Думаю, любой коллега-критик согласится с тем, что писать о детективе нелегко, если, конечно, не сочинять разгромные статьи, сравнивая произведения этого популярного жанра с философскими или полифоническими романами. Подобное сравнение будет, как скажут математики, некорректно.
Мудро замечает Тибор Кестхейи: «В боксе нельзя соизмерить силы спортсменов двух различных весовых категорий — в литературе не сопоставляют юмореску с античной трагедией».
Вероятно, неожиданные сложности, которые возникают перед критиком, решившимся писать о детективе, и объясняют тот факт, что текущего рецензирования детективной литературы в нашей литературной прессе практически нет. Как нет и аналитических обзоров типа «Лучшие советские детективы 1988 года».
Но на страницах газет и журналов дискуссии о детективе нередки. Так, только в последнее время мне пришлось принять участие в дискуссиях в «Литературной газете» и в журнале «Литературное обозрение». Однако в дискуссиях обычно ставятся и обсуждаются глобальные теоретические вопросы, например «Литература ли детектив?». А уж если появляется рецензия, то она носит в основном уничтожающий характер. Автора упрекают за примитивность и надуманность сюжета, недостоверность характеров, бедность языка, а иногда за незнание подробностей милицейской службы и уголовного кодекса...
Меж тем читательский интерес к детективной литературе поражает своей стабильностью. По данным опроса Института Гэллапа, которые приводит Т. Кестхейи, в США в 1986 году 60% мужчин и 64% женщин регулярно читали детективы, а среди имеющих высшее образование любители этого жанра составляют 74%.
Не следует утомлять читателя цифрами, но трудно удержаться, чтобы не привести хотя бы еще две. Книги «королевы детектива» Агаты Кристи переведены на 103 языка, а их общий тираж приближается к 500000000 экземпляров.
Насколько мне известно, в СССР подобные опросы не проводятся, но есть все основания полагать, что аудитория читателей и почитателей детективов и в нашей стране насчитывает десятки миллионов. В наших редакциях и издательствах к детективам относятся с некоторым пренебрежением, не говоря уже о литературоведах, большинство которых считают изучение детективов делом несерьезным. На Западе же новинки жанра регулярно рецензируются в престижных литературных изданиях, существует немало критических и даже литературоведческих работ, в том числе и академического характера.
В СССР, по-моему, только в книгах А. Адамова и А. Вулиса детектив рассматривается как тип литературы, существующий всерьез. Более десяти лет назад была издана на русском языке книга болгарского писателя Б. Райнова «Черный роман», посвященная западному детективу. Нет у нас ни традиции, ни школы критического анализа детектива. Да и как отрецензировать детектив на 3-4 страницах обычного ревизионного объема? Рецепт рецензии ведь куда прост: беглый пересказ содержания, оценка жизненности конфликта, убедительности персонажей и яркости изображения. Ясно, что такой подход не годится для детектива, тут методика должна быть совершенно иная — иначе пересказ содержания заведомо обречет книгу на то, что ее не будут читать.
Но, может быть, еще труднее писать об исследовании, посвященном детективу, хотя бы потому, что привлекаемый материал поистине безграничен, и наряду с теми писателями и произведениями, которые известны всем, речь идет об именах неизвестных.
Тибор Кестхейи не только любит детектив, но и превосходно владеет обширнейшей информацией. Ему удалось справиться с великой сложностью многознания и четко и гармонично выстроить обобщающее исследование. Думаю, что автор пошел по верному пути, начав с происхождения и становления жанра. Безусловно интересен исторический экскурс в самую глубокую древность. Конечно, детективные истории в самом широком смысле без труда обнаруживаются и в Библии. Без особой натяжки можно найти элементы детектива и в построении сюжета «Царя Эдипа». Мне самому не раз приходилось слышать, как верные адепты научной фантастики причисляли к любимому жанру произведения не только Свифта, но Гоголя и Булгакова.
Факты из литератур Древнего мира, приводимые Т. Кестхейи, позволяют говорить о том, что история с тайной и последующей разгадкой постепенно, с течением времени органично вычленялась в самостоятельный тип литературы, а не появилась на свет в результате происков неких злонамеренных сил, решивших испортить вкус широкой читательской массы и отвлечь ее от серьезной литературы. Исторический пласт книги безусловно просветит и обогатит истинного знатока и ценителя детектива.
Можно с уверенностью сказать, что «Анатомия детектива» завоюет успех у советского читателя, ибо это не только биография жанра, но компактная и живо написанная энциклопедия детектива.
Издательство «Корвина», выпуская эту книгу на русском языке, заполняет существенный пробел в эрудиции нашего читателя. Надеюсь, что она сможет несколько поколебать до сих пор существующее у нас снобистское отношение к детективу как к жанру низкому и второстепенному. Детективов в нашей стране пишется и выпускается все еще сравнительно мало. Хотя, скажем, тип «милицейского» детектива развит довольно хорошо. Достаточно назвать несколько широко популярных авторов: Аркадий Адамов, братья Вайнеры, А. Колбертс, П. Шестаков. Или Юлиан Семенов, автор многих политических детективов. В этом нелегком жанре сравнительно недавно начал интересно работать Виктор Черняк, один из романов которого уже переведен на венгерский язык.
Парадокс детективного жанра в том, что, с одной стороны, это самый канонический, зажатый рамками условностей и правил вид литературы. Принципиальная его структура неизменна: преступление — расследование — разгадка: С другой же стороны, Т. Кестхейи прав, когда говорит, что для детектива необходима «оригинальность как ценностная категория». Следовательно, перед автором современного детектива стоит вечная задача — быть оригинальным в рамках канона. Под оригинальностью, конечно же, следует понимать не столько новизну ситуации, сколько неожиданность сюжетного хода. Наверное, можно составить изрядную библиотеку из детективов под обшей рубрикой «загадка запертой комнаты», но изобретательный автор «помещает» туда тело жертвы своим особым путем. Словом, оригинальность одного момента в хорошо известной канонической ситуации тоже может доставить читателю удовольствие.
Во всяком случае не будет преувеличением сказать, что детектив, будучи каноническим жанром, в то же время самый динамичный и самый изменчивый жанр.
В любой работе о детективе всегда звучат некие оправдательные интонации, ибо у детектива немало врагов, и они достаточно громогласны. Не избежал аргументов защиты и Т. Кестхейи. Его доводы остроумны и доказательны. «Популярность жанра не может его компрометировать, так же как не может быть признаком его совершенства», — пишет критик, обращаясь за поддержкой к мыслям признанного классика детективной литературы Г. К. Честертона: «Не верно... что простой народ больше любит плохую литературу, чем хорошую, и принимает детектив потому, что это скверная литература. Книга не станет популярной лишь оттого, что в ней нет художественной тонкости...»
Одним словом, жанр действительно не виноват в том, что многие детективы плохи. Мысль в целом достаточно тривиальная, но ее приходится повторять, приходилось и автору этих строк в разных статьях. Удивительно, что никому не взбредет на ум обвинить жанр новеллы во второсортности — ведь слабых, проходных новелл за всю историю человечества написано много больше, чем хороших. Может, их просто никто не читал, тогда как и плохие детективы пользуются читательским спросом?
Рискуя вызвать категорическое несогласие преданных поклонников жанра, все же скажу, что даже у таких признанных классиков жанра, как Агата Кристи и Жорж Сименон, немало книг слабых и малоинтересных. Думаю, главная причина этого — их гиперпродуктивность. Выпуская каждый год по одному, а иногда по два и больше романов, честно говоря, невозможно держать одинаково высокий уровень. Поточное массовое производство всегда было противопоказано искусству. Но искусство ли детектив? Как убедительно ответить на этот вопрос? Например. Агата Кристи была возведена в рыцарское достоинство — честь, которой удостаивались только самые выдающиеся деятели политики, науки и культуры. До сих пор на Бейкер-стрит, куда А. Конан Дойл когда-то чисто случайно «поселил» своего героя Шерлока Холмса, идут письма читателей, иногда содержащие просьбы о помощи или о совете. Есть и в СССР фанатичные поклонники и знатоки жанра. Когда несколько лет назад на русском языке вышел подготовленный мной обширный том произведений Агаты Кристи, я получил несколько писем с дельными и конкретными критическими замечаниями.
Лично я убежден в том, что детектив — полноправный, а главное, жизнестойкий литературный жанр. Но люди, читающие исключительно детективы, признаться, вызывают у меня сочувствие, смешанное с жалостью, — уж слишком они обедняют себя, проходя мимо неистощимого богатства книжной культуры, накопленного человечеством за его многовековую историю.
Детектив в принципе — самый законопослушный и охранительный жанр. В каноническом произведении персонажа, преступившего писаный или неписаный кодекс, неминуемо ждет наказание или порицание. В этом смысле детектив всегда строго морален и даже дидактичен. Тем более любопытны соображения Т. Кестхейи о том, почему при фашистских режимах в Германии и в Италии детектив был, мягко говоря, не в чести: «Диктаторские режимы дразнило и раздражало то, что в большинстве детективов любители, частные лица одерживали победы, не раз посрамляя бездарную полицейскую бюрократию. Торжество гражданина над аппаратом принуждения — по крайней мере это вычитывали из детективных книг цензоры»
Добавлю от себя: детектив раздражал диктаторские режимы именно своей законопослушностью. Общество, попирающее закон, не гарантирующее правовой защиты своим гражданам, не может приветствовать детективную литературу, в лучших образцах которой торжествует закон и гуманистические моральные нормы. Детектив утверждает их, так сказать, от противного, разоблачая и развенчивая преступника и убийцу.
Стремясь объяснить притягательность детектива для читателя, Т. Кестхейи сравнивает этот жанр со сказкой, подчеркивая условный, игровой аспект детектива. Все эти элементы в детективе действительно есть. Но потенциальные возможности детектива, по-моему, много шире. Ведь и сказка в своеобразной форме чаще всего повествует о жизни, ее столкновениях и противоречиях. Чистая фантазия даже в форме сказки — большая редкость.
Так и в детективе. Увлекательна головоломка, интересны личность преступника и преступления. Но этим вовсе не исчерпывается содержание добротного детектива. В нем есть и нечто иное, что Т. Кестхейи именует «фоном».
Даже поклонники А. Кристи отмечают несообразности и алогичности, неправдоподобные сюжетные ситуации и поступил отдельных ее персонажей. По сравнению с теми хитросплетениями, что способны изобрести современные писатели, ее загадки кажутся пресноватыми и старомодными. Но книги ее продолжают читать во всем мире. В чем же туг дело? Выскажу достаточно спорную мысль: читателей влечет не только тайна и интрига, но и исключительно точно, хотя и суховато написанный «фон», то есть как теперь принято говорить, «качество жизни» английского общества начала XX века. По-моему, Агата Кристи была действительно выдающаяся — в рамках своего дарования — нравописательница обширной социальной прослойки. Ее романы — это одновременно и гимнастика ума, и портрет эпохи, во всяком случае, один из возможных портретов. В этом сочетании нет никакого противоречия. Вслед за Кестхейи призову себе в союзники крупного английского прозаика Сомерсета Моэма: «Мне кажется, когда литературоведы англоязычных народов примутся изучать в будущем литературу первой половины нашего века, они с некоторой легкостью будут проскальзывать по произведениям серьезных романистов и внимание свое обратят на безгранично многообразные достижения авторов детективов».
«Фон» в хорошем детективе — это не просто условная декорация, лишь обрамляющая место действия. Любому, даже самому неискушенному читателю очевидно, что «фон» книг Агаты Кристи резко отличается от «фона» романов Реймонда Чандлера. Это и есть то самое социальное начало, которое в детективе-сказке непременно присутствует. Только возникает оно в ином, опосредованном виде. Большинство детективов строго укоренено в конкретных деталях быта и приметах своего времени. Без этой «базовой» информации сыщик при самой богатой фантазии и развитой интуиции не сумел бы найти разгадку тайны. Самым ярким подтверждением тому является метод расследования незабвенной мисс Марпл у Агаты Кристи. Эта наблюдательная старая дева логически выстраивает цепь событий, ведущих к преступлению, исключительно по аналогии, черпая похожие ситуации из своего прошлого опыта. А этот опыт, хоть и личный, но безусловно социальный, ибо мисс Марпл — в чистом виде типичный представитель своего класса. Вообще многие романы А. Кристи, особенно написанные после второй мировой войны, проникнуты чувством ностальгии по «доброй старой Англии» ее детства и юности. И это достаточно наглядная оценка современного общества.
В некоторых детективах встречается прямое, непосредственное обращение к общественным проблемам, и притом в превосходных детективах. Т. Кестхейи цитирует, например, признанного классика американского детектива Р. Чандлера: «Думаю, что следовало бы коренным образом перестроить этот наш маленький мир».
Замечу, что далеко не в каждом добротном социальном романе XX века мы обнаружим такой открытый призыв к общественному переустройству.
Литература отражает мир в его сложности и противоречивости. Свою посильную лепту вносит в этот процесс и детектив. Быть может, наиболее показательным примером «социализации» жанра в западной литературе 60–70-х годов нашего столетия служит декалогия «романов о преступлении» шведских писателей-соавторов Пера Вале и Май Шёвалль. Пять книг из десяти хорошо знакомы советскому читателю.
Характеризуя декалогию, Пер Вале писал: «Замысел наш заключался в том, чтобы, используя форму детективного романа, изобразить шведское общество, его теневые стороны, его проблемы, его развитие в течение десяти лет, составляющих время действия серии». В данном случае можно говорить не только о развлекательной функции детектива, но и о познавательной.
Развлекательные жанры и серьезная литература — сообщающиеся сосуды. Поэтому грань, отделяющая один жанр от другого, оказывается зыбкой и спорной. Я, например, не стал бы называть роман У. Годвина «Калеб Вильямс» детективом, а вот «Лунный камень» У. Коллинза считаю одновременно и великолепным нравоописательным романом, и одним из первых замечательно выстроенных детективов; недаром он стал классическим, — на мой взгляд, он в полной мере реализует потенциальные возможности жанра.
Из писателей, более близких нам по времени, талантливый и органичный синтез детективного и социального начал обнаруживается в произведениях основоположников американской школы «жесткого» или «крутого» детектива Дэшила Хэмметта и Реймонда Чандлера. Они писали о насилии и коррупции, правящих в США, о культе доллара и одиночестве — словом, о том, что волновало и продолжает волновать и сегодня серьезных американских писателей. Настоящий писатель, даже если он — автор исключительно детективов, вносит в развитие жанра нечто свое, неповторимое. Он как бы раздвигает рамки существовавшего до него канона. Проторенными и накатанными путями следуют только эпигоны. Этот закон творчества всеобщий и распространяется также на создателей детективов.
Темой отдельного исследования могло бы стать использование приемов детектива такими классиками мировой литературы, как Диккенс. Бальзак или Достоевский, не говоря уже о таких наших знаменитых современниках, как, например, Грэм Грин. Заимствуя определенные характерные жанровые черты, эти писатели решали совершенно иные художественные задачи. В этой связи в ответ на мысль Т. Кестхейи, что «детектив производит не эстетическое, а просто приятное впечатление», я возразил бы: напротив — следует ставить вопрос об особой эстетике детектива и его этической направленности. Ведь герой-сыщик, особенно в каноническом детективе, предстает перед читателем не только как персонаж-функция, но и как определенный эстетический феномен. Разве не справедлива такая оценка образа Шерлока Холмса? «Апломб все еще находящегося на подъеме капитализма отчасти проявляется и в Шерлоке Холмсе», — верно замечает Т. Кестхейи. Не останавливаясь на этой констатации, скажем: Холмс в определенном смысле как раз и есть оппозиция поднимающемуся капитализму. Он до кончиков ногтей британский джентльмен, которому чуждо накопительство и предпринимательство. Более того, он — воплощение любимой английской идеи торжества увлеченного дилетанта над унылым профессионалом. Кроме того, Холмс истинно свободен и независим, ибо занимается расследованиями вовсе не по долгу службы, а по собственному разумению и интересу. Совокупность факторов, вызвавших к жизни именно этот своеобразный, хотя и лишенный динамики образ, до сих пор пользующийся любовью читателей, призывает к диалектически тонкому эстетическому анализу.
В самом общем виде моральный аспект детектива можно определить как восстановление попранной справедливости. Это верно и в том случае, когда сочувствие автора отдано преступнику. Тогда истинным виновником его падения безусловно оказывается общество.
Нельзя не заметить, что герой-сыщик (Холмс, патер Браун, мисс Марпл, комиссар Мегрэ и т. д.) — носитель определенной системы нравственных ценностей.
Тибор Кестхейи прав, полагая, что социалистического детектива «...нет, как нет и капиталистического детектива». Подобные термины сегодня и в самом деле звучат нелепо. Но если мы ставим себе задачу обнаружить принципиальные различия, то уместным будет разговор и о тех ценностях, которые герои тех или иных детективов защищают. Поэтому я бы не поставил в один ряд таких авторов политических детективов, как, с одной стороны, Ян Флеминг, создатель Джеймса Бонда, и Кен Фоллетт, а с другой — Джон Ле Карре и Адам Холл. Дело в том, что хотя Ле Карре и Флеминг оба англичане и оба в прошлом разведчики, они совершенно полярны идейно и эстетически. Своим рефлектирующим и разочарованным героем Ле Карре опроверг мало размышляющего и всегда побеждающего Бонда.
Склонность к выявлению типологической общности самых разных произведений, объединяемых под общим названием «детектив», приводит Т. Кестхейи к бесспорно интересным результатам. Сама структура детектива тяготеет к формализации. Естественным ее завершением становятся предлагаемые исследователем схемы или модели.
Обычно обобщающее, критическое исследование приходит к читателю после того, как он познакомится с самими художественными произведениями.
Книга Т. Кестхейи может оказаться в руках читателя, который подавляющее большинство упоминаемых автором книг не только не читал, но и не слышал о них. Что ж, надеюсь, это лишь подогреет его интерес и откроет новые, неизведанные горизонты жанра.
Но, если говорить серьезно, появление книги Т. Кестхейи на русском языке — факт значительный. Это первая ласточка, за которой обязательно должны последовать другие.
Читать «Анатомию детектива» увлекательно и интересно. Она будит мысль и призывает к спору. Мне кажется, что Тибор Кестхейи именно к этому и стремился...
Г. А. Анджапаридзе