Я взглянул на моего спасителя. Склонившись надо мной, сто ял полноватый, среднего роста молодой человек с пышными усами и темными кудряшками на голове. Он поднял меня на ноги и, глядя прямо в глаза, сказал: "Живи пока, мужик! Помни доб ро! Мы еще встретимся!"
Я котом взлетел на свой третий этаж, наглухо запер дверь номера, напился и напрочь забыл про своего спасителя. Теперь же, лежа на больничной койке, я припомнил и этот голос, и эти кудряшки, и эти усы - Горик!
В свои 38, будучи "перспективным ученым", спортсменом, я и не думал, что вот так, в один момент, можно стать инвалидом. Ушла жена, покинули подруги - кому я нужен такой? И это я - мастер спорта, штангист! Кровь бросилась мне в голову и я чуть не получил второй инсульт.
Поначалу я роптал: "Господи, чем я провинился, за что такое наказание?" А потом сам себе же и ответил: "Бога и совесть за был, гордыня заела, грешил много и самозабвенно. Разве толь ко воровства и убийств не было, а остальной "букет" - пожа луйста! И вот, лукавый - тут как тут!"
Вот в таких невеселых мыслях лежал я както вечером на боль ничной койке и принимал седуксен - таблетку за таблеткой. В палате никого не было - больные в холле смотрели телеви зор. И вдруг невысокая грузная фигура отделилась от стены и приблизилась ко мне. Я прикрыл глаза и замер. Фигура накло нилась надо мной, и я почувствовал, как чьито усы коснулись моего лица и чьито губы поцеловали меня в лоб.
- Вот был человек, мнил себя сильным и умным, ан нетего! - слышу я голос моего "друга" Горика, - думал, небось, - молод еще, вся жизнь впереди! Жалостьто какая!
Я раскрыл глаза и увидел над собой лицо гадко улыбающего ся Горика. Ярость охватила меня, захотелось наговорить ему что нибудь резкое и обидное, но понял - зря! Он только и ждет это го, и надеется, что помру я от гнева тут же, при нем.
Горик продолжал говорить уже жестко:
- А если бы этот "живой труп" не пропил свою память, товспомнил бы, как мы с ним в Могилеве в гостинице "Первомай ской" пили вместе после того, как я спас его. Помню, пили порт вейн армянский, под названием "Лучший". Молодой, но уже с гордыней, человечишка, подвыпив, заявлял, что славы хочет всемирной, чтобы все вокруг знали его! А я его и спрашиваю - может, согласишься на золотишко, на денежки, на них же все купить можно, в том числе и славу? Но человечишка выплеснул остаток портвейна из своего стакана мне в лицо и провозгласил напыщенно: "Золото и деньги - отставить! Славы, повторяю, хочу!" А душу, - спрашиваю, - заложишь, за славуто свою? Человечишка протрезвел: "Ты что, всерьез? Не хочу по пьянке важных вещей обсуждать, но если бы все было взаправду, думаю, договорились бы!" Вот мы и встретились - всерьез и на трезвую голову, давай договариваться! Да сейчас ты заложишь душу, про сти, "за милую душу" и не славы всемирной попросишь, а годик другой своей презренной жизни! Ну что, по рукам? Хотя, по ка ким рукам, ты же ими и двинутьто теперь не можешь! - и Го рик гадко расхохотался.
От ярости я и про болезнь забыл. Не учел "дружок", что эти слова он говорит спортсменусиловику!
- Отчего же, - я старался говорить спокойно и как бы устало, - по рукам так по рукам, правой еще маленько пошеве лить могу!
Я с трудом извлек изпод одеяла ослабевшую правую руку. Горик, презрительно улыбаясь, подал мне свою... И тут я молние носным движением здоровой левой обхватил его за шею моим любимым "удушающим захватом сбоку". Не ожидавший такой прыти, Горик упал на постель и, хрипя, пытался разжать захват. Но теперьто его и домкратом нельзя было разжать! Пока он хрипел, я шептал слова, которые слышал както от попа в церк ви: "А на нечистого, на лукавого, на искусителя - тьфу на него, тьфу на него, тьфу на него, отрекаюсь я от него!"
Шепчу и думаю, чем бы доконать лукавого? И вспоминаю - под кроватью стоит "ночная ваза", которую еще не выносили. Нашарил слабой правой рукой эту "вазу", повернул ослабевшую голову Горика мордой кверху и, пачкая собственное одеяло, залил пахучую жидкость прямо ему в раскрытый от удушья рот.
- Попей, дружок, теперь портвейна "Худшего", не всегдаже "Лучшим" баловаться!
Закашлялся Горик, аж посинел весь. Скинул я его с койки, и пополз он прочь, подметая пол пышными усами. И постепен но исчез, как бы растаял в воздухе.
ТРОФИМ
И вот опять я один в палате. Лежу себе на койке в простра ции, в голове - сумбур. Никак не могу взять в толк - суще ствовал ли этот Горик вообще или все, что связано с ним, - только моя фантазия? А может, только в больнице меня посе тил его призрак, ну а довел меня до этой больницы - реальный человек, плохой, конечно же. Путаясь в этих мыслях, я дотянул ся до тумбочки, достал опять пачку седуксена и проглотил три таблетки. Вскоре "словил" кайф, в полусне стали возникать бес порядочные "глюки". И вдруг один из "глюков", а может, это был и не "глюк" вовсе, приобрел очертания моего покойного товарища по спорту - великого штангиста. Это был чемпион мира и Олимпийских игр в среднем весе, знаменитый русский богатырь - Трофим Ломакин. Я познакомился с ним на сборах в Сухуми, о чем уже писал. Трофим както поотечески отнесся ко мне (да и был он почти вдвое старше), как говорят, "куриро вал" меня, научил многому полезному и интересному в спорте.
Трофим сел на стул рядом с моей кроватью и стал кулаками тереть себе глаза. Мне показалось, что он пьян - это случалось с ним, по крайней мере в Сухуми, частенько.
- Трофим, что с тобой, ты что - плачешь? - удивленнопроизнес я, не вполне воспринимая реальность происходяще го. Только что позорно исчез призрак моего недруга Горика, а тут - снова виденье, теперь моего доброго приятеля. Было отчего крыше поехать!
- Жаль мне тебя, - печально сказал Трофим, - ты жеспортсмен, штангист - и лежишь на койке в раскоряку, как дохляк! Что, сдался, врачам поверил? Себе не веришь, а врачам поверил? Да разве понимают они, что такое - штангист, на что он способен? Если их послушать, то и кости, и мышцы наши давно бы загнулись от таких нагрузок! А ты вот с твоим диагно зом только что самого нечистого чуть не удавил до смерти - и продолжаешь считать себя больным? Позор, прибил бы тебя, если бы не считал своим другом!
"Выходит, и Трофим знает про Горика, только откуда?" - удивился я.
Странным было лицо у Трофима - он диковато улыбался, а слезы капали. Таким я его даже не мог себе представить. Он встал, пошатываясь, поднял стул и легко переломил его об ко лено.
- Вот так и с тобой будет, если ты сдашься! Поверь мне - ты здоров, завтра же выписывайся из этой богадельни и начни тренировки! Тогда будешь жить, а раскиснешь - подохнешь, как слизняк на солнце!
Трофим устало махнул рукой и, шатаясь, вышел в дверь.
Я долго лежал, не решаясь подняться. Голова моя вдруг ста ла ясной, и появилось огромное желание жить. Вскочив с по стели, я включил свет - рядом со мной лежал сломанный стул. Тот, что сломал Трофим. Или я сам на него неловко сел и сло мал? - усомнился я. Но покинуть больницу по совету Трофима я решил твердо.
Выйдя из больницы, я пошел консультироваться со "све тилами". И вот академик Бадалян, в то время главный невро патолог Москвы, подытожил: "Оставьте работу, отдохните, ус покойтесь - может, еще десять лет проживете. Будете рабо тать, нервничать, нагружаться, не дай Бог, пить - и трех лет не протянете!" Каково это услышать спортсменуштангисту в 38 лет?
И в выборе дальнейшего образа жизни я послушал не акаде мика, а Трофима. Я понял, что Бог послал мне испытание и я должен его выдержать. Устами явившегося мне в воображении Трофима Бог решил помочь мне, видя, что я сдаюсь. И я... стал тренироваться с тяжестями, нагружал больную руку, все повы шая вес. Я ни в коем случае не призываю больных инсультом поступать так же! Это смертельно опасно! Но это был мой путь, путь спортсменаштангиста, видимо, одобренный свыше...
И вот прошло более четверти века. Правой рукой, что висе ла плетью, я поднимаю 65 килограммов - это две двухпудовые гири! Двумя руками выжимаю лежа 140 килограммов. Людей, далеких от тяжелой атлетики, призываю не пробовать повто рить - это тоже смертельно опасно!
Это не все - в 1993 году я в третий раз женился (конечно же, на Тамаре!), обвенчавшись при этом, чтобы без всяких там шуточек! Вместе с женой плаваем в проруби, а я к тому же люб лю пробивать лед головой изпод воды. Это инсультнойто голо вой! Конечно, если лед не очень толстый, не в середине зимы.
Работу и науку я тоже не бросил, как "советовало светило". Заведую кафедрой, написал за это время около 20 книг, сотни статей, получил много патентов, консультирую иностранные фирмы - от Европы до Австралии. Стал академиком Междуна родной академии экологии.
Вот и подумайте - стоит ли унывать при трудностях, будь это проблемы со здоровьем, бытом, работой, семьей... Будьте мужественны, оптимистичны, не сдавайтесь - и Бог обязатель но поможет вам! Может, даже послав вам какогонибудь добро го призрака, как мне Трофима!
И добрые призраки не перестали являться мне. Один из них даже спас меня от неминуемой, причем весьма мучительной смерти.
ПРИЗРАКСПАСИТЕЛЬ
Я всю жизнь интересовался пребыванием человека в воде без какоголибо снаряжения. В бассейн любил погружаться "на время" под присмотром когонибудь из друзей. Так мог про держаться минут до трех.
Слышал я про рекорды и в пять минут, и в семь, но у меня самого и близко к этому не подходило. После трех минут пре бывания под водой меня охватывал страх, начинались судоро ги, и я уже готов был "пить" воду, а вернее, дышать ею, но успе вал выскочить на воздух. Знал я, что пираты своего провинив шегося товарища протаскивали за веревку под килем судна. Конечно же, воздуха ему не хватало, он испытывал все смерт ные муки, нахлебывался воды, говоря попросту, тонул: ну а по том его извлекали из воды и откачивали.
Прочел я гдето, что великий трюкач Гарри Гудини нырял в прорубь со связанными руками и ногами и находился там не вероятно долго, поскольку дышал воздухом, накопившимся меж ду водой и льдом в виде больших пузырей. Потом уже, когда я стал "моржом" и заходил довольно далеко под лед, я все искал такие пузыри, чтобы, по примеру Гудини, подышать ими и уди вить зевак на берегу.
И, наконец, както в начале апреля мне удалось наткнуться подо льдом, метрах в семи от проруби, на довольно солидный пузырь. Обернувшись назад, я ясно увидел столб света в воде, идущий от проруби. День был солнечный, и я решил, что дорогу назад легко найду. Откинув голову, я завел нос в пузырь и, выдохнув брызги воды, осторожно втянул, как мне казалось, воздух. И тотчас в нос ударило тухлыми яйцами - пузырь был с сероводородом, видимо, весной пошло гниение органических останков. В голове потемнело, я рванулся назад, но столба света от проруби не увидел - солнце успело зайти за облако. Делаю десять гребков, а это почти десять метров - проруби нет; я по нял, что промахнулся.
Положение создалось аховое, клясть Гудини уже бесполез но, надо чтото решать, воздух на полном исходе. Лед надо мной толщиной сантиметров десять, по нему свободно ходят люди. Глубина - метра полтора, я как бы зажат между льдом и дном. Ну, думаю, хана мне приходит. И обидно так, ведь надо мной люди ходят, жена моя на берегу, но до них ведь не достучишься. Чувствую, скоро наступят судороги, а там темнота в глазах и - вечный покой.
Вдруг в мутноватой воде я вижу белесую, как бы из света сотканную фигуру человека. Пригнувшись под толщей льда, фигура медленно приближалась ко мне, и я узнал в ней черты великого Гудини, столь знакомые по фотографиям. Руки и ноги великого фокусника были связаны толстыми веревками, как в его знаменитом трюке с прорубью, и было непонятно, за счет чего он передвигался в воде. Я заметил только, что сквозь колышу щуюся фигуру просвечивался купол льда, находящийся сзади.
"Все, глюки пошли, значит, конец близко", - успел подумать я, но вдруг призрак Гудини чуть присел передо мной, положил связанные на запястьях руки себе на затылок, уперся головой и руками в лед над собой и кивком головы призвал меня сделать то же самое. Я понял, что единственное спасение в создавшей ся ситуации только в пробивании льда над головой, и послушно повторил позу призрака.
Упираюсь темечком и давлю что есть силы ногами. Чувствую, что лед прогибается, но не ломается. На берегу в это время была жена, она рассказала потом, что лед "ходуном" ходил. Под во дой то преимущество, что вес уравновешен, и к тому же я, как штангист, отжимаю ногами килограммов четыреста. Выдержа ла бы шея.
Наконец последнее усилие - лед затрещал и пробилось маленькое отверстие, куда мог пройти разве только кулак. Еще одна отчаянная попытка - и голову уже можно просовывать. Что я поспешно и сделал, расцарапав весь лоб, - ледто острый, как стекло.
Отдышался, глянул - а я по другую сторону проруби - "перелетел", значит. Но теперьто я уж выверил курс и вы нырнул, как положено. Страх прошел быстро, солнечный свет вытравил последние следы только что пережитого кошмара. Но память о добром призраке великого Гудини не исчезла.
Что это было? Галлюцинация обедненного кислородом моз га? Но этот агонизирующий мозг вряд ли сумел бы дать такой дельный совет своему обладателю. Да и потом, разве такое уж редчайшее явление - призрак умершего человека в его стихии, где он страдал и находил спасение?
Во всяком случае "мой" призрак спас мне жизнь, теряемую в таких муках. С тех пор, ломая лед головой каждую весну, и по традиции, и чтобы навык не потерять, я добрым словом поми наю Гарри Гудини и прошу у его духа помощи и защиты в воз можных экстремальных ситуациях подо льдом.
Пресса и телевидение не оставили без внимания это мое хоб би. Даже во "Времечке" демонстрировали мою "ледокольную" технологию. Но нигде еще я не рассказывал, кто подсказал мне спасительный выход из создавшегося положения, - все равно не поверили бы.
БОЛЬШАЯ ПТИЦА С КАЕМКОЙ НА ШЕЕ
Я уже говорил, что мы с женой моржи, то есть купальщики в проруби. И както весной в конце апреля, когда лед на прудах и озерах уже остался только отдельными островками, а прорубь достигла размера бассейна, отправились мы купаться на Крас ный пруд, что в Измайловском лесопарке. А надо вам сказать, что название свое этот пруд получил изза того, что в старые времена в нем мясники мыли мясо и вода окрашивалась в цвет крови.
Жена зашла в воду с берега, а я решил прыгнуть с пристани "ласточкой", благо это позволяла "ледовая обстановка". И вот уже на середине пристани услышал я как бы хлопки вертолета. Но при ближайшем рассмотрении "вертолет" оказался громад ным гусем, который, подлетев к краю пристани, сел на нее пря мо передо мной.