Глава 4.
Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, Язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут возле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится. Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: "Господь — упование мое"; Всевышнего избрал ты прибежищем своим. (Псалом 90:3–9).
— Куда?
Я безучастно посмотрел на водителя.
— Вези куда хочешь. Я не знаю города.
Рядом со мной сидел крепкий парень в костюме и плаще — я мельком посмотрел на него и отвернулся, уткнувшись в окно. Они перебросились парой фраз, затем водитель чертыхнулся и свернул на главную улицу.
Ехали молча. Как я чувствовал себя? Побитой собакой, сломанной игрушкой, отработанным материалом. Я не хотел думать о Вителли плохо, но обида душила меня, разъедала душу, как соль рану. Захотелось поиграть в великодушие — подобрали. Не сложилось — выкинули на улицу. Лучше бы я сдох тогда. От голода. Или замёрз наутро второй ночи. К хорошему быстро привыкаешь, и слишком мучительно потом вырывать из сердца добрые чувства.
Вспомнились вдруг — так болезненно точно — слова бессмертного Грибоедова. Избавь нас, Боже, пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь! Вот уж точно! Я постарался улыбнуться, но вместо этого почувствовал, как в горле встаёт предательский ком, и закрыл глаза.
Спустя несколько минут я снова посмотрел в окно. Мы проезжали мимо какого-то парка, и вспомнился вдруг тот мост, который стал мне приютом в первые две ночи моей уличной жизни. Я едва не обратился к водителю, чтобы тот изменил маршрут, но затем передумал. Во-первых, на сырой земле было чертовски холодно, а почки у меня всё ещё болели. А во-вторых, безлюдный Централ-Парк меня теперь пугал. Да и до Амстердам-авеню от него рукой подать, а я совсем не хотел случайной встречи с Отто Ленцом.
Я махнул на всё рукой и смотрел в окно, разглядывая улицы, дома, клубы смога и огни реклам. На город опускался туман. В куртке Примо было гораздо теплее, но не настолько, чтобы не замерзнуть после нескольких часов на улице. Конец ноября выдался холодным, порой по утрам я замечал снежинки. Зима приближалась — зима в чужом городе.
Меня высадили в западной части Нью-Йорка, в Хобокене, недалеко от причала. Я вышел из машины, следом выбрался мой сопровождающий.
— Тебе что-нибудь нужно?
Я покачал головой.
— Тогда удачи.
Спрятав руки в карманах, я быстрым шагом пошёл прочь. Меня ничто не держало. Скорее уйти от их взглядов, спрятаться за ближайшим поворотом… Я и в самом деле уходил от них так же, как пришёл — голодный, одетый не по погоде, и без гроша в кармане. Наверное, стоило быть благодарным — всё могло окончиться хуже. Если бы не Вителли…
Вспоминать о старике оказалось больно; я всегда тяжело расставался с теми, к кому успел прикипеть душой. Я ускорил шаг.
Вскоре я свернул на параллельную улицу и пошёл вдоль неё. Куда идти, я не представлял. Слева от меня тянулся причал, и я мог видеть небоскрёбы Манхэттена на Центральном острове. Я прошёл едва ли квартал, когда услышал позади визг тормозов. Инстинктивно я оглянулся: из остановившейся прямо посреди улицы машины выскочили четверо; водитель тоже не остался на месте.
— Стой, ублюдок, — приказал один из них, в то время как остальные приближались ко мне.
Я попятился. Наверное, парни не стреляли только потому, что было ещё достаточно светло, по улице ходили люди, ездили машины, и где-то близко могли находиться копы. Здесь, среди обычной городской суеты, я чувствовал себя как в аду.
И мой дьявол стоял передо мной.
— Ты слышал его, — повторил парень с рыжим ирокезом, подступая ближе. — Не шевелись.
Я медленно отходил назад, не сводя глаз со Спрута. Он не проронил ни слова, но молчание испугало меня больше, чем вся его тирада по телефону. Я вдруг заметил, что у него голубые глаза. Серо-голубые, если быть точным, почти бесцветные, но почему-то в тот же момент я вспомнил Медичи. И отчаянно захотел обратно в прокуренный зал, повернуть часы вспять, вернуть наш разговор, и повести его совсем по-другому, чтобы он разрешил мне остаться в ресторане, остаться с ними… потому что я оказался не готов ко встрече со своим врагом.
— Олег.
Собственное имя из уст противника прозвучало почти как ругательство.
— Курт.
В его глазах вспыхнула знакомая дикая искра.
Я развернулся и побежал. Я не привык бегать, и прекрасно знал, что это заведомое поражение. Слушая топот за спиной, я вспоминал слова Хорхе: «Начну бежать — дам сигнал, чтобы меня ловили». И я дал им такой сигнал.
Я мчался в сторону причала, не разбирая дороги, мимо стоянок и старых зданий. Летел в ещё большую глушь, не видя возможности свернуть. Мимо, едва не сбив меня с ног, промчалась машина, и я свернул с основной дороги, перепрыгивая на другое шоссе. Оно напоминало мне трассу для контейнеровозов в нашем одесском порту — нырнув под эстакаду, я побежал вдоль неё между опорных столбов. В тот же момент я понял, что меня догоняют, попытался бежать быстрее, едва не упал, и оглянулся.
Спрута среди преследователей я не увидел, и на какой-то миг успокоился. Я остановился, с трудом восстанавливая дыхание, быстро огляделся, подхватил валявшийся у опоры камень. Первым бежал парень с ирокезом, сразу за ним — плотный брюнет в короткой куртке. Я даже не целился. Просто метнул камень вперёд.
Если бы кто-то тремя месяцами ранее сказал, что я на такое способен, я бы только рассмеялся. Я, своими руками, в трезвом уме и здравой памяти, раскроил человеку голову.
Брюнет рухнул как подкошенный. Кровь хлынула на асфальт, залила глаза, ладони, которыми он закрыл лицо, потекла по подбородку. «Ирокез» оглянулся, не добегая до меня нескольких шагов, его лицо исказила гримаса ярости и страха. Брюнет стонал, не пытаясь подняться, а я застыл, только сейчас поняв, что натворил.
— Ублюдок! — взревел парень с ирокезом, потянувшись к поясу.
Он ещё не успел вытянуть пистолет, когда я сорвался с места. Первый выстрел пришелся в столб, за которым я скрылся, а потом я свернул с трассы. Я бежал, не разбирая дороги, в ужасе от того, что только что сделал, и когда впереди увидел реку, понял, что дальше бежать некуда.
Я обернулся. Меня не преследовали — должно быть, «ирокез» остался с брюнетом. Слава Богу, значит, он ему поможет, а я…
— Вот он!
Я побежал, ещё не разглядев толком, откуда появился противник. Кажется, это был водитель, который в начале погони исчез вместе со Спрутом. А значит, сам бритоголовый тоже близко.
Я остановился, тяжело дыша. Водитель остановился тоже. Мы находились на набережной; неподалеку на двух скамейках сидели люди, у берега прогуливались пары. Мы посмотрели друг другу в глаза. Я не знал, что делать дальше. Он не тронет меня здесь, пока я на виду у прохожих…
Внезапно что-то изменилось. Я глянул в глаза водителю и увидел злое торжество охотника, нагнавшего жертву. Всё ещё с трудом переводя дыхание, я обернулся.
— Плохо бегаешь, напарник.
Выбросив руку вперёд, Спрут схватил меня за куртку и притянул к себе. Я только сейчас понял, что мы одного роста, и за короткий миг смог рассмотреть его лицо. Я хорошо помнил эти острые черты, пустые глаза, но татуировку в виде осьминога смог рассмотреть лишь сейчас. Между багровыми щупальцами спрута, напоминавшими старые шрамы, кожа была мертвенно синего цвета. Голова осьминога, очевидно, была наколота на затылке Курта, и от неё в восемь сторон света, точно два наложенных друг на друга креста, расползались щупальца.
Я вдруг понял, что изображала татуировка Спрута. Искаженный, уродливый флаг Великобритании. Немец? Теперь я сомневался и в этом тоже. Всё, что я слышал про этого человека, рано или поздно оказывалось ложью. Я никогда не справлюсь с ним, хотя бы потому, что ничего не знаю о нём, и вряд ли когда-либо узнаю.
Я дёрнулся, пытаясь отстраниться.
— Не стоит, — одними губами прошипел Спрут, вдавливая мне в живот дуло пистолета. Расстёгнутые полы куртки скрывали оружие от чужих глаз. Редкие прохожие прогуливались вдоль воды и на то, что творилось за их спинами, внимания почти не обращали. Ну стоят два идиота друг напротив друга. Слишком близко, но мало ли в этой стране извращенцев?
— Этот ублюдок покалечил Рэя, — услышал я голос водителя. Он говорил негромко, но и не особо таясь — звуки заглушал шум волн. — С ним Фанк…
— Я разберусь, — не сводя с меня взгляда, бросил Спрут. — Думал, тебе всё будет сходить с рук? — приблизив лицо так, что я ощутил его дыхание, спросил он. — А я ничего не забыл. Все твои долги, с самой первой встречи. Я их помню. Везучий сукин сын… Неужели ты думал, что Сандерсон действительно нанял тебя пришить меня? Сопляк… Не стоило тебе переходить мне дорогу, сладкий. Я умею договариваться со своими противниками. А ты — нет.
Схватив меня за локоть и подталкивая дулом в бок, Спрут потащил меня за собой. Водитель шёл следом, прикрывая нас спиной.
Идти пришлось недолго. Мы удалились от набережной и оказались среди ржавых труб и гниющих от влаги и старости прибрежных строений. Уже начинало темнеть; людей встречалось всё меньше. Возле одного такого покосившегося здания их не оказалось совсем и, быстро оглядевшись, Спрут сделал знак водителю. Тот отпер дверь, пропустил нас внутрь, и зашёл следом.
Окна в здании забили листами железа и досками, и если бы не свет, проникающий сквозь многочисленные щели в стенах, мы бы оказались в кромешной тьме. Скорее всего, раньше здесь была электрическая подстанция, которую переоборудовали на складские помещения, а затем и вовсе приготовили под снос, но часть аппаратуры осталась — какие-то стальные боксы, металлические стойки и обитые железом ящики.
Об один из таких ящиков меня и ударил Спрут. Мы едва зашли внутрь, когда он резко потянул меня в сторону. Я споткнулся, и Спрут, схватив меня за волосы, с размаху двинул меня лицом об угол. В голове зазвенело, на какое-то время я потерял способность двигаться, кулем свалившись на пол, и прижимая руки в разбитому носу. Кажется, я застонал; Спрут присел рядом и широко ухмыльнулся, отводя мои ладони от лица.
— Знаешь, красавчик, почему Отто тебя отпустил? Ведь ты же сам пришел… Сам! О, как я разозлился, когда узнал об этом! Ленц испугался. Сказал — не мог он прийти один, что-то тут нечисто, слишком спокойным он выглядел… и дал тебе уйти. Но догадался посадить тебе на хвост ребят. А потом тебе крупно повезло. Ты встретил Вителли. Подгони машину! — резко бросил застывшему водителю Спрут. — Чего ждёшь?!
Я всё ещё не мог прийти в себя. Это только в фильмах актеры прыгают даже после того, как им отстрелят почки.
— Ты идиот, — внезапно очень спокойно проговорил Спрут, наблюдая за моими попытками подняться. — Я долго не мог понять, кто ты, и что из себя представляешь. Вначале ты втёрся в доверие к Сандерсону, затем решил играть по-крупному и перетянуть на свою сторону нью-йоркскую мафию… я даже немного испугался. Неужели, подумал я, маленький ублюдок сумеет настроить их против меня? А ведь ты, будь у тебя немного ума, мог бы.
Я наконец пришёл в себя и даже сумел приподняться. Не меняя положения, Спрут коротко, без размаха ударил меня. Опять в лицо: не иначе, нащупал слабину. Я стукнулся затылком о бетонный пол и снова приложил дрожащие ладони к лицу. Нужно собраться, мы здесь одни, у меня есть шанс…
Спрут придавил меня к полу коленом, сместив весь вес своего тела, и я дёрнулся, едва не задохнувшись под ним. Дуло пистолета вжалось мне в висок, в свободной руке Спрута сверкнуло лезвие.
— Ты хорошо видишь моё лицо? — прошипел он, склонившись ниже. — Шрамы тоже видишь?
Я видел. Шрамы, которые мастер, наносивший татуировку, замаскировал под щупальца осьминога. Я слабо мотнул головой; у меня оставалось совсем мало времени, прежде чем вернётся водитель.
— Я хочу сделать тебе такие же. У нас будет время…поверь мне…будет время…
Лезвие скользнуло по моей щеке к виску, зацепилось за кожу, порезав скулу. Я зашипел, и Спрут нажал сильнее.
— Не тронь меня, сволочь! — не выдержал я. Этому психу ничего не стоило вырезать мне глаза, если ему это вдруг взбредёт в голову, а сила, с которой он давил на нож, начинала пугать. — Слезь! Слезь с меня!
— Кричи, — ухмыльнулся Спрут, и от этой отвратительной гримасы мне стало дурно. — Кричи громче, сладкий!
Я начал паниковать. Способа вывернуться я не видел — Спрут был профессионалом и прекрасно знал все положения, из которых я мог бы его достать. От прямого удара он бы легко уклонился, скинуть его, лежа плашмя на полу, я никак не мог, дёргаться тоже не спешил — кончик ножа маячил у меня перед глазами.
— Как? — выдохнул я, пытаясь оттянуть время. — Как ты меня нашёл?
— Ты один такой на весь Нью-Йорк, — криво усмехнулся Спрут. — Мало кто на твоём месте искал бы защиту у макаронников. И Вителли-Топор в Нью-Йорке только один. Мои люди дежурили в Маленькой Италии. После того, как мне удалось решить вопрос с Медичи, нам следовало только подождать. Я не поверил своему счастью, когда увидел, что тебя вышвырнули из ресторана. Нам оставалось только поехать следом…
— Отпусти меня, — выдавил я.
— Отпустить тебя?! — поразился Спрут. — Отпустить?!
Рука, державшая нож, дрогнула. Я мгновенно рванулся в сторону, отшатываясь от разящего лезвия, одновременно перехватывая руку с пистолетом. Перехватил неудачно: я слишком сильно сжал его кисть, и тотчас громко хлопнул выстрел. Пуля свистнула мимо уха, и на несколько секунд я оглох. Я сумел схватить Спрута за второе запястье, но и только. Перекатиться я не мог: он сидел сверху, и от увеличивающегося давления в груди я начинал терять дыхание. Наша борьба продолжалась недолго, когда на улице раздались какие-то звуки. Спрут и не подумал останавливаться: он пытался скрутить мне руки. Зато во мне вдруг вспыхнула безумная, ошалелая надежда на спасение.
— Помогите! — хрипло крикнул я. — Помогите!
— Эй? Есть кто живой? — раздался приглушённый голос снаружи.
Спрут выругался и резко вырвал из моего захвата обе руки, метнувшись к выходу. Кто-то ходил у двери, явно прислушиваясь к происходящему внутри. Я вскочил на ноги, и Спрут мгновенно вскинул руку с пистолетом, призывая меня оставаться на месте. Он бы вряд ли убил меня, но вполне мог прострелить, например, колено, чтобы обезвредить. Я остался на месте.
Несколько секунд мы стояли в полной тишине: если кто-то и был снаружи, то наверняка уже ушёл, решив не ввязываться в криминальные разборки. Пользуясь случаем, я попытался нащупать в темноте хоть что-то, что могло сойти за оружие. К тому моменту, когда Спрут перестал прислушиваться, и развернулся ко мне, я его нашёл. Кусок стальной трубы — не самый лучший снаряд, но я вложил в бросок все силы, которые во мне оставались. Никакого вреда осколок причинить не мог, но на секунду Спрут пошатнулся, и мне этого хватило. Метнувшись вперёд, я толкнул его к стене, выбивая из ладони пистолет, и одновременно ударил коленом в живот.
Он сдавленно зашипел и согнулся, а я нащупал дверной замок, провернул щеколду, и буквально выкатился на улицу. Мир вокруг пошатнулся, но я не останавливался: Спруту потребуется всего пара секунд, чтобы подхватить пистолет и выбежать следом.
— Русский! — позвал меня незнакомый голос. — Стой!
Мельком обернувшись, я заметил мужчину в костюме, спрятавшегося за углом старого склада, но не узнал его, и не остановился. К чёрту!
— Стоять!!!
А вот этот голос я уже узнал, и припустил ещё быстрее. Я понимал, что если Спрут сейчас меня догонит, то уйти уже не получится: он меня просто убьёт. От побоев у меня кружилась голова, отчего я петлял, шатаясь из стороны в сторону. Наверное, поэтому две пущенные вслед пули ударили об асфальт в сантиметре от моих ног. Потом стрельба прекратилась, и я понял, что меня догоняют. Я круто свернул за угол, промчался мимо череды полуразрушенных зданий, причала, и, не разбирая дороги, побежал по тротуару мимо прогуливающихся парочек, отшатывающихся в стороны при виде меня. Подбородок заливала кровь из разбитого носа, но я даже не попытался её вытереть. Я выбежал на небольшой мостик над автомобильной стоянкой, и оглянулся.
Я увидел бегущего в сотне метров Спрута, а за ним — незнакомца в костюме. Уже мало соображая, что делаю, я перенёс ноги через перила и спрыгнул с моста вниз.
Приземление оказалось неожиданно мягким: я свалился на голову проходившему под мостом мужчине, опрокинув его на асфальт.
И услышал под собой сдавленный, яростный, и самый отборный русский мат, который мне когда-либо доводилось слышать в жизни.
Меня бесцеремонно спихнули наземь, и я увидел перед собой мрачное славянское лицо с чистыми зелёными глазами, смерившими меня злым и одновременно удивлённым взглядом.
— Вот дерьмо, — выдохнул мужчина, первым поднимаясь на ноги.
Я вцепился в рукав его куртки, не давая отстраниться.
— Помоги мне, — попросил я на русском, глядя ему в глаза. — Помоги…
Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, затем глянул поверх головы, и его лицо переменилось.
— За мной, — коротко бросил он.
Наверное, именно в этот момент я понял всю широту и отзывчивость русской души. Не задавая лишних вопросов, не раздумывая ни секунды, он одним движением вздёрнул меня за шкирку, поставил на ноги и, потянув за рукав, помчался вдоль рядов машин. Я бежал следом, даже не оборачиваясь: я слышал, как сзади тяжело ударился об асфальт Спрут, и понял, что у меня остаётся всего несколько секунд до того, как этот чёртов маньяк догонит меня. Людей на стоянке оказалось немного, но теперь я был уверен: Спрут бы прикончил меня даже посреди многолюдного Бродвея. Я сильно разозлил его.
— Сюда! — мужчина остановился у старенького «Фольксвагена», одним движением повернул ключ в замке и открыл дверь. — Быстрее!
Я нырнул в салон; мужчина запрыгнул следом, включил зажигание и захлопнул дверь. Обернувшись, я увидел Спрута в нескольких шагах от машины: мой сосед дёрнул рычаг на себя и резко сдал назад, едва не сбив его с ног. Спрут отскочил, не отрывая глаз от «Фольксвагена», и так и застыл с перекошенным лицом, когда машина, взвизгнув тормозами, выехала со стоянки и понеслась по шоссе.
Я смотрел в зеркало заднего вида; я всё ещё мог видеть его, но не видел незнакомца в костюме. Кем он был, тот мужчина? Ясно, что не помощником Спрута — без него я не выбрался бы со склада. Кому ещё я оказался нужен?
— Блин, мышцу свело, — буркнул мой сосед, потирая шею. — Сколько ты весишь, манна небесная?
— Не знаю, — я растерянно повернулся к своему неожиданному спасителю. — Спасибо…
— Да уж… — скептически заметил мужчина.
Он был одного роста со мной, или может, чуть выше, но определённо шире в плечах и гораздо плотнее. В «дутой» зимней куртке он казался вообще огромным, как медведь; на суровом лице жили, казалось, только глаза, зелёные, проницательные, с той хищной искрой, которая заставляет думать, что этот человек знает о жизни всё.
Мужчина протянул мне носовой платок, я поблагодарил и принял, наскоро обтерев кровь с лица и приложив его к носу. В голове гудело, мир по-прежнему плавно покачивался перед глазами, но главное — я был жив!
— Где тебя высадить?
— Не знаю… подальше отсюда…
— Я так и думал.
— Послушай, — я повернулся к нему всем корпусом, вкладывая в интонацию всю оставшуюся во мне искренность. — Ты же мне жизнь спас! Я…
— Хватит, — поморщился мужчина, и я послушно заткнулся.
Мы выехали из прибрежной зоны и поехали по шоссе на запад, по незнакомым мне улицам и чужим районам. Мой водитель явно торопился, поминутно поглядывая в зеркало заднего вида. Я, заразившись от него тревогой, тоже порой посматривал назад, но погони за нами так и не заметил: Спрут не успел бы добраться до своей машины.
— Куда мы едем?
Мужчина хмурился, явно обдумывая случившееся, и я не стал ему мешать: у меня хватало своих мыслей. Мы свернули на параллельную авеню и поехали вдоль неё на север. Зазвонил мобильный, высветился знакомый номер. Я отключил его, бросив обратно в карман. Я не мог позволить себе выбросить его. Пока Спрут знает, что в любой момент может со мной связаться, я знаю, где его искать. И когда мне стоит снова бежать.
Через несколько кварталов мы свернули и припарковались на небольшой стоянке. Водитель заглушил мотор.
— Кто этот парень, что гнался за тобой? — спросил он, не глядя на меня.
Я слегка растерялся. Кто он? Я и сам толком не знал.
— Он хочет убить меня!
— Я не спрашиваю, чего он хочет. Коню понятно, что он с тобой сделает, когда поймает. Как его зовут?
Я изумился.
— Какая разница?
Мужчина достал пачку сигарет, вытянул одну и закурил. Несколько секунд мы оба сидели в тишине, затем я вдохнул глубже и признался:
— Я знаю его как Спрута.
Водитель поперхнулся дымом, выбросил сигарету в окно и ругнулся сквозь зубы.
— Ты веришь в судьбу? — спросил он меня.
— Не знаю… — совсем растерялся я.
— А я не верю. Хочешь сказать, что ты — просто совпадение? Свалился, как стопудовый снег на голову, забрался в мою машину, и всё это именно тогда, когда я надумал лететь домой? А, чтоб тебя!
Мужчина выбрался из машины, громко хлопнув дверью. Я выбрался следом. Если я ещё не сошёл с ума, то это только благодаря тому, что все дурные мысли из меня периодически выбивали. Пошатнувшись, я опёрся о крышу «Фольксвагена», глядя, как, обогнув машину, ко мне стремительно приближался новый знакомый. Я открыл рот, чтобы спросить его, в чём дело, но тут же почувствовал, как меня хватают за плечо и, развернув лицом к машине, швыряют на дверцу. Меня быстро и профессионально обыскали, затем развернули снова.
— Кто тебя подослал?!
— Убери лапы, — наконец возмутился я, отталкивая незнакомца. — Никто меня не подсылал. Я здесь ни при чём, у меня свои проблемы! Я безумно устал от этой травли, и хочу только выжить! Я не виноват, что ты разгуливаешь под мостами!
Мы стояли друг напротив друга, оба злые, готовые вцепиться друг другу в глотки. Я ещё подумал — какого чёрта мы, славяне, не можем договориться друг с другом? У тех же итальяшек всё получалось куда проще…
— Чёрт, — сплюнул наконец мужчина. — Хрен с тобой, белобрысый. У нас совсем нет времени. Будем считать, что я тебе поверил. Идём.
— Куда это? — недоверчиво поинтересовался я.
— Хочешь остаться здесь?
— Нет!
— Тогда пошли. Я должен убедиться…
— Что это судьба? — съехидничал я, застёгивая куртку.
— Что ты мне ничего не сломал.
Мы перешли дорогу и оказались на соседней улице. Идти пришлось недалеко, но я всё равно едва успевал за своим проводником. В ушах звенело, кровь из носу лилась ручьём, да ко всему меня глодали тревожные мысли. В мозгу всё перемешалось: Чикаго, Нью-Йорк, Вителли, незнакомец, Спрут…
— Сюда, — буркнул мужчина, сворачивая к одному из подъездов.
Дома в этом районе были невысокими, до четырех этажей, зато лепились плотно друг к другу, составляя идеальные прямоугольники кварталов. Обычные американские трущобы, где из каждого окна, двери, проезжающих машин, прохожих веяло такой безысходной тоской и одиночеством, что лично я никогда не смог бы тут жить.
Мы поднялись по узкому коридору на последний этаж, где мужчина открыл единственную дверь, и вошли внутрь. Я остановился у порога, ожидая, пока он не закроет за нами дверь, затем вопросительно посмотрел на хозяина квартиры.
— Ванная, — указал на одну из дверей он. — Я жду на кухне.
Я даже не подумал разуваться: похоже, в квартире давно не убирали. Из прихожей вело три двери, и я догадался, что квартира однокомнатная, кроме того — малогабаритная и, кажется, совсем ещё необжитая.
Ванная оказалась куда более страшной: ржавые трубы, грязное зеркало, и развешанное на верёвках белье. Наскоро умывшись, я смочил полотенце и приложил его к носу. Затем пригладил волосы, собрал их в хвост, и языком проверил зубы. Мне повезло: все оказались целы. Надо признать, раньше меня так не били. Дело было даже не в оглушающей боли — скорее, я переживал глубокое унижение. Теперь я понимал, что мне придётся многому научиться, если я хочу жить дальше.
Я вышел из ванной и открыл дверь в кухню. Новый знакомый, уже без куртки, сидел за столом. При моем появлении он поднял глаза и кивнул на стул напротив.
— Садись.
Я сел.
— Рассказывай.
— Слушай, — не выдержал я, — нас тут никто не найдёт в ближайшие пару часов?
— Не думаю.
— Тогда дай мне что-нибудь поесть.
Есть хотелось действительно сильно, несмотря на онемевшие после ударов губы. Я не ел накануне вечером, не ел сегодня целый день, и неизвестно, когда вообще мне представилась бы такая возможность. Несколько секунд мужчина смотрел на меня, потом молча поднялся и открыл холодильник. На столе появились колбаса, сыр, масло и хлеб. Он заварил чай, и я улыбнулся, забирая у него горячую чашку. Потом протянул руку.
— Меня зовут Олег, — сказал я. — Грозный. Это фамилия такая…
Он помедлил, глядя на меня. Выражение прищуренных зелёных глаз не изменилось, когда он медленно пожал мою ладонь.
— Ник, — ответил он. — Николай Ремизов.