Виржилиу знал, что она не отворит ему. Он мог весь день простоять под дверью и умолять поговорить с ним, но она будет непреклонна. Анна обладала сильным характером и неимоверным упрямством. Если в ее светлую голову взбредет какая-нибудь мысль, она совершит все возможное и невозможное, чтобы отстоять свое мнение. Он любил ее, когда она была открыта с ним, когда строптиво отвечала на его просьбы, когда ненавидела его и злилась.
— Убирайся прочь! Я не желаю говорить с тобой! — Ее голос звучал отчужденно, словно там за дверью была не его сестра, а кто-то совершенно незнакомый.
— Пожалуйста, дай мне шанс. Мы должны поговорить.
— Убирайся!!! Я ненавижу тебя!!! Ты во всем виноват!!! Ты чудовище!!!
Виржилиу оперся головой о дверь. Он готов был выломать ее, лишь бы сестра выслушала его. Но он знал, что может весь мир перевернуть и не добиться ничего. Упрямая девчонка не станет ни слушать, ни говорить.
— Анна, прошу тебя…
— Пошел вон!!! Уходи ко всем чертям!!!
Он отпрянул от двери. Ладно, не хочет беседовать сейчас, он подождет. Терпения у него хватит. Когда-нибудь сестре придется выйти из комнаты и тогда ей придется выслушать брата.
Священник вошел в конфессионал, поправляя фиолетовую столу. Прихожанин уже ждал за перегородкой. Желающих исповедоваться было много, несколько недель без духовного наставника сказались на истинно верующих горожанах. Диакон составил расписание литургических обрядов и таинств, но оно вступит в силу после окончания ремонта часовни и прицерковных зданий. Несмотря на хаос, творящийся в приходе, новый священник старался максимально выполнять свои обязанности.
— Слава Иисусу Христу! — голос прихожанина заставил Виржилиу побледнеть.
— Во веки веков, аминь, — священник пытался сохранить самообладание и скрыть волнение.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
— Бог да будет в твоём сердце, чтобы, сокрушенный духом, ты исповедовал свои грехи.
— Аминь.
В кабинке повисла тишина. Виржилиу ждал. Он слышал за перегородкой ровное дыхание.
— Давно я не исповедовался, святой отец. Последний раз ты слышал мой голос несколько лет назад. Я не поленился и приехал в ту церквушку, откуда перевели тебя сюда в это захолустье.
— Ты желаешь покаяться в содеянных грехах, сын мой? — тон священника стал ледяным, дрожь исчезла.
За перегородкой раздался тихий смех. Мужчина, пытался сдерживать его, чтобы он не превратился в хохот и не привлек внимание нежелательных свидетелей.
— О, нет! Не желаю.
— Зачем ты здесь?
— Какая ирония, святой отец. Ты знаешь все о моих деяниях и ничего не можешь сделать. Ты наверно не высыпаешься ночами, угрызения совести преследуют тебя, кошмары не дают уснуть. Но ты связан, ты не можешь нарушить тайну исповеди, остановить меня, спасти невинных.
— Зачем ты здесь? — в голосе Виржилиу зазвучали угрожающие нотки.
— Я всегда был честен с тобой, — мужчина усмехнулся, проигнорироваввопрос священника. — Ну, после того, как ты получил сан. Ты наверное жалеешь, что я не был откровенен с тобой до того момента. Да, с друзьями так не поступают. Правда, из тебя друг никудышный.
— Я последний раз тебя спрашиваю: зачем ты здесь?
— Ладно, вижу, ты на грани, я отвечу тебе. Я вернулся, чтобы превратить твою жизнь в ад, — последнюю фразу прихожанин процедил сквозь зубы. Она была полна ненависти и презрения. — Ты ничтожный червяк, попытавшийся встать у меня на пути. Я не успокоюсь, пока не втопчу тебя в грязь.
— Я не боюсь тебя. Ты больше не сможешь манипулировать мной. Я не позволю. Благодари Господа, что я священнослужитель, а не мирянин. Иначе…
— Иначе что? Ты бы меня остановил? Сдал полиции? Устроил самосуд? Или позвонил СМИ? Что бы ты сделал? Я знаю ответ. Ничего! Ты трус — Виржилиу Ливиану! Трус и ничтожество!
— Убирайся, — священник покраснел от гнева. Вена на лбу вздулась. Он сдерживал себя, чтобы не ворваться в другую часть конфессионала и не вытащить от туда мерзавца за ворот.
— Я уйду. Но обещаю, — это не последняя наша встреча, святоша!
Виржилиу слышал, как удаляются шаги. Ему хотелось кинуться вслед, выместить всю накопившуюся за долгие годы злость. Монстр рвался наружу, остервенело, скобля клыками решетку клетки. Нет! Демону не видать свободы! Достаточно того, что его собрат вернулся в город, дабы вновь творить злодеяния. Виржилиу закрыл глаза и начал шептать молитву, уповая на помощь Всевышнего.
Сентябрь выдался теплым. Душный густой воздух, был наполнен влагой, обещающей скорую грозу. Первые крупные капли дождя опустились на багряную листву и пыльные улицы, когдасумерки накрыли окрестности серым одеялом. В полночь ливень обрушился на городок в полную силу, очищая его от скопившейся грязи на мостовых, от запаха сожженной листвы. Осень полноправно вступила в свои владения, оповещая ненастьем о своем прибытии.
Молодой священник, бредущий по пустынной улице сквозь непроглядную стену дождя, походил на бродягу, нежели на представителя духовенства. Его черная мокрая сутана была испачкана грязью и кровью, лицо покрыта ссадинами, губа разбита, правая скула припухла, обещая через некоторое время, превратится в синяк. Священник хромал. Он медленно брел по городу, растерянно оглядываясь по сторонам. Наконец долгие поиски увенчались успехом.
Телефонная будка. Заметив ее, священнослужитель прибавил шаг. Каждое движение причиняло ему боль. Мышцы лица напряглись. Он стиснул зубы, чтобы подавить стон. Дождь словно препятствовал его намерениям. Потоки воды, бурными реками, текли по асфальту. Видимость была нулевой. Священник передвигался почти вслепую.
Добравшись, наконец, до будки, он спрятался в ней от ненастья, моля Господа, чтобы аппарат был исправен. Сняв трубку, он услышал непрерывный гудок и вздохнул с облегчением. Разбитая губа и ссадины на лице начали печь от воды. Мужчина поморщился и быстро набрал номер.
— Алло, полиция? Я хочу сообщить о преступлении…
Шум дождя заглушал его слова. На мгновение священнику показалась, что его крик разносится по всему городу. Он надеялся быть услышанным. Он твердо знал, что его звонок не принесет пользы. Злодеи не понесут наказание! Справедливость не восторжествует! Но преподобный пытался остановить монстра, или старался очистить свою совесть.
Виржилиу просматривал церковные бумаги, но мысли его были далеки от Бога. Он чувствовал, как внутри него нарастает ярость. Его злейший враг, разрушитель судеб, безжалостный преступник и лицемер вернулся в город. Этот человек с ликом ангела и душой демона стал известным юристом. И вместо того, чтобы гнить за решеткой, он защищает чудовищ себе подобных.
Преподобный почувствовал, как капелька пота скатилась по виску. Он машинально потер рукой лоб. Напряжение бросало его в жар. В такие моменты он осознавал, что церковный сан останавливает его от неразумных поступков. Если бы не поддержка Господа, возможно, он не смог бы сдержать гнев и нарушил шестую заповедь. Быть священником — тяжелая ноша. В тоже время — это великий дар, позволяющий прийти на помощь заблудшим душам, указать правильную дорогу, стоящим на распутье, дать надежду отчаявшимся.
Нет, он так легко не сдастся! Демон в человеческом обличье — это испытание! Отец небесный проверяет, крепка ли вера? Поддастся ли он искушению? Сможет ли он устоять перед натиском невзгод?
Виржилиу облизнул пересохшие губы. Взял графин со стола и налил воды в рядом стоящий стакан. Он выпил воду залпом. Монстр сжигал его изнутри.
Анну не вернуть. Ее душа никогда не будет знать покоя. Суицид — страшный грех. И пока Виржилиу жив, он будет до последнего вздоха молить Господа о прощении. И может быть, когда-нибудь Всевышний сжалится и ответит на его молитвы, и сестра обретет покой. Может быть, когда-нибудь…
Священник устало взглянул в окно. Цветные витражи пропускали солнечный свет, отражаясь радужными зайчиками на стенах кабинета. Они служили ему напоминанием, что всегда есть шанс справиться со всеми трудностями, не нарушая заветов. Он отыщет выход и сможет навсегда избавиться от Мирела, не запятнав свой духовный сан и совесть.
Виржилиу снова потер лоб и стал разбирать накопившиеся бумаги. Сегодня ему придется задержаться до самой ночи. Часовня, служащая местом надежды и покоя, должна принимать прихожан в свои объятья в любое время. Мирские дела не важнее церковных!
Анне нравился Мирел, друг ее старшего брата. Она частенько тайком наблюдала за ним, когда блондин приходил к Виржилиу в гости. А также, вместе с Кристи, они ходили на реку, где находился роскошный летний особняк прокурора. Прячась в густых зарослях ежевики, царапающей их нежную кожу, девочки ждали, когда Мирел, приехавший на лето к отцу, выйдет на террасу или спустится к реке покидать камни в воду.
Он был намного лет старше. Ему было двадцать четыре, но в него были влюблены все вокруг: и девочки — подростки, и местные девицы на выданье, и даже женщины зрелого возраста бросали ему вслед недвусмысленные взгляды. Красавцу льстило внимание дам, но не одной из них он не отвечал взаимностью. Казалось его и Виржилиу ничего не интересовало, кроме учебы и юридической карьеры.
Феличия, младшая сестра Мирела, одногодка Анны, была иной. Она любила устраивать вечеринки, приводить кучу друзей в дом у реки. Ей даже иногда удавалось затащить на свои праздники брата. Прокурор и его жена давали волю детям, они разрешали им все. Порой Мирел и Филичия приезжали вдвоем в особняк без родителей.
Анна мечтала однажды попасть на знаменитую тусовку дочки прокурора. Вот только избалованная аристократка, тщательно выбирала себе окружение, и церковные мыши, вроде Кристи и Анны, не имели ни малейшего шанса оказаться рядом с ней. Но однажды все изменилось.
Анне исполнилось четырнадцать. Констанца купила ей великолепное платье, заказала торт в булочной у Данни и разрешила пригласить на праздник столько друзей, сколько она пожелает.
Анна позвала всех и даже Феличию. Она не пришла. За то пришел ее брат, Виржилиу уговорил его. Девочка была на седьмом небе от счастья. В тот вечер она заметила, что Мирел не спускал глаз с нее. Он наблюдал за ней, а когда она замечала это, то не отводил взгляд, а одаривал своей удивительной светлой улыбкой.
Спустя несколько дней в дом Ливиану заявилась Феличия. Она принесла приглашение на праздник. У Анны перехватило дыхание. Девочка подумала, что напрасно считала дочь прокурора высокомерной и холодной.
Знай, Анна истинную причину такой благосклонности Феличии, она бы предпочла бы навсегда стереть из памяти Мирела и его сестру.