Митенька, весь мокрый, вбежал на парадное крыльцо, на крашеный пол которого с белой дорожкой-ковриком уже доставал мелкой пылью дождь. Очевидно, его увидели в доме, потому что сейчас же парадная дверь, обитая клеенкой и обведенная по краям и накрест тесемочкой, открылась ему навстречу, и на пороге перед ним показалась легкая фигура Ольги Петровны с тем неуловимым оттенком свежести в одежде и завитой прическе, который был ей всегда присущ. Короткая юбка ее шелкового платья, синего с белым горошком, доходила внизу до того места, где кончались ее высокие зашнурованные желтые ботинки.
- Вы что же пропали? - сказала весело Ольга Петровна. - Да он мокрый весь! Снимайте это. Что, насквозь? - Она попробовала его руку повыше локтя тем движением, которое показа-ло Митеньке, что они чем-то свои. - Или нет, вот что... идемте сюда, я дам вам куртку Павла Ивановича.
Они, смеясь, прошли через пустые комнаты в знакомый ему кабинет. Ольга Петровна легким движением красиво сложенной женщины сняла с верхнего крючка из гардероба куртку и бросила ее на руки Митеньки.
- Одевайтесь и приходите.
Митенька еще прежде, чем она ушла, начал отстегивать воротничок и не остановился, когда Ольга Петровна оглянулась на пороге и спросила, не послать ли ему горничную.
- Да, забыла сказать: Валентин сегодня был, искал вас.
- А, хорошо, - отозвался Митенька, сняв воротничок и начиная расстегивать пуговицы тужурки. И потому, что молодая женщина как-то принимала это, он почувствовал себя так свободно, словно отношения между ними определились. И он точно не придавал никакого значения тому, что в ее присутствии начинает делать свой туалет.
Когда Митенька вошел в столовую, он увидел, что там опять торчит вечный Федюков. Но он чувствовал, что внимание хозяйки около него, и потому смотрел на Федюкова почти покровительственно небрежно. Даже тот факт, что на нем была домашняя куртка мужа Ольги Петровны и хозяина дома, придавал ему ощущение спокойствия и какого-то права, которого не имел Федюков, бывший в пиджаке и тугих воротничках.
Дождь припустил еще сильнее. В открытые окна запахло мокрой землей и песком с клумб. Листья выставленных на дорожку под дождь цветов обвисли и вздрагивали от крупных капель дождя. Раскрытые по фасаду дома окна, обращенные в сад, закрывались высовывавшейся рукой горничной. Молния то и дело вспыхивала низко по двору, ослепляя глаза.
Все стояли около окон и смотрели на дождь, вздрагивая при каждом взблеске молнии и ударе грома.
Митенька Воейков стоял рядом с Ольгой Петровной, и она после каждой сильной молнии, с улыбкой на свой испуг, оглядывалась на него. Ему хотелось стать вплотную к ней, чтобы его локоть касался ее. Но он подумал: вдруг ей покажется, что он слишком бесцеремонно истолко-вал интимность тона, которую она допустила в момент встречи с ним.
Они пошли сидеть в маленькую угловую комнату на диван. Федюков по дороге зашел в библиотеку и задержался там.
- Ну, рассказывайте, что вы там затеяли. Говорят, на Урал с Валентином собрались? - сказала Ольга Петровна, садясь глубоко на диван с ногами и таким голосом, каким говорят, когда вблизи есть третье лицо. Она указала Митеньке место рядом с собой. И, откинувшись назад, закинула одну руку за голову на спинку дивана и смотрела на Митеньку чуть прищурен-ными глазами, как бы удерживая хитрую, шаловливую улыбку. Улыбка эта могла сноситься к тому усиленному тону, по которому Федюков, сидящий в библиотеке, может подумать о полной благонамеренности их отношений.
Митенька так и истолковал ее.
- Что затеял? Просто захотелось простора и воли, - сказал он, улыбнувшись.
Глаза Ольги Петровны так же были чуть-чуть сощурены, а на губах скользила та же хитрая усмешка, как будто она смотрела на него независимо от его и своих слов.
Широкие рукава ее платья то свободно спадали вниз, то далеко обнажали ее красивые руки, когда она поднимала их. И Митенька никак не мог сладить с глазами, которые против воли оста-навливались на ее обнаженной руке, особенно белой и полнокруглой у локтя, где с внутренней стороны изгиба в пухлой ложбинке виднелась синеватая жилка. И он не знал: быть ли ему скромным и спокойным и делать вид, что он не замечает обнаженной руки, или, наоборот, быть дерзким и прямо, не скрывая, смотреть на далеко обнажающуюся руку молодой женщины. Тем более что он не знал, чего она от него хочет.
- Да что вам здесь тесно, что ли? - сказала Ольга Петровна.
- Тесно, тесно. - Он при этом загадочно улыбнулся.
- Это вы под влиянием Валентина так говорите.
- Я не настолько слабый человек, чтобы находиться под чьим бы то ни было влиянием, - сказал Митенька опять с тою же улыбкой, точно между ними, независимо от их слов, шла какая-то борьба, как между двумя людьми, испытывающими силу друг друга.
- Ну, это мы еще увидим... - проговорила медленно молодая женщина. У него при этих словах промелькнула тень безотчетного испуга: что, если она вдруг неожиданно потребует от него порыва страсти? У него одно мгновение было такое состояние, какое бывает у безбилетного пассажира, который заявил, что у него есть билет, а потом ему сказали, что по дороге еще будут проверять билеты.
Но он сейчас же справился с собой.
- Ну, посмотрите, посмотрите, - сказал он уже добродушным тоном. Чувствуя около своей ноги ногу Ольги Петровны, он не знал, пошевелить своей ногой или продолжать ее дер-жать неподвижно, как бы не придавая этому значения. Но потом тихонько придвинул свою ногу вплотную к ее ноге.
Ольга Петровна вдруг встала и отошла к окну. Она постояла там, пока Митенька смотрел на нее, не зная, что сказать, потом, тряхнув головой, как бы что-то отогнав от себя, повернулась и сказала громко:
- Однако, Федор Павлович увлекся там книгами. Ну, что же вы замолчали? - прибавила она, снова садясь около Митеньки. Она положила ему руку на колено и уже весело, насмешливо и открыто посмотрела ему в глаза.
- Мне иногда нравятся и минуты молчания, - сказал Митенька, загадочно улыбаясь и как бы давая понять, что его трудно обмануть переменой тона и беззаботным насмешливым видом.
Ольга Петровна, не снимая своей руки с его колена, пристально посмотрела на него.
- Однако вот вы какой... Это становится интересно.
Митенька улыбнулся, как улыбается сильный человек, когда в нем открывают достоинства, являющиеся, может быть, новостью для других, но не для него самого.
Дождь затянулся надолго, и гостям пришлось остаться ночевать.
XVI
После ужина втроем в большой столовой все некоторое время сидели за разговором. Но Ольга Петровна скоро встала и сказала, что она устала и хочет спать.
Простилась и ушла. Митенька Воейков тоже сделал вид, что устал и хочет спать, чтобы отделаться от Федюкова, так как у него было лихорадочное ожидание чего-то, что может случиться.
Митенька спешил еще уйти первым потому, чтобы захватить себе для ночлега кабинет Павла Ивановича, который был в стороне от других комнат и ближе к антресолям, куда ушла Ольга Петровна.
Дверь кабинета выходила в парадную переднюю, куда из столовой падала полоса света на гладкий крашеный пол. В столовой лампу еще не гасили.
"Кто же ее будет гасить?" - подумал Митенька с волнением.
"Придет горничная и погасит", - ответил он сам себе.
И вдруг теперь со всей силой невозвратимости он почувствовал, что все упустил, упустил, когда они сидели на диване. У него теперь при одной мысли о том, что можно и должно было бы сделать, останавливалось сердце и горели щеки. И почему-то тогда, в тот момент, у него, как нарочно, ничего не было. И он сидел каким-то мешком около нее.
Митенька вышел в переднюю и долго стоял, глядя в неосвещенный зал, бывший за столовой, и долго с волнением прислушивался.
Когда он, как ему казалось, слышал чьи-то шаги, у него замирало сердце при мысли, что вдруг Ольга Петровна придет сама к нему. Вдруг на нее налетит неожиданный порыв желания... Но его сейчас же испугала мысль, что у него когда нужно будет - опять все пропадет.
Когда Митенька убеждался, что он ослышался и никто сюда не идет, весь дом спит, - ему становилось досадно, он чувствовал, что готов был лбом биться об стену, и с отчаянием думал, что неужели в конце концов ему придется скромно ложиться спать и все это кончится ничем.
Митенька опять прошел в переднюю слушать и, приотворив пошире дверь в столовую, не дыша ждал, но в это время взглянул на себя со стороны: человек с высшим сознанием, всего месяц назад работавший над разрешением проклятых вопросов в мировом масштабе, теперь торчит перед дверями первой попавшейся юбки, к которой у него даже нет влечения.
Вдруг в дальнем конце зала мелькнул свет. Кто-то шел со свечой по комнатам. Огонь свечи мелькнул уже определенно сквозь портьеру и отразился в зеркалах.
Митенька с бьющимся сердцем отскочил от двери, вошел в кабинет и остановился, прислу-шиваясь. Он стоял с растерянным видом и не знал, что делать. Если сидеть в кабинете, она может уйти обратно, а он чувствовал, что это она. Если же выйти в зал, она подумает, что он ждал ее с определенным намерением, и может оскорбиться. Он выбрал среднее: стал ходить по кабинету, выходя из него и доходя до вешалки в передней.
- Вы разве не спите? - спросил его женский голос из столовой.
- Нет, что-то не хочется, - отвечал Митенька, нарочно не спеша подходя к дверям столовой.
Ольга Петровна стояла перед ним в дверях в голубом шелковом капоте с пышными круже-вами, с не вынутыми еще из волос гребенками и с высоко поднятой свечой, чтобы лучше видеть.
- Ну что же, может быть, вас взять к себе? Хотите пойти посидеть ко мне?