За ужином я могла говорить только о предстоящей поездке. Воображать, как буду вести деловые переговоры, и прикидывать, на что потрачу пять тысяч долларов по возвращении. Маришка слушала молча, на лице ее застыло какое-то новое, мне пока непонятное выражение.
Утром подруга провожала меня в аэропорт и помогала тащить огромный черный чемодан, с которым еще мои родители колесили по гарнизонам. И вдруг, совершенно неожиданно, Маришка заявила:
— А я уже рада, что ты на Дальний Восток летишь! Заодно Воропаева своего забудешь!
Я разозлилась.
— А мне незачем его забывать! Между прочим, он прислал мне письмо! И сразу после моего возвращения мы с ним встретимся!
— Воропаев?! — ахнула Маришка — А почему ты мне не сказала?
— Потому что знала, как ты отреагируешь!
— А как иначе? После всего, что было! Я же тебе говорила, не отвечай ему! Тебе это ничего кроме неприятностей не принесёт. Он законченный эгоист, и именно поэтому у него до сих пор нет ни жены, ни девушки. Поэтому, — не дала она возразить, — а вовсе не потому, что он всю жизнь, до сорока лет, ждал и искал тебя, Земляникину Асю.
Я чуть не задохнулась от возмущения. Да как она смеет так рассуждать?
— Знаешь что? По-моему, ты уж слишком плохо о нём думаешь! Наверное, это от отсутствия собственной личной жизни.
Маришка изменилась в лице.
— А разве для тебя важно, что я думаю?
— Ну конечно важно. Я очень ценю твои советы, но в данной ситуации…
— В данной ситуации у тебя есть другие советчики, да?! У тебя вообще теперь другие друзья!
И она побежала вон из здания аэровокзала, даже не обняв меня на прощание.
Я смотрела в след хрупкой светловолосой фигурке.
И вдруг защемило сердце. Да ведь она мой единственный друг… По крайней мере, была моим единственным другом. Неужели все может измениться вот так, в одно мгновение, из-за какой-то глупой ревности?
На второй неделе жизни в общежитии однокурсник Лёшка стал уговаривать меня пойти посмотреть фильм к его соседке (мне компьютер ещё не переслали, а у Лёшки его и вовсе не было). Я уверяла его, что это неудобно, потому что, во-первых, время позднее, а во-вторых, его соседка меня знать не знает. Он назвал приведённые аргументы великосветскими амбициями и сообщил, что очень хочет, чтобы я посмотрела этот фильм, потому что чем-то напоминаю ему главную героиню. Я ненавижу снобизм и обожаю тайны. Поэтому замолчала. Но когда мы колотились ключами в дверь блока 1301, дискомфорт всё же присутствовал. Мы взяли с собой Лёшкины стулья (он объяснил мне, что в гости ходить следует со своими стульями, потому что они здесь в большом дефиците) и гитару (он сказал, что будет петь нам свои новые песни и те, что я ещё не слышала).
Открыла стройная светловолосая девушка. Таких прекрасных голубых глаз я прежде не видела. Она встретила меня так, как будто знала всю жизнь. Мы смотрели фильм «Ванильное небо», время от времени жали на паузу и принимались спорить. А потом уселись на пол, и Лёшка взял в руки гитару.
Он пел поразившую моё воображение «Серенаду кощея», и мы орали:
Он пел угарный «Общажный драйв». Он пел «Голубоглазое чудовище», и хозяйка комнаты светилась от счастья, потому что эту песню Лешка посвятил ей.
Я подумала, что она похожа на ангела. Какое уж там чудовище.
Так я познакомилась с Маришкой.