— Дело в том, что я до сих пор девушка. Я ждала тебя. И для меня это очень волнительно, пусть это пройдёт вечером, как положено!
— Кто такие порядки устанавливал, я не знаю!
— Я очень стесняюсь!
— Ну, ладно, — Раф стал успокаиваться. — Давай, корми мужчину!
— А у меня ничего нет. Подожди немного. Я схожу в магазин!
— Ну, ты оптимистка! Что же ты купишь в магазине, икру баклажанную? Давай пойдём в ресторан, тем более что повод есть!
— Да я как-то не привыкла ходить в рестораны. Давай, сходим в столовую, что ли?
— Ну, ты придумала! Может, ещё в студенческую? Я принимаю это за юмор. Пошли, пошли! Я с больших заработков. Могу же я угостить свою невесту!
Вера стала собираться, последовали слова:
— Я даже не знаю, что мне одеть?!
— Началось! Ты сильно не переживай, ресторан это та же конюшня, я могу туда пойти даже в спецовке!
Вскоре они уже обедали солянкой сборной и бифштексами. Выпили аж две бутылки шампанского, вернее, пил больше Раф, а Вера лишь поднимала тосты и пригубливала. Вскоре в ресторане заиграла музыка, воспроизводимая местными музыкантами. Зал к этому времени наполнился. Большинство это были мужчины, объединенные стайками по два-три человека. Некоторые пристально поглядывали на Веру. Раф вспомнил, как он уводил чужих невест, и ему стало неприятно от этих воспоминаний. Он живо поставил себя на место обокраденного жениха. Конечно, Вера таких рокировок не допустит, даже в самых приблизительных допусках. Но Раф, всколыхнутый воспоминаниями, как он хулиганил в своё время, поспешил увести свою спутницу из этого вертепа, где танцы уже набрали обороты, и пошли заказы «лезгинки».
По пути они купили конфет, торт по два рубля пятьдесят копеек, масляный с розочками и белым полем, окаймлённым тривиальным кантом. На вахте Раф спросил дежурную:
— Дежурите? Ну-ну. Вернусь, проверю! — и прошёл без предъявления документа. Вахтёрша силилась вспомнить, где она видела этого представительного мужчину, но махнула рукой…
Придя в комнату, Вера сходила в душ, который располагался дальше её комнаты по коридору. Придя в комнату, она увидела, что её избранник уже лежит раздетый под одеялом и его сотрясает дрожь от возбуждения. Она спросила:
— Ты что, замёрз?
— Да, замёрз! Иди сюда!
Она нырнула под одеяло и сообщила своему избраннику, что она ещё девушка и решила, что первым её мужчиной станет он, её любимый Рафик. Рафа это сообщение немного обескуражило, что бы выиграть время, он вручил ей в руку свой набрякший «конёк». Потрясенная девушка спросила:
— И, что, вот эту огромную штуку надо туда, вовнутрь?
— А ты как думала? — игриво ответил обладатель «огромной штуки», — Радоваться надо, а не пугаться!
Удержание в руке «штуки», которая казалась живой и существующей отдельно от них, очень возбудило девушку, и они приступили к одолению сантиметров проникновения «вовнутрь». В конце концов, у них всё получилось. Хулиганистая натура Рафа подсказывала ему:
— А, не проверить ли девственницу с другой стороны?
Ему вспомнилось, как он предложил одной девушке:
— А давай теперь «с другой стороны»?
— Разве так делают? — спросила наивная девушка.
— Делают. Все так делают!
— И мама с папой тоже?
— И мама с папой — тоже!
Девушка согласилась на всё!
Но в случае с Верой у Рафа были другие намерения. Он не стал портить свою будущую жену. Он решил жить с Верой всю жизнь. Но пока ей ничего об этом не говорил. Она тоже этого хотела и надеялась. А пока она плакала об утерянной девственности, уткнувшись в плечо своему «лишителю»
Все отгулы Рафа они провели, большей частью, не выходя из комнаты Веры. Раф в подарок своей суженой купил в местном магазине «Культтовары» магнитофон. Причём весьма не плохой. На этот подвиг его сподобил сосед-аспирант. Тот владел неплохой коллекцией хард-рока, и записи были относительно качественные. Пока Вера была на работе, Раф переписывал у соседа концерты «Лед Зепеллин», «Пинк Флойд» и других ансамблей. Взамен он поил соседа портвейном, который тот очень любил. Весь месяц Раф приобщал Веру к хард-року. Та, воспитанная на классической музыке, быстро втянулась, найдя, что этот жанр и есть современное продолжение классической музыки. Она говорила Рафу:
— А. что? Всё же в мире терпит эволюцию!? Если бы не было прогресса в музыке, мы бы слушали бы сейчас какую-нибудь лютню.
Раф ей поддакивал:
— Музыка претерпевает метаморфозы совместно с технической революцией. Изобрели электроинструменты — вот и музыка вся трансформировалась. Теперь не надо роту музыкантов с альтами. Один музыкант двинул по струнам — и всё! Зато согласованность какая! И дирижёра не надо!
Вера вовсю использовала лафу, которая царила у них на работе во ВНИИ. Все прогуливали со страшной силой! Была какая-то состязательность: «Кто круче отмазку выдумает!» Самое неспортивное было — спекулировать болезнью своих детей. У Веры был неплохой дебют. Ей необходимо было пройти медицинскую комиссию, как вновь принятой. Очереди в поликлинике были страшные. Все об этом знали. Раф пошёл с Верой и решил эту проблему по-своему. Он взял у незнакомого парня-счастливчика, прошедшего комиссию готовую справку, наложил на неё Верину, и всё это приложил к стеклу, прямо в коридоре поликлиники. Потом он обвёл каракули докторов, сильно не вдаваясь в смысл, хотя каракули даже сами авторы не поняли бы. Потом он подскочил очень резво к сонной регистраторше, сунул ей исписанный бланк, и та шлёпнула печать. Эту измаранную бумажку, Вера принесла в отдел кадров, инспекторша кадров, также не глядя, подшила её в личное дело. Так неделя была выиграна влюблёнными. Но отгулы пролетели быстро, как все счастливые периоды в жизни. И вот Вера уже провожала Рафа в аэропорту на буровую, как временами провожала, бывало, своего отца. Тот, так же как и Раф, беспокоился:
— Как ты будешь добираться одна до города?
Дул пронизывающий ветер, как во всех аэропортах, из-за больших открытых пространств и остро пахло не до конца сгоревшим авиационным керосином, который знатоки называют «тээска».
Голован уже давно как с буровой уехал. Неделю в тундре стоял мороз, и ему выдали циркуляр: проложить зимник. Он уже приезжал на Воравейскую на лёгком грузовике «Газ-66». После его первооткрывательства зимней дороги, предстояло долго накатывать её всякими приспособлениями, сконструированными на тракторах, под народным названием «гитара». После такого накатывания на снегу тундры, при виде сверху, с вертолёта, видны шрамы дорог. Эти дороги исчезают вместе с весенней оттайкой. Поэтому за этот период, несколько месяцев, пока наст не рухнул, пока не появился первый нагрев снега солнцем, наконец, поднявшимся над горизонтом, все спешат завезти груз. Этот зимний завоз обеспечивает работу буровой всё лето, и лишь некоторый ассортимент груза возят вертолётом. «Газ-66» — удивительный грузовик, сконструированный полвека назад, но до наших времён вовсе не лишившейся актуальности. Так как является единственным из всех автомобилей, способным ехать по целине тундры, прямо по снежному насту.
Наконец, на буровую, давно сидевшей на голодном топливном пайке, пришёл соляровоз на базе автомобиля «Урал». Силовые установки буровой давно не работали из-за дефицита топлива. Для поддержания работы электростанции помбуры спускались в соляровые ёмкости, долбили во льду на дне емкостей луночки, из которых потом начерпывали вёдрами накопившееся дизтопливо для электростанции. Первым же рейсом топливовоза жена дизелиста Поэта, пока тот был на вахте, сбежала от него в теплой кабине «Урала», Поэт не хотел верить в бегство своей избранницы, хотя причина для её дезертирства, была веская. В первое же утро, после того как дизелист, посланный в разведку в прачечную, доложил Рафу:
— Они там лежат «вальтом»!..
— Кто вальтом? — спросил делающий вид, что не понимает, Раф.
— Жена Поэта с Бобром!
Так, вот, в первое же утро Поэт прибежал к Рафу и взволнованно сообщил:
— Вы видите, что творится!
— А что творится? — невозмутимо переспросил Раф.
— Так моя жена с Бобром съе…лася!
— Ну-у, ты не горячись! — дипломатично тормозил новоявленного Отелло Раф. — Я уверен, что это только слухи. На буровой людям скучно, у самих давно «не стоит», вот они тебя и дрочат!
Поэт его не слышал. Он только пожаловался ему на судьбу:
— А я такую глупость совершил, я её двух детей усыновил!