— Мужчины бывают верные или честные, — говорит Жанна. — Куда отнесешь Кирилла?
Они лежат рядышком на кровати и разрабатывают план соблазнения. Важна каждая мелочь.
— По-моему, он больной на голову, — неопределенно отмахивается Лиза. — Или на головку. Короче, верный и честный, бессовестно и беспросветно.
— М-да… — зависает Жанна. — Бывает, но редко. Угораздило нас.
Уже «нас». Лиза явно в восторге от появившейся компаньонки.
— Вон камера, — указывает она подбородком на шкаф.
Спрятано так надежно, что Жанна не видит.
— Значит, цель — запись шашней нашего стойкого солдатика с любой посторонней дамой?
— Так.
— Или с двумя?
Лиза не возражает. По лицу видно: ей неважно «как», лишь бы получилось. Последний шанс.
Жанна с удовольствием оглядывает себя и напарницу. У обеих позы, фигуры, лица, прически, взгляд и умением всем этим пользоваться в нужных целях — на высшем уровне. Они лежат плечом к плечу, ножки игриво загнуты, настенное зеркало, перед которым на тумбочке стоит ваза с цветком, отображает сногсшибательный для мужского глаза вид. Окажись Кирилл в квартире сейчас…
Ну, оказался бы. И что? Дело не в виде, пусть от него у большинства мужиков слюнки текут, дело в человеке. Подход можно найти к каждому, но ключики следует подбирать разные. Если Матвеев такой, каким его описала Лиза…
— Чтобы клюнул, нужна хорошая наживка. — Жанна начинает издалека.
Лиза обижается:
— Я была плохая?
Дружеская улыбка в ответ:
— Замечательная. Аппетитная, чувственная, соблазнительная… Но соблазнительная слишком откровенно. Это неправильно. Честных ловят не на лакомого опарыша, а на червя, который грызет изнутри. Наша рыбка сама должна сделать первый шаг, иначе никак. Теперь нас двое. Это надо правильно обыграть. Скажем, я заскочила в гости. Типа, я — твоя соседка, у которой случилось несчастье. К примеру, дверь захлопнулась. Или я — лучшая подруга, которую бросили и срочно требуется утешить. Или… — она смеется, — твоя любовница.
— Правильно! Двойной удар по мужским инстинктам!
— Как это обставить, чтобы сработало?
Лиза бесцеремонна:
— А если сделать просто: входит такой он — а тут такие мы. — Следует взгляд на кровать.
Жанна морщится:
— Он не маньяк. Извинится, что помешал, и уйдет. Сначала нужно втянуть эмоционально. Вместе с ним поужинать и попутно во что-нибудь сыграть.
— Например?
— Классическое — в «бутылочку». Или в карты на раздевание. Невинные поцелуйчики в первом случае и постепенное веселое разоблачение во втором не отпугнут даже верного женатика. Нам для начала хватит и этого.
— Для начала? — Только что появившееся сомнение Лизы сменяется настороженным удивлением. — Хватит?
— Чтобы крючок заглотил, ага? — Жанну понесло. — Врезав несчастному по губам и глазам, бьем по рукам и мыслям. Надеваем ему повязку и приступаем к «угадайкам». «Угадай, кто дотронулся», «угадай, до чего дотронулся», «угадай, до чьей дотронулся»… Черт. С нервными влюбленными надо проще. Лучше сначала вяжем глаза мне: «Угадаю, кто такой несмелый». «Угадаю, кто такой смелый». «Угадаю, какой части твоего тела касается мой язычок»…
Лиза задумывается.
— Может, лучше начать с фантов?
— Тоже вариант. Например: «Я очень крепко сплю, разбуди меня нежно»… «Побудь моей лошадкой — прокати на себе»… «Намажься шоколадом где хочешь — я слижу»… «Сними с себя что-нибудь»… «Сними с меня все»…
Лиза кривит губы:
— Не испугается прямого намека?
— Тогда так: «Сними с меня зубами…»
Обе хихикают, представляя веселые картинки.
За прошедшее время отношения из приятельских переросли не в просто дружеские или партнерские, а в сообщнические. Это состояние называется «спелись». Вдвоем они порвут всех, пусть только сунутся. Жаль, что сунуться может только один, да и тот неправильный, не вяжущийся с употребленным глаголом. Ничего, и не таким рога обламывали и вновь наставляли. Жанну захватил азарт. Она хочет в бой. Для Лизы соблазнение Матвеева — необходимость, ей поставили задачу, а для Жанны это теперь испытание собственных сил. Ну, не бывает непробиваемых мужчин, даже у Ахиллеса нашлась уязвимая пятка. А Ахиллес, надо напомнить, был полубогом, Матвееву до него далеко.
— А может — в твистер? — загорается Жанна. — Детская игра такая, на полу переплетаться.
— Он кашляет, — вспоминает Лиза. — Напольное отменяется.
— Кашляет?! В ванну его, однозначно!
— Примерно так я и предполагала.
— Упасть, и чтобы попрыгал вокруг, помогая и одновременно искушаясь? Типа, кто же устоит?
Лиза в тревоге кивает.
— Банально и очень хрупко. — Жанна чувствует себя выше напарницы в таких делах, хоть и моложе ее. — Если он такой, как ты говоришь, то осторожно перенесет в постель, при этом постарается не дотронуться до самого соблазнительного во избежание быть неправильно понятым. Затем, терзаясь виной за глупые мысли, когда у ближнего горе, укутает как дитя и вызовет врача.
Проследив логическую цепочку, Лиза вынужденно соглашается. Плохая идея. Не для верных и честных.
Жанна спохватывается:
— Мы не о том говорим. — Она вскакивает на постели и остается сидеть на коленях — в вертикальной позе и думается лучше, и действовать, если понадобится, намного проще. Голос напряжен: — Сначала определим порядок действий и сроки. Когда должен прийти твой «объект»?
Лиза вздыхает так, что кровать шатается.
— Не должен, а может. В любую минуту. Все сроки вышли, но у него могло что-то случиться, и я надеюсь…
— Тогда мы теряем время, — перебивает Жанна. — У нас нет плана на случай аврала. Если раздастся звонок в дверь, как ты меня представишь?
— Чем проще объяснение, тем лучше. Подруга пришла поплакаться. Твой дом далеко, я оставила тебя ночевать.
— И поэтому ты в одном пеньюаре, а на мне даже его нет? Что подумает о нас мужчина «верный и честный, бессовестно и беспросветно»?
Жанна спрыгивает на пол, руки хватают с пола нижнюю часть интимного туалета.
— И тебе советую, — говорит она, натягивая на бедра ажурные ниточки. — Хотя бы низ, а лучше полностью. Шоколадная конфета без красивого фантика — просто что-то коричневое. Большинство мужиков клюет на вкус, но некоторым важен вид. Мы должны вызывать у нашего клиента желание с нас что-то снять, а не наоборот. Он особенный, значит, и отношение к нему должно быть особенное.
— Тогда в отношении твоих бутылочек, карт, фантов и прочих твистеров… — задумчиво тянет Лиза. Она тоже встает и идет одеваться. В одной руке зависают трусики, в другой — бюстик. Мысли далеко. — Не факт, что ему вообще захочется играть в какие-то игры.
— Надо, чтобы он не понял, что это игра.
Лиза недоуменно молчит. Жанна объясняет:
— Перечислю роли, которые я могу сыграть, чтобы заставить его проявить милосердие.
— Причем здесь?..
— Подобное лечат подобным. Он должен сделать нужное нам из сострадания и человеческого участия.
— Как-как? — хмыкает Лиза.
Чувствуется, как ей не хочется снимать пеньюар — обычно стопроцентно срабатывавший аксессуар. У Жанны есть похожий, но его место — в шкафу, вместе с другими искусственными помощниками. До них дело обычно не доходит. Надеяться нужно только на себя, а если для результата требуются помощники — дело швах.
Пеньюар, наконец, падает к ногам, Лиза некоторое время вертится перед зеркалом и влезает в тонюсенькую нитяную конструкцию. Назвать эти ярко-красные полосочки одеждой — обидеть хорошее слово. Ну, спасибо, не леопардовые. Красный цвет — это агрессия, Выпирающие формы — навязчивость. Сейчас подошло бы что-то более закрытое и нейтральное, лучше серое. Или черное, которое на все случаи жизни. Как у Жанны. Правда, сейчас у нее белье тоже узкое, но никто не знал, куда закинет судьба, и что потребуется демонстрировать, а что скрывать. Неужели Лиза при своей красоте не понимает, что иногда красота должна быть вторична?
Не понимает. Та же красота тому виной. Окружающие так часто превозносили, что мнение некоторых принимается за единственную и непогрешимую истину. Женщина, которую хотят многие, должна помнить, что всегда найдутся и те, кто не хочет. Таких берут другими средствами.
Жанна кривится, но объяснять очевидное считает бессмысленным. Она продолжает:
— По легенде, я — твоя подруга с неудавшейся судьбой. Я пережила изнасилование и теперь боюсь мужчин. Боюсь их рук и ласк. Губ и тел. Ты очень переживаешь за меня и мое будущее. Поможет твой приятель бедной девушке вернуться в норму?
— В принципе, шанс есть. — Лиза прикидывает, улыбаясь происходящему в фантазиях. — А другие варианты?
— Сбежала от мужа. Муж был сволочь, ничего кроме грубой классики не признавал, прелюдии ненавидел… А хочется любви и нежности.
— Первое было лучше.
— Тогда просто: я фригидна. Точнее, как бы думаю, что холодна, что ничего не чувствую и чувствовать не могу. Меня нужно пробудить от спячки, снять заклятье, развеять черные чары. Чем не повод помочь бедняжке?
Лиза в восторге.
— Еще!
— Тираны-родичи выдают за гнусного старикана в надежде на его деньги. А я берегла честь для прекрасного принца, не хочу отдавать ее озабоченному мерзавцу, у которого одна нога уже в могиле. И как бы жажду успеть подарить самое дорогое последнему хорошему человеку, которого встречу до ненавистной свадьбы. То есть именно сейчас и ему. Завтра будет поздно. Он же не Павка Корчагин, не откажет в последней просьбе несчастной красавице.
— «Отдать честь» сможешь достоверно? Впрочем… — Лиза понимает: изображать что-то или оправдываться будет не нужно. Дело будет сделано.
— Еще вариант: люблю женщин, а мужской любви не знала. Или знала, но столь плоско и бездарно… Потому и полюбила женщин. Необходима приятная помощь в возвращении в лоно нормальных и правильно любимых.
— Неплохо. — Лиза задумчиво примеривает ситуацию к конкретному несокрушимому объекту.
— Еще можно сказать, — продолжает Жанна уже не столь твердо, — что боюсь разочаровать намечающегося мужа. Жениха. Что тот ждет от меня праздничного торта, а я кроме пресной овсянки ничего не умею.
Лиза отрицательно машет головой:
— Если Кирилл на минуту выйдет из роли благородного рыцаря и отождествит себя с этим женихом, чья невеста ищет учителей на стороне…
— Согласна.
Некоторое время они сидят молча. Хороших новых мыслей нет. За плохие самим стыдно.
— Остановимся на первом варианте, — бросает Лиза, — с как бы произошедшим насилием. Забьешься в угол, будешь смотреть волком. Можешь кидаться на стены, рвать на себе волосы и одежду. Наше с ним дело — успокаивать, теплым сочувствием и лаской стараться уложить в постель и вылечить. Вернуть к жизни. Если он будет меня стесняться, уйду под каким-нибудь предлогом.
Они одновременно смотрят на часы.
Жанна вспоминает, предыдущую тему:
— А еще я хочу попробовать себя в свободном полете. Можешь дать мне самостоятельное задание?
— Думаешь, готова? Не хочешь сначала обкатать совместно, посмотреть, как делается?
На лице Жанны — несокрушимая твердость. За кого ее принимают? За воспитанницу института благородных девиц?
— Ну, раз уверена… — Лиза не собирается разубеждать. Она долго копается в меню телефона и, наконец, выбирает два фото. — Вот объекты на сегодняшний день, выбирай, кто больше нравится. Оба срочные, и Лига отблагодарит ту, кто справится с любым из них первой. Полной информации я тебе дать не имею права, где их найти — подскажу. — Она что-то вспоминает и усмехается. — В свое время я начинала с самого красивого и пожалела. Только себя любят. Но я не настаиваю. Выбери которого не жалко.
Сказать «шок» — ничего не сказать. Убивают оба снимка. Кандидат в «главные» — папа Жанны. В «особых» — Алекс. В отношении последнего пометка: «Повторно. Черный уровень».
- - — -
Проклятые бандюки едва не поймали. Остановили автобус, смотрели прямо в глаза. Пронесло. Водитель с испугу не вспомнил, кого на какой остановке подсаживал. Народ, конечно, повозмущался самоуправством, но лишь потом, когда громилы отвалили и их черные дредноуты унеслись прочь.
Бандиты нынче уже не те. Лощеные, солидные, а лицензиями и разрешениями увешаны, как стол менеджера стикерами. И оснащены самой современной аппаратурой. Да, противник силен, но управа на него имеется. Враги сильны, когда вместе. Значит, самых въедливых нужно изымать из игры по одному. Что и делается.
Не утерпев, он достает телефон и вновь загружает вид с веб-камеры. В который раз любуется, вздрагивая при встрече взглядом. Она, конечно, не подозревает, что кто-то на нее смотрит. Но вдруг чувствует?
Руки еще помнят прелестное тело, втянутое в подготовленный для акции автомобиль. Маска милого зайчишки под шапкой (волк или тигр отпугнут, а эта обескуражила и дала целую секунду форы), многократно отработанный командный голос, перчатки, — все прошло по высшему уровню. Хлороформ, обмякла, отъехал, укол, навесил номера, отправился в нужное место.
Теперь он может ей любоваться. Мог бы и больше… но не нужно. Рано. Он передал для нее книги о любви. Скоро добавит к этому видеопроигрыватель и всяческое кино про самую разную, но непременно настоящую искреннюю любовь. Пусть читает, пусть смотрит. Главное — не торопиться.
- - — -
Кирилл валяется в снегу, люди смотрят на него и отворачиваются. Делают вид, что не видят.
Видят и не отворачиваются лишь двое подростков лет тринадцати.
— Каков подарочек, — залихватски тянет первый. — А?
Второй соглашается:
— В самый раз.
Оглядевшись, они подходят. Кирилл держится руками за голову — единственная возможность не дать ей, разламывающейся, заледенеть и перестать быть. Ноги еще не функционируют в качестве средств передвижения. Полет был краток, а приземление не удалось. Но если судить по целости членов… Все отбито, но ничего не сломано. Можно считать огромной удачей.
— Ты кто? — падает из окружающего мира вопрос.
Кирилл отсутствует. Происходящее снаружи еще не воспринимается сознанием наравне с остальным. Примерно как у тех людей, что проходили мимо: он тоже смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Только они отгородились от реальности нарочно, потому что досаждает, а он всей душой хочет вернуться… но пока не может.
Двое подростков берут его под руки. Убедившись, что никому нет дела, а добыча не сопротивляется, они быстро волокут в сторону соседнего квартала.
— Передохнем.
— Не останавливайся. Менты.
Как в замедленном кино мимо проплывает полицейский «козлик». Наблюдаемая уличная сценка не настораживает полицейских — сыновья тащат домой пропойцу-отца. Вечная картина. Уже почти до подъезда дотащили. Из сил выбились. Даже помочь хочется.
Патрульная машина исчезает. Подростки переводят дух и меняют направление от ближайшего подъезда на вход в подвал.
Спуская едва передвигающее ноги тело, они чуть не роняют его на спускающейся вниз небольшой лестнице. Отдышавшись, один приветственно машет рукой в глазок видеодомофона, гудящего зуммером вызова, и перед ними отворяется последняя дверь — железная, помимо замка оснащенная мощным засовом.
Открывается зал, увешанный полотнищами с определенной символикой. Посреди подвала повязаны канаты. Вдали, где расположены тренажеры, разминаются несколько молодых людей в тяжелых шнурованных ботинках, черных футболках и камуфляжных штанах.
— Привет, парни, — раздается навстречу расплывшимся в улыбке подросткам. — Чего так счастливы? У кого-то горе?
Тоненькие ладошки поочередно утопают в лапище перехватившего на пороге огромного человека. На нем такая же униформа, но размерами и шириной плеч остальным до него, как до Австралии на поезде.
— Грушу принесли.
— Показывайте.
— Вот. — Они вытаскивают Кирилла на всеобщее обозрение и кладут на пол.
— Пьяный?
— Вроде нет.
— Со свалки, что ли? — Человек из подвала внимательно разглядывает остатки одежды Кирилла.
— Ты что? Его из машины выбросили.
— Жене надоел?
— Может, и надоел, — жмет плечами один из парнишек. — Подойдет?
— Ставьте на ринг. — Человек отсчитывает несколько купюр.
- - — -