Я проснулась от того, что кто-то светил мне в лицо фонариком.
Естественно, я решила, что это Пустов.
— Кто… кто там?
Человек направил луч фонарика на себя. Я чуть не вскрикнула от неожиданности. Это был полковник ФСБ.
— Пойдём поговорим, — прошептал полковник.
Я встала и пошла за ним.
Полковник был единственным из всей компании, кто внушал мне доверие. Моя мама сказала бы, что он выглядит интеллигентным человеком.
Наверное поэтому меня слегка удивило место, которое папа Александр выбрал для беседы. Он завёл меня в деревянную баню. Видимо, не хотел, чтобы нас подслушали.
Егеря парились несколько часов назад, и брёвна всё ещё были тёплыми. Пожалуй, здесь было гораздо лучше, чем в доме.
— Ну, рассказывай Ася.
— О чём?
— Обо всём. Я же вижу, что у вас с Пустовым конфликт намечается. Тебе помощь нужна или нет?
Я сообразила, что помощь бы мне как раз не помешала. И стала рассказывать. Про наш проект, про аварию, про то, как мы оказались здесь, в заповеднике, без денег.
Полковник оказался замечательным слушателем. У него были чудесные зелёные глаза, как у моего папы, и кудряшки, как у Владика. Даже жаль, что он женат.
— А ты правда полковник ФСБ? — спросила я, забираясь с ногами на полку. Как мы в процессе моего рассказа перешли на ты, я и сама не заметила.
— Не-а.
Ну так и знала. И тут подстава.
— Нет???
— Я полковник ГРУ.
— И тебя ранили на задании?
— Я не имею права об этом говорить, — скромно ответил Саша. — Расскажи мне лучше…
Я сама не заметила, как мы стали говорить уже о Питере, который, как оказалось, он очень любит. О Маришке — он сказал, настоящих друзей нельзя терять из-за ерунды. И даже о разводе родителей. Как вдруг… Он меня поцеловал.
— Прекрати. Прекрати, ну пожалуйста.
— Не могу, ты очень красивая.
— У тебя жена…
— Жена у меня номинальная, мы давно вместе не живём.
— Ага, как же, все так говорят.
— Клянусь тебе, это так.
И он снова начал меня целовать. Как ни странно, мысли о Даниле Воропаеве совершенно вылетели из моей головы и сопротивляться не хотелось. Но нужно было обязательно. Потому что он женат. И потому что так нельзя. И потому что я не могу предать Владика. И он… не должен.
— Саша, у тебя сын… Владик…
— Владик маленький.
— У тебя сын ищет клады, а ты…
Неожиданно он отстранился от меня.
— Убедила.
Я не спала всю ночь. Я не была уверена, что правильно поступила. Саша не спал тоже. Похоже, он был занят тем, что ходил из угла в угол, по крайней мере, я отчётливо слышала скрип половиц. Наши комнаты разделяла только кухня.
В конце концов я не выдержала, на цыпочках выбралась в холл, на общую кухню. И прильнула ухом к Сашиной двери. Минуты две он шагал по комнате молча, потом я услышала, как он пробормотал:
— Дети — наше будущее.
Утром я застала его на кухне с Хенри и Норбертом. Они как раз запивали кофе омлет с ветчиной. Видимо, Пустов все-таки сменил гнев на милость и решил нас кормить. Видимо, без вмешательства ГРУ здесь не обошлось. И меня как-то даже не удивило, что Саша увлеченно беседует с Хенри на чистом немецком.
Когда я, позавтракав, вернулась в комнату, на кровати как ни в чем не бывало лежал спутниковый телефон. Я позвонила Наташе и сказала, что мы живы и даже сыты.
— То есть ты договорилась, что мы заплатим по возвращении? — поинтересовалась он.
— Не совсем. Но я над этим работаю.
— Так. А на какой конкретно стадии ваши переговоры?
— Ну… Э… Вчера вечером он пообещал, что не выпустит нас отсюда, пока не заплатим. И обещал взяться за карабин. Но я заручилась поддержкой одного разведчика.
— Чего? Кого? А разведчик-то там откуда взялся? — недоумевала Наталья.
— Он отдыхает тут с семьей. Друг Пустова. Возможно, он сможет его убедить.
— Было бы неплохо. А я уговорила Жуковского заплатить часть денег Пустову на кордоне, а часть — официально, через кассу в заповеднике. Но ты же понимаешь, что я не смогу приехать, пока шторм не утихнет.
Прогнозы оправдались. За окном бушевал снежный вихрь такой силы, что казалось, хлипкий домик егерей вот-вот снесет.
— Конечно, я понимаю.
— Держитесь там, — вздохнула она и отсоединилась.
Конечно, о съемках во время такой непогоды и думать было нечего. Хенри и Норберт так и просидели весь день в гостиной в обществе Саши. Было очевидно, что они, что называется, нашли друг-друга. Егеря снова пили водку в гостиной и на сей раз даже звали моих немцев к ним присоединиться, но те вежливо отказались, предпочли зеленый чай и общество полковника. Сашина жена не выходила из своей комнаты. А Владик отыскал на кордоне старые шахматы, и мы сыграли несколько партий, заменив недостающего ферзя пробкой от бутылки.
Этой ночью я снова услышала стук в дверь. И это снова был Саша. Мы пробрались в деревянную баньку и снова болтали до утра. Полковник больше не делал попыток ко мне приставать. Мы просто разговаривали. Пожалуй, вот так, часами и без умолку, я могла болтать только с Маришкой.
— Слушай, для разведчика ты уж очень разговорчивый, — смеялась я. — Весь день болтал с немцами, между прочим, иностранными гражданами, а теперь со мной. Не устал?
— Да нет. Мне здорово и очень интересно. Я и подумать не мог, что этот отпуск окажется таким интересным. С пустовскими ребятами, знаешь ли, после третьей стопки общаться сложновато становится.
— Зачем же тогда ты сюда приехал?
— Я полгода был в командировке. И через неделю уеду снова. Насколько — пока не знаю. Хотел провести этот маленький отпуск с сыном. Места здесь красивые…
— Это правда.
— По-моему, гораздо невероятнее, что тебя сюда занесло. Ты ведь родом из Калининграда. Выходит, из самой западной точки приехала в самую восточную. И как раз в тот момент…
Он не стал продолжать, очевидно опасаясь моей реакции. Я и так поняла. В тот момент, когда он сюда приехал.
Удивительно, но в эти дни я совсем не вспоминала о Воропаеве.
Зато прекрасно помнила, что Саша женат. И о романе с ним даже не помышляла. Но мы были в тайге, на дальнем кордоне, куда без специального разрешения прорываются лишь браконьеры. Да и то — летом. Да и то — изредка. Егеря пили водку, Пустову я старалась на глаза не попадаться, а Хенри с Норбертом продолжали задирать нос. Вот и получалось, что общаться можно только с Владиком и с его отцом. Где-то в глубине души я уже, конечно, догадывалась, что Сашин интерес ко мне — не вполне дружеский. Но до тех пор, пока он не говорил об этом прямо, могла позволить себе наслаждаться общением.
Когда я была маленькой, у меня был друг Ваня, внук бабушкиной соседки. И мы построили с ним штаб в кустах сирени. И ночью, когда бабушки засыпали, сбегали в этот штаб, пили припрятанный днем компот и ели хлеб. Самый обычный хлеб. Который ночью почему-то казался втрое вкуснее.
Эти встречи с Сашей напоминали мне те самые посиделки в штабике. Ну да, у нас была тайна. Но ведь безобидная. По-детски наивная. Мы просто наслаждались общением. До тех пор, пока он не сказал:
— Так не хочется думать, что будет дальше. Но знаешь, не думать об этом не получается. Поэтому я решил прямо тебя спросить. Что будет дальше, Ася? Ты мне очень нравишься…
— Нет… пожалуйста, не говори так…
Но он все равно меня поцеловал. А я ответила на его поцелуй.
В ту ночь между нами ничего не было. Я плакала и убеждала его, что не стоит ничего начинать, потому что он женат. Потому что семья и есть самое главное. То единственное, ради чего стоит наступать на горло своим чувствам и желаниям. Я знала это точно, потому что развод родителей был самым страшным, самым тяжелым событием в моей жизни.
Саша убеждал меня, что его брак — давно уже фикция. Но мне слабо в это верилось. Я видела, какими глазами смотрит на него жена и чувствовала, что она его до сих пор любит. И еще я не могла предать Владика.
Мы только отчаянно целовались до самого утра, будто пытаясь таким образом насытиться друг другом, не согрешив. Но, конечно, обоим было этого мало. Слишком мало. Утром он в который раз повторил свой вопрос.
И я снова покачала головой. Слез уже не было.
Он молча кивнул и ушел в свою комнату.