«Элизабет» усмехается. Почти то же самое она слышала несколько часов назад, когда по приказу Сыча приехала к настоящей Лизе.
«Ты не Женя», — сказала та.
Сейчас Лиза сидит связанная, ждет возвращения самозванки.
— Я тебя не знаю? — Ведущая нервно сглатывает.
— Ее знаю я, — раздается голос.
К ним подходит Скромница.
— Говорила же… — Скромница вздыхает и переводит взгляд с «Элизабет» на ведущую: — Это моя дочь.
Их обступают другие члены Комиссии. Вокруг сжимается кольцо прочих участниц Лиги.
Сверху доносится шум, двери с треском распахиваются:
— Всем оставаться на местах!
В особняк врываются люди в форме. Словно в цветущую фруктовую рощу ворвалось стадо носорогов.
— Снять маски! Полиция!
На остолбеневших дамочек направляют оружие, и штурмовой отряд освобождает проход начальству. В проем выбитой двери по лестнице спускаются полковник и Сыч.
— Как договорились, все — ваши, а Горский, если еще жив — мой, — напоминает Сыч.
Полковник чуть не спотыкается и останавливается. Он не верит глазам.
— Рита?
Маргарита разводит руками.
Сыч выводит из помещения Жанну, с чьей помощью следили за событиями.
— Где женщина, которую пороли? — спрашивает полковник.
Никто не знает. Она оставалась привязанной к скамье, когда все поднялись наверх. Больше ее не видели.
— Где невеста Матвеева? — повторяет Сыч.
Он сам бросается на поиски.
Алены нет. Ни на этажах особняка, ни в подвальных камерах, где ее и Горского держали двое суток, ни на обширной территории. Надежда обнаружить девушку просыпается, когда одна из спален оказывается запертой. Дверь выбивают, но вместо Алены внутри находят мальчика. В комнате с двумя постелями много еды и игрушек. Мальчик рад вторжению. Его отправляют вниз.
— Мама! — бросается он к Кристине.
— Ты здесь? Почему?
— Меня забхала одна тетя, она сказала, что вы с папой пхасили. Мы много игхали, было весело. Вон она! Тетя Зоя!
Одна из женщин пытается скрыться за чужими спинами. Ее выводят на свет.
— Это вы забирали ребенка из садика? — спрашивает Сыч.
— Да. — Отпираться нет смысла, и женщина готова сотрудничать, чтобы хоть как-то смягчить вину. Она показывает это всем видом.
— Кто приказал? Они? — следует кивок в сторону снятых белых масок. — Кто именно?
Тоненький женский палец упирается в Маргариту:
— Она. Велела сидеть с мальчиком безвылазно до сегодняшнего вечера, потом отдать матери.
Все еще не отошедший от шока полковник обращается к супруге:
— Почему?
Маргарита отводит взгляд.
— Долго объяснять.
— Мы никуда не торопимся. Значит, это твоя инициатива?
— Нет.
— Кто стоит над тобой?
— Прости, но, боюсь, этого я сказать не смогу.
— Скажешь! — говорит он со злостью.
— Не скажу, — говорит она со вздохом. — Потому что не знаю.
- - — -
Алекс откидывается на подушку. Буквально перед самым приходом Гаджиева у него был Борис Борисович. Поговорили.
— Матвеев не виновен, — настаивал Алекс.
— Уже знаю.
— Он жив?
— Жив, жив. Скоро очухается. А пока мы его ментам сдали, у них тоже накопилось много вопросов.
— Борис Борисович!
— Знаю, Алекс. Подожди. Всему свое время. Он побегал — теперь пусть посидит. Подлечится. Сейчас он на больничке в СИЗО.
— А потом?
— Потом ты снимешь гипс и сам поможешь своему приятелю.
На том и сошлись.
Едва он начал дремать, разбудил звонок. На экране высвечивается один из номеров офиса.
Алекс дотягивается до трубки
— Акимов.
— Здравствуй, Алекс, это Макаров из автоцеха. Твой леопард готов.
— Спасибо. Но чуть позже. Мумиям авто не нужно.
— Мы слыхали, поэтому подогнали прямо к больнице. Сейчас занесу ключи.
Через минуту улыбчивый мужчина в белом халате входит в палату Алекса.
— Держи. И выздоравливай скорее.
— Боитесь без работы остаться?
— Естественно. — Макаров иронично щурится. — Кто еще нас таким объемом загрузит? После твоих подвигов мы каждый раз требуем дополнительных ассигнований и людей.
— Говорят, если мужчина неспособен на подвиг, он ни на что не способен, — хмыкает Алекс, — вот и стараюсь.
— Не перестарайся.
Ключ-брелок переходит из целых рук в частично загипсованные.
— Как погодка на улице?
— Не знаю, как бы ее обозвать, чтобы природу не обидеть.
Для автомастера такой мороз — беда.
— Понятно. А с той машиной что?
Макаров понимает, о чем речь.
— Только начали разбираться.
— Полиция в курсе?
— Нет. Какой-то доброхот-очевидец успел вызвать, но мы по-быстрому дело замяли и отволокли аппарат к себе.
— И до сих пор никаких предположений? Учтите, я материалист.
— С учетом последнего — только одно. На машине стояла сигнализация с автозапуском. Механическая коробка передач, но датчики перенастроены на автомат.
Алексу это ничего не говорит. Макаров раскладывает по полочкам:
— Если при таких настройках воткнуть первую передачу, выйти из машины и поставить ее на сигнализацию, а потом завести с брелока, машина в тот же миг поедет вперед. Сама. Рванет туда, куда колеса направлены. Застопорив руль, направить их можно куда угодно. Если брелок сигнализации мощный, то расстояние может быть огромным. В твоем случае, понятно, в пределах видимости.
— Почему?
— Если имелась цель, и ею был именно ты…
Кто-то ждал именно его. Или… Кирилла? А Алекс, как одна из целей, просто первым попался на мушку?
— Чья машина — выяснили?
— Это не ко мне. Все данные в техотделе.
— Хотя бы в общем.
— Говорят, была угнана из соседнего двора. Номера сняты. Открыли с помощью специального брелока, которые свободно продаются в сети, или сделали копию, когда автомобиль ремонтировался. Завели без взлома замка. Пока могу сказать одно — работали не дилетанты.
«Работали не дилетанты», — повторят про себя Алекс. Мозги гудят, судорожно вспоминая что-то важное.
— Передай, пожалуйста, визитку из кармана, — просит Алекс. — Из куртки на вешалке.
Макаров передает, прощается и уходит.
Алекс задумчиво крутит в пальцах кусочек мелованного картона. Мысли далеко.
На визитке написано: «Автосервис "У Толика". Любой каприз, на который хватит фантазии!»
- - — -
Свет. Тряска. Боль.
Ее куда-то везут. Кто? Карлсон, злобная женщина, или… Она назвала им два имени, к кому обратиться за деньгами. Если уже все кончилось… Кто же из них?
Алена обнаруживает себя лежащей на заднем сиденье автомобиля, периодические ощущения невесомости и следующие за ними вдавливания в кресло говорят, что скорость приличная. Сверху Алена прикрыта теплой курткой.
Она приподнимает голову.
Перед ней — знакомое лицо. Вернее, лицо смотрит на дорогу, но даже сзади-сбоку ошибиться невозможно. Ей ли его не знать.
— Удивлена? — слышен не менее знакомый голос.
Да, она удивлена.
Он продолжает, косясь на салонное зеркало, отрегулированное так, чтобы видеть ее:
— Мне сказали, и вот я здесь. Ты свободна.
— После всего, что ты из-за меня пережил…
— Неважно.
— Спасибо, Толя. Где ты нашел деньги? Для меня, снова…
Она помнит. И он помнит. Но для него это не подвиг.
— Заложил свой автосервис. Все равно с заказами не очень.
— Толик… — ей хочется обнять его. — Моя квартира… Она твоя. Продадим. Вернешь мастерскую.
— Нет. Та работа мне больше не нужна.
— Что произошло?
— Устал. Надоело.
— Чем же теперь будешь заниматься?
— Это зависит… Ответь мне на один вопрос.
Алена некоторое время молчит.
— Спрашивай.
— Ты вернешься ко мне?
Она опускает веки, скрывающие то, что творится на душе:
— Ты этого хочешь?
— Да.
— Несмотря на?..
— Да.
Алена не торопится с ответом. Ей не хочется отвечать.
Но она понимает: больше идти не к кому. И незачем. Толик — единственный, кто пришел на помощь. Как раньше. Как всегда.
На него можно положиться. Только на него.
— Хорошо, — говорит она.
На душе — пустота.
На лице Анатолия не отражается ни единого чувства.
Они несутся сквозь метель. Одни против гадкого несправедливого мира. Вместе. Как в далекие, казавшиеся канувшими в Лету, времена.
Через минуту Анатолий отрывает руку от руля и, как бы указывая на важность того, что будет сказано, поднимает палец.
— У меня условие. Мы уедем из этого города.
В глазах у Алены все расплывается. Перед внутренним взором — Кирилл. В чужой кровати. «Прости…»
— С радостью.
— И все будет как раньше.
— Да.
— Тогда поехали. Мои вещи уже собраны.