«И сказал По: да будет детектив. И возник детектив. И когда По сотворил детектив по своему образу и подобию и увидел, что создал, он сказал: и вот хорошо весьма. Ибо создал он сразу классическую форму детектива. И форма эта была и останется во ваш веков истинной в этом бесконечном мире. Аминь».
(Эллери Куин)
«Мне кажется, когда литературоведы англоязычных народов примутся изучать в будущем литературу первой половины нашего века, они с некоторой легкостью будут проскальзывать по произведениям серьезных романистов и внимание свое обратят на безгранично многообразные достижения авторов детективов».
(Сомерсет Моэм)
«В литературе другим жанрам место отводят на основании их шедевров, в то время как детективы оценивают по их отбросам».
(Р. Остин Фримен)
Загадка, вероятно, самый наидревнейший предок детектива, литературное одноклеточное, несущее в себе ядро жанра — тайну. Ответ на хитроумную загадку, как и в детективе, всегда прост. Быть может, самым удачливым разгадчиком тайн был Эдип: решив классическую загадку Сфинкса, он приобрел царство. И напротив, именно ошибочное толкование загадки побуждает Макбета предаваться ложным иллюзиям безопасности, и он теряет королевство, больше того, жизнь. Загадка во все времена была излюбленным средством писателей, употребляемым от случая к случаю.
Но детектив издавна обладал и другими элементами. Библейские мифы содержат бесчисленные короткие истории, в которых источником мудрости суждений является логика, характерная и для детектива. Царь Соломон подстраивает психологическую ловушку лжематери, требующей отдать ей младенца, — Агата Кристи использует эту мысль в романе «Н или М?». В Ветхом завете есть элементы, допускающие многочисленные толкования изобличительных признаков. Порванная одежда Иосифа служит ложным доказательством его виновности. В истории Каина и Авеля имеются преступление, убийца, жертва, побудительная причина, улики, попытка скрыть преступление, даже предполагаемое орудие убийства: это может быть мотыга или рукоятка сохи, ведь Каин был землепашцем. Но там отсутствует сыщик; всеведущий господь Бог, разумеется, не нуждается в искусном детективе.
Заметки об интуитивном открытии Архимеда (всякое тело, погруженное в жидкость, теряет в весе столько, сколько весят вытесненная им жидкость) также раскрывают хорошо известное основное положение современной детективной истории. Повелитель Сиракуз пожелал выяснить, не крадут ли золотых дел мастера во время изготовления короны благородный металл. Нам предоставляются следующие данные: знатный клиент (царь Хирон), подозреваемое преступление (кража золота), высокоавторитетное лицо, ведущее расследование (Архимед), и дедуктивное объяснение, которое дает это лицо. Личность героя не лишена даже элементов чудачества.
В санскритских, персидских и турецких литературных источниках тоже присутствуют семена детективных историй. В арабских сказках «Тысяча и одна ночь» есть многочисленные признаки литературной обработки преступлений. Например, в «Убитой девушке, или Истории о трех яблоках» мы находим различные комбинации толкования улики — отсутствия третьего яблока. Больше того, здесь впервые встречается используемая некоторыми современными авторами мысль: в совершении преступления одновременно признаются многие подозреваемые.
Среди восточных литератур наибольшего внимания заслуживает средневековая китайская литература. Кое-кого, возможно, поразит, что детектив, в общественном сознании считающийся англоязычной формой, впервые разрабатывался в Китае. Поэтому необходимо некоторое историческое пояснение. В Китайской империи районные суды выполняли многие функции. Они занимались регистрацией рождений, смертей, браков, ведением учета землевладений, взиманием налогов, расследованием преступлений. Следствие вел сам судья, опираясь на помощников. Согласно китайскому праву, осудить можно было лишь преступника, признавшего себя виновным. Если, несмотря на представленные доказательства, он не признавался, разрешалось применять различные средства для получения этого признания. Однако когда в результате пыток подозреваемый умирал или получал серьезные телесные увечья, суд со всеми его служителями строго наказывали, могли лишить их даже жизни. Потому-то судьи и полагались, главным образом, на свое знание людей и остроумные решения. В мировой литературе первым великим детективом был не Огюст Дюпен и не Шерлок Холмс, а китайский судья Ди. О нем написано множество историй (личность это историческая, настоящее его имя Ти Жен-чи, жил он в 630–700 годах нашей эры).
Следовательно, герой древних китайских детективных историй всегда судья. Другая специфичность формы заключается в том, что он постоянно разрешает тайны одновременно трех-четырех преступлений (как и на самом деле районному судье приходилось в одно и то же время заниматься сразу несколькими делами). Истории эти обычно изобиловали мистическими элементами[9].
Европейская художественная литература тоже была насыщена элементами, которые впоследствии детектив собрал в систему нового жанра.
Ни один современный сыщик не мог бы аргументировать ответа умнее, чем Эзопова лиса, когда старый, притворявшийся больным лев потребовал у нее объяснений, почему она не навестила его. «Я бы навестила, — отвечала лиса, — если б не видела, что к тебе ведет много следов, а обратно — ни одного». Не поддался на удочку льва и бык, когда тот пригласил его на пир полакомиться барашком. «Видел я... приготовления твои рассчитаны не на барашка, а на быка».
Геродот в истории о сокровищнице царя Рампсинитоса выдает настоящий детективный сюжет: хитроумно задуманная кража, путаница изобличительных следов, ловушка, подстроенная преступнику. Словоохотливый греческий историк, таким образом, оказался первым вдохновителем тайны закрытой изнутри комнаты.
Софокл в «Царе Эдипе» заранее заявляет о преступлении, а о расследовании говорит с надменностью, достойной современных знаменитых сыщиков: «Надо расследовать!..» И чтобы не оставалось сомнений относительно метода, рассказывает давний случай: «.. .тогда явился я... и разгадал загадку своим лишь разумом, а не по птичьим знакам».
Неожиданная концовка волнующей истории заключается в том, что сам сыщик является убийцей. Эта мысль, наряду с прочими, возникает и в произведении Э. Орци-Рено «Любитель тайн», такое же решение — в измененной форме — применяет Агата Кристи в «Убийстве Роджера Экройда».
Вообще-то грехопадение, преступление и расплата за содеянное — характерный тройной мотив античной греческой трагедии.
Произведения латинских авторов и писателей Ренессанса содержат не меньше таких черт, которые известны нам как собственно детективные. В «Золотом осле» Апулея, кроме всего прочего, рассказывается о хитроумно задуманном убийстве мужа. «Gesta Romanorum»[10] стала настольной библией авторов современных детективов. Читая истории Боккаччо, современные любители жанра могут насладиться множеством остроумных разгадок тайн, скрытых в уликах. В произведениях Уильяма Шекспира нет недостатка в уголовных мотивах. Гамлет по всем правилам ведет расследование убийства своего отца, в процессе этого прикидываясь простоватым, — такой же простоватостью впоследствии станет прикрываться Джейн Марпл у Агаты Кристи.
В 1719 году вышло в свет волнующее произведение Шевалье де Майи «Путешествия и приключения трех принцев из Серендипа, переведенные с персидского», герои которого дают достойное Шерлока Холмса описание отбившегося от хозяина верблюда, коего они якобы никогда не видели. Представ перед императором по подозрению в краже, они объясняют, каким образом узнали, что верблюд слеп на один глаз (он щипал траву лишь с правой стороны дороги, хотя с левой трава была гуще), что у него нет одного зуба (после каждого щипка оставался пучок травы шириной с зуб) и что он хромал (в пыли видны следы волочащейся ноги). Вольтер описывает подобное же приключение в повести «Задиг, или Судьба» (1748).
«Легко угадать профессию ремесленника по его коленям, пальцам или плечам», — опережает Шерлока Холмса в 1751 году Сэмюэл Джонсон.
В «Севильском цирюльнике» (1775) Бомарше доктор Бартоло с характерной для сыщика аргументацией доказывает, что Розина писала письмо, воспользовавшись его отсутствием.
Не только отдельные мотивы романа, но и все произведение, как, например, интересная книга Уильяма Годвина «Калеб Вильямс, или Дела, как они есть» (1794), своим подходом может напоминать детектив. Герой, давший название книге, отчасти из жалости, испытываемой к невинно казненным людям, отчасти из личного любопытства начинает расследовать законченное дело об убийстве и выясняет, что убийцей был знатный господин, его собственный хлебодатель, хозяин. В этом романе впервые встречается мотив соперничества между частным детективом и профессиональным полицейским.
В произведении Эдуарда Джорджа Булвер-Литтона «Пелем, или Приключения джентльмена» (1828) главной герой действует почти как детектив: он быстро оказывается на месте преступления, первым находит труп, руководит розыском, тотчас начинает подозревать виновного, однако ложные следы замедляют доказательство и выпутаться из сложного положения ему удается лишь с помощью дедукции. Успешным решением проблемы он спасает невинно заподозренного человека. Сколько здесь знакомых мотивов из позднейших детективных историй!
В порядке исключения наряду с европейскими следует упомянуть и одного американского автора — Джеймса Фенимора Купера. В одинаково популярных в Англии и Франции историях про индейцев, написанных им для взрослых, большую роль играют изобличающие признаки: сломанные ветви, о многом говорящие следы ног, дедуктивное расследование. Бальзак в «Темном деле» (1841) сравнивает полицейского с индейским воином, преследующим врагов племени, а Эжен Сю ссылается на Купера в самом начале «Парижских тайн».
Творчество Бальзака — важная ступенька к детективу, и не только потому, что автор много занимался преступлениями и их анализом. В двух его романах, уже упомянутом «Темном деле» и «Мэтре Корнелиусе» (1831), значительную роль играют дедуктивные умозаключения, ложные следы, неожиданные повороты. Нет недостатка и в судебных сценах, которые потом станут обычными у Эрла С. Гарднера. Кстати, Бальзак написал статью о сидящей в салоне даме, которая с находчивостью Шерлока Холмса описывает характеры и истории членов собравшегося общества по их перчаткам[11].
Важна и находка Бальзака, заключающаяся в том, что в уста некоторых действующих лиц он вкладывает псевдонаучные монологи, наставительные объяснения и даже наделяет кое-кого из них тяжелым техническим языком. Позднее такой манере разговора научится каждый видный детектив, а Джон Диксон Карр напишет настоящую лекцию, которую растянет на целую главу.
В «Графе Монте-Кристо» (1845–1846) Александра Дюма мы находим действие обратного направления, во время которого Эдмон Дантес из настоящего проникает в прошлое. Благодаря аббату Фариа, анализируя отдельные мелкие детали, он выясняет, кто запрятал его в тюрьму с помощью ложного обвинения. В романе «Виконт де Бражелон» (1848–1850) мы впервые узнаем содержание одного письма благодаря тому, что, когда оно писалось, под ним лежала бумага и на ней остались следы строк.
Чарлз Диккенс в некоторых своих произведениях тоже предвидит возможности детектива. Первое из них — «Очерки Боза» (1836), однако значительно важнее роман «Холодный дом» (1852–1853). Здесь впервые в английской литературе в качестве значительного персонажа выведен полицейский служащий. Прообразом инспектора Баккетга для Диккенса послужил его друг инспектор Филд из лондонской городской полиции.
В романе писатель посвящает целую главу изложению теории Баккетта, причем среди его слушателей присутствует и убийца.
Печатавшийся с продолжениями исторический роман Диккенса «Барнаби Радж» (1841) стал большой сенсацией и в Америке; Эдгар Аллан По по первым его частям предугадал продолжение и держал об этом пари с читателями «Филадельфиа Ивнинг Пост». Однако во время расследования истории детектива наиболее интересной находкой в творчестве Диккенса оказалась оставшаяся неоконченной «Тайна Эдвина Друда» (1870), которая была сделана по всем правилам детектива. Между прочим, для одного американского журнала он написал короткий детектив «Затравленный» (1859). Стоит еще упомянуть Поля Феваля: в нескольких десятках романов он поведал о романтических бандитах, подражающих индейцам Купера, только на парижском асфальте. Моментами расследования изобилуют главным образом его «Лондонские тайны» (1844) и «Золотой нож» (1856).
Виконт Понсон дю Террайль создал целый цикл романов-фельетонов о популярном авантюристе-детективе Рокамболе. Это не могло удивить европейского читателя: испанский авантюрный роман XVII века ставил в центр действия нищих и разбойников. Романтика XVIII — XIX веков продолжала эту линию.
В произведениях великих русских реалистов часто доминировало преступление, иногда уснащенное мотивами расследования.
Самый выразительный пример этого — романы Достоевского «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы». Интеллектуальная дуэль Раскольникова со следователем — блестящий образец психологической детективной истории.
Многие элементы позднейших детективов в европейской литературе предлагают технические решения, разумеется, только в качестве подчиненных мотивов. Однако к мысли о преступлении и уголовном преследовании как к теме литературы она приучила одинаково и писателей, и читателей.
Преподобный Пол Лоррейн, главный духовник английской ньюгейтской тюрьмы, к преступлениям относился с научным интересом. Он тщательно записывал свои беседы с осужденными, аккуратно фиксировал их признания, а потом (в начале XVIII века) с воспитательной целью опубликовал сборник под названием «Ньюгейтский календарь». Его произведение вызвало огромный интерес и нашло немало последователей, которые полагались уже на собственное воображение.
Распространению их способствовала мода на современный роман «ужасов», так называемый готический роман: отдельные блестяще удавшиеся произведения Хораса Уолпола, Анны Радклиф, Мэтью Грегори Льюиса, Чарлза Б. Брауна, Чарлза Р. Мэтьюрина и жены знаменитого поэта Мэри Шелли, приятно щекотали нервы англичан и приучали их к волнениям.
Не было недостатка и в реальных ужасных историях. В своеобразной социально-психологической атмосфере пуританской и ханжеской Англии конца XIX века, во времена господства зарегулированного викторианского образа жизни с большей, чем обычно, силой взрывались сенсационные преступления. Серия кошмарных дел, совершенных Джеком Потрошителем, данные им полиции шах и мат, распускавшиеся шепотом слухи о родственных связях непойманного преступника с королевским домом — все это возбуждало интерес к криминальным делам.
Подготовило почву для детектива и философское мышление, распространявшееся — особенно в Англии и во Франции — с эпохи Просвещения. Эмпиризм, любопытство современного человека, с которым он всё, даже возбуждающую ужас загадку, превращал в предмет опыта, и рационализм, не признающий существования неприкосновенного, неоткрытого, неисследованного. Рушились социальные табу, пытливый разум получил зеленый свет; новая вера провозгласила всемогущество человека. Гражданам еще развивающегося и прочно утверждающегося нового общественного строя, основанного на личной предприимчивости, это нравилось. Вот они и читали охотно о чрезвычайных личностях, продававших свои способности, профессионально занимавшихся разгадыванием тайн и с успехом доказывающих, что точный расчет не признает невозможного. Апломб, присущий для все еще находящегося на подъеме капитализма, отчасти проявляется и в Шерлоке Холмсе; по крайней мере, его слова в ушах читателей звучат весьма самоуверенно.
Но пока еще отсутствует одна очень существенная деталь. Сыщик в литературе может вызывать уважение лишь после того, как и в объективной действительности на сцену выступит профессиональный детектив. Люди феодальной полиции моделью служить не могли; они были скорее ищейками и доносчиками, преследовали людей за политические дела.
Современный полицейский служащий забрал уголовное преследование из рук солдат и феодальных чиновников. Насилие сменила логика, раскаленное железо — огонь перекрестных вопросов. Создание гражданского права возвело забор перед возможным полицейским произволом: оно установило, что каждый обвиняемый невиновен, пока его преступление не доказано исключающим все сомнения образом на публичном судебном разбирательстве, и признания вины самого по себе еще мало для доказательства преступления.
В столицах великих держав были организованы первые современные органы уголовного розыска. В Париже — полиция безопасности (Сюртэ) во главе с гениальным сыщиком Франсуа Эженом Видоком; в Берлине — Четвертое отделение; в Лондоне сначала боу-стрит-раннеры (сыщики с Боу-стрит), а в 1829 году Скотланд-Ярд — святое место, часто упоминаемое в детективах; Нью-Йорк в 1845 году получил начальника полиции.
Воспоминания первых сыщиков рано увидели свет. В 1827 году в Лондоне впервые издали такие записки, основанные на акциях Боу-стрит Раннерс. Богатая поворотами автобиография Видока в 1829 году появилась в лавках парижских книготорговцев. А это были уже непосредственные предшественники детективных историй.
Кто регулярно прочитывает в газетах «черную» хронику, тот не отвергает и детектив. Журналисты, информирующие о преступлениях, делятся с читателями фактами сенсационных дел. И сервируют подаваемый материал как можно необычнее, приправляя его пряностями, будто в детективе.
В преступлениях, требующих более сложного, длительного расследования, серия статей разматывает нить событий с соответствующей детективу техникой, Вспомним-ка о рассуждениях и аргументах, связанных с убийством Кеннеди. Серые, неинтересные преступления в жизни встречаются в большом количестве, однако печать занимается ими редко, а уж писатели-представители детективного жанра и подавно никогда их не используют.
Журналистика — продукт городского, буржуазного образа жизни, ее не могла породить провинциальная уединенность. Автор детектива тоже хроникер городской жизни.
И та, и другой ищут, кто, что, когда, где, как и почему совершил.
Следовательно, детектив может восприниматься как этическая журналистика или журналистская эпика. Серия статей, изложенная с формальными признаками сюжета. Хроника фиктивных событий. Репортаж неслучившихся приключений. В репортаже, как и в детективе, только один истинный герой, один индивидуализированный образ человека.
По стилю и форме репортаж и детектив связывают бесчисленные нити. Обстоятельства дела, события, требование фактического установления действия, вторичность декоративных описаний и прочих красивостей, поддержание напряжения и интереса, экономная, запланированная дозировка сенсаций, исключительное значение замысла. Власть глаголов над определениями. Сухое построение фраз, воздерживающееся от лишних извивов мысли. И репортажу, и детективу одинаково чужды длинноты, задержки на настроениях, углубление в поиски красоты, в мир связей человека и предметов, мечтательная лирика...
Не случайно детектив впервые нашел свою родину в Англии, где корни буржуазной журналистики глубже всего уходят в прошлое. То же самое и во Франции, литературная карьера Эдгара Аллана По неотделима от явления американских мэгезинов[12]: его первые истории ужасов и строящиеся на логическом анализе сюжеты именно здесь нашли свой форум.
И в Венгрии при рождении жанра ощущалась подготовительная роль прессы, связь между детективом и журналистикой. Литературные газеты XIX века — «Кэдвешкедё», «Рэгелё», «Хондэрю», «Атенеум», «Косору», «Хёльдьфутар», «Райзолаток», «Сепиродалми сэмле», «Иродалми эр» и т.д. — в изобилии публиковали уголовные корреспонденции, криминальные случаи, таинственные и ужасные истории. Тут начинал и первый венгерский журналист Игнац Надь, который в «Венгерских тайнах» примерно в одно время с Эдгаром По коснулся сути детективных историй. Возможно, свое произведение он рассматривал как пародию на Эжена Сю, однако автор слишком уж по-домашнему чувствовал себя в новой атмосфере романа, публикуемого в продолжениях.
Его репортер-сыщик Бенде ощущает такое же призвание, что и великие детективы. «Гм, — подумал я, — публичность все же полезна, как бы ни скулили против нее мелкие и прочие преступники, тайны которых она вытаскивает на свет божий».
Репортер Лайош Кути в «Двух осужденных», а скорее, пожалуй, в «Отечественных тайнах» следует примеру Надя. Герой первого его произведений Чонгради считает: «До сих пор меня подгонял зуд вынюхивания, теперь же я буду гоняться за тайнами из нравственного инстинкта». Венгерский предшественник Шерлока Холмса уже использует «фомку» и срывает «скобы с дверных решеток». Герой «Отечественных тайн» — детектив-любитель, помещик.
К середине XIX века все было дано, отсутствовал лишь тот, кто должен смешать составные части по рецепту и представить новый жанр. Мы видели, что многие приложили руки к созданию детектива. Все же если из практической необходимости надо кого-то найти, чтобы указать на него пальцем: вот он — творец жанра, то им окажется Эдгар Аллан По (1809–1849), один из выдающихся представителей американской литературы XIX века, сверкающий ум, к сожалению, столь рано сгоревший в белой горячке.
Два писательских и человеческих качества делали его особенно пригодным для формирования нового жанра: исключительная восприимчивость к мистике, тайне и блестящий талант дедуктивного мышления. Его стихотворения и новеллы доказывают, что он мог гарцевать одновременно на двух пегасах: на черном рысаке страха, темных страстей и кошмарных тайн он сидел с той же уверенностью, как и на воображаемом скакуне, мчащемся к аргументам чистой логики, к спасительному свету разума.
В трех его настоящих детективных историях — «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже», «Похищенное письмо» — общим героем был первый знаменитый европейский детектив Огюст Дюпен. Кое-кто причислял сюда еще две новеллы — «Золотой жук» и «Ты еси муж, сотворивый сие».
В этих произведениях он, если можно так сказать, занимался законодательной деятельностью. Опираясь на собственную писательскую практику, он составил своего рода десять заповедей для будущих служителей жанра. Между двумя мировыми войнами многие пытались кодифицировать правила написания детектива, естественно, на основе принципов По, который открыл почти все из того, что мы сейчас считаем признаками этого жанра:
главный герой не бюрократ-полицейский, состоящий на государственной службе, а оригинал-любитель, чьи дела описывает его тугодум-почитатель; виновность ошибочно подозреваемого лица, казалось бы, легко доказуема (побудительная причина, возможность совершения преступления и т.д.);
герметически закрытое место, где совершено преступление (каким образом удалился преступник?);
необычная, полученная с помощью неожиданных средств разгадка;
главный герой утирает нос полиции; применение психологической аргументации; нахождение спрятанного предмета в самом неподходящем и одновременно очевидном месте; преступник — меньше всех подозреваемое лицо.
Для Эдгара А. По логика обладала эстетической ценностью, группирование фактов, извлечение выводов было равноценно композиции. Впрочем, техникой детектива он пользовался не только при написании художественной прозы, но и в жанре эссе.
В анализе «Психология художественного произведения», применяя образ мышления опытного сыщика (задним числом значительно дополняя его), он распутывает обстоятельства рождения «Ворона». Его смелость подобна той, с которой хирург сам делал бы себе операцию с помощью зеркала. Эссе По, вероятно, самое диковинное расследование в мировой литературе. Иллюзионистскому методу он научился у Руссо: «Отрицать, что есть, и объяснять, чего нет».
Посеянное Эдгаром А. По зерно дало двойной росток. Из одного развился детектив интеллектуального типа, в котором из невероятного развивается достоверная сказка. Из другого, на грани вероятного, таившего в динамичном действии элементы приключения и мелодрамы, впоследствии — с некоторыми модификациями — в Америке, на родине гангстеров, развилась мода на стиль «жесткой школы».
Во второй половине XIX века в Англии расплодились вымышленные воспоминания мнимых детективов. В редактируемом Чарлзом Диккенсом журнале «Хаусхолд Уордс» в течение 1850 года было опубликовано четыре его статьи о сыщиках и их работе. Это, словно выстрел стартового пистолета, дало толчок настоящей лавине замаскированных под мемуары историй. Авторы их нередко скрывались под псевдонимами, большая часть их так и осталась безымянной и неизвестной.
Детектив и журналистику пока еще связывала пуповина. Эти «дневники», «воспоминания», «мемуары», «исповеди» были вне границ литературы. Подлинников этих книжонок, выходивших в мягких обложках, сохранилось немного, библиографы насчитывают около полусотни названий.
В то время появлялись и настоящие, достоверные воспоминания: «Тридцать лет сыщиком» Аллана Пинкертона, «Правдивые истории преступлений» Артура Трейна, «Полицейские и криминальные тайны» Артура Гриффита.
В шестидесятые и семидесятые годы линию, противоположную мемуарам весьма низкого уровня, но с претензиями на реальность, составила мода на очень мелодраматические или сентиментальные истории, проникнутые сверхъестественными элементами. Эта продукция представляла парад привидений, духов, фантомов, маньяков, безумцев и гротесковых характеров.
Наиболее плодовитым автором этого стилистического направления была миссис Генри Вуд (1814–1887). Своими произведениями «Тень Эшлидата» и особенно «Истлинн» (последнее разошлось в количестве миллион экземпляров еще при жизни автора) она оказала влияние на многих. Ее авторитет повысило и то, что она была замечена критиком лондонской «Таймс». Будучи дочерью адвоката, миссис Г. Вуд с исключительным чутьем вставляла в свои истории доказательства, приемлемые и для суда. Другим ее достоинством было усложненное построение тайн, но ясное их решение. В посмертной своей книге «История Чарлза Сгренджа» она рассматривает не менее пяти различных проблем и все их удовлетворительно разрешает.
Джозеф Шеридан Ле Фаню (1814–1873) — второй, к тому же обладающий настоящей эпической жилкой автор. Примером его наиболее интересных волей служат «Дом в церкви» и «Рука Уилдера». В произведении «Шах и мат» автор выводит на сцену преступника, облик которого совершенно изменился благодаря пластической операции. Впоследствии многие писатели заимствовали эту мысль.
Однако истинный мастер этой школы, и поныне считающийся классиком, — Уилки Коллинз (1824–1889), друг Чарлза Диккенса. С 1852 по 1856 год в «Хаусхолд Уордс» появилось полдюжины его детективных историй, а в 1887 году вышел сборник под названием «Повести». Однако наиболее известные его произведения «Женщина в белом» (1860) и «Лунный камень» (1868) — настоящие детективы с множеством элементов приключенческой романтики и мистики. «Лунный камень» впервые увидел свет тоже в журнале; люди стояли перед типографией в очереди, ожидая новых номеров с продолжениями, заключали пари о том, где будет найден драгоценный камень. Герой произведения — профессиональный полицейский, старший сержант Кафф — обладает многими качествами искусных детективов-любителей. В двух вещах, сюжет которых был менее удачным, в качестве детектива Коллинз вывел женщину. Своим юмором, изображением характеров и, главным образом, развитием действия он превосходит Ле Фаню. По мнению Дороти Ли Сейерс, «Лунный камень» — это «лучший детектив всех времен». Подобным же образом отзывался о нем поэт и историк культуры Т.С. Элиот, одновременно причисляя его к английским реалистическим романам XIX века.
Однако шедевр почти столетней давности безусловно потерял свою ценность в глазах нынешнего читателя, и он скорее согласится с современником Коллинза — Энтони Троллопом, который говорил: «Конструкция его истории абсолютно точна и достойна восхищения. Однако я никогда не смогу освободиться от чувства, что все это искусственно сконструировано».
Французский поэт Шарль Бодлер (1821–1867) открыл для Европы Эдгара Аллана По, тогда не столь еще почитаемого. Свои переводы он опубликовал в 1856–1857 годах; таким образом, их мог прочитать и познакомиться с Дюпеном писатель Эмиль Габорио (1832–1873).
Его сыщики — папаша Табаре (оценщик ломбарда на пенсии) и, главным образом, Лекок — менее умны и блистательны, чем Дюпен, но это фигуры из плоти и крови. Лекок вообще не гений. Габорио часто позволяет ему ошибаться. Его сыщику скорее подходит индукция, чем дедукция. Тайны, с которыми он сражается, не столь вещественного свойства (время действия, предметы, факты), сколь человеческие, кроющиеся в характерах людей. Распутав их, он свойственным романистам образом развивает дальнейшие судьбы действующих лиц.
Франция — родина романтической беллетристики, отмеченной именем писательской династии Дюма, и на произведениях Габорио лежит печать времени. Он педантично выверяет образы своих сыщиков, помещает их в реальную обстановку и нанизывает на нить детективной истории настоящий социальный роман.
Хотя в создании детективного романа Коллинз опередил Габорио, первым произведением этого жанра считается «Дело Леруж» (1866). В серии подобных книг Габорио порывает с новеллистической традицией: «Дело номер 113», «Мастер сыска», «Преступление в Орсивале», «Рабы Парижа» — все написаны в форме очеркового романа. «Деньги других» вышли уже посмертным изданием в 1874 году.
Его сыщики первые поразили полицейских и читателей тем, что провидческим образом на основании краткого осмотра места происшествия давали подробное описание преступника, как это делает папаша Табаре в «Деле Леруж»: «Молодой мужчина ниже среднего роста, элегантно одетый, носит цилиндр. Ходит с зонтом, курит гаванскую сигару в мундштуке». Или как Лекок в «Мастере сыска»: «Средних лет, очень высокий, носит мягкую шляпу и ворсистое коричневое пальто. Вероятно, женат». Через двадцать лет Шерлок Холмс потрясет свое окружение схожими умозаключениями: «Убийца выше ста восьмидесяти сантиметров, он в расцвете лет, по сравнению с ростом ноги маленькие, обуты в грубые тупоносые башмаки, курит сигары „Тринчинополь“... лицо у него румяное, ногти на правой руке поразительно длинные».
В работах Габорио хорошо заметно, как новый жанр отходит от традиционных форм литературы. В «Деле Леруж» он нанизывает на отдельные нити интеллектуальный сюжет детектива и созданные с помощью традиционной техники полнокровные эпизоды судьбы главных действующих лиц. В «Мастере сыска» он уже пишет две части: в первой позволяет глазами Лекока разглядеть тайну, во второй в жанре романа повествует о разыгравшейся человеческой драме, а в конце дает возможность знаменитому сыщику своим объяснением соединить обе нити действия.
Среди подражателей Габорио стоит упомянуть по крайней мере Констана Геруля, Эжена Шаветта и, разумеется, самого выдающегося эпигона Фортюне дю Буагобе (182S — 1891), который продолжал увеличивать объем детектива. Его «Преступление в Опере» — это уже настоящий прозаический эпос. В «Старом Лекоке» он попытался воскресить и сыщика, созданного Габорио.
В Америке в то время еще не появилась сильная личность. С семидесятых годов там началось конвейерное производство, золотой век дешевой приключенческой литературы — «Десятицентовых романов». Родиной детектива бесспорно считалась Европа, во всяком случае в литературном, а не коммерческом смысле. В 1884 году Джон Р. Корнелл в «Нью-Йорк Уикли» дебютировал своим Ником Картером, городским сказочным героем, боровшимся со сверхъестественными злодеями.
Значительнее была Энн Кэтрин Грин (1846–1935), которая на полвека определила в Америке направление детектива, сделанного с большей взыскательностью.
Первая ее книга «Левенуортское дело» вышла в 1878 году, за ней последовали другие, сплошь романтические, более того, сентиментальные, но изящные произведения, написанные отличным стилем и с убедительной логикой: «Рука и кольцо», «За закрытыми дверьми», «Дом шепчущих сосен», «Ступень» и т.д.
«Дело по соседству» заслуживает внимания лишь потому, что в нем сыщиком мистером Эбенезером Грайсом естественно, с должным тактом руководит старая дева Эмили Баттеруорт, обладающая тонким, изощренным умом. В ней не трудно узнать предшественницу мисс Джейн Марпл Агаты Кристи.
Энн Кэтрин Грин ввела много характеров и моментов, влиявших силой своей новизны, но впоследствии превратившихся в будничные элементы детективных историй: богатый старик, которого убивают, когда он готовится написать завещание; найденный в библиотеке труп; полный достоинства камердинер, управляющий опытными слугами; подробное врачебное заключение о непосредственных причинах и времени смерти; предварительное судебное расследование и показания специалистов; эксперт по баллистике, способный установить орудие убийства; обрывки письма и чертеж места преступления, сообщенные в качестве дополнительного текста, и так далее.
Рядом с ней миссис Мердок Девентер, пользовавшаяся псевдонимом Лоуренс Л. Линч, явно играла роль второй скрипки.
Среди непосредственных предшественников Конан Дойла в прессе того времени наиболее значительной считалась «королева библиотек» Мэри Элизабет Бреддон (1837–1915). На первое произведение «Тайна леди Одли» ее вдохновила мелодрама Коллинза, однако позднее больше всего ее стала интересовать сама техника преступления. Будучи дочерью адвоката, она хорошо знала право и во многих своих историях выдумывала чрезвычайно оригинальные пути и методы обхода законов. Это увеличивало читаемость ее произведений, но, соответственно, вызывало злобный гнев критиков. М.Э. Бреддон была чрезвычайно плодовитым автором: свою последнюю, восьмидесятую, книгу издала в возрасте семидесяти четырех лет. Какой бы ни была истинная ценность ее произведений, влияние их ни в коей мере не может быть преуменьшено.
Эдгар По, Эмиль Габорио и другие были одинокими пионерами. Сэр Артур Конан Дойл (1859–1930) создал школу. С его творчеством связан первый большой период развития детектива. Врачом, как и беллетристом, он был незначительным. Известность себе обеспечил и обрел материальную независимость не социальными романами, а детективными историями, которыми даже сам вначале пренебрегал. На его «Этюд в багровых тонах» (1887) никто не обратил внимания, и второе его произведение — «Знак четырех» — имело тогда успех только в Америке. Однако этого оказалось достаточно, чтобы продолжить эксперименты с жанром.
Свое «я» он нашел не в романе, а в истории объемом с новеллу. В 1891 году в «Стрэнд Мэгеэин» появилось первое короткое приключение Шерлока Холмса: «Скандал в Богемии». За ним до 1893 года последовало еще двадцать три приключения. Из написанного позднее стали знаменитыми «Записки о Шерлоке Холмсе», в которые вошло более десятка сюжетов. В одной из историй, которую он и на самом деле хотел сделать последней, Конан Дойл беспримерным образом расправился со своим духовным детищем: во время борьбы с суперпреступником профессором Мориарти знаменитый детектив упал в водопад и погиб. Это был заранее обдуманный поступок. Из одного письма Конан Дойла выясняется, почему он решил погубить своего героя: «Я думаю, что в конце концов убью Холмса, покончу с ним раз и навсегда. Он отнимает мое время у более важных дел». Лондон погрузился в такой траур, словно умер настоящий человек, к типографии «Стрэнд Мэгезин» даже был отправлен венок. Читатели не успокоились на этом. Они потребовали воскресить своего любимца, и пришлось Конан Дойлу с большой неохотой в 1902 году опубликовать «старые записки» друга Шерлока Холмса доктора Уотсона под названием «Собака Баскервилей». Годом позднее в «Покинутом доме» доктор Уотсон узнает своего друга, живущего под видом книготорговца. Итак, можно было начинать новую серию приключений знаменитого сыщика.
Однако Конан Дойл вновь захотел освободиться от своего героя и отослал его в Сассекс заниматься пчеловодством. Но и на сей раз читатели заставили вернуть полюбившегося им знаменитого сыщика. Дойл посвятил ему еще три книги: «Долину ужаса» в 1915 году, «Прощанье Шерлока Холмса» в 1917 году и «Дневник Шерлока Холмса» в 1927-м.
Во второй половине века популярный детектив вновь воскресает уже из-под пера совершенно новых авторов. Первым взялся за это сын писателя, Адриан Конан Дойл, совместно с Джоном Диксоном Карром. В 1954 году они написали книгу «Героические подвиги Шерлока Холмса». Последнее подобное предприятие под названием «Новые приключения Шерлока Холмса» увидело свет в 1987 году. В нем объединили свои силы около дюжины писателей-историков детектива, а предисловие к сборнику написала дочь писателя Джин Конан Дойл.
Холмс — мастер переодеваний, хороший актер, физически сильный мужчина, как и Видок. Дюпен и Холмс обладают многими родственными привычками: оба завзятые курильщики, любят ночные прогулки, самыми опасными врагами считают лице математическим складом ума, оба из хороших семей и оба убежденные холостяки, любят отгадывать мысли своих помощников, оригиналы, оба кулакам предпочитают ум. Холмс тоже имеет своего хроникера, так же самонадеян, как Дюпен или Лекок. В «Знаке четырех» он надменно утверждает: «Дюпен был человеком весьма ниже среднего уровня», а Лекока называет «беднягой дилетантом».
В действительности Дойл вылепил фигуру главного героя, первоначально звавшегося Шеррингфордом Холмсом, по образу и подобию своего любимого эдинбургского профессора Джозефа Белла и после некоторых раздумий подверг «шотландизации» его имя. Что касается доктора Уотсона, то он придал ему собственную внешность и вложил в него душу олуха-читателя.
Его гениальный сыщик действительно фигура в трех измерениях. Как охарактеризовал его обладавший очень взыскательным и тонким вкусом венгерский писатель Антал Серб? «Автору удалось создать образ, который существует так же, как Дон Кихот или Фальстаф. Более того, так как он вылепил Шерлока Холмса из своеобразных черт англичанина викторианской эпохи (трубка, клетчатый костюм, флегматичность и так далее) и его характерной мечты, то континент в течение долгого времени даже не мог представить себе британца иначе, нежели в обличье Шерлока Холмса». Шерлок Холмс настолько увлек читателей — подобающий детективу эффект, — что наряду с распространяемой и сейчас специальной литературой, вдохновленной его личностью, он временами возвращается из потустороннего мира, соблазняя на сочинение пародийных рассказов о нем разных писателей[13]. Еще интереснее, чем пародии, непрерывно увеличивающаяся начиная с тридцатых годов так называемая холмсиана или шерлокиана и в меньшей степени уотсониана — развлекательная литература ; она рассказывает о Шерлоке Холмсе и его друге, исследует их личность и с шаловливой радостью занимается фиктивной филологией. В жанровом отношении это тоже неподражаемая в истории литературы продукция. Эти сыщики-филологи — Р.Э. Нокс, Х.У. Белл, С.К. Робертс.
Г. Морли, Э.У. Смит и прочие — с благоговением, приличествующим обращению разве что со священными письменами, разбирали строки Конан Дойла, чтобы с некоторой долей фантазии открыть нечто новое в личности Холмса, которая представлялась им реально существовавшей. Так мы смогли узнать, что Шерлок Холмс любил Вагнера, охотно ходил на спектакли «Сент Джеймс Холла», посещал картинные галереи, музей восковых фигур мадам Тюссо и турецкие бани; выяснить, по каким именно странам Европы он путешествовал, какие газетные статьи вырезал; смогли узнать, что глаза у него были серые, часами он мог размышлять. покуривая трубку, охотно играл на скрипке; получили представление о том, как была обставлена квартира на Бейкер-стрит, 221/6, и так далее.
Рекс Стаут в 1941 году доказывал, что доктор Уотсон был... подругой Шерлока Холмса, жившей с ним в незаконном браке и поэтому вынужденной носить мужскую одежду, маскируя свой пол. Сличая начальные буквы заглавий некоторых приключений, он пришел к убеждению, что ему удалось узнать даже имя этой подруги — Ирен. Тревор X. Холл в своих очерках утверждал, что у Уотсона было пять жен, что он потерял зрение и в конце концов покончил самоубийством. Разумеется, неписаное правило игры заключалось в том, что все умозаключения должны были исходить, как минимум, из двусмысленных фраз в тексте Конан Дойла.
Игра эта распространилась по всей Англии. Восьмого января 1954 года лондонская радиокомпания Би-би-си транслировала программу, посвященную дню рождения великого детектива, в которой все говорили о нем так, словно старый мастер, подремывая, сидит дома в кресле и сам тоже слушает передачу. Может ли писатель дать читателю больше, нежели Конан Дойл?
Главная литературная ценность писателя — изображение характера. Однако литературоведение большей частью отмечает то, что в его творчестве впервые сливаются холодная логика и обжигающий страх, которые до него были самостоятельными линиями жанра. Вдобавок, он последний значительный писатель, который еще старался средствами романа и новеллы скомпоновать своеобразный жанр расследования, не расплачиваясь за подобную попытку неудачей. У него были последователи в этом стремлении, однако их произведения не выдерживают соревнования с детективами, написанными зрелым пером мастеров, располагающих целым арсеналом своеобразных средств. И этого не смог достичь даже очень популярный Жорж Сименон.
Первый великий период английского классического детектива продолжался тридцать лет — целое человеческое поколение. — начавшись в девяностых годах прошлого столетия и охватив два десятка лет века нынешнего.
За это время жанр стал полифоническим, сложились его медицинские, технические, психологические и прочие направления. Произошли и жанровые мутации. В литературе всех стран роман вообще предшествует возникновению новеллы в современном смысле. В случае с детективом положение обратное: «роман» лишь в конце XIX века сделался господствующей формой. Но с того времени «новелла» стала редкостью. Нет, например, детективных новелл, где бы действовали Чарли Чен, Ниро Вульф, Перри Мейсон или Фило Венс.
Шерлокхолмсовская стилевая мода Конан Дойла была подхвачена многими его современниками. Их герои предсказывали события, опираясь на последовательную логику, и, закончив умственную гимнастику, ловили убийцу. К таким авторам относятся Артур Моррисон (1863–1945), дебютировавший книгой «Сыщик Мартин Хэвит», или Эрнест Брама (1869–1942) со своим слепым детективом Максом Каррадосом.
Алфред Эдуард Вудли Мейсон (1865–1948) в лице Хэнода возвел в герои профессионального сыщика в «Розовой вилле» и других историях. Хэнод заменяет трюкачество усердной, кропотливой работой.
Решение абсолютной тайны закрытой комнаты нашел Израэл Зэнгвилл в «Тайне большого лука». Безымянный детектив Эммы Орци — старый господин, обладающий острым умом. Его приключения писательница увековечила в коротких, написанных для журналов историях, а потом собрала их в отдельную книгу под названием «Таинственный угол». Вслед за этой последовали еще три книги.
Из поколения, творившего на рубеже веков, наиболее выдающимся писателем является Гилберт Кит Честертон (1874–1936). Он создал одного из самых странных сыщиков детективной литературы — патера Брауна, скромного священнослужителя, главная забота которого — спасение души преступника. Прототипом ему послужил йоркширский католический священник Джон О'Коннор. Г.К. Честертон во многих книгах («Доброта патера Брауна», «Мудрость патера Брауна», «Сомнения патера Брауна», «Тайна патера Брауна», «Скандал патера Брауна») выводит образ этого священника-детектива, которому даже имя дал незначительное. Патер обладает наивной, погруженной в раздумья душой философа. Тайна, ложь, черная магия для него родственные понятия. Обычно его наводит на след знание человеческих сердец и мыслей. У читателя создается впечатление, будто автор создал фигуру патера Брауна для иллюстрации определенной философии. Он критикует бесчеловечносгь современного ему общества с точки зрения католицизма. Этот протест звучит во всех его произведениях. Наиболее характерное из них — «Человек, который был Четвергом». В этой символической истопи католическая мистика и авантюрная действительносгь пронизаны совершенно своеобразным ароматом, Детективная история становится почти аллегорией.
В историях, изданных под названием «Человек, который слишком много знал» (герой их на сей раз не патер Браун), нам открывается высокого уровня переосмысливание классических традиций.
Книга Л.Т. Мида, написанная им совместно с Клиффордом Галифаксом и Робертом Юстачем, — «Истопи из дневника одного врача» — положила начало моде научного метода разгадывания тайн. Это не может изменить даже тот факт, что само начало было лженаучным.
Р. Остин Фримен (1862–1943), создатель доктора Джона Торндайка, детектива-естественника. дебютировал в 1907 году, написав «Красный отпечаток большого пальца». Спустя пять лет в «Музыкальной кости» он изобрел так называемый обратный детектив: великий сыщик выступает на сцену до совершения преступления, становится свидетелем, очевидцем драмы.
Среди авторов классических детективов резко выделяется Эдмунд Клерихью Бентли (1875–1956). «Последний случай Трента» считают первым произведением натуралистического направления детектива. Натурализм, проявлявшийся большей частью в изображении характеров, впоследствии, в тридцатых годах, нашел отклик в Америке, но там он распространился и на поступки, на действия.
Интерес вышеупомянутой книги, которая вопреки названию описывает первое приключение Трента, в том, что в отличие от традиций автор еще в середине повествования знакомит читателя со своими окончательными выводами. Все это свидетельствует о самоуверенности писателя: у него найдется еще немало сюрпризов и после первого объяснения.
Уильям Мак-Харг и Эдвин Бамер впервые в истории жанра создали сыщика, который для разоблачения преступника применяет точные лабораторные методы. «Большие дела Лютера Транта» положили начало потоку историй такого рода.
Стоит упомянуть и двух плодовитых писательниц Нового Света. У них, правда, мало занимательных книг, но они все же достойны внимания. С одной стороны, потому, что были «диктаторшами мод» своего времени, с другой — потому, что оказали большое влияние на поколение, жившее между двумя мировыми войнами. Наиболее значительна Каролин Уэллс (1870–1942), автор около семидесяти историй. Ее сыщик по имени Флеминг Стоун носит на себе печать Шерлока Холмса. Популярна была и Мэри Робертс Райнхарт (1876 — I9S7), создательница многократно инсценированных для кино и переведенных на многие языки «Винтовой лестницы», «Летучей мыши» и полусотни других произведений. Уэллс пробуждала мысли, Райнхарт возбуждала чувства: скрипящие в темноте двери, неслышно двигающиеся дверные ручки, скользящие по стенам тени, обрезанные телефонные провода, гаснущие лампы — обычные ее атрибуты.
Мелвилл Девиссон Пост (1871–1930) — незаслуженно забытый автор. Предков известного адвоката-сыщика Перри Мейсона следует искать именно среди выведенных им образов. Адвокаты Поста сначала были лицами сомнительной нравственности, однако позднее они перешли на сторону закона.
Популярна была серия «Крэйг Кеннеди»; ее первое произведение — «Неслышная пуля» Артура Б. Рива (1880–1936). Жаль, что эта вещь написана лишь с журналистской тщательностью. Герой ее — умничающий сыщик, желающий очаровать читателей фокусами теоретической физики и не боящийся забредать в царство фантастики.
Надо сказать, что пользовавшихся читательским успехом книг было больше, чем выдающихся авторов. Однако учитывать эти успехи небесполезно хотя бы потому, что они являются памятниками вкусу времени. Назовем некоторые: «В тумане» Ричарда Хардинга Дейвиса, «Думающая машина» Джекьюса Футрелла, «Тайна синего кабинета» Бартона Э. Стивенсона.
Мы считаем естественным, что в детективе искусный сыщик ведет с преступником умственный поединок. Однако на рубеже веков преступник еще сражался с представителем закона за право на роль героя, за читательские симпатии.
Открыл этот ряд в 1897 году английский писатель Грант Аллен. Его полковник Клэй — очаровательный мошенник, светский мужчина. Возможности литературного расследования увлекли даже шурина Конан Дойла: Э.У. Хорнанг (1866–1921) вызывает приятное волнение у своих почитателей искусством побегов Раффлса. Он всего на два года моложе полковника Клэя и дебютирует в 1899 году в детективе «Раффлс, взломщик-любитель».
Марсель Аллен и Пьер Сувестр создали во французской литературе образ легендарного героя, непобедимого Фантомаса. Их творение — в шестидесятых годах возродившееся на киноэкранах — приветствовали как новую внешнюю форму поэзии Гийом Аполлинер, Блэз Сандрар, Луи Арагон, Макс Жакоб, Жан Кокто. С 1911 по 1914 год вышло тридцать два тома приключений Фантомаса. '
Среди героев, выбиравших кривые пути, все же самые громкие аплодисменты выпали на долю джентльмена-взломщика, бессмертного Арсена Люпена, созданного Морисом Лебланом (1864–1941). У дисциплинированных англичан королем был Шерлок Холмс, у богемных французов — повелитель воров Арсен Люпен. Он не только работает на свой страх и риск, но иногда ведет и настоящую следственную работу. Между прочим, к добыче он часто подбирается с помощью дедукции, посрамляющей даже Шерлока Холмса. Вечно юный герой многих книг — «Выдолбленная игла», «813», «Золотой треугольник», «Зуб тигра», «Тридцать гробов», «Графиня Калиостро» и т.д. — дебютировал в 1907 году (с рекомендательным предисловием французского академика Жюля Кларета). Бывают у него и галантные приключения, и здесь он тоже остается безупречным джентльменом. Во время ограблений Люпен прибегает к насилию, лишь когда, его вынуждают к этому, в исключительных случаях и всегда корректно, крови не проливает, более того, считает убийц своими врагами и преследует их, как полицейский служащий. Он маг воровства. Насмешливый, колючий, любящий шутку, охотно сыплющий перец под нос своему противнику бюрократу-инспектору Ганимару. В его точно разработанных комбинациях, выверенных по хронометру движениях, организованных почти с четкостью крупного предприятия акциях чувствуется что-то американское. И все же французская сущность в нем доминирует: он обожает театральность, охотно ломает комедию. Люпен с наслаждением занимается следственной работой и, разумеется, тоже распутывает тайну закрытой изнутри комнаты — аттракцион величайших детективов всех времен. У него душа анархиста, который, несмотря на это, живет как элегантный светский завсегдатай: в цилиндре, плаще, с моноклем и тростью он появляется на различных раутах.
Менее талантливые родственники Люпена: непогрешимый Годал Фредерика И. Андерсона, Джимми Дейл по прозванию «серый тюлень» Франка Л. Пакарда, Майкл Сейерз Э. Филлипса Оппенхейма, Алонзо Мактевиш Питера Чейни, Северак Баблон Сакса Ромера и даже женщины: миссис Раффлс Джона К. Бэнгса, Софи Лэнг Фредерика И. Андерсона, Джейн Фор Скуэр Эдгара Уоллеса, Фиделити Доув Роя Викерса.
Образ авантюриста в период между двумя мировыми войнами затмили многочисленные знаменитые сыщики золотого века. На цирковой арене детектива клоунские номера очаровательных мошенников сменились волнующими аттракционами мозговых гимнастов-сыщиков. Однако симпатичные жулики все же сохранились, а позднее, с завоеванием пространства «жесткой школой», вновь просочились в книги. Читатель раскрыл им свое сердце и на сей раз, когда строй казавшейся незыблемой буржуазной демократии уже начал трещать и проказливый обход законов стал принятым.
Второе десятилетие нашего века было кульминацией детектива. К тому времени сложился полный стилевой арсенал жанра с отличительными признаками самостоятельной формы. Большинство воспользовалось рецептами По и Дойла, предлагало идеальные решения тайн, которые следовало разгадать. Если и встречались детективы не только данного типа, то идеалом был именно этот.
На него обратили внимание критики, они размышляли над ним, признавали или проклинали; детектив стал дискуссионной темой.
К тридцатым годам появились и признаки, свидетельствующие о перезрелости золотого века. Это десятилетие было детективным барокко, периодом формалистических новшеств, бурного разрастания игровых мыслей.
Читатель получал в руки вместо книг досье, полицейские дознания с текстом протоколов, фотографиями, обрывками окровавленной одежды, сфотографированными и увеличенными отпечатками пальцев, даже с настоящими волосами и стреляными револьверными пулями.
Собственно говоря, к этому жанру относилась еще сохранившая форму романа книга Данниса Уитли и Дж.Г. Линкса «Убийство перед Майами». Ласситер Рен и Рэндл Маккей написали «Книгу задач» — «мгновенную историю», которую можно было прочитать в один присест. Она описывала преступление, знакомила с существенными обстоятельствами, данными, и читатель тотчас же начинал грызть карандаш и брался за расшифровку тайны. Если он сдавался, прекращал борьбу, то решение мог отыскать в расположенных вверх ногами строках в конце книги. Издательство «Харперс» в Лондоне запечатывало страницы, содержащие разгадку, и если кто-либо находил историю скучной, он имел право вернуть книгу с нетронутыми страницами и получить обратно свои деньги. В Америке многозначительно прикладывали к книге успокоительные таблетки в качестве подарка.
Вошел в моду вызов: формальное предупреждение читателя о том, что все факты даются, теперь ему следует самому узнать, кто преступник.
Традиционную разбивку на главы сменили «акты», дневниковые даты, взятые из шахмат дебюты, миттельшпили, эндшпили и т.д. Названиями глав часто служили обрывки отдельных слов и отрывки фраз, имеющие самостоятельный смысл. Появились и размножились сноски в тексте. С.С. Вэн Дайн в своем «Деле об убийстве в саду» украсил текст помещенными внизу не менее чем на двадцати четырех страницах примечаниями и информациями. В «Таинственном бегуне» автор использовал моду на содержащий информацию трюк: читатель слишком поздно спохватывался и обращал внимание на двусмысленное значение года издания, помещенного в сносках магматического очерка. В начале Книги печатался список действующих лиц. К тексту прилагались карты, чертежи места действия, планы. Главным образом в сносках сообщали интимные биографические подробности выдуманных действующих лиц, словно они были реально существующими, живыми людьми. Для подтверждения метода сыщика цитировались фиктивные эксперты-криминалисты, иногда в качестве эпиграфа в самом начале книги. Делались перекрестные ссылки на описанные в других произведениях приключения детектива-мастера таким образом, что его «творчество» превращалось чуть ли не в эпос. Эрл С. Гарднер заканчивал свои истории началом следующих, которые должны были появиться в ближайшем будущем.
И конечно же, эти два десятилетия — золотой век, ибо именно тогда выступили на сцену хорошие писатели, в большинстве случаев в Англии. Они умело приглашали читателя к участию в игре, в рыцарском турнире, где оружием служит логика. Такой вид страсти — сверкание ума — прибавляет блеска золотому веку. Ему пристала жажда открытий, появление всяческих «измов», восприимчивости к новому, что характеризует поколение того времени. Из записок писателя Фридеша Каринти мы узнаем, что в кругах венгерской интеллигенции, желавшей шагать в ногу с европейцами, в период первой мировой войны и после ее окончания стали модными испытания ума — игры, в том числе вновь распространившиеся викторины, родственные духовному спорту Огюста Дюпена и Шерлока Холмса.
Утверждение моды на детектив с интеллектуальными притязаниями означало стремление создать условные правила для писателей. Это были усилия мастеров цеха сделать жанр легко узнаваемым, защитить его и саму профессию от халтурщиков и дилетантов.
Р. Остин Фримен в опубликованных в 1924 году размышлениях «Искусство детектива» дает советы относительно композиции и пытается резюмировать, когда автор ведет себя нравственно (понимай — спортивно) в отношении читателя.
Двумя годами позднее в предисловии, написанном к «Ненастоящему письму» Уолтера С. Мастермана, Г.К. Честертон изложил подобные же основные принципы:
«...Автор хорошего детектива не станет делать того, что совершают повсюду и что означает упадок истинного детективного романа и гибель честного и очаровательного литературного жанра. В сюжете его не может участвовать могучее, существующее, но неуловимое тайное общество, филиалы которого разбросаны по всему миру, имеют в своем распоряжении готовых на все убийц и подземные помещения, где можно спрятать кого угодно. Привычную линию классического убийства или ограбления нельзя портить, пачкая ее грязными и дурными интригами международной дипломатии, нельзя старое понятие преступления пристегивать к внешней политике. Нельзя выводить на сцену неожиданно и почти в конце романа чьего-то брата из Новой Зеландии, который похож на героя как две капли воды. Нельзя разоблачить на последней странице преступника, который окажется совершенно незначительным лицом, вообще никем ни в чем не подозреваемым, так как никто даже и не помнил о его существовании... Нельзя выводить на сцену профессионального злодея, чтобы приписать ему ответственность за преступление, совершенное частным лицом...»
Англиканский пастор Роналд Э. Нокс на нескольких страницах эссе хорошим стилем изложил «Десять заповедей детективистики», написанных в качестве введения к антологии «Лучшие детективы 1928 года».
Однако наиболее всеобъемлющую кодификацию правил детектива составил С.С. Вэн Дайн. В своих «Двадцати правилах детективных историй», опубликованных в сентябрьском номере «Эмерикен Мэгезин» за 1928 год, он писал:
1. Надо обеспечить читателю равные с сыщиком возможности распутывания тайн, для чего ясно и точно сообщить обо всех изобличительных следах.
2. В отношении читателя позволительны лишь такие трюки и обман, которые может применить преступник по отношению к сыщику.
3. Любовь запрещена. История должна быть игрой в пятнашки не между влюбленными, а между детективом и преступником.
4. Ни детектив, ни другое профессионально занимающееся следствием лицо не может быть преступником.
5. К разоблачению должны вести логические выводы.
Непозволительны случайные или необоснованные признания.
6. В детективе не может отсутствовать сыщик, который методично разыскивает изобличающие улики, в результате чего приходит к решению загадки.
7. Обязательное преступление в детективе — убийство.
8. В решении заданной тайны надо исключить все сверхъестественные силы и обстоятельства.
9. В истории может действовать лишь один детектив — читатель не может соревноваться сразу с тремя-четырьмя членами эстафетной команды.
10. Преступник должен быть одним из наиболее или менее значительных действующих лиц, хорошо известных читателю.
11. Непозволительно дешевое решение, при котором преступником является один из слуг.
12. Хотя у преступника может быть соучастник, в основном история должна рассказывать о поимке одного человека.
13. Тайным или уголовным сообществам нет места в детективе.
14. Метод совершения убийства и методика расследования должны быть разумными и обоснованными с научной точки зрения.
15. Для сообразительного читателя разгадка должна быть очевидной.
16. В детективе нет места литературщине, описаниям кропотливо разработанных характеров, расцвечиванию обстановки средствами художественной литературы.
17. Преступник ни в коем случае не может быть профессиональным злодеем.
18. Запрещено объяснять тайну несчастным случаем или самоубийством.
19. Мотив преступления всегда частного характера, он не может быть шпионской акцией, приправленной какими-либо международными интригами, мотивами тайных служб.
20. Автору детективов следует избегать всяческих шаблонных решений, идей.
С.С. Вэн Дайн не всегда придерживался своих порой лишком строгих, а порой слишком мягких инструкций. однако в золотой век детектива — и не только в Англии — моду диктовал именно такой вкус. Это тот самый кодекс, который впоследствии в Америке с гримасами был отвергнут представителями так называемой «жесткой школы».
Нет никаких сомнений, что некоронованная королева детектива — Агата Кристи (1891–1976). Судя по издательским подсчетам, в руках у людей находится около пятисот миллионов экземпляров ее произведений. Но значительно важнее тот факт, что к своей работе она относилась с большой взыскательностью и требовательностью, сделав тем самым жанр вполне пристойным.
Дебютировала Кристи в 1920 году произведением «Таинственное происшествие в Стайлсе», выведя в нем своего знаменитого Эркюля Пуаро. Из более восьмидесяти написанных ею книг трудно отобрать шедевры по той простой причине, что сам выбор очень велик. Однако совершенно определенно, что в этом списке не будут отсутствовать ни «Убийство Роджера Экройда», ни «Восточный экспресс», ни «Убийства АБВ», ни «Десять негритят», ни «Пять поросят», ни «Свидетель обвинения».
Увлекает богатство ее идей. В семидесяти крупных произведениях и более чем сотне мелких придуманные ею загадки, наводящие на след улики, предложенные читателю элементы комбинаторики сравнительно мало повторяются.
Уверенно, ловко задуманно она конструирует тугой сюжет без лишних отклонений, но все же с эпической медлительностью и подробностями. Композиция ее историй образцовая — она проста и большей частью неизменна. Кристи разрабатывает относительно замкнутое пространство с количественно ограниченным кругом подозреваемых. Особенность случайного совместного пребывания вынуждает действующих лиц находиться в одном обществе: пассажиры самолета либо поезда, лица, прибывшие погостить в провинциальный барский дом, соседи, собравшиеся у кого-то повеселиться, встретившиеся на летнем отдыхе туристы, клиенты гостиницы — вот обычный ее зверинец.
Кристи прекрасный знаток образа жизни маленьких английских городов, она и сама добрую часть жизни провела в тихом провинциальном доме в окрестностях Лондона. Выведенные ею фигуры не отличаются от ее читателей: врачи, адвокаты, отставные офицеры, служившие в колониях, редко художники, мелкие и средней руки коммерсанты, потомки распавшихся аристократических семей, зажиточные провинциальные среднепоместные землевладельцы — словом, мир, еще не населенный современной технократией. Этих лиц всегда дополняет теневая армия слуг, как и полагается в «лучших домах». В растущую скуку утомленных господ полковников и майоров, буржуа, корпящих над своими завещаниями, обожающих сплетни заброшенных поселков, исторических замков, обремененных тайнами и скандалами крупных провинциальных семейств с почти желанной неожиданностью врывается убийство — спасение от скуки. Это сказка о жизни английских буржуа, убежденно распивающих чай, живущих в еще невинной splendid isolation[14] от телевидения, радио и зарубежных туристических путешествий.
Образы детективов Кристи резко очерчены и четко разработаны. Эркюль Пуаро — лысый, комично тщеславный бельгиец, детектив-гений, Маниакальный фанатик порядка; со старомодной вежливостью, офранцуженной «английскостью» и потрясающей спесью лавирует он в этом чуждом ему мире. Джейн Марпл — старая дева с острым как бритва умом. Мистер Куин — потомок Шерлока Холмса по прямой линии, унаследовавший даже его методы. Паркер Пайн, который обычно ведет расследование сидя в кресле. Томми и Таппенс Бересфорд — молодая супружеская пара, играющая в детективов-любителей, которые и в преклонном возрасте сохраняют доброжелательность и жаждущую приключений душу.
Повествования Агаты Кристи выделяет легкость, иногда даже определенная небрежность стиля с пробивающимся, словно подземный ручей, в самый неожиданный момент тонким и корректным юмором, вызывающим полуулыбку, с насмешкой над собой и сочувственной иронией, усиливающейся в изображении сыщиков, главным же образом, исключительная способность создания окружающей атмосферы, в которой она ловко манипулирует страхом. На воображаемой сцене ее сказок всегда присутствуют мистические декорации, определенные элементы абсурда, но они лишь своего рода глиняные голуби, которых искусный детектив разбивает вдребезги, расстреливая своим строгим реализмом и непоколебимостью. Мистика у Кристи — характерный, ставший почти фирменной маркой элемент; особенно сгущается он в шутливых английских стишках для детей, юмористически описывающих жестокие происшествия, которые с ужасающей последовательностью превращаются в действительность, в большинстве случаев заранее отобразив события. Драматическое чутье помогло ей написать такие произведения, которые просто взывают к постановке их на сцене. Не случайно двенадцать из них были инсценированы, а несколько замыслов она сама воплотила в пьесы: «Черный кофе», «Паутина», «Нежданный гость», «Приговор», «После полудня на берегу моря», «Пациент», «Крысы».
Агата Кристи, имя которой стало олицетворением истории детектива, писала и вещи других жанров: у нее вышел томик стихов (под псевдонимом Мэри Уэстмакотт), ею написано шесть крупных произведений романтического характера, сборник забавных историй из жизни археологов, считающийся отчасти автобиографическим сочинением (муж ее, Макс Мэллоун, был археологом), историческая драма о фараоне Эхнатоне и автобиография, изданная посмертно. Неудачные приключения с художественной литературой всегда возвращали ее к жанру детектива.
Метод работы Агаты Кристи характерен для плодовитых писателей: замыслы приходили к ней чаще всего во время купанья или когда она грызла яблоки; тему она разрабатывала мысленно, давала ей созреть и переходила к сочинению подробностей, когда тайна бывала ею уже раскрыта. По собственному признанию, одну из своих книг она написала всего за шесть недель.
Нет континента и едва ли сыщется страна, где бы не знали ее имени.
В царстве детектива, где королева Агата Кристи, премьер-министром можно считать поселившегося в Англии Джона Диксона Карра (1905–1977), американца по происхождению. Издавался он и под псевдонимом Картер Диксон. С юных лет он был поклонником Шерлока Холмса и великого волшебника Оза. В его писательском творчестве соединяются эти два идеала.
В противоположность Агате Кристи с ее реализмом, точнее, требованием правдоподобия, Джон Диксон Карр всегда искал абсурда, так называемых невозможных преступлений, самых ошеломительных, поистине исключительных. Разумеется, соблюдая кодекс правил классического детектива, он никогда не прибегал к спасительной иррациональности.
Не случайно он сделался самым страстным и компетентным знатоком загадок типа запертой изнутри комнаты. В его сказках читателю важно не столько разоблачить личность преступника, сколько предугадать метод совершения убийства. Загадки Дж.Д. Карра так уникальны, что их можно сроднить разве что с изощренными ребусами американца Эллери Куина. Оба они настоящие иллюзионисты жанра.
Карьера Джона Диксона Карра началась в 1930 году с истории «Бродит ночь», а самые удачные книги приходятся на довоенное и военное время. Это «Три гроба», «Убийство сэра Эдмонда Годфри», «Горящий двор» и другие.
Бессмертна фигура сочиненного им в 1933 году детектива доктора Гидеона Фелла — врача, рассудительного естественника, героя двадцати четырех его книг. Еще двадцать два сюжета посвящены сэру Генри Мерривейлу, олицетворяющему трезвый ум и английский здравый рассудок. В тридцатые годы Дж.Д. Карр написал еще пять приключений инспектора Бенколина.
После пятидесятого года он издал десять исторических детективов. В произведении «Время чертова отлива» он воспроизводит настроения рубежа XIX и XX веков, в «Невесте из Ньюгейта» и «Гори, огонь!» воссоздает Лондон XIX века, в «Тайне лондонского моста» уводит читателя в XV1I1 век, а в «Дьяволе в бархате» и «Чрезвычайно секретно» — в XVII. Архаизированная обстановка служит отличным фоном для его сюжетов и открывает новые возможности для игры, столь необходимой в любой детективной истории.
В Европе и Америке многие пробовали свои силы в жанре исторического детектива, среди них Агата Кристи, Эллери Куин, Миньон Г. Эберхарт, Джозефин Тей, Чарлз Э. Грей, Джон Вагнер, а в последние годы Дж. Г. Джеффри и Ричард Фолкирк. Итак, перед знаменитыми детективами раскрылись даже ворота времени, и сегодняшний читатель получает весьма причудливые впечатления, когда следует за своими любимцами в Древний Рим или Древний Египет. Сказка не знает границ.
Несколько писательниц — Дороти Л. Сейерс, Найо Марш, Марджери Эллингхем, Мэри Келли и Джозефин Тей — представляют особую школу. С точки зрения истории жанра их объединяет следующее: они создали то, что мы можем назвать социальным детективом.
Дороти Ли Сейерс (1893–1957) сделала сюрприз своим читателям в книге «Чье тело?», представив им лорда Питера Уимси, в полной мере достойного, чувствующего себя как дома и в высших кругах детектива-аристократа. Писательница, которую сейчас вспоминают скорее как эстета жанра, чем как его представителя, признавала, что «ни один литературный жанр не способен продержаться долго, если оторвется от великих вопросов человечества и современных течений литературы... Настало время вернуться к викторианскому характеру детектива, то есть нужно увидеть в нем и социальный, и психологический роман».
Подобной концепцией, да и писательской практикой она, правда, повысила свой авторитет в кругах современных английских критиков, но оказала скверную услугу жанру, который хотела облагородить. В «детективном романе» Сейерс сыщик, вместо того чтобы заниматься своим делом, живет общественной жизнью, распивает чай, ходит по театрам, принимает приглашения на уик-энды. Вместо ожидаемых удивительных поворотов и интеллектуальных вопросов читатель должен довольствоваться салонной болтовней. Ее роман так и остался мешаниной, винегретом, оставляющим скверный вкус во рту: он не соответствует мерке ни социального романа, ни детектива. Впрочем, Дороти Ли Сейерс оказалась самокритичной и уже в тридцатые годы прекратила писать.
Марджери Эллингхем (1904–1966) тоже была сторонницей этой концепции. В своих произведениях она смешивала проблемы буржуазной частной жизни с охотой на человека. Один из подзаголовков Дороти Ли Сейерс — «любовная история с детективными эпизодами» — мог бы служить эпиграфом для всего творчества Эллингхем. В 1928 году она представила читателям Альберта Кэмпиона, обладающего большими светскими навыками, однако его вечная болтовня быстро наскучивала. Короткая карьера Эллингхем к середине тридцатых годов миновала свой зенит.
Очень известный критик Эдмунд Вильсон правомерно назвал произведение Сейерс «Девять портных» одной из самых скучных книг в его жизни, а «Цветы судье» Эллингхем «совершенно нечитабельной». Однако наиболее уничтожающе он отозвался о Найо Марш (1899–1982), самое удавшееся произведение которой, «Увертюру к смерти», он оценил, сравнивая с упомянутыми ранее, как бездарное и низкопробное. Его отрицательное мнение сейчас кажется еще более обоснованным.
Среди писательниц, экспериментировавших с «социальным детективным романом», наиболее приемлемые вещи создавала, пожалуй, Джозефин Тей, настоящее имя которой было Элизабет Макинтош (1897–1952). Звезда ее взошла после второй мировой войны. Сознательное применение психологических средств поднимало ее над остальными.
Эти профессоры Хиггинсы женского рода напрасно обучали детективные истории правильно говорить, болтать в литературном стиле; когда такая история заговаривала, тотчас выяснялось, что она ниже того, чем хочет казаться, и сразу становилось видно, что надетое ею бальное платье с чужого плеча.
Другие писатели золотого века продолжали ехать по рельсам, проложенным Эдгаром По и Конан Дойлом; для обзора истории жанра на сей раз достаточно упомянуть имена самых выдающихся, тех, чьи отдельные произведения привлекли особое внимание современных им читателей и критиков, тех, кто стал разработчиком жанра, а не только его представителем.
«Бочка» Фримена Уиллса Крофтса (1879-1957) принесла жанру всемирный успех и увеличила лагерь его почитателей. Автор был специалистом постепенного уничтожения неуязвимого алиби. В семидесятые годы нашего века потрясающий американец лейтенант Коломбо на наших глазах проделывал именно такие фокусы на экранах телевизоров.
Первое произведение Джозефа С. Флетчера (1863–1935) — «Убийство посреди церкви» — стало настолько популярным, что американский президент Томас Вудро Вильсон не постеснялся признать его своей любимой книгой.
Харвей Дж. О’Хиггинс (1876–1929), первый детективный писатель-психоаналитик, создал Барни Кука.
Энтони Беркли Кокс (1893–1970) знаменит с многих точек зрения. Он основал в Лондоне Клуб детективов, в качестве дуайена корпуса детективных писателей его почитают и за океаном, в Америке. Его «Случай с отравленным шоколадом» — школьный пример классического английского детектива. В нем писатель предлагает шесть различных разгадок тайны, из которых, конечно, правильна лишь одна.
Отвернувшись потом от созданного им самим идеала, он под псевдонимом Франсис Айл опубликовал произведения, центральную роль в которых играет не расследование, а психологический показ преступления. Его концепция одинаково повлияла и на Жоржа Сименона, и на Дэшила Хэмметта.
Часто упоминают имена двух беллетристов «голубой крови», преувеличивая их повествовательные достоинства: ни И. Филлпоттс, ни А.А. Милн не сумели противостоять соблазну детективного жанра. Выдержавшая много изданий и ставшая знаменитой книга последнего «Тайна красного дома» сейчас изрядно поблекла.
В написанной совместно книге «Сэр Джон выходит на сцену» Клеменс Дейн и Хелен Симпсон впервые вывели детектива-актера. О нем хорошо помнил Эллери Куин, разрабатывая образ своего Друри Лейна.
Похож на него и удачливый герой Генри К. Бейли (1878–1961) доктор Рэджи Фортьюн, этакий интуитивный сыщик. Благодаря восприимчивости, свойственной художественной натуре, он замечает то, что ускользает от внимания полицейских служак.
Джон Роуд, настоящее имя которого Сесил Джон Чарлз Стрит (1884–1964), развлекал своих читателей героем иного характера. Его доктор Пристли — естественник, немного суховатый, слегка умничающий, что не мешает и ему находить себе почитателей, в особенности после приключений, описанных в книге «Паддингтонская тайна».
Майкл Иннес (р. 1906) — автор многих считающихся классическими книг; в них нашим поводырем является инспектор сэр Джон Эпплби. Наибольший успех снискало его произведение «После сдачи номера».
Сенсацию в кругах публики вызвала книга «Рашпиль» Филипа Макдоналда (р. 1896?). Однако для нынешнего читателя это всего лишь литературоведческий документ, памятник вкуса эпохи.
Более известны еще Гледис Митчелл, Энтони Гилберт (настоящее имя его Луси Маллесон), Джозефин Белл (настоящее имя Дорис Белл), Кристофер Буш, Эдуард Грирсон, Эдмонд Криспин (то есть Роберт Брус Монтгомери), Джульян Саймонс (он же эстет жанра), Реймонд Постгейт, Рой Викерс, Маргарет Эрскин, Клейтон Роусон, Уинстон Грэхем и другие.
Стиль Эдгара Уоллеса (1875–1932) противоположен поколению золотого века и родствен скорее «жесткой школе», вошедшей в моду в тридцатые годы, на которые падает его настоящая популярность.
В возрасте двенадцати лет Уоллес бросил школу, нанялся разносчиком газет, был мальчиком на посылках, продавцом, заводским рабочим, поваром, грузчиком, журналистом, романистом и драматургом.
Первый его детектив «Четверо справедливых» появился в 1905 году. За ним последовало около двухсот других произведений, среди них «Красный круг», «Летающая гвардия», «Башня насилия». Из пьес наибольшим успехом пользовались «Таинственный мастер», «Календарь» и в особенности «На месте преступления».
В качестве репортера он был свидетелем англо-бурской войны. Приобретенные в тот период впечатления изложил впоследствии в нескольких юмористических романах на африканские темы; написанные с типичной для Уоллеса вульгарностью, они представляли собой собрание распространяемых об африканцах суеверий, клеветы, антинаучных предположений. Низкий уровень его писаний объясняется тем, что он никогда не поднимался над своими идеалами — журналистами «Дэйли Мэйл» и других, бульварных листков, а также авторами взятого в публичных библиотеках макулатурного чтива. Несмотря на это, приключенческие книги, выходившие под его именем, были настолько модны, что даже такого известного венгерского писателя, как Фридеш Каринти, побудили к сочинению пародии на Уоллеса.
Его так называемые детективы состоят не столько из расследований, сколько из преследований. Преступника он часто представляет еще до появления на сцене полицейского либо сыщика и знакомит с историей его поимки, пользуясь техникой приключенческого романа. Его вдохновляла хорошо ощутимая романтика мира американских гангстеров, хотя часто в качестве фона он выбирал окутанные жутким туманом берега Темзы или узкие переулки Сохо. Люки с захлопывающимися крышками, сообщники, переодевания, неожиданно возникающие близнецы, тайники в письменных столах, экзотические притоны, скрытые туннели и подземные выходы, сотканная опытными руками уголовного мира сеть, охватывающая даже аристократические салоны, — все это привлекало и завораживало его читателей и зрителей в театрах и кинозалах.
Арнолд Беннетт уже в 1928 году обратил внимание на один из самых главных изъянов в воззрениях Эдгара Уоллеса: его безграничный конформизм.
Биограф Уоллеса Маргарет Лейн посредственность творчества писателя охарактеризовала таким образом: его идеал — волнение, свободное от тревоги, напряжение без страха, обезболенное насилие и лишенный отталкивающих аспектов ужас. Она могла бы добавить сюда преступление без вины и романтику без чувств, если б могла такое выдумать. Подобные воззрения закономерно требовали хеппи-энда, залитого солнцем сада в конце каждого таинственного подземного хода. У обрисованных им с симпатией фигур ни один волос не мог упасть с головы. В его писаниях ничто не тревожило. Он не дразнил читателя даже оригинальной тайной, слегка щекочущей разум, как это делается в хорошем детективе. Скорее все приглушал. Подчинял всё лжеволнениям акций.
Самый строгий его критик Колин Уотсон без околичностей заявил: «Пытаться оценивать произведения Уоллеса литературными мерками было бы столь же бесплодно, как рассматривать кучу щебня глазами скульптора».
Самым знаменитым американским представителем детектива, сконцентрированного вокруг задачи-головоломки, был Эллери Куин, творец одноименного сыщика. Он в одинаковой мере и отличный писатель, и выдающийся эстет жанра, и недюжинный редактор.
Писательский псевдоним скрывает двух двоюродных братьев. Фредерик Данней (1905–1982) и Манфред Б. Ли (1905–1971) так никогда и не раскрыли, как они работали, каким было у них разделение труда. В дальнейшем, как мы это делали до сих пор, будем считать их одним лицом.
Первая книга Эллери Куина была написана в 1929 году, когда он решил принять участие в объявленном конкурсе, на котором и получил премию. За «Тайной римской шляпы» последовало еще около семидесяти других произведений, многие из которых имели международный успех.
Композиция его произведений в основном соответствует классической английской модели, однако цель его заключалась не просто в раскрытии правды в конце действия, но и в поэтапном анализе истины по ходу дела.
Он блестяще манипулирует страхом. В его тайнах, по крайней мере в их изложении, малодостоверности; они расширяются до ирреальности, под тенью страха принимая неправдоподобные и ужасающие пропорции. Страх, когда-то создавший религии, под пером Эллери Куина укрощается и становится скорее игрой. Он творит сюрреалистические детективные истории, что проявляется. как в его странных образах, необычных тайнах, так и в гротесковом характере улик. В «Живых и мертвых» принадлежащий старой деве-миллионерше нью-йоркский дворец — подходящее место для сказок о ведьмах — населяют шесть юношей и девушек, родных и сводных братьев и сестер. Каждый из них обладает резко очерченным, индивидуальным характером, среди них и собирает свою жатву смерть. В «Решающем ударе» преступник посылает облюбованной жертве вызывающие трепет подарки.
Чрезвычайное внимание уделяет Куин и выбору места действия. В истории «Что-то случилось в универмаге» труп оказывается в витрине, в «Тайне римской шляпы» убийство происходит на сцене во время спектакля. Первый акт «Смерти, крутящей проигрыватель» идет в радиостудии, и свидетелями убийства становятся миллионы слушателей.
Преступники часто скроены по образу и подобию частного детектива, носящего имя автора, они прибегают к переосложненным акциям, их преступления — это всего лишь абстрактные хитросплетения. В этих чрезвычайных приключениях частный детектив и преступник одинаково философствуют. Логика здесь утончается, становясь декоративным элементом.
В книгах Эллери Куина часто происходит несколько убийств; и преступление, и следствие являют у него процесс. Загадка предстает перед нами не статичной тайной, а меняющей облик задачей. Формулу классического английского детектива с одним неизвестным, где обычно приходится решать проблему одного преступления, автор заменяет уравнением со многими неизвестными.
Эллери Куин дошел до последней границы классической формы жанра. Часто разгадки его по вкусу лишь читателям-гурманам, узкой группе посвященных. Читая «Алые буквы», приходится листать энциклопедию, для расшифровки «С глазу на глаз» нужно знать ноты, а для понимания «Последнего дела Друри Лейна» — творчество Шекспира.
Его сыщики — иллюзионисты. Они ослепляют нас каким-либо решением, чтобы потом, высмеяв нашу доверчивость, из-за одного недостающего звена элегантно разрушить тщательно выстроенную разгадку, перегруппировать все на наших глазах и предложить новое решение. В своих первых вещах он ввел моду на «вызов», побуждая читателя к высказыванию собственного мнения. «Тайне голландских ботинок» он дает подзаголовок: дедукционная задача.
Эллери Куин лучше всех — даже во внешней форме — показал, что игра — крайне существенный признак детектива. В «Тайне римской шляпы», которая уводит нас в мир театра, он дает список действующих лиц на театральной афише. «Чудо десяти дней» вместо глав делит на дни. В «Четвертой стороне треугольника» первые три части он посвящает отдельным подозреваемым, а в части под названием «Четвертая сторона» доказывает свое казавшееся невероятным решение. «Трагедию X» он делит на акты и явления, «Трагедию Y» заканчивает ремаркой: «занавес». В «Алых буквах» названия глав заменяет буквами алфавита. Читая начальные буквы названий глав в «Тайне греческого гроба», узнаешь имя автора и название произведения. А в «Двуличном Джимболле» название каждой главы — существительное, начинающееся с буквы «т», и т.д.
В первый творческий период (1929–1936) в его произведениях преобладали загадочные элементы. Затем шесть лет ощущалось влияние Голливуда: сюжет упростился, автор стремился к киноэффектам; тогда он писал и пьесы для радио. В 1942–1958 годах он снова меняет стиль, изображает атмосферу маленьких американских городков, дает достоверные характеристики. К этому периоду относится несколько его «вечно молодых» книг: «Злополучная деревня», «Чудо десяти дней», «Многохвостая кошка», «Источник зла», «Решающий удар» и т.д. Вслед за этими удачными вещами он замолчал. а с 1963 по 1971 год из-под его пера вновь вышло несколько шедевров: «Четвертая сторона треугольника». «Игрок с другой стороны», «И на восьмой день...», «Последняя женщина в его жизни» и другие произведения.
В шестидесятых годах появилось множество дешевых приключенческих романов, изданных под именем Эллери Куина; эти произведения написал не он. Чья-то попытка нажиться на его имени кончилась неудачно.
Несколько историй Друри Лейна Эллери Куин опубликовал под псевдонимом Барнаби Росс. Кроме того, он писал радиопьесы, сценарии, пьесы для театра, комиксы и статьи — обработки случившихся в действительности преступлений. Он был главным редактором «Мистери Мэгезин Эллери Куин», редактировал около пятидесяти тематических антологий, среди которых наиболее интересная «Вызов читателю»: в выступающих под фальшивыми фамилиями знаменитых детективах по их характерному поведению читателю предлагалось отгадать их истинные имена. В семидесятых годах был поставлен многосерийный телевизионный фильм о приключениях Эллери Куина, на гербе которого красовались пистолет и пишущая машинка.
Рядом с Эллери Куином отнюдь не теряется Эрл Стенли Гарднер (1889–1971), адвокат, ставший писателем. В своем знаменитом защитнике Перри Мейсоне он изобразил самого себя.
В 1933 году появился его «Случай с фальшивым глазом», потом из творческой мастерской писателя вышло еще около ста двадцати книг. В своих произведениях, особенно в написанных до второй мировой войны, он следует традициям детектива головоломного типа, но позднее часто нарушает классические заповеди, выводя на сцену соучастников, смягчает строгость, проявленную вначале в отношении теоретической безошибочности решений.
Очарование его историй прежде всего в том, что герои у него прочно стоят на почве действительности, лишены даже намека на мистику. Его произведения всегда разыгрываются в крупном городе, в урбанистической обстановке, к тому же при солнечном освещении, когда ошеломляющие вещи могут свершаться, но необъяснимые или нераскрываемые — никогда.. То. что случается с его героями, может в любое время произойти с читателем.
Гарднер — прирожденный эпический писатель. Его читатель интересуется не столько остроумным решением загадки, изобретательностью, проявляющейся в тайнах, сколько безошибочно закрученной нитью сюжета, рафинированными юридическими схватками детектива-адвоката с прокуратурой, чаще всего с его постоянным противником главным прокурором Гамильтоном Бургером (чье имя напоминает популярные американские булки с котлетой — гамбургеры) и, конечно, с полицией. Действие всегда достигает кульминации на судебном разбирательстве: здесь под ураганным огнем перекрестных вопросов Перри Мейсона и «раскалывается» преступник.
Читатель потому легко отождествляет себя с Перри Мейсоном — и в этом еще одно очарование книг Э. С. Гарднера, — что защитник выступает чемпионом личной свободы против местных властей и бездушного механизма правосудия, против жестокости и бессовестности.
В журнале «Аргоси Мэгезин» Эрл С. Гарднер вел адвокатский раздел, 'занимался делами бедных и — предположительно — невинно осужденных людей. Он был криминалистом в самом полном смысле этого слова; с постоянным интересом внимательно следил за техническим и методологическим развитием этой области науки.
Начиная с пятидесятых годов его истории посвящались отдельным выдающимся представителям криминалистики, а их деятельность оценивалась в предисловиях.
Он написал восемь книг на другие темы, в большинстве посвященных любимому хобби — рыболовству и охоте.
Свойственный Гарднеру реализм приблизил его к направлению «жесткой школы». Это ощущается в книгах, опубликованных им под псевдонимом А. А. Фэйр: «Безумцы умирают в пятницу», «Для западни нужна живая наживка», «Кошки охотятся ночью» и т.д. Таких книг было двадцать пять. Лихой частный детектив Доналд Лэм, его не менее лихая начальница Берта Кул, дама в центнер весом, — образы индивидуализированные, наделенные юмором. .
Несколько коротких детективных историй он издал под псевдонимом Чарлз М. Грин в журнале «Блэк Мэск». Менее известно, что под именами Карлтона Кендрейка и Чарлза Дж. Кенни тоже скрывался Эрл Стенли Гарднер.
Рекс Тодхантер Стаут (1886–1975) — автор многих десятков детективов. «Слишком много поваров», «Перед полуночью», «Убийство, как его описали» и т.д. — все это сравнительно поздние плоды его труда. Первое произведение он издал в возрасте сорока восьми лет. Своеобразие ему придавала двойственность. Его детектив Ниро Вульф — фигура, характерно индивидуализированная в классическом стиле. Ум у него аналитический, радость жизни — кроме деликатесов его кухни, пива и разведения орхидей — заключается в разгадывании кажущихся неразрешимыми загадок. Однако его помощник и коллега Арчи Гудвин, в отличие от растяпы Уотсона, так же хорошо использует кулаки, как и свой ум, и с безмятежным цинизмом комментирует события от первого лица. Следовательно, в произведениях Стаута присутствуют оба направления американского детектива.
Уиллард Хантингтон Райт (1883–1939), писавший под псевдонимом С.С. Вэн Дайн, принадлежит к поколению Агаты Кристи. Начал он свою писательскую карьеру в 1926 году книгой «Дело о бенсонском убийстве», в которой вывел фигуру детектива Фило Венса. Его сочинения примыкают к линии Эдгара По и Конан Дойла, но чувствуется в них и влияние «социального детектива». В целом, следовательно, он является выразителем скорее английского, чем американского стиля, если вспомнить, например, такие логически безошибочные произведения, как «Дело об убийстве канарейки», «Таинственный бегун», «Роковая ставка», «Все бокалы подозрительны».
У.Х. Райт вообще-то был известным художественным критиком, но однажды во время долгой болезни, читая по указанию врачей книжки только легкого содержания, познакомился с детективными историями. Свои интересные теории он не смог осуществить в этом жанре достаточно ярко и увлекательно, хотя отдельные его вещи и сейчас считаются изысканными.
Миньон Гуд Эберхарт (р. 1899) относится к тому же поколению. Круг его читателей тоже не ограничивается пределами континента, и он может этим гордиться. Своей популярностью одно время он был обязан ловкой медицинской сестре-сыщице Саре Кит, которая как в профессиональной, так и в частного характера деятельности руководствовалась огромным уважением к человеческой жизни. «Труп другого мужчины», «Дом другой женщины», «Враг в доме», «Стеклянные тапочки», «Сосед», «Пациент из палаты № 18», «Неизвестное количество» и т.д. — все эти произведения соответствуют классической модели.
Эрл Дерр Биггерс (1884 1933) считается одним из наиболее удачливых авторов периода между двумя мировыми войнами. Однако в очерке по истории детектива его имя следует упомянуть не в связи с этим, а потоку, что он был первым, кто без всяких расовых предрассудков ввел в жанр восточные элементы в лице популярного Чарли Чена. В этом азиате с поистине светлой душой — кстати, единственном в детективной литературе — он образно уловил мистику, в то время как для остальных авторов острой приправой служили странные тайны или вызывающая страх усложненность действия. «Дом без ключа» — его первое произведение, появившееся в 1.925 году.
Среди прочих известных авторов, пишущих в классическом стиле, следует упомянуть Энтони Аббота, Энтони Ваучера, Хелен Мак-Клой, Франсес Ноэс Харт.
Кодекс правил Реймонда Чандлера В период между двумя мировыми войнами мода на вытесняющий действие роман-эссе, на романы, вдохновленные фрейдизмом и прочими психологическими школами, способствовала расцвету классического детектива. Этот вид детектива претендовал на интеллектуальность, был построен на психологических манипуляциях, сконцентрирован на тайне и новых ее разгадках.
Неизбежно последовала реакция: маятник качнулся В другую сторону, после отлива наступил прилив. Сторонники новой школы потребовали от детектива изображения жизни, реализма, а в своей писательской практике — слишком далеко прыгнув — соскользнули в натурализм.
Тишину салонов сменил детектив нового типа с шумом улиц, оглушающей музыкой баров, кулачными потасовками в переулках, грохотом выстрелов и едким пороховым дымом.
Самым известным теоретиком новой школы стал американский писатель Реймонд Торнтон Чандлер (1888–1959). Его эссе «Простое искусство убийства» вышло в 1949 году. К тому времени он уже смог обобщить двадцатилетний опыт написанных в новом стиле книг. В своих ставших знаменитыми размышлениях он утверждает, что детектив упростился в клише, из заданной тайны постепенно ушла жизнь, одним словом, «роман-головоломка» отказался от изображения действия, составляющего суть всех эпических произведений. Он весьма пренебрежительно отозвался о творчестве двух апостолов — Эдгара По и Конан Дойла, присовокупив к этому категорически сформулированную мысль: «У этой литературы нет и не может быть классиков; свои произведения я пишу не претендуя на то, что они и спустя десять лет кому бы то ни было доставят удовольствие».
Конечно, это ни в коем случае не является истиной. Он и сам стал классиком и развлекает вот уже второе поколение читателей. Чандлер не принимает возможностей жанра, отличающихся от традиционной эпической структуры. Поэтому снабжает коллег-писателей такими хорошими советами:
— Исходное положение дела должно быть столь же достоверным, как и его окончание. Герой, окружающая его обстановка, более того, даже убийство и ход расследования должны быть жизненными.
— Детективный роман должен быть ярким, интересным, богатым действием, чтобы развлекать независимо от преподнесенной тайны, приключения сами по себе должны обладать ценностью.
— Композиция должна быть простой. Это способствует простоте разгадки, что, впрочем, самое трудное: облегченное решение не удовлетворит взыскательного читателя и, напротив, усложненное заставит скучать более невежественного. Роман должен удовлетворять требованиям и того, и другого читателя.
— Писатель должен относиться к читателям с реалистическим чутьем: не только разбрасывать улики, но и привлекать к ним внимание. Пример Р. Остина Фримена доказывает, что нет необходимости до конца водить читателя за нос. Наполовину разгаданная тайна занимательнее.
— Разгадка должна быть такой, чтобы другую и представить было бы невозможно.
— Преступник должен понести наказание, и не по моральной, а по той простой причине, что неоконченное приключение всегда вызывает чувство, будто чего-то недостает.
Когда Чандлер взыскателен в отношении разгадки или читабельности, он стучится в открытую дверь. Однако он ошибается, когда критикует свойства приключенческого романа, изображение жизни вообще или «реализм», словно детектив и в самом деле является настоящим романом.
Джон Дейли первым в Америке издал чистейшую «hard-boiled»[15] историю. Называлась она «Белый круг» (1926). До этого в его опубликованных коротких приключениях уже выступал сыщик с крепкими кулаками — Рэйс Уильямс, идеал детектива нового типа.
Однако истинным творцом модели и одновременно одним из самых характерных американских создателей жанра был Сэмюэл Дэшил Хэмметт (1894–1961). Карьеру свою он начал не как писатель, а как сыщик агентства Пинкертона.
Выведенные им лица не беседуют, не размышляют, не анализируют, а просто-напросто делают выводы и тотчас действуют. Местом событий служит не шикарно меблированный буржуазный дом, а улица. Герой — не джентльмен-любитель, а профессиональный частный детектив, мужчина, похожий на самого автора: бедный, слегка циничный, но честный и, главное, деловитый. Не игра, не честолюбие, не скука склоняют его к приключениям; просто этим он зарабатывает хлеб насущный. Хэмметт возвращает убийство в среду людей, которые обычно его совершают, к тому же по весьма конкретным причинам, а не для того, чтобы доставить неожиданную радость уважаемому читателю, преподнеся ему нечаянный труп.
Орудием убийства являются уже не дуэльный пистолет, не кинжал из фамильной коллекции оружия, не осыпанная ядом роза и не прочие рафинированные барские выдумки, а на самом деле используемые в жизни орудия убийства человека.
Действующих лиц, приглашенных на страницы книг прямо из жизни, он не приукрашивал, диалоги не дистиллировал, а воспроизводил в их суровой действительности. Писал монотонным стилем, чуть ли не грубо. Главные его характеры — убийца и охотник за людьми — словно профили одного и того же мужского лица, увиденного с разных точек.
И что очень важно: в его произведениях возникает не только мир американских гангстеров, местный колорит с его грубой реальностью, но и все американское общество.
Он писал о полицейской коррупции и грубости, о политических движущих пружинах преступлений, о роли крупного капитала и т.д. Такими темами в американской литературе до него занимались только склонные к натурализму писатели критического реализма, так называемые «muck-rakers»[16].
Некролог на смерть Хэмметта написал в «Леттр франсез» не кто иной, как Луи Арагон. В нем он, между прочим, утверждал: «... мне его романы лучше представили характер современного общества, нежели некоторые толстые научные трактаты».
Когда знаешь жизненный и творческий путь писателя, то не кажется случайным тот факт, что, покончив с писательством после второй мировой войны, он принимал участие в левых политических объединениях. Его таскали в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, вследствие этого из всех зарубежных американских библиотек в 1953 году изъяли его книги. (Кстати, его коллега-писатель Рекс Т. Стаут тоже имел много неприятностей с властями из-за своих выступлений против жестокости полицейских и атомного вооружения.)
Первая книга Хэмметта вышла в 1929 году, называлась она «Красная жатва». В течение трех лет за ней последовали «Проклятие Дэйна», «Мальтийский сокол», «Стеклянный ключ» и «Худой человек».
Своеобразный терпкий юмор Хэмметта создал в детективах моду на остроумно-цинично-лихие диалоги. Благодаря непосредственному опыту, пережитым впечатлениям, он пришел к идеалу человека, борющегося с опасностью, и к отрывистой, лаконичной манере разговора, соответствующей натуре такого героя. Таким языком говорит самый суровый и жесткий в детективной литературе мужчина — Сэм Спэйд.
В тридцатых годах Хэмметт, а в сороковых Реймонд Торнтон Чандлер были самыми характерными и выдающимися представителями «жесткой школы» в Америке. Герой Чандлера Филип Мэрлоу — родной брат безжалостного, цепкого сыщика Хэмметта. Он так же критически смотрит на все, что его окружает, имеет определенное мнение о том обществе, в защиту которого используются его услуги. Проблемы в книгах Чандлера связаны с тем, что он хочет высказать: погоня за долларом и взгляд на вещи, который ставит во главу угла деньги, нравственно разъедают американское общество. Однако тождественность восприятий и взглядов никоим образом не может бросить на Чандлера тень эпигонства; Как суверенная индивидуальность, в исторической ретроспективе он стоит рядом с Хэмметтом, а не бредет за ним вслед. В отношении же писательского мастерства он попросту превосходит Хэмметта.
«Маленькая сестра», «Прощай, любимая!», «Высокое окно», «Женщина в озере» имели ошеломительный успех.
Его жизненные сюжеты некоторые критики поднимали чуть ли не в ранг художёственной литературы, и уж достоверно известно, что многие миллионы читателей видели в нем нового Хемингуэя, книги его причисляли к романам о второй мировой войне, которые были хрониками суровой действительности, неприкрашенной человеческой жестокости. Уровень его произведений удовлетворял даже Уильяма Фолкнера: по роману Чандлера «Долгий сон» он написал сценарий для фильма.
Европейские последователи Хэмметта и Чандлера завалили рынок книжной макулатурой — нельзя сказать, что в Соединенных Штатах Америки складывалось по-иному, — и тем самым доверие к новому стилю было подорвано. К этому разжиженному потоку можно причислить и автора небезызвестной серии «Булдог Драммонд» Х.К. Макнила (1888–1937), сюда же примыкает Питер Чейни ( 1896–1951), создавший в образах Лемми Коушна и Слима Калагана идеалы, которые несомненно доставляют развлечение, но в нравственном смысле отнюдь не являются поучительными.
Из этого потока писателей выделяется Лесли Чартерис, настоящее имя которого Лесли Чарлз Боуйер-Йин (р. 1907). Это один из наиболее переводимых в мире авторов середины века. Успехом он обязан в основном лихому, своеобразному, наделенному большим юмором образу Ангела — Саймону Темплеру. Книжный Ангел — фигура более колоритная, нежели тот Саймон Темплер, которого мы видели на телевизионном экране, да и характер у него менее безупречный.
Полиция, из-за того что он крадет драгоценности и участвует в дуэлях уголовного мира, заканчивающихся человеческими жертвами, считает его нежелательным элементом, но доказать ничего не может.
Не трудно узнать в нем потомка Раффлса и английского родственника Люпена. Что отличает его от героев эпигонов Хэмметта, так это хорошие манеры, яркая индивидуальность, изысканность, проявляющаяся не только в манере разговора, но и в действиях. Разумеется, он безукоризненно одевается, имеет диплом летчика, свободно владеет многими языками. Слишком хорош, чтобы быть истинным! Это герой сказочный. Из полусотни разных его приключений многие изданы и на венгерском языке: «Трое против дьявола», «Ангел отправляется в путь», «Ангел расследует», «Ангел вмешивается» и т.д. Своеобразие его еще и в том, что он первый международный авантюрист, светский лев, с одинаковой уверенностью ведущий себя на сценах пяти континентов: «Ангел в Нью-Йорке», «Ангел в Европе», «Сеньор Ангел», «Круиз Ангела вокруг света» и т.д.
В континентальной Европе лишь немногие авторы творчески обогатили жанр; встречались выдающиеся его представители, однако они не меняли облик детектива. Тайны творческой мастерской искуснее всех освоили французы, но лучшие их произведения в большинстве случаев сияют лишь отраженным светом. Этому не противоречит даже первоначальный характер французского детектива: французы относятся к сыщику не с таким доверием, как англичане; остроумному преступнику во Франции легче завоевать симпатии публики, чем, скажем, в Англии.
Вследствие того что французский правопорядок ставит обвиняемого в более невыгодное положение, чем это бывает в английской судебной практике, где доказательства в полной мере ложатся на плечи прокурора, мотив изобличающей улики здесь не получает привычного для англичан и американцев акцента, и автору приходится меньше заботиться о нахождении этой улики. Создается впечатление, что французский читатель хочет больше прочитать о жизни как таковой и не любит ни самоцельную логическую игру, ни чванных и напыщенных сыщиков, которых читатель стран с английским языком воспринимает с добрым юмором.
Наиболее значительный среди французских авторов после Эмиля Габорио и Мориса Леблана — Гастон Леру (1868–1927), последний их современник. В произведениях «Тайна желтой комнаты», «Духи дамы в черном» и других мы вновь видим Шерлока Холмса в лице гениального студента Рультабия.
Среди писателей, выступивших позднее, первым завоевал себе имя Пьер Вери (1900–1960) произведениями «Завещание Базиля Крукса», «Исчезнувшие из Сент-Ажиля», «Убийство Деда Мороза», «Краснорукий Поли»; некоторые из них инсценированы для кино.
Многие вещи Станисласа Андре Стимана (р. 1908) тоже вошли в историю жанра: «Смертельный договор», «Убийца живет в 21-м», «Козыри мистера Венса». Оба писателя, как, впрочем, и другие — Жан Бомар, Ив Дартуа, Пьер Буало, Пьер Апестеги, Ноэль Вендри — приняли разработанные английскими мастерами правила таинственной сказки.
По-иному сложился творческий путь у самой выдающейся индивидуальности в истории французского детектива, бельгийца по происхождению Жоржа Сименона (р. 1903), который сначала публиковался под двадцатью различными псевдонимами, а с 1930 года напечатал под собственным именем более восьмидесяти детективных историй. Главный герой их — за небольшим исключением — инспектор Жюль Мегрэ (впервые он появился в романе «Питер-латыш» в 1931 году).
Эдгар По был вдохновителем тайны и выдвинул ее на первый план в своих произведениях. Дэшил Хэмметт интеллектуальное напряжение заменил волнением, вызываемым рядом натуралистических действий. Жорж Сименон попытался использовать третью возможность: сделал шаг в направлении беллетристики. Суть жанра он видит в обрисовке портрета, а разгадку находит в различных характерах.
Сименон — отличный знаток мелких буржуа, о них он и пишет. Местом действия у него становится то маленький фламандский городок, то порт на берету моря, то притоны крупного города, то замкнутая буржуазная обстановка.
«Я собираю людей, как иной — марки», — признается он. Сименон создал примерно две тысячи образов, собрав их во всех, какие только можно себе представить, уголках мира, во всех слоях общества. Это больше, чем у Бальзака. Но истинный предмет его внимания — маленький человек. Он исследует, что побуждает похожего на него самого и на всех нас, обычного среднего человека, не отличающегося как будто ничем от других весьма заурядных людей, на совершение чрезвычайного действия, убийства. В одном из своих интервью он сказал: «Я пытаюсь сделать каждый персонаж тяжелым, как статуя, хочу, чтоб он был братом всех людей на земле». И в «Мегрэ сомневается» его герой-детектив вторит ему: «Я думаю, что, прежде чем кто-то станет преступником, он ведет себя точно так же, как любой другой... Разве не найдется в Париже тысячи потенциальных убийц?»
Мегрэ не терпит чрезвычайного. Этот парижский полицейский служащий со всех точек зрения простой человек. Во рту у него торчит трубка, он носит мягкую шляпу и ботинки размером больше чем следует, предпочитает пиджаки с бархатными воротничками, дома любит ворошить в камине горячие угли. Он мог быть учителем, провинциальным врачом. Он не гений, но блестящий наблюдатель и прекрасный знаток человеческой природы. Его интересуют мелочи и тонкости — жесты рук, слова, улыбки, перехваченные взгляды, молчание.
В «Неудаче Мегрэ» любимый инспектор Сименона даже метод свой отграничивает от холмсовского и его последователей: «Человеческая правда одна. Ее нужно не выяснять с помощью строгой аргументации или логической реконструкции, а ощущать». Больше того: «Я узнаю, кто убийца, если уже опознал жертву», — уверенно утверждает он при знакомстве.
Инспектора Мегрэ почти не интересуют отпечатки пальцев, следы ног, алиби или то, каким образом убийца появился на месте преступления, а затем скрылся оттуда. Он ищет логику чувств. Традиционными средствами жанра пользуется редко (например, изобличая подделку картины знаменитого художника, доказывает, что Ван Гог всегда подписывался своим именем — «Винсент»). Мегрэ скорее будет беседовать с консьержкой, официантом кафе, размышлять о погоде, останавливаться среди людей, наблюдающих за игрой в карты, — чтобы постепенно понять комбинационный рисунок напряжения, исходящего от действующих лиц.
В отношении формы Сименон тоже пренебрегает опытом своих предшественников. Его история начинается чрезвычайно тщательным, но эскизным описанием, он мельком показывает место действия, представляет героев. Увертюра — это всегда психологический кризис, который переживают индивидуумы или семьи. Вслед за описанием он тотчас переходит к стремительному диалогу, непревзойденным мастером которого он остается по сей день. В его сюжетах нет поворотных пунктов, которых ждет читатель других детективных историй, но обнаруживаются факты, не являющиеся открытием, ибо они висели в воздухе, их появления уже как будто ожидали. В живописи манеру письма Сименона называли бы импрессионистской.
В конце сюжетной нити у него отсутствует привычное в англосакских детективах осуждение. Классические детективы редко обходятся без нравственного осуждения, восстановления справедливости, а книги «жесткой школы» — без социальной критики, разоблачительных намерений. Сименон отказывается и от того, и от другого. В «Неудаче Мегрэ» он пишет о своем инспекторе: «Он не осуждает. Это не его ремесло. Эту заботу он предоставляет другим».
Писатель рассматривает повседневные трагедии. И привлекает к ним внимание читателей: «это была трагедия, лишенная всякого величия» («Мегрэ»); «это было одновременно и трагическое и дурацкое дело» («Ночь на распутье»); «было смешно, вовсе не трагично» («Грошовый кабачок»); это дело «было жалким и смешным» («Преступление в Голландии»).
Его неизменный окончательный вывод: трудно быть человеком. Фантастическое он заменил человеческим, сказку — действительностью. Можно ли назвать его настоящим писателем-детективщиком? Пожалуй, он рангом выше.
Наряду с собственной традицией, восходящей к французским романам и романтике добрых разбойников, наиболее значительным источником венгерского детектива является деятельность наших художественных переводчиков, представлявших читателям на венгерском языке французских и англо-американских авторов этого жанра. Габорио, Леблан, Дойл, Честертон рано заговорили на венгерском языке благодаря таким известным писателям и переводчикам, как Михай Бабич, Фридеш Каринти, Аладар Шёпфлин, Арпад Тот и многие другие.
Первым венгерским автором детективов смело можно считать писательницу Эмму Орци (1865–1947), завоевавшую мировое имя своими приключенческими романами, в особенности серией «Пимпернел». Несмотря на то, что писала она по-английски и издавала свои произведения в Лондоне, где очутилась в юности, у нее было двойное гражданство в истории литературного жанра — английское и венгерское. Ее темы и образы очень часто навеяны венгерскими воспоминаниями.
В Венгрии попытки освоить жанр делали большей частью журналисты, знавшие читательский спрос и возможности рынка. В стране не сложилось цеха мастеров — группы авторов, работающих взыскательно и занимающихся преимущественно или исключительно детективами. Опубликованные истории, за малым исключением, были ниже литературного уровня и тонули в глубоких водах макулатуры. Не изменили этого положения и изредка публиковавшиеся отдельные бульварные книжонки, полные дешевого волнения, или детективные истории, написанные штурмовавшей ворота литературы молодежью и даже известными писателями и поэтами, охотно бравшимися порой за это, чтобы выйти из безденежья. Подобные истории писали в кафе Карой Аслани, Лайош Биро, Ласло Вечей, Бела Гадор, Андор Келлер, Бела Лелеси, Шандор Лештян, Мартон Ловаси-младший, Тамаш Мой, Андор Немет, Енё Рейто, Калман Строкаи, Ёжи Енё Тершански, Йолан Фёльдеш, Шандор Хуняди, Шандор Шащди, Янош Эрдёди и другие.
Большинство этих детективных историй, неразделимо связанных с приключенческим романом, появлялись в грошовых сериях «Атенеум», «Палладис», выходили книжонками в мягкой обложке в серии «Пешти Хирлап» издательства Легради. Среди еще более невзыскательных серий самыми известными были «Тарка регеньтар» («Пестрый склад романов») и «Вилагвароши регенек» («Романы столиц мира»). Издавалась и выбрасывалась на рынок еще более дешевая, чем вышеупомянутые, халтурная продукция, продававшаяся по десять филлеров за выпуск.
Жанрово чистый детектив мог попасть на полки читателей, пожалуй, только в переводах. Отчасти этим объясняется тот факт, что английское имя автора, англоамериканское место действия, словом, англосакская ситуация стала требованием рын|са. Поэтому большинство венгерских литераторов писали под псевдонимом или в крайнем случае выдавали себя за переводчика, да и то не часто.
Среди венгерских авторов стоит отдельно упомянуть три имени. Они возглавляют отдельные стилевые течения венгерского детектива.
Лучшим автором детективов был, несомненно, Жигмонд Хаваш (1901–1972). Он сильнее других ощущал кровное родство детективной истории и волшебной сказки и в своих книгах свободно использовал элементы сказочной игры, возможности места действия и ситуации, в которую попадали главные герои, и нередко абстрагировался от социально конкретных времени и пространства.
В его наиболее известных вещах ударно сочетаются фантазия автора и умение создать нужную атмосферу («Привидение в универмаге», «Тайна зеленых кружев», «Дом с кровавыми цветами», «Тигровая лилия», «Лестница семи печалей», «Кузнецы ночной фиалки», «Синяя лампа», «Баллада смерти», «Серая завеса»). Детективы Ж. Хаваша родственны скорее произведениям Эллери Куина.
Печатался он чаще всего под псевдонимом Спенсер Уоллз; не будь он пленником малораспространенного языка, он мог бы стать известным и за рубежами своей страны. Немало развлекательных произведений, изданных им под именем А. Астора, можно отнести и к другим жанрам.
Йожеф Надь писал под псевдонимом Джил Кросс. Он строго придерживался формулы жанра, разработанной Эдгаром По и Конан Дойлом. Тайна, дедукция и идеальный сыщик, обладающий аналитическими способностями, — вот три мотива, придававшие его вещам особенное своеобразие. Й. Надь, пожалуй, самый выдающийся представитель классического детектива в Венгрии. Главные его произведения: «Странный значок», «Месть принадлежит мне», «Красная черта», «Рука за шторой», «Подмененный ковер», «Сломанные очки», «Общество Синих».
Эдэн Барши (1904–1963) пользовался многими псевдонимами (Э. Гердо, К. Грин, К. Томпсон, К. Рин) и работал во многих развлекательных жанрах, наибольшего успеха, однако, достиг своими детективами, подписанными именем Э. Родригес. Стиль его отличался от стиля двух вышеупомянутых писателей — Йожефа Надя, избегавшего ярких ситуаций и характеров, и Жигмонда Хаваша, искавшего не только эпические, вытекающие из действия волнения, но и «поэтические», щекочущие фантазию разгадки. В самых характерных произведениях Эдэна Барши — «Убийство на сеансе», «Красный скорпион», «Банда Скорпиона», «Сияющий труп», «Пловучая смерть», «Смеющаяся смерть», «Привидение замка БоЛингбрук» — можно найти и богатый событиями приключенческий роман, и наводящие страх ужасные истории, и дедуктивные сказки.
Итак, три автора, все трое — первые в своей стилевой группе, три ласточки, которые и вместе не сделали весны. Но они были передовым отрядов, пионерами, несмотря на то, что продолжения не последовало.
Некоторое время после окончания второй мировой войны в Венгрии, как и в других странах народной демократии, детективы не издавали. Не публиковали не только венгерских авторов, жанр вообще выпал из планов издательств. •
В конце пятидесятых годов вслед за другими социалистическими странами и в Венгрии оживилась переводная литература этого жанра, на экранах кинотеатров и телевизоров появились фильмы на уголовные темы. Однако новыми возможностями мало кто воспользовался; были отдельные попытки, предлагались криминальные сюжеты, «упакованные» в чуждые детективу художественные формы. Настоящий, жанрово чистый детектив до сего дня заставляет себя ждать. Но есть уверенность, что он не опоздал окончательно.
За последние тридцать лет в Венгрии можно было уловить четыре волны развлекательной литературы с уголовной тематикой.
Наиболее читаемым автором в пятидесятых-шестидесятых годах был Андраш Беркеши (р. 1919), который во многие свои шпионские истории вплетал волнующие сюжеты, созвучные трагическим событиям 1956 года. Он увлекал не изображением характеров и не стилистическим мастерством, а тем, что мог заинтересовать читателя, используя достоверную отечественную обстановку и место действия. Хронологически вторым в области политического детектива, но более плодовитым автором был Енё Маттяшовски (1931–1984). Тридцать написанных им книг со всех точек зрения невзыскательные творения, однако у него была одна занимательная находка: читателю предлагалось «угадать» не преступника, а офицера контрразведки; во всех историях он предстает перед нами в другой ипостаси в числе подозреваемых лиц, и настоящее его лицо известно лишь руководителю контрразведки.
С начала семидесятых годов поднялась вторая — и хронологически, и по количеству писательской продукции — большая волна венгерских уголовных, так называемых подлинных историй, состоящих из воспоминаний сыщиков. Наиболее известный среди них — Берталан Маг ( р. 1911). Истинные его жанры — новелла и повесть. К этому же направлению принадлежат Ласло Сабо (р. 1931) и Иштван Пинтер (р. 1932), издавшие двадцать пять книжек — знаменитых уголовных историй, изобличений деятельности вражеских эмигрантских организаций, сборников криминальной хроники страны. Все это было написано в каком-то промежуточном жанре между документальным романом и уголовным репортажем.
Постепенно венгерская детективная история отделилась от политического детектива и приключенческого романа. Наиболее удачливым представителем этой, третьей, волны является Аттила Криштоф (р. 1938). В полдюжине его книг рядом уживаются ужас, порой гротеск и — легкий «разбавленный» стиль с элементами иронии и юмора. В последние пятнадцать лет в этом жанре появилось немало других имен.
Четвертую волну составляют авторы приключенческих и, в частности, экзотическо-приключенческих романов. Таковы произведения Ласло Л. Лёринца (р. 1939) и Андраша Тотиса (р. 1950). Популярный автор Иштван Немере (р. 1944) пошел еще дальше, в сторону научной фантастики.
Существует еще жанрово смешанная «серая зона»: несколько пародийных, иронических, гротесковых произведений с претензией на художественность. Таковы литературная болтовня Ласло Андраша «Мертвый верблюд», далее, разработка настоящего уголовного дела «Добрый вечер, лето, добрый вечер, любовь!» (роман и пьеса) Эндре Фейеша, причудливые выдумки Дюлы Хернади с аллегорически модернизированными отрицательными героями («Франкенштейн», «Джек Потрошитель», «Фантомас», «Дракула») или написанные на тарабарском языке так называемые уголовные романы Дэжё Тандори, которые, конечно, и не уголовные, и не романы. Несколько авторов попытались облечь детектив в форму детских сказок. Все эти усилия пока лишь документируют растущую популярность уголовной литературы.
С середины нашего века у детектива началась двойная жизнь: формы «романа» и «новеллы» дополнились зрелищем фильма (телефильма, видео) и, естественно, театра. Фильмы на уголовную тему встречались и раньше, пьесы — реже, однако теперь связь сделалась органичной.
Уже в творчестве Эллери Куина был голливудский период, когда истории его разбивались на диалоги и расчленялись на сцены, которые можно было эффектно заснять. Фильмы оказали влияние на американский детектив «жесткой школы». Характерный профиль Хамфри Богарта, его хриплый голос, слова, звучащие, как удары хлыста, горящая сигарета, небрежно сдвинутая в уголок рта, — все эти новые символы идеального частного детектива многие писатели, скопировав с экрана, перенесли в книги. В первой половине XX века детективные истории экранизировали, к шестидесятым-семидесятым годам сложилась обратная ситуация: имевшие большой успех кино- и телефильмы появлялись в «романизированном» варианте с иллюстрациями-кадрами из фильма. Таковы, например, произведения американских соавторов Ричарда Левинсона (1935–1987) и Уильяма Линка, которые, пожалуй, открыли новые возможности для телевизионного детектива. Они создали столь популярный образ лейтенанта Коломбо, написали множество эпизодов для имевших большой успех сериалов «Эллери Куин», «Убийство!», «Алфред Хичкок представляет» и т.д. В Венгрии хорошо известны по телевизионным экранам офицеры полиции Коджек из Нью-Йорка и Келлер из ФРГ, адвокат-детектив Петрочелли из Лос-Анджелеса и Ангел — элегантный британский авантюрист.
Влияние телевидения иногда бывает обоюдоострым.
В конце семидесятых годов популярности писателя Рекса Стаута немало повредило то, что провалился телесериал, посвященный его герою Ниро Вульфу, детективу с острым и быстрым умом, но весьма ленивому и тяжелому на подъем (а уж чего только в этот сериал не было вложено! Ради большего эффекта режиссер соглашался снимать только живые орхидеи знаменитого мастера, сыска и садоводства, отказываясь заменить их искусственными); но для американских зрителей он оказался чересчур интеллектуальным.
В Англии все приключения Шерлока Холмса, которого уже считают национальным достоянием, были неоднократно запечатлены на целлулоидной ленте, в последний раз в неподражаемом актерском исполнении Джереми Бретта. Соответствующие эпохе костюмы и достоверные экстерьеры и интерьеры привлекали не только поклонников жанра. Фигуры, описанные Агатой Кристи, Дороти Сейерс, Колином Декстером и другими, в визуальном воплощении словно зажили новой жизнью. Выполненные с исключительной тщательностью фильмы по произведениям Конан Дойла вдохновили литераторов на написание новых приключений Шерлока Холмса; ныне уже пятнадцать авторов сделали подобные попытки. Мысль вообще-то исходит от Джона Диксона Карра, который — совместно с сыном Конан Дойла, Адрианом, — первый опубликовал ряд историй.
Среди самых выдающихся драматургов, занимающихся уголовной тематикой, можно упомянуть английских соавторов-близнецов Питера и Энтони Левин (р. 1926), которые использовали псевдоним Питер Энтони, а лучшие свои пьесы подписывали именем Питер Левин Шаффер.
В Америке стали популярными мюзиклы по оставшейся неоконченной истинно детективной истории «Тайна Эдвина Друда» Диккенса, «Франкенштейну», «Привидению оперы». В полнометражном мультипликационном фильме «Великий детектив Маус» Уолта Диснея наш давний любимец мышонок Микки Маус подражал, «естественно», Шерлоку Холмсу.
Обзор книг и журналов, статистика издательств, изданий, тиражей и реализации книг после второй мировой войны свидетельствуют о том, что вслед за временным и относительным спадом детектив переживает свой второй золотой век. Особенно в Соединенных Штатах Америки. Согласно данным Института общественного мнения Гэллапа (за 1986 год), среди различии жанров развлекательной литературы наибольший спрос наблюдался на детективные, шпионские, приключенческие истории: они составили 17 процентов проданных книг (62 процента их читателей больше всего жаловали детективы) в противоположность научно-фантастическим (10 процентов) и военным (10 процентов) романам. 60 процентов мужчин и 64 процента женщин регулярно читают уголовную литературу, а среди окончивших университеты и высшие учебные заведения - 74 процента.
В этом играет роль и наблюдающееся повсюду в мире изменение самой структуры продажи книг: рост тиражей карманных изданий (в мягкой обложке), создание клубов книги, новые формы продажи — уличные киоски, маленькие магазинчики в залах ожидания железнодорожных вокзалов и аэропортов, установленные в многих странах вращающиеся полки с книгами в продовольственных и парфюмерных магазинах и т.д. Огромными тиражами раскупаются детективы, признанные классическими, среди них и произведения авторов начала века.
Соперник детектива (правда, сегодня в меньшей степени, чем вчера) — научная фантастика, а в пределах развлекательной литературы на уголовную тему — шпионские истории. Последние тесно примыкают к детективам не только исторически (как, например, в Венгрии), но и структурно (как, скажем, в произведениях Джона Ле Карре раннего периода, в которых сильны детективные элементы).
1-09
Собственно говоря, шпионская история — это модифицированный военный роман, продукт первой мировой войны. В борьбе шпионов и контрразведчиков значительное место отводится разгадыванию тайн, элементам следствия. Вначале писали по упрощенной формуле: «наши» всегда были хорошими, «их» — всегда плохими как в отношении целей, так и в средствах достижения.
Англичанин Эрик Эмблер (р. 1909) открыл новую страницу в истории жанра, с пониманием изобразив (еще перед созданием антифашистской коалиции) офицера советской разведки. Его земляк Джон Ле Карре (р. 1931), настоящее имя которого Дейвид Джон Мур Корнуэлл, уже ставил знак равенства между двумя противоборствующими сторонами, и его британские герои нравственно не всегда были на высоте. Между прочим, оба автора сами служили когда-то разведчиками. Анализ шпионских историй не входит в задачи этой книги, но ввиду жанрового родства наиболее значительные авторы могут быть упомянуты. В Англии это Лен Дейтон (р. 1929), Колин Декстер (р. 1930), Ян Флеминг (1908–1964) — после смерти автора, создавшего Джеймса Бонда (в фильме он превратился в фигуру скорее из научно-фантастического сочинения), его приключения продолжил Джон Гарднер (р. 1926); Кен Фоллетт (р. 1949), Уильям Хаггард (р. 1907), Адам Холл (р. 1920), Элен Макиннес (1907–1985), а также Фредерик Форсайт (р. 1938), автор тесно примыкающих сюда политических детективов и историй о коммандос.
В США распространился вульгарный вариант шпионских историй, лишенный этических и интеллектуальных тонкостей. Авторы этих сочинений: Эдуард Сидни Эроне (1916–1975), Билл Санберн Баллинджер (1912–1980), Уильям Ф. Бакли (р. 1925), Дороти Гилман (р. 1923), чья героиня миссис Поллифакс, внештатный сотрудник ЦРУ, выглядит как бабушка; Доналд Хамилтон (р. 1916) создал американского Джеймса Бонда — Матта Хелма.
Как авторы детективов, проникнутых политическими мотивами, широко известны также советский писатель Юлиан Семенов («Майор Вихрь», «Семнадцать мгновений весны», «Альтернатива», «ТАСС уполномочен заявить» и др.) и болгарский писатель Богомил Райнов («Инспектор и ночь», «Господин Никто», «Умирать — в крайнем случае» и др.).
Говоря о популярности детективов, стоит обратить внимание и на некоторые социальные признаки.
В среде молодежи они стали еще более любимыми. Синдикат Стрейтмейера воскресил образ детектива-подростка Нанси Дру. Эта девочка, которой сейчас было бы уже около восьмидесяти лет, если бы время не останавливалось для героев сказок, сегодня вместо велосипеда мчится на машине «Форд-Мустанг», носит джинсы с маркой известных модельеров, использует кредитную карту, ходит на концерты рока. Названные ее именем фасоны платьев, косметические товары и предметы бижутерии можно приобрести в магазинах.
Нет числа коллективным играм в детектив, ныне, разумеется, в электронном и компьютерном вариантах.
Играют и сами авторы детективов. Р.Т. Эдуарде и Отто Пензлер в США предложили премию в 15 000 долларов тому, кто придумает самое логичное решение для окончания книги «Награда за встречу с убийством», изданной без заключительной, содержащей разгадку главы. Идея вообще-то не нова: в 1905 году Эдгар Уоллес уже применил ее в классической тайне «Четверо справедливых» (в ответ было прислано так много хороших решений, что молодой автор изрядно поиздержался и залез в долги). Окончание одного из эпизодов американского телесериала, в котором действует адвокат-детектив Матлок, было сделано в нескольких вариантах; по требованию большинства зрителей, звонивших по телефону во время передачи, был показан тот изобличающий убийцу вариант, который получил наибольшее число голосов.
Убийство по желанию публики? Убийца, выбранный голосованием? Но ведь и публика играет. Пассажиры детективного поезда, курсирующего по железнодорожной линии Нью-Йорк — Монреаль — Нью-Йорк, заплатив за трехдневную экскурсию пятьсот долларов, могут стать участниками живого театра: свидетелями, подозреваемыми, членами жюри, и даже — по добровольному согласию — из них выбирают жертву (не настоящую, разумеется). За половину суммы той же игрой можно насладиться и на баркасе, который ходит по Эри-каналу.
Предлагают программу на уик-энд и гостиницы, а в некоторых ресторанах Нью-Йорка подают не только ужин, но и игру в детектив. Нью-йоркское издательство «Делл» разыграло в лотерею среди читателей одной из детективных историй Марты Граймс зарубежную поездку; особый ее интерес заключался в том, что, поскольку первым своим восьми произведениям она дала звучные названия английских гостиниц, победитель получал право посетить все эти отели.
Играют и писатели, пишущие детективы. Они организовывают всемирные конгрессы: в 1975 году Заседали в Лондоне, в 1978 — в Нью-Йорке, в 1981 — в Стокгольме, в 1988 — снова в Нью-Йорке.
Несмотря на идущий от сути жанра игровой характер, который мог бы подтолкнуть детектив в стилизованный, абсурдный, исключительный мир волшебной сказки, во второй половине века укрепились скорее реалистические тенденции. Уже в тридцатых годах предчувствовался американский детектив «жесткой школы», и шок второй мировой войны усилил это направление. Сложился новый характерный подвид детектива — полицейская история, основанная на достоверном следственном процессе. Ее главный герой — непременно профессиональный полицейский офицер (а не частный детектив или любитель); автор позволяет заглянуть даже в его личную жизнь. Расследование теперь всегда групповая работа (полицейский офицер Эдгара Уоллеса был еще борцом-одиночкой), и следствие должно вестись непременно под руководством официальных органов.
Полицейские истории идут из Европы. Характерными авторами их считаются англичане Джон Криси (1908–1973), Николас Фрилинг(р. 1927), Колин Уотсон (р. 1920), Питер Ловей (р. 1936) — его герой, старший сержант Крибб, викторианская фигура прошлого века; Алан Хантер (р. 1922), который известен как «английский Сименон», — в лице своего старшего инспектора Джентли он выводит мастера техники допросов (имя инспектора звучит иронически, буквально оно означает «мягкий», «нежный»). Из авторов английской школы на самом высоком уровне работают, пожалуй, Кристианна Бранд (р. 1907) и Катрин Эрд, настоящее ее имя Кинн Хамилтон Макинтош (р. 1930). В Венгрии хорошо знают голландца Янвиллема ван де Ветеринга (р. 1931), шведских писателей-соавторов Пера Вале (1926–1975) и Май Шёвалль (р. 1935). В Южной Африке Джеймс Макклур (р. 1939) не побоялся вывести сыщика-зулуса, Микки Зонди. В США писатель Роберт Л. Фиш (1912–1981) был хроникером 52-го нью-йоркского полицейского участка; известен также Эван Хантер (р. 1926), пишущий под псевдонимом Эд Мак-Бейн, с его итальянцем-детективом Стивом Карелла йз 87-го полицейского участка Нью-Йорка.
И все же большинство продукции, выбрасываемой на книжный рынок, составляют замешанные по испытанным рецептам таинственные истории, правда, приспособленные к декорациям наших дней.
В Англии группа писательниц продолжает поддерживать старые традиции детективов. Среди них наиболее известна Филлис Д. Джеймс (р. 1920), которая, по мнению критики, сменила на троне Агату Кристи; Патриция Мойз (р. 1923) более последовательно, чем Джеймс, придерживается классических правил; за ними следуют Рут Ренделл (р. 1930) и Сара Вудс (р. 1922). Конечно, встречаются и другие знаменитые авторы. Саймон Бретт (р. 1945) в образе Чарлза Париса создал актера-сыщика. Герой Эдмонда Криспина (1921–1978), наделенный тонким чувством юмора профессор Джерваз Фен, с таким же рвением распутывает заданные убийцей интеллектуальные задачи, как и его предшественники в тридцатые годы. Нельзя не упомянуть и Джона Иннеса Макинтоша Стьюарта (р. 1906), пишущего под псевдонимом Майкл Иннес, или Генри Реймонда Фицуолтера Китинга (р. 1926), который вывел на сцену скромного индуса-полицейского инспектора Готе.
В Соединенных Штатах Америки среди появившихся в семидесятые и восьмидесятые годы писательниц очень популярны Барбара Мерц (р. 1927), по профессии египтолог, которая наряду с научно-популярными книгами пишет детективы и приключенческие уголовные истории под псевдонимами Элизабет Питерс и Барбара Майкле; за ней идут Шарлотт Маклауд (р. 1922), Джейн Лангтон (р. 1922), Барбара Пол (р. 1931), которая заставила Карузо расследовать преступление, совершенное в «Метрополитен-Опера» в начале века, и Лилиан Джаксон Браун. Герой последней, журналист Джим Квиллерен — старый холостяк, он постоянно наталкивается на убийства и черпает вдохновение для распутывания тайн, наблюдая за поведением двух своих сиамских кошек. Интересно, что все эти сочинения можно воспринимать и как пародии.
Серьезно относится к жанру всемирно известный своими тремястами научно-фантастическими романами Айзек Азимов (р. 1920). Часть его детективных историй разыгрывается в будущем, там действуют сыщик межпланетной полиции Илия Бейли, землянин по происхождению, и его помощник человек-робот Р. Данил Оливау, который с течением времени начинает выполнять самостоятельные задания. Изобретательность Азимова подтверждает то, что ему удалось придумать загадки, подходящие и для характерного мира научной фантастики, а к ним — нового вида изобличительные улики.
Благодаря своим гротесковым идеям стал известен Фредерик Браун (1906–1972). Будничные положения создает Кэролин Голд Хилбран (р. 1926), пишущая под именем Аманда Кросс. У Дорис Майлс Дизни (1907–1976) в роли сыщика выступает почтовый инспектор. Маргарет Дуди обращается к античным временам и заставляет Аристотеля расследовать одно дело. Марта Граймс пишет о нынешнем американском полицейском служащем. Действия книг Тони Хиллермана (р. 192S) разыгрываются в индейских резервациях, главные герои его — лейтенант Лифорн и старший сержант Джим Чи, хитроумные краснокожие из племени навахо, умеющие блестяще читать следы. Гарри Кемелман (р. 1908) - хороший знаток жизни маленьких городов, в лице Дейвида Смолла у него на роль мастера сыска попадает мудрый раввин. Писательницы Мэри Дж. Латис и Марта Хениссарт, скрывающиеся за псевдонимом Эмма Лейтен, нашли, быть может, самого американского детектива — Джона Патнама Тетчера, вице-президента одного банка.
В Новом Свете писание детективов стало почтенным ремеслом. Хауард Фаст опубликовал более двадцати таких книг (под именем Каннингем), и Гор Видал (под псевдонимом Эдгар Бокс) не чурается детектива. Между прочим, модным автором стала дочь бывшего президента Маргарет Трумэн (р. 1924), которая местом убийств всегда выбирает какое-нибудь высокое американское учреждение — Белый дом, Конгресс, Государственный департамент, Смитсоновский институт и т.д. Пришло желание писать и к сыну покойного президента Эллиотту Рузвельту (р. 1910), в историях которого тайну всегда распутывает его мать. В произведениях Э. Рузвельта порой критикуется общество, но, разумеется, в скромных пределах жанра.
Неизменно популярен в Америке детектив «жесткой школы» — «крутой» детектив с суровым, боевым частным сыщиком, который в соответствии с требованиями огрубелой от корейской и вьетнамской войн публики постепенно превращается в своего рода армию, состоящую из одного человека, какую-то убивающую.машину, истинная цель которой уже не изобличение преступника, не свершение правосудия, а безжалостное истребление врага, месть, если хотите, от имени общества, доверителя, дающего ему работу, и своего собственного. В некоторых таких историях читатель не видит большой разницы между преследователем и преследуемым, оба стараются перещеголять друг друга в жестокости и суровости. Такие негативные идеалы диктует американское кино и большинство американских детективных телефильмов. Нью-йоркский полицейский инспектор Коджек в жестокости превосходит гангстеров-киногероев тридцатых годов. Самый известный персонаж этого жанрового варианта — Майк Хаммер, которого создал Микки Спиллейн (р. 1918). Зверские истории Дейвиса Дрессера (р. 1904), пишущего под псевдонимом Бретт Холлидей, завершают линию развития «жестких» детективов Хэмметта и Чандлера. Майк Хаммер, бесстрастный садист, зарабатывает на жизнь убийством людей; он истинный брат известного своей аморальностью героя шпионских историй Джеймса Бонда. В итоговом списке бестселлеров США за шестьдесят лет (1907–1967) первые семь мест занимают книги Б. Холлидея. (Между прочим, Спиллейн пишет и детские сказки, правда, в них тоже достаточно ужасов.) Не намного отстает от него Роберт Б. Паркер (р. 1932), чье детище по имени Спенсер стало популярным телегероем. Больше придерживаются правил социального общежития частные детективы «трех Макдоналдов»: Тревис Маги Джона Макдоналда (1916–1986) действует во Флориде, крепкие парни Росса Макдоналда (настоящее имя Кеннет Миллар, 1915–1983) — в Калифорнии, а Флетч, лихой журналист Грегори Макдоналда (р. 1937), — во всех странах света, в том числе и в экзотических.
Есть у детектива «жесткой школы» своеобразный стилистический вариант, в котором действия становится меньше и разведывать-то особенно нечего, поэтому суть его сводится к уличному, более того, вульгарному, пошлому тексту, произносимому героями. Диалоги, идущие на трактирном жаргоне, часто не лишены юмора. Этот вариант в чем-то продолжает линию модного перед второй мировой войной Питера Чейни, только манеры здесь грубее. В Соединенных Штатах Америки сейчас наиболее популярны и пользуются самым большим спросом книги Уоррена Мерфи и Роберта Кампбелла, а также австралийца Картера Брауна, настоящее имя которого Алан Г. Йейтс (р. 1923).
Уже не одно столетие известен обитающий на периферии художественной литературы приключенческий роман, которому родственна приключенческая история. Сейчас, быть может, наиболее ходовым автором, пишущим в этом жанре, считается американец Элмор Ленард (р. 1925). Плодовитым литератором был и британец Эдви Серлс Брукс (1889–1965), автор девятиста «рассказов». Произведения двух других писателей уже напоминают художественную литературу: Роберт ван Гулик (1910–1967), голландский дипломат и синолог, с филологической достоверностью воссоздал средневековую китайскую детективную историю с судьей Ди в главной роли; американка-литературовед Лиллиан де ла Toppe (р. 1902) из английского писателя и лексикографа XVIII века, обладавшего энциклопедическими знаниями ученого Сэмюэла Джонсона сделала мастера сыска, окружив его исторически верными местами действия и героями, только сюжет был ею выдуман. В Англии Эдит Парджетер (р. 1913) под именем Эллис Питерс одарила читателя очаровательной личностью: происходящий из средневековых крестоносцев, облезлый, кроткий, но светски мыслящий монах брат Кэдфал замечает всё (например, и to, что после групповой казни среди сброшенных с крепостной стены трупов оказывается на одного мертвеца больше, чем следовало).
С «чистым» детективом соприкасаются истории, построенные на психологическом напряжении (suspense story). В Англии Дик Фрэнсис (р. 1920), постаревший жокей из конюшен английского королевского дома, пишет именно такие истории (в которых, разумеется, всегда присутствует скаковая лошадь), а также Патриция Хайсмит (р. 1921) или более известный своими историями о коммандос Алистер Маклейн (1923–1987). В США некоронованной королевой этого варианта жанра была несомненно Маргарет Миллар (191S — 1984). Ее землячку Урсулу Кертисс, то есть Урсулу Райлли (р. 1923), автора неоготических романов ужасов, уже нельзя отнести к этой категории.
Более дешевый, невзыскательный вариант детективов, лишь манипулирующих психологическим напряжением, получил название thriller[17]. На англосакской языковой территории он во все времена был модным, после мировой войны тоже удержал свои позиции. К авторам таких произведений может быть причислен, например, Уильям Мердок Данкан (1909–1976), который «сработал» 200 подобных историй. В них почти не остается места остроумным идеям или расследованию. В потоке пугающих событий единственным следом являются обильно падающие капли крови. Из американских авторов можно упомянуть Роберта Блока (р. 1917), написавшего роман «Психо» (по нему был снят знаменитый фильм Хичкока), Корнелла Вулрича (1903–1968), а из новейших — Лоренса Сандерза (р. 1920).
Среди жанровых вариантов, соответствующих детективу, пожалуй, больше всего написано простых криминальных историй, которые дают лишь то, что обещают в своем названии, — уголовное дело. В них нет необходимой тайны, нет детектива, истории сами по себе усложняются, действующих лиц уносят с собой события, кто-то из них (полицейский или преступник, а то и почитающее закон частное лицо) может стать руководителем этих событий, своего рода импровизированным детективом. Небезызвестный английский «фабрикант» романов Джон Криси написал огромное количество подобных вещей. Иногда героями его историй бывают симпатичные мошенники. Американец (наполовину индеец) Мартин Круз Смит (р. 1942) — автор «Парка Горького», действие которого происходит в Москве. В другом своем романе он делает нью-йоркского антиквара, цыгана из Венгрии, ключевой фигурой, связанной с пропажей венгерских коронационных сокровищ, хранившихся в Америке (он становится подозреваемым и, чтобы выпутаться из положения, должен поймать преступниц — разыскиваемого нациста). Удачливым автором является и американец Лоренс Блок (р. 1938). Его герой взломщик по имени Берни пользуется всеобщей любовью и уважением, хотя даже соседям известен источник его существования. Это, пожалуй, бедный родственник короля французских взломщиков Арсена Люпена, переселившийся в Америку; занимаясь своим ремеслом, он время от времени находит трупы и невольно становится сыщиком.
Уголовные истории нашли свой дом и во Франции. Отличный автор Шарль Эксбрейя наряду с веселыми, легко читаемыми историями иногда конструирует такие задачи по дедукции, которые могут соперничать с вымыслами самых выдающихся английских и американских мастеров цеха. По мастерству он равен Жоржу Сименону, только, в то время как Эксбрейя тяготеет к чистому детективу, Сименон эмоциональным изображением жизни маленьких людей претендует скорее на литературный ранг. В книгах Лео Малле, Фредерика Дара, Огюста Ле Бретона, Фреда Кассака, Мишеля Лебрэна и других французских авторов детективная история, сделав большой вираж, возвращается к истоку своего рождения — приключенческому роману.
В этом кратком обзоре положения жанра после второй мировой войны можно ощутить два важных фактора. Во-первых, ошибаются те, кто воспринимает детектив как проходящую моду (наиболее строгие — как острую литературную заразу). Детектив не захирел ни тогда, когда с наступлением космической эры появилась научная фантастика, ни тогда, когда разразилась мировая война, ни во времена «холодной войны» в пятидесятых и шестидесятых годах, когда набирала силу мода на шпионские истории, а с конца семидесятых он явно, заметно пошел на подъем. Во-вторых, жанр продолжает формироваться, главным образом, благодаря британским и американским авторам, он становится сложнее, многослойнее, одним словом, постоянно приспосабливается к новым читательским требованиям, создаваемым новыми положениями.
В социалистических странах до поворота, свершившегося в пятидесятых и шестидесятых годах, среди развлекательных жанров детектив не имел места. Для этого было много социальных и литературных причин. Культурная политика, служившая осуществлению культурной революции и подъему просвещенности народа, кроме всего прочего, поставила своей целью ликвидацию халтуры.
Это правильное решение в десятилетие конфронтации периода «холодной войны» сочеталось с нетерпимостью к жанру, считавшемуся «западным». Сказалось, конечно, и то, что после второй мировой войны детектив и за рубежом был отчасти потеснен по сравнению с политическим детективом и научной фантастикой, и то, что этот жанр в социалистических странах, как и во многих других европейских государствах, имел не очень-то глубокие, достойные продолжения традиции.
В изменившейся международной обстановке с начала шестидесятых, годов возникла такая волна интереса, которую с некоторым преувеличением можно назвать запоздалым ренессансом детектива. В Советском Союзе вновь открыли Агату Кристи и Конан Дойла; в ГДР и Польше внимание переводчиков привлекли произведения мастеров тридцатых-сороковых годов. Отбор часто бывал поспешным, непропорционально большое внимание получали истории, в центре которых стояли действия, а не тайны, что же касается детективов классического типа, то публиковали преимущественно слабые вещи.
Запоздалый ренессанс последовал в тот период, когда его традиционные территории — Соединенные Штаты Америки, Англию и Францию — захлестнула научная фантастика как литературное явление, сопровождавшее убыстрившуюся после войны научно-техническую революцию. Она-то и явилась главным соперником детектива не только в Советском Союзе, но и в других социалистических странах.
Стимулирующее влияние оказали фильмы на уголовные темы — в ГДР они стали конкурентоспособными, пошли на экспорт — и взрывное распространение телевидения.
Одним из последствий этого было расширение международного обмена развлекательными программами, которые, например, в Венгрию привели француза инспектора Мегрэ, англичанина Ангела, из ФРГ — инспектора Келлера, из Америки — лейтенанта Коломбо.
Появились авторы, охотно пробовавшие силу своего пера в этом жанре. Следовательно, существует социалистический детектив? Разумеется, нет, как нет и капиталистического детектива. Правда, становление жанра и дальнейшее формирование его судьбы социально определено, однако творческие признаки его структуры все же не могут быть связаны с каким-либо общественным строем. Другой вопрос, что на отдельных произведениях, авторах, странах, даже регионах по-разному сказываются национальные традиции и социальные условия.
В стиле писателей, экспериментирующих с натурализацией жанра, есть некоторые новые элементы.
За малыми исключениями они публикуются под собственными именами, вместо экзотических пейзажей (главным образом англо-американских) местом действия выбирают свою страну и разрабатывают отечественные характеры и ситуации. Стоит обратить на это внимание, ведь даже у располагающих сильными традициями французов до недавнего прошлого непропорционально большая часть авторов в своих книгах говорила «на родном языке» жанра и использовала большей частью англосакские элементы.
В произведениях авторов социалистических стран можно заметить повторение уже пройденного в Англии, США и Франции процесса — детектив сейчас отступает от приключенческого романа. И данное явление происходит в то время, когда на Западе наблюдается тенденция, противоположная этой, — возвращение «крутого детектива» к приключенческому роману. Политические мотивы, часто встречающиеся в детективах, смело можно считать «приданым» шпионских историй.
Характерной региональной чертой кажется и то, что в амплуа сыщиков выступают служащие государственных уголовных органов. Ни простые граждане, ни коллективы, состоящие из частных лиц, не взяли на себя функции мастеров сыска.
Авторы охотно выбирают преступников из кругов мелкой буржуазии и интеллигенции.
Они не уделяют должного внимания придумыванию изобличительных следов. Это сужает возможности следствия, ибо фактов для анализа мало, а без них сыщику трудно, а иногда просто нереально прийти к выводам, которые поразили бы читателя. Процесс раскрытия преступления часто инстинктивный или случайный: тех, кто его расследует, несет поток событий. Недостаточно разработаны доказательства того, что преступником на самом деле является подозреваемое лицо, более того, именно это лицо и никто иной. Возможно, мы будем недалеки от истины, если заподозрим, что здесь довлеет память о нарушениях закона в период, называемый культом личности, то есть преобладает то ошибочное воззрение, что представителю закона достаточно указать на кого-либо пальцем.
Гротеск и странности — наиболее характерные приправы жанра — отсутствуют в их репертуаре.
В отличие от множества кинопродукции, в литературной среде слишком мало авторов и произведений, чтобы можно было отчетливо увидеть, в каком направлении движутся, какими прочными новыми чертами обогащаются детективные истории в творчестве писателей социалистических стран. Было бы рано пытаться поместить авторов, их произведения в сравнительно устойчивую систему ценностей.
С точки зрения жанра существенно главным образом то, что — хотя и с опозданием на шаг — детектив бесповоротно обосновался и в социалистических странах.
Один из старейших сборников китайских детективных историй относится к XI веку; наиболее интересны некоторые случаи Чанг Чи-сина. Появился в английском переводе и сборник описания преступлений под именем Танг-Йинпи-ши «Аналогичные случаи под грушевым деревом, руководство по юриспруденции и содержанию под арестом XIII века» (серия «Синика Леденсиа», том X, Лейден, 1956). Вышедший в 1949 году в Токио на английском языке китайский детектив «Ди Гонг Эн» интересен тем, что использованное там решение уже встречалось в новелле Конан Дойла «Пестрая лента».
Средневековый сборник романов об известных деяниях римских цезарей (лат.).
Бальзак О. «Этюды изучения нравов по перчаткам». Париж, «Силуэт», 1830.I. 9.
Мэгезин — небольшой дешевый журнал (англ.).
Первые пародии появились еще при жизни Шерлока Холмса. Много таких книг написал Джон Кендрик Бэнгс: «В погоне за пловучим домом». «Мечтатели: клуб». «Заколдоанная пишущая машинка», «Законсервированные истории»: Из знаменитого детектива и героя популярных историй Раффлса он вылепил фигуру Раффлса Холмса, который оказался не кем иным, как внуком Раффлса и сыном Холмса. Эти приключения вошли в сборник под названием «Р. Холмс и К°». Для газет он написал серию «Шайлок Холмс: его посмертные мемуары». Его примеру последовали и другие авторы. Роберт Барр создал Шерлоу Комбса, а американец Фрэнсис Брет Гарт - Хемлока Джонса. Француз Морис Леблан с немалой изобретательностью пустил знаменитого английского сыщика по следу Арсена Люпена и галантно закончил их поединок ничейным исходом в коротком рассказе «Херлок Шолмс прибывает лишком поздно». Впоследствии борьбе двух противников он посвятил целую книгу: «Херлок Шолмс против Арсена Люпена». В ней взломщик-аристократ с радостью ввязывается в борьбу: «Ну наконец-то мы сможем получить сатисфакцию за Трафальгар!» Стивен Ликок в сочинении «Помешавшийся от тайны, или Скверный сыщик» именует своего героя только Великим Сыщиком, но всем понятно, что речь идет о Шерлоке Холмсе. Духовное дитя Конан Дойла вдохновило перо О. Генри («Ищейки», «Приключения Шемрока Джолнса»), а также Марка Твена («Двухствольный детектив»). Из произведений менее именитых авторов Эллери Куин составил антологию под названием «Злополучные приключения Шерлока Холмса». В Венгрии поколение известного журнала «Нюгат» уважало великого сыщика, именно он подстрекнул к игре Фридеша Каринти, написавшего пародию «Спиленные верхушки легких». Новейшая продукция из большого потока пародий относится к 1974 голу и принадлежит леру Николаса Мейера: «Семь процентов разгадки».
Роскошная изоляция (англ.).
Круто сваренный (англ.).
Здесь: «разгребатели грязи» (англ.).
Сенсационный роман ужасов (англ.).