ванька, поднял руку, затылок почесать, а головы-то у него и нету!
В славном городе Мямлине жил-был человечек Микешка, жил не умеючи, в грязи, в нищете и захудании; вокруг него мерзостей потоки текут, измывается над ним всякая нечистая сила, а он, бездельник, находясь в состоянии упрямой нерешительности, не чешется, не моется, диким волосом обрастает и жалуется ко господу:
– Господи, господи! И до чего же я скверно живу, до чего грязно! Даже свиньи – и те надо мной смеются. Забыл ты меня, господи!
Нажалуется, наплачется досыта, ляжет спать и – мечтает:
«Хоть бы нечистая сила маленькую какую-нибудь реформишку дала мне смиренства и убожества моего ради! Помыться бы мне, почиститься...»
А нечистая сила ещё больше издевается над ним, исполнение всех естественных законов отложила впредь до прихода «лучших времён» и ежедневно действует по Микешке краткими циркулярами в таком роде:
«Молчать. А виновные в нарушении сего циркуляра подвергаются административному искоренению даже до седьмого колена».
Или:
«Предписывается искренно любить начальство. А виновные в неисполнении сего подвергаются...»
Читает Микешка циркуляры, – озирается, видит: в Мямлине – молчат, в Дрёмове – начальство любят, в Воргороде – жители друг у друга лапти воруют.
Стонет Микешка:
– Господи! Какая это жизнь? Хоть бы что-нибудь случилось...
И вдруг – солдат пришёл!
Известно, что солдат ничего не боится, – разогнал он нечистую силу, запихал он её в тёмные погреба, в глубокие колодцы, загнал в проруби речные, сунул руку за пазуху себе, – вытащил миллион рублей и – солдату ничего не жалко! – даёт Микешке:
– На, получи, убогой. Сходи в баню, вымойся, приберись, будь человеком, – пора!
Дал солдат миллион и ушёл восвояси, будто его и не было!
Прошу не забыть, что это – сказка.
Остался Микешка с миллионом в руках, – чего ему делать? От всякого дела был он издавна циркулярами отучен, только одно умел – жаловаться. Однако пошёл на базар в красный ряд, купил себе кумачу на рубаху да, кстати, и на штаны, одел новую одежду на грязную кожу, шлёндает по улицам день и ночь, будни и праздники, фордыбачит, хвастается, – шапка набекрень, мозги – тоже.
– Я-ста, – говорит, – давно эдак-то мог, да не хотелось. Мы-ста, мямлинцы, народ большой, нам нечистая сила не страшнее блох. Захотелось, и – кончено.
Гулял Микешка неделю, гулял месяц, перепел все песни, какие знал, и «Вечную память» и «Со святыми упокой», – надоел ему праздник, а работать – неохота. И скучно стало с непривычки: всё как-то не так, всё не то, околоточных – нет, начальство – не настоящее, из соседей набрано, трепетать не перед кем – нехорошо, необычно.
Ворчит Микешка:
– Раньше, при нечистой силе, порядку больше было. И улицы вовремя чистили, и на каждом перекрёстке законный городовой стоял. Бывало – идёшь куда-нибудь, едешь, а он приказывает: держи направо! А теперь – куда хошь иди, никто ничего не скажет. Эдак-то на самый край придти можно... Вон, уж некоторые дошли...
И всё скушнее Микешке, всё тошнее. Глядит на миллион, а сам сердится:
– Что мне миллион? Другие больше имеют! Кабы мне сразу миллиард дали, ну, тогда ещё... А то – миллион! Хе! Чего я с ним, с миллионом, исделаю? Теперь даже курица орлом ходит, потому – ей, курице, шестнадцать рублей цена! А у меня всего-на-всё миллион...
Тут обрадовался Микешка, что нашлась причина для привычных жалоб, – ходит по грязным улицам, орёт:
– Давайте мне миллиард! Не могу я ничего! Какая это жизнь? Улицы не чищены, полиции – нет, везде беспорядок! Давайте мне миллиард, а то – жить не хочу!