— Верите, — златокудрая голова нежно склоняется к плечу соседа, — что все в жизни — неслучайно?
Чувственный шепот едва слышен. Мужчина нервно оглядывается в другую сторону, где сидит супруга, но она поглощена кинодейством и ничего не замечает.
Ему неловко. Он косится на таинственную незнакомку слева. Взгляд пробегает по ней сверху донизу, задерживаясь на особых обстоятельствах.
Все при ней. Одета с шиком. Не вульгарна. Симпатична. Впрочем, ничем не лучше жены.
Но и не хуже. В уме щелкает калькулятор. Накрывают туманы и проносятся ветра. Наконец, из-за согнанных туч выплывает солнце.
Он улыбается.
Она встает и медленно выходит. Фильм продолжается. Жена переживает за бьющуюся в истерике героиню, которой изменил герой. Мужчина ерзает и косится на опустевшее кресло — на еще теплом от сдобного наполнения месте белеет визитка.
— Стоп.
Изображение замерло. Потянувшаяся влево рука мужчины — змея, которая крадется за добычей. Картина маслом.
Докладчица удаляет с монитора ситуацию с однозначной концовкой и смотрит на собравшихся.
— Слишком примитивно, — говорит одна.
— Слишком нахально, — допускает вторая. — Можно напугать.
— Слишком сложно. — Третья сексуально потягивается и кривит губки. Она самая юная из всех и не пропускает случая это подчеркнуть.
Докладчица и две другие старше и мудрее. Они не смотрят на третью. Они думают.
— Я бы заставила сделать первый шаг, — первая.
— Романтика и тайна хороши, — вторая, — если не переусердствовать.
— Они на все клюют, — третья. — Только покажи.
Докладчица:
— Этот — другой. На Лизу не клюнул.
Третья хмурится. Получается, что и у нее могло не получиться. Лиза — конкурентка по возрасту и стати. Правда, в Комиссию не входит. Пока. Пара неудач — и легко заменит.
— Я бы смогла, — упорствует третья.
Остальные улыбаются. Молодо-зелено. Но дело свое знает и сообществу предана. За то и держат ближе к себе, а не за гладкость юности и объем мягкости.
— У него до сих пор — только с младшей бухгалтершей из соседнего отдела. Тщательно скрывает. А та не смогла.
Докладчица улыбается и закидывает ногу на ногу, чего, впрочем, не видят виртуальные собеседницы — камера берет только верх. Рука тянется к кнопке запуска следующей записи:
— Смотрим результат?
Первая и вторая пренебрежительно цедят:
— Что там смотреть?
— Все как обычно? — не удержавшись, любопытствует третья. Как бы ни харахорилась, а учиться у старших не забывает. Умничка.
— На пять с плюсом.
— И все равно, — вздыхает первая. — Подбить на измену во время кино про измену… Не комильфо. Мельчаем.
— Главное — результат, не так ли?
— И все же хочется сделать красиво.
Первая кивает и, меняя тему, обращается ко второй:
— Что с «Риэлтингом»? Чарли торопит.
— Одним сейчас Роза занимается. — Вторая смотрит на часы, улыбается: — Как раз в эту минуту.
— А другим кто? — интересуется недавняя докладчица.
— С ним Лиза работает. Пока — ноль.
Третья едва сдерживает злорадство. Счет в ее пользу растет.
Докладчица видит мигающий ярлычок:
— Кристина сбросила отчет.
— Отлично. — Все переглянулись. — Кто займется дальнейшим?
Докладчица поднимает руку первой.
- - — -
Серый стеклянно-бетонный муравейник гудит и сверкает мутными глазами вставшего в пробках автостада — впереди авария или ремонт дороги. Из зада каждой стальной особи поднимается белесый туман, он окутывает натужно клацающие, как в ознобе, морды притискивающихся сзади и обдает псевдотеплой вонью перебегающих прохожих, прикрывающих нос меховыми варежками.
Ноги несут Кирилла домой. Не «домой», к квартире бывшей жены и украденного солнышка, а к любимой.
Он думает о деньгах. Десять тысяч долларов. Похитители знают его жизнь, сумма реальна. Громадна, да, но реальна. Если бы не развод — вполне посильна, чтобы занять и со временем отдать. Если бы не развод.
Мороз выжигает кости. Главное, Павлик пока в безопасности.
В подъезде Кирилл топает, сбивая налипший снег, и поднимается на второй этаж. Негнущиеся пальцы долго выуживают в кармане ключи и с трудом вставляют нужный в замок.
Черт. Черт-черт-черт. Ключ не желает выполнять предназначение. Перепутал? Нет, ключ правильный. Еще раз. Якорный бобер, не заперто! Почему? Алена не могла…
Рука осторожно жмет ручку вниз и на себя, глаза шарят в образовавшейся щели. Ничего. Свет не горит. Тишина.
Шаг. Еще шаг. Кисть нащупывает биту под плащом на вешалке справа от входа, пальцы жадно обнимают прохладную рукоять.
Еще шаг, уже с битой наперевес. Алена обязана быть дома. Или спит (но почему так безалаберно отнеслась к безопасности?!) или…
Одновременное движение спереди и сзади. Скрытое полумраком злое лицо подростка.
Макушка не создана для ударов тяжелыми предметами. Даже в шапке-ушанке. Кирилл проваливается в бессознательное.
- - — -
Прежняя озабоченность смыта, улыбка почти натуральна. Волосы высушены и уложены. Кристина окидывает себя довольным взором, зеркало ухмыляется в ответ с дружелюбной снисходительностью и глубоко заталкиваемым презрением.
Она решается. Что ни говори про этих, но все же лапочки. Так старались…
Кристина отворяет дверь. Плечи, осанка, приветливый смайлик. Пусть еще немного порадуются.
— Зайчики, я…
Что происходит? Брюнет быстро одевается. Гнев в глазах. Блондина нет. Дверь в детскую открыта.
— Ты! — яростно вращает белками брюнет, безуспешно вталкивая ногу в перекрученную штанину.
Конец всему и вся. Говорила же, что нужно лучше прятать.
За распахнутой дверью у шкафчика сверкает волосатая задница нагнувшегося над находкой блондина. Его лицо в компьютере, ему не до приличий. Впрочем, какие тут… Смешное слово. После всего.
— Нет! — Он со злостью лупит клавиатуру, будто виновата именно она.
— Ищи лучше! — настаивает брюнет. — Должно быть. Иначе — зачем?
На шелке смятого широкого лежбища вырванным глазом валяется микрокамера. Вот тебе и микро.
— Поучи еще! — огрызается из детской белый зад. — Чайник! По ходу, она успела все удалить…
Брюнет угрожающе надвигается на Кристину. Айсберг на маленькую лодочку. Дровосек на березку. Люли-люли, заломати…
«Дззз! Дум-дум-дум!» — звонок и стук одновременно. Наконец-то.
— Откройте, полиция!
Два «б» — брюн и блонд — синхронно оглядываются на входную дверь.
Страх. Ненависть.
У нее к ним — брезгливое высокомерие.
— Дошло? — Она царапает себе грудь. Полосы на коже смотрятся жутко.
— Но камера! — Брюнет в трансе. — Камера — доказательство умысла, провокации. Тебе не поверят.
— Иметь дома не запрещено. А записи нет.
Она улыбается.
— Сучка! Ты же сама нас…
Кристина набирает полные легкие воздуха и бросается к двери:
— Помогите!
- - — -
Хотите представить, что пережил Кирилл, когда очнулся и понял, что ни Алены, ни Павлика нет? Попробуйте. И все равно придется помножить на сто. Потом на тысячу. Потом перестать лезть в чужую душу, которая потемки. Для тех, кто не любит. А кто любит — поймет.
И да минует нас чаша сия.
Квартира зияла пустотой. Пустота — это не отсутствие мебели, техники и тряпок. Это когда близкие люди исчезли. Все остальное — не пустота, а обстоятельства.
Обстоятельства сообщили глазам, что квартиру обчистили. Кирилл наскоро оглядел вывернутые шкафы и выдернутые ящики тумбочек. Крупная техника на месте, а мелкое не в счет. И особых ценностей у Кирилла с Аленой не было. Воры просто не успели.
Видимо, Кирилл спугнул их, и они сбежали, унеся с собой кое-что из ценного. Обокрали — пусть. Это обидно, но не катастрофично, вещи в жизни не главное. Главное — где Алена? Тоже унесли, как величайшую драгоценность?
Мозаично, с выпавшими элементами, всплыло испуганно-агрессивное лицо ударившего недомерка. Загнанный в угол зверек. Он кусается именно потому, что загнан в угол, от отчаяния. Второй, скорее всего, тоже подросток. Ради ерунды на мокрое дело они не пойдут. Тем более простые воришки не возьмут заложника — он только мешать будет. И лишнюю статью пришьет, намного более серьезную, чем кража. Им просто хотелось поживиться. Насилие? Могли бы, для куража. Особенно, если не местные. Но насилие оставляет следы. Следов нет.
Всплывает тот же вопрос: где Алена? Куда-то ушла до прихода воришек? Что заставило?
Кирилл не глядя извлек мобильник и ткнул в номер один быстрого набора. «Пам-па-пам!..» — запело в ворохе шарфов, перчаток и шапок в прихожей. Воришки проморгали. Но что это даст? Почему Алена не взяла телефон, почему не звонит с другого? Два часа назад она сказала, что уже пришла. Если была дома — почему впустила? Если не была… то почему и где она теперь?
Алена. Милая. Что с тобой?
Непонятно.
Ее вещи нашлись все до единой. Все платья, все брюки, вся зимняя и летняя обувь. Плащ, пальто и куртка. Белье — все, без исключения. Черт знает что. Кирилл напряг память, на которую никогда не жаловался.
Ага. Тапочки. И халат.
Голова загудела, будто ее вновь огрели утюгом. А огрели именно им, вот он, рядом валяется.
Дурдом. На улице — большой минус. В подъезде — маленький, но тоже. Куда в таком виде? К соседу за солью, а Кирилл тогда — рогатый герой анекдота? Бред. Алена не такая. Поэтому и выбрал. Поэтому любит. И не только поэтому.
Понятно, про ограбление он заявлять не станет. Не до того. Объяснять придется многое, а это время, нервы и упущенные возможности. А ему нужно искать решения.
Павлик.
А теперь и…
Безжизненная пустота булькнула звуком напоминания о пропущенном сообщении. На вспыхнувшем экране появилось уведомление. Оказывается, пока Кирилл шел по зимнему городу, пришло СМС. Он не слышал. Да и как, если мороз, уши закрыты, а душа рвется вперед и в завтра. А телефон глубоко.
Глаза вглядываются в безобразно квадратные буквам:
«Павлик унас. Ни кому ни сообщай, если ни хочишь проблем. Готовь бабки штуку баксов. Будь через час у памитника Ленина. К тебе подойдут. Ни вздумай абмануть — убьем! Усек?»
Еще одни. И Павлик у них. У этих, безграмотных.
«Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь очень близкого человека?» — сказали те, которые завтра. Про то, что очень близкий человек именно сын, не было ни слова.
Алена?!..
- - — -
Вращ — некрасивое погоняло, но присосалось насмерть. Отдерешь только с кровью. С кровью не хочется, себя Вращ любит.
Некрасивый, небольшой, сутулый, паукообразный. Сначала прозвали Хилым. Не прижилось, пусть и вправду хилый. Паук — тоже отпало, не по чину. Стал Вращом. И хрен с ним. А про истинное имя даже не помнит. Незачем. Кому?
Три часа он простоял у подъезда. Точка наблюдения менялась несколько раз.
И ничего. Грелся он в подъезде, пока какие-то бабки не собрались звонить куда не надо.
Теперь опять на улице. Холодно. Ноги уже не ощущаются.
Профукал? Поди разбери, когда они все закутаны в платки да меховые шапки.
Нет, интуиция подсказывает, что нужной девушки не было. А дома уже кто-то есть, недавно зажегся свет. Проходили только мужчины и женщины в возрасте. Вот и ладушки.
Хватит ждать, мертвому или больному деньги ни чему. С очередным открытием подъездной двери, выпустившей пенсионера с собачкой, Вращ опять оказался внутри. Игнорируя лифт, быстро поднялся на нужный этаж, движением разгоняя кровь. Потоптался на месте, пришел в себя, успокоил дыхание. Палец на звонок. «Плюм-блюм!» — внутри.
Дверь отпирают. Ура!
Мужчина. Серьезный пронизывающий взгляд. Половина тела скрыта за дверью — в руке возможно оружие.
Ноги сами делают шаг назад, вынося из доступной зоны. Понадобится — можно броситься вниз. Он заставляет себя произнести:
— Муж Алены Агеенко?
Мужчина смотрит по сторонам, словно выискивает помощников-подельников. Вращ один. Но далеко. Холодным оружием и, тем более, руками не достать. Если там что-то посерьезнее — нужен достаточный повод для применения. Повода пока нет.
— Муж? — переспрашивает мужчина. — А что?
— Есть любопытная информация. О ней, об Алене. Интересно?
— Допустим.
— Это будет стоить…
— …Твоей жизни, — перебивает мужчина.
Он смещается вбок.
Вращ глядит в направленную в живот стальную смерть. Готовую плюнуть. Нет, не готовую. Пока — не за что. Поджилки трясутся, но голова работает. Вращ видел и знает жизнь.
— Это несерьезно, — говорит он. — Я деловой человек. Если вы не в настроении, могу зайти позже.
Он начинает разворачиваться.
— Стой.
Вращ останавливается.
— Что у тебя?
— Кое-что про вашу Алену. Цена… — Вращ медлит, прикидывая уровень достатка по интерьеру за спиной мужчины и свои шансы получить хоть что-то. — Пятьдесят тысяч, — заканчивает он.
Мужчина ухмыляется:
— Долларов?
Вращ поникает:
— Нет.
— Нет, — говорит мужчина.
Вращ и ствол смотрят друг на друга. Оба в раздумьях.
— Сколько вы согласны заплатить? — делается последняя попытка материально оправдать свое появление в этом холодном провинциальном городишке.
— Смотря за что.
— Поговорим?
— Поговорим.
Дверь распахивается, мужчина отходит вглубь. Направленный пистолет делает приглашающий взмах внутрь. Огнестрел, травмат или газовик? Рассчитывать нужно на худшее. Впрочем, даже газовая струя или, тем более, резиновый шарик с такого расстояния в нужное место…
- - — -