Говорят, любовь — это болезнь, проходящая, если больные достаточно долго лежат в постели. Врут. Потому что — смотря с кем. С любимым — не проходит.
Алена стонет. Мечется по смятому матрасу, путаясь в полах халата. Забыла снять. Какая разница.
Он отказался. Ее Кирилл. До свадьбы оставалась неделя.
Невозможно. Но зачем похитителям врать? Сорвать двойной куш? То есть…
Она вскакивает, но тут же вновь садится на жесткий сундук. Перед глазами колышутся цветные круги. Голова трещит от усилий.
Возможно, похитители уже получили деньги с Кирилла и хотят еще?
Она падает ничком на матрас. Нет. Назови они сразу двойную, тройную, любую цену — Кирилл бы…
Кирилл — что? Нашел бы? Землю бы перевернул, но собрал?
Значит, не собрал. Не нашел. Не перевернул.
Снова шаги. Уже привычные, мужские. Скрип. Свет. Пародия на лицо. Корзинка вниз.
На этот раз не еда, а что-то громоздкое и угловатое. В корзине оказывается переносной проигрыватель видеодисков со встроенным экраном. Приложенная записка гласит: «Посмотри. И еще раз подумай над нашим вопросом».
Она включает и чуть не падает в обморок. Кирилл. Он смотрит в камеру. Глаза тусклые.
— Алена… — он едва выталкивает слова. — Извини. Ничем не смогу тебе помочь.
Алена задыхается. Кирилл без одежды. В чужой постели. На заднем плане видны женские вещи. Мало того — там успела мелькнуть женская фигура, одетая в домашнее.
— Прости, что так получилось… — долдонит несостоявшийся муж, — что пришлось сказать это вот так… Я ухожу к другой. Когда-нибудь ты поймешь меня. Прости.
Запись закончилась.
Сверху опустили новый мини-плакат:
«Ну не сволочь? Что нам теперь с тобой делать?»
Мозг вдруг включается. Если никто не заплатит, выхода отсюда нет. Выкручиваться нужно самой.
Кто еще может собрать ради нее такую сумму? Друзьями-подругами не обзавелась. На работе коллеги таких денег в глаза не видели. Друзья Кирилла? Володя Горский? Володей, а не Владимиром Терентьевичем, он стал в первый же день знакомства, замучив комплиментами во время спонтанного танца. Буквально заставил называть на ты. И то, что произошло на следующей встрече, которой она так не хотела… и куда все же пошла, вняв нечеловечески-страстным мольбам о помощи… Вот и проявляй после этого сострадание.
Он обещал золотые горы. Цветами усыпать, на руках носить. Квартиру снял и говорил, что для нее. Врал, конечно. Но как же врал…
А все из-за Расула. О, кстати.
Алена оживает.
— Запишите, — сообщает вверх. — Владимир Горский и Расул Гаджиев.
Корзинка уносится вверх и вскоре возвращается. Снова с проигрывателем, без записи с Кириллом, но с несколькими комплектами батареек и стопкой других дисков.
Кино о любви. Много.
Слезы душат Алену. Рыдания. Истерика. Боль — долгая и почти смертельная. Кулаки об стену — в кровь.
Успокоение приходит нескоро.
- - — -
Он преклоняется перед этим совершенством. Боготворит.
Ее глаза… Что скрывается за влажной поволокой этих закрытых сейчас небесных очей, чей взгляд так неумолимо притягивает, сладко щебечет и нежно шепчет, бесконечно много обещает, больно обжигает, рвет душу в клочья, крадет уносящееся сознание и бьет острием копья прямо в сердце?
Он не может без этих глаз. С каждой секундой погружения в них его засасывает все глубже и глубже, в них он вязнет, как в меде, утопает и, в конце концов, бьется головой о неожиданно податливое мягкое дно — и наслаждается собственной беспомощностью, с трогательным трепетным удовольствием покоряясь неизбежному…
Забыть слово «неизбежность». Теперь все в его руках. Получилось даже лучше, чем он надеялся. Еще несколько штрихов к картине, и шедевр будет готов. Жаль, никому не покажешь, не поведаешь. Что ж, не впервой.
Он смотрит на часы, скидывает балахон и прочее тряпье. Пора подчищать хвосты.
- - — -
Она вышла, такси сразу умчалось. До подъезда — еще метров сто, ближе не дали подъехать сугробы и ночующие на улице машины соседей, сейчас тоже превратившиеся в сугробы.
— Гля, какая! — Взгляд ночного искателя легких денег и удовольствий сканирует окружающую пустоту двора.
Напарник замечает это:
— Если ты о том же, о чем и я…
— Ага.
Но Кристина видит. Точнее, чувствует. Чего боялась в собственном небезопасном дворе, настигло ее здесь.
Ноги сами несут вперед. Не зря. Две тени пускаются наперерез. У нее выигрыш в расстоянии и начальной скорости. До двери подъезда она доберется первой, но что потом?
Топот по снегу приглушен и оттого еще более злобен. Как быдто хрустят кости. Темнота, страх, опасность — сиамские близнецы. Разделяются только ножом хирурга.
— Помогите! — кричит она в ночи.
Ситуация однозначна. Ужас пробирает насквозь и вытесняет стужу. Зачем она изменила маршрут?..
— Сейчас поможем, — издевательски доносится от преследователей.
Пар изо ртов. Белые комья из-под ног.
Город спит. Он ничего не видит, ничего не слышит. Город привык к постоянным маленьким трагедиям, которые разыгрываются в его все переваривающем чреве.
- - — -
Нежная рука опускается на плечо:
— Выпей.
Лекарство на блюдечке. Кирилл глотает. Мысли не здесь. Мысли в тупике.
Кто его сдал? Уютная воспитательница? Врач-выпивоха? Говорливый дворник? Просто заметили на улице и выследили? Впрочем, можно вычислить местонахождение через Ай-Пи-адрес компьютера, с которого он отправил электронную почту, это муторно, но реально.
А если пофантазировать, то возможны и другие варианты.
Какая теперь разница. Алена потеряна.
Преодолевая очередной приступ кашля, он еще раз проверяет почту. Зачем — не знает, на всякий случай. Чтобы чем-то себя занять.
Ответа от Алекса нет. Да нужен ли теперь?
Кирилл падает в постель и накрывается с головой. Не хочется показывать чужому человеку немужскую реакцию на потерю.
Всего лишь на секунду прикрыв глаза, он проваливается в давно и широко открытые ворота сна.
Облака. Умиротворение. Легкость.
Полет.
- - — -
Вместо дома Леонида Алекс едет в офис. Спать уже не хочется, сон куда-то ушел. Хочется узнать последние новости.
Кстати, о новостях. Странно, что так долго ни от кого нет сообщений.
Алекс клянет себя последними словами: севший планшет поставлен на зарядку, но не включен. Отвлекли звонками, и за ночными приключениями совсем из головы вылетело. Алекс нажимает кнопку питания, экран вспыхивает загрузкой операционки.
К этому моменту впереди уже вырастает здание офиса. Издали Алекс видит, как на поскрипывающую белизну улицы выползает бронированным брюхом могучий бегемот с трехлучевой звездой на носу. Из клетки ограды за ним выпрыгивает второй той же марки, повыше и поугловатее. За ними — резвая ухоженная кобылка Жанны. Вся тройка разномастно взрыкивает и растворяется в предутреннем сумраке.
На вахте дежурные доверительно сообщают — босс вне себя. И, кстати, хорошо, что Алекс пришел, его как раз вызванивают — ему оставлено срочное поручение.
— Что еще?
— Осуществить задержание.
Ознакомившись с подробностями, Алекс не сразу приходит в себя.
— Почему я?
— Вопрос не к нам.
— Там уже кто-то есть?
— Выехали. Сказали, будут ждать.
Алекс вздыхает.
— Еду.
Он вновь выходит на холод, заводит служебную машину, к которой начинает привыкать, но прежде, чем тронуться, смотрит в планшет.
«Объявился». «Срочно жду новостей». «Потерявший и потерявшийся».
Кирилл. Поздно. Его уже нашли.
Алекс отправляется по указанному адресу. Нужно как-то спасать Кирилла. Если тот попадет в Сычевы застенки, с него сперва шкуру спустят, а уж потом начнут разбираться за что.
Алекс останавливается неподалеку от указанного места. Странно, никого из своих не видно. Может, еще получится отпустить попавшего в передрягу приятеля, а потом что-то придумать? Сбежал, дескать, или еще что.
Хотелось бы, но нельзя. Уловки не пройдут. Теперь нужно встать плечом к плечу и вместе держать удар. В конце концов, жизнь человека всегда дороже денег, и если Сыч этого не понимает…
Прямо перед подъездом до Алекса доносится звук, который заставляет напрячься.
Только что спавший припаркованный автомобиль взревывает двигателем и практически прыгает с места в сторону заранее повернутых колес. То есть, прямо на Алекса, глаза которого не верят себе. Потому что за рулем и вообще в машине — никого.
- - — -
Тишина. Нервную полутьму нарушает лишь нескромное подглядывание уличного фонаря. Рядом — тихое размеренное сопение. Он больше не может сдерживаться. Не притрагиваться. Не пытаться. Уже не может. И.
Он протягивает и кладет жаркую ладонь. Всего лишь. Кладет ее, бесцеремонно и жадно, на выставленную в бессознательном неведении пышность — мягкую, чувственную, дремотно-нежную, полную временно спрятанных желаний и надежд на исполнение этих желаний. А затем…
…Бьет по ушам божественная музыка. Благодать снисходит на двигающееся в исконном ритме тело, свет рассеивает мрак, а воздух пляшет искрами благословенной радости.
- - — -
Черное и розовое… Пронзительное… Яркое… Проникновенное и знойное… Неописуемое… Свет или тьма? Все вместе. Калейдоскоп красок, эмоций и образов. Никакого смысла, одни ощущения. Не очень понимая, где кончается странный дурман и начинается явь, непонятно потревоженная, она выплывает из безрассудной реальности сна… в еще более безрассудную реальность. Откуда-то из-за пределов мира, где только покой и счастье, что-то бесцеремонное стучится в тело и разум. Тревожа и волнуя, дергано раскачиваясь, оно тычется слепым щенком, ласково елозит, проскальзывает липким ужом, раз за разом вминаясь, втираясь, протискиваясь…
Она все еще спит. Как бы спит. Спит, но не спит. Не желает просыпаться. Продолжая посапывать, сонно ворочается, но вдруг резко подается назад, навстречу чувственной радости, и проваливается в жаркий сон-не-сон…
…И душит коварного победителя в тесных объятиях, и топит в овациях…
И тут с нее слетают остатки сна. Почему?! Кто?!
С трудом поднятая голова поворачивается, глаза скашиваются назад…
— Привет, — улыбается лицо красного от натуги и донельзя довольного Леонида. — С добрым утром, красавица. Оно доброе, правда?
Лиза вне себя. Она пытается спихнуть узурпатора, но лишь раззадоривает.
— Погоди, малышка. — В руке Леонида появляется пузырек. — Чем это ты собиралась меня угостить?
Все ясно, он подменил бокалы. Левый был обработан. Вот почему она ничего не помнит. Кажется, танцевали…
— Не рой яму другому — слышала поговорку? — бодрым тоном вещает Леонид. Он и не думает останавливаться. — Мама должна была с детства вдолбить.
Прозвучавший глагол сейчас кажется грубым и неуместным. Лиза морщится:
— Решил сделать это вместо нее?
У Леонида наготове оправдание:
— Извини, что без спроса, но я занялся именно тем, к чему меня так настойчиво приглашали.
Лиза гневливо цедит:
— Мужики делятся на две категории: сволочь обыкновенная и сволочь необыкновенная. Угадай, к какой из них относишься ты.
Она делает страдальческое лицо и изображает вызванную насилием ужасную боль. Взгляд косится на спрятанную камеру. Все пошло не так… но тоже неплохо. Опоил… Воспользовался… Оказала сопротивление… В мозгу напротив нового сценария рисуется плюсик.
Из прихожей доносится звонкий сигнал домофона. Оба поворачиваются к вспыхнувшему экрану. Леонид отвлекается от процесса:
— Кого это на заре нелегкая…
И падает, сраженный ударом прикроватной хрустальной вазы.
Крови не видно. Замечательно. Извернувшаяся Лиза выбирается, стараясь удержаться от улыбки, и связывает насильника ремнем халата. У нее получилось.
Экран домофона гаснет, не дождавшись реакции. Но все же — кто там? Лиза подходит и жмет кнопку, включающую обзор.
Вот же черт…
- - — -