Глава 5.
Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы. Итак наблюдайте, как вы слушаете; ибо, кто имеет, тому дано будет; а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь. (Луки 8:17–18).
Я выбрался из машины, накидывая на плечи рюкзак и ёжась под порывами ледяного ветра. Свитер оказался на меня велик, но в нём я чувствовал себя гораздо уютнее. Вообще я не отказался бы и от шапки — жутко разболелась голова — но Ник не предложил, а я не попросил.
Ник запер машину и обернулся. Я поймал на себе его тяжёлый взгляд и тактично отвёл глаза. Я его прекрасно понимал. У него только всё наладилось, как вдруг — я! Я бы на его месте тоже не поверил, но я-то был на своём, и уже привык, что вокруг меня, как в центре воронки, творятся порой весьма странные вещи. Может, это я их притягивал, может, судьба дарила мне неожиданные сюрпризы, желая не то проверить на прочность, не то убить, не то всё же сохранить жизнь. В любом случае, я на своём опыте убедился, что мир тесен, а Ник, похоже, начал верить в судьбу. Только ругался теперь гораздо чаще.
— Здесь живет моя знакомая, — хмуро бросил он. — Место найдётся.
Я кивнул, следуя за ним к подъезду. В конце концов, моими стараниями он вновь оказался в болоте, из которого так мастерски в своё время выбрался, но предпочел всё же разрубить наконец гордиев узел, чем злиться на меня. Сбежать от проблем не получилось ни у него, ни у меня, и теперь нам предстояло разобраться с ними вдвоём. По крайней мере, так думал я.
О чём думал мрачный, как Кощей, Ник, я не имел ни малейшего представления. Ремизов оказался не слишком разговорчивым, но и не очень скрытным. Он рассказал о себе, не дожидаясь расспросов. Николай родился в Нягани, и, хотя я паршиво знаком с географией Сибири, но помнил, что это где-то в Тюменской области. После смерти родителей Николай с сестрой перебрались в Тюмень к родственникам. Отслужив в воздушно-десантных войсках РФ десять лет, вернулся домой. Младшая сестра, Вера, к тому времени окончила училище и вышла замуж. Жили в однокомнатной квартире все вместе. Через какое-то время Ник начал подумывать, чтобы снова вернуться в армию, но тут подвернулась та самая дьявольская лотерея.
О ней Ник вспоминал неохотно. Грин Кард он выиграл, по его словам, случайно: товарищи подшутили, послав его данные на конкурсный отбор. Впрочем, когда пришло уведомление, Ремизов долго не раздумывал. Вера к тому времени родила ребёнка, и места в квартире не осталось совсем. Воевать больше не хотелось, и Ник полетел в Америку.
Бес попутал, подумалось мне. Я ведь прилетел сюда тоже из любопытства, но у меня, в отличие от сибиряка, срок пребывания ограничен, и решить проблемы здесь нужно раньше, чем меня найдут иммигрантские службы.
— И много у тебя запасных вариантов? — поинтересовался я, поднимаясь по заплёванной лестнице наверх.
— Я в Нью-Йорке почти год, — не оборачиваясь, бросил Ник. — Жду, пока меня окончательно забудут в Чикаго. Как думаешь, много я мест сменил, чтобы нигде не примелькаться?
— Не знаю.
Ник коротко ругнулся и позвонил в одну из квартир. Открыли не сразу, но когда я увидел хозяйку жилища, то с трудом заставил себя отвести глаза. Ею оказалась полуодетая немолодая женщина в прозрачном халатике и туфлях на шпильках. Густо наложенный макияж и сигарета в руке довершали лирический образ.
— Ник, — женщина выдохнула дым и расплылась в улыбке. — Я думала, ты ушёл навсегда.
— Лоретта, — Ремизов позволил себя поцеловать в щёку и отстранился, — много у вас народу?
— А, — женщина безнадёжно махнула рукой, — похоже, скоро мы с девочками останемся совсем без работы. Нужен угол?
— Для меня и моего друга.
Лоретта окинула меня таким откровенным взглядом, что в душе я глубоко возмутился, а в жизни — густо покраснел.
— Я выиграла спор?
— Нет.
— Нет? — женщина слегка наклонилась, чтобы рассмотреть меня лучше. — А чем он тебе не нравится? Очень красивый мальчик.
— Лоретта.
— Проходи, — махнула она рукой. — И твой друг тоже. Место найдётся.
Женщина повернулась к нам спиной и неторопливо направилась вглубь квартиры.
— Эй, — я толкнул Ника в бок. — Что она имела в виду? Что ещё за спор?
— Она думает, что я гей.
— Что?!
Ник не ответил, но я тут же вспомнил, как точно в таком же грехе подозревала меня Амели, когда я не обращал внимания на откровенное поведение девушек из «Потерянного рая». Я никогда не обижался: они не знали других мужчин, кроме бандитов и извращенцев.
Внутри квартиры нас окутал сладковато-приторный незнакомый запах. К нему примешивались другие ароматы — духов, спиртного и табачного дыма — и мне едва не стало дурно тут же, на пороге. В голове, и без того раскалывающейся от боли, часто-часто застучала кровь. Я огляделся.
Мы оказались в обширной гостиной, где на диванах в соблазнительных позах сидели ярко накрашенные девушки, при виде нас с Ником оживившиеся в предвкушении заработка. Лоретта бросила им несколько слов, и те мгновенно расслабились, повернувшись к нам спинами. Мы прошли по длинному коридору, объединявшему около шести комнат, и Лоретта открыла нам последнюю дверь.
Ник протянул ей деньги.
— Ох, дорогой, — женщина спрятала бумажки и улыбнулась. — Я безумно скучала! Где ты был всё это время?
— Работал, — коротко ответил Николай. — Спасибо, Лоретта.
— Я всегда рада тебя видеть, мой герой, — женщина широко улыбнулась, потянулась к щеке Ремизова, затем внимательно посмотрела на меня. — Спокойной ночи, мальчики. Надеюсь, вы хорошо проведёте время.
Когда мы оказались внутри комнаты, я не выдержал.
— Что это она имела в виду? И какого чёрта мы здесь делаем? Это и есть твоё безопасное место? Если бы я знал, в какой клоповник мы идем, я бы…
— Закатил истерику? — спокойно закончил Николай.
Я возмущённо замолчал.
— Слушай, — Ник скинул с себя куртку и уселся на единственную в комнате кровать. — Я тебя в свою жизнь не звал. У меня всё было хорошо. Я собирался лететь домой и жить нормальной жизнью. Ты думаешь, мне не надоела эта американская клоака? Я сделал всё, чтобы в ней не завязнуть. Но вдруг появляешься ты, и все мои планы летят к чёрту! Рассказываешь невероятную историю, и я тебе верю. Допустим. Твой Спрут вполне может просечь, кто я, и настучать нашему знакомому Сандерсону или, что хуже, его конкуренту, которому я должен ещё больше.
— Прости, — вставил я. — Я совсем не хотел, чтобы тебе было плохо.
— Конечно, — Ник достал сигарету и внимательно глянул на меня. — Не хотел. Я же сказал, Олег, я тебе верю. Вот только я понял, что от прошлого не сбежать. Придется развернуться к нему лицом и порвать в клочья, иначе оно будет гоняться за тобой всю жизнь. Садись, не стой на пороге.
Я огляделся и нашёл мягкое кресло у стены. Обойдя кровать, я уселся там, расстегнув куртку и устроив голову на спинке. Рюкзак я бросил в ногах. Я не знал, что Ник туда положил, и не особо интересовался: всё больше я утверждался в мысли, что в нашей небольшой компании моё мнение не станет решающим и даже, скорее всего, вряд ли будет вообще учитываться. А ещё я понимал, что завтра у меня по роже растечётся синяк размером с ладонь, но не испытывал по этому поводу никаких эмоций. Я не мог выглядеть хуже, чем сейчас.
— Так что же делать?
Ник скинул ботинки, улёгся на кровать и выпустил струю дыма в потолок.
— Везучий ты, — задумчиво сказал он. — Прямо чемпион сюрпризов. Ты когда рассказывал, я считал. Первый раз тебя спасли кубинцы. Во второй раз подобрал старик…
— Мистер Вителли, — суховато поправил я.
Вспоминать, как меня выдворили из ресторана, было всё ещё неприятно, но думать о Джино плохо я не хотел. Ника я в детали не посвящал, и практически не называл имён, но не упомянуть Вителли не мог.
— Макаронник, — отмахнулся Ник. — Теперь ты свалился на мою голову. Итого три раза.
— Чего?
— Ты исчерпал запас удачи, — усмехнулся Николай, удобнее устраиваясь на кровати. — На четвёртый раз пуля всё-таки бьёт цель. Так что приготовься.
— К чему это? — насторожился я.
На этот раз Ремизов молчал долго. Он скурил всю сигарету, а я разложил кресло так, чтобы в нём можно было улечься, и бесцеремонно стянул с постели одеяло. Я устроился неплохо, но от ощущения брезгливости, как и от головной боли, отделаться не смог.
— Тебе хоть что-то рассказали об этом Спруте или бросили на амбразуры без пояснений?
Я невесело усмехнулся.
— Да ничего мне о нём не рассказывали. Я столкнулся с ним случайно.
— И случайно вызвал его интерес? — Ник вздохнул, не разжимая губ. — Я не встречался с этим парнем лично до сегодняшнего дня, но много слышал. Когда я работал на Сандерсона, у него как раз начались проблемы с мафией. Ему шепнули, что есть человек, который оказывает определённые услуги хозяевам заведений вроде «Потерянного рая», избавляя их от необходимости постоянно платить за крышу. У человека оказалось много знакомств, и отзывы клиентов понравились Сандерсону. Он решил воспользоваться услугами Спрута. Насколько я знаю, затем Спрут полез на его территорию. Сандерсон зависел от него, поэтому молчал. Но всё это шелуха, так, детские игры по сравнению с тем, что я слышал.
— Страшные истории? — неуверенно хмыкнул я.
— Он убийца, — проигнорировал вопрос Ник. — Его нанимают для показательных разборок. Мясники вроде него всегда в цене.
— Псих? — предположил я.
— Псих — это ты, — отрезал Ник. — Молодой наивный псих. Спрут как раз нормальный. Вот только когда он до жертвы добирается, ему башню сносит. Мне рассказывали, что он с ними делает. Поделиться сплетнями?
— Не надо, — поспешно заверил я. — Обойдусь.
Некоторое время мы молчали. Потом я снова подал голос.
— Ну так что делать-то?
— Ты у меня спрашиваешь?
— А у кого же ещё?
— Я тебе что-то обещал?
— Сволочь, — не выдержал я.
— Когда я летел сюда, — спокойно сказал Ник, — я думал, что завязываю с войной. Но убивать всё-таки пришлось. И тебе придётся. Разница в том, что я привык, а ты — нет.
— И не привыкну! — огрызнулся я.
— Как звали твоего итальянца?
— Которого?
— Старика.
— Мистер Вителли.
— Где его найти?
— Зачем? — насторожился я.
Сибиряк тяжело вздохнул.
— Нас ждёт война, Олег. Возможно, для кого-то — последняя.
— Первая и последняя, — мрачно поправил я.
— Для кого-то, — согласился он. — И нам потребуется помощь.
— От Вителли? — поразился я. — Никогда!
Николай пожал плечами:
— Я не смогу достать здесь, в Нью-Йорке, оружие. У меня не лучшие отношения с местными. А твой старик мог бы помочь.
— Нет.
— Подумай, — предложил Ник.
Я подумал. Целую ночь думал, не в силах заснуть в чужом месте, под крики и стоны из соседних комнат. К утру я так ничего и не решил, но голова буквально трещала по швам. Чувствовал я себя отвратительно, и когда пришёл рассвет, с готовностью поднялся, намереваясь поскорее уйти из этого места.
Когда мы наконец оказались в «Фольксвагене», я смог по-настоящему расслабиться. Ненадолго: у Ремизова зазвонил мобильник. Какое-то время Николай слушал, не говоря ни слова, затем выдавил из себя дежурное «окей, сэнкс» и отключил телефон.
— Нас искали, — сказал он, заводя мотор. — Парни в кожаных куртках. А до них, сразу после того, как мы смотались — парни в костюмах. Дороги назад нет, по крайней мере, для меня. Спруту, может, и плевать на моё прошлое, но чтобы добраться до тебя, белобрысый, он, похоже, на многое готов. Всё тайное становится явным… порой слишком рано. Чтоб тебя! — внезапно разозлился он. — Какого чёрта я снова стал популярен?
— Как же они нашли твою квартиру? — рискнул спросить я.
— Машина, — мрачно ответил Ник. — Я её взял напрокат, указал контактные данные. Места проживания я периодически меняю, но в прошлом доме у меня оказалась весьма дружелюбная соседка. Звонок от неё.
Я отвёл взгляд. Человек снова оказался в опасности из-за меня, и совершенно не обязан мне помогать. Но всё же он меня не бросил. Вы знаете, совесть — жестокая вещь. И ещё одно. Прошлое всегда найдёт способ о себе напомнить, поэтому лучше оставлять после себя только хорошие воспоминания, и стараться жить с самого начала набело.
— Хорошо, — с тяжёлым сердцем обронил я. — Давай найдём Вителли.
По настоянию Ника мы обменялись телефонами, и я всё-таки забрал у него шапку. Во-первых, головная боль только усиливалась, а в шапке оказалось теплее и приятнее. Во-вторых, я боялся, что меня заметят. Ник сказал, что мне можно и не маскироваться, с такой рожей меня вообще за негра примут. Посмотрев на себя в зеркало заднего вида, я поглубже натянул шапку на уши. Здоровенный синяк, расплывшийся по левой щеке и подбородку, красноречиво свидетельствовал о последствиях моей первой встречи со Спрутом здесь, в Нью-Йорке.
Мы колесили по городу всю первую половину дня. Вначале нужно было избавиться от машины, затем — найти новую. Ремизов затащил меня на крошечную стоянку, забитую подержанными авто. Четверть часа спустя, чертыхаясь и проклиная белобрысого неудачника, Ник, за неприличную, по его словам, сумму, стал владельцем старенькой «Тойоты» с тонированными стёклами. Я осмотрительно промолчал: в конце концов, мы снова были в безопасности, и ехали к южной части Центрального острова, в Маленькую Италию.
Я плохо помнил, где находится ресторан, поэтому мы потратили почти час, объезжая все перекрёстки по нескольку раз, пока не выехали на нужную улицу, и я не узнал окрестности.
Мы остановились за квартал от заведения, так, чтобы видеть главный вход, и припарковались у обочины.
— Дурацкая затея, — прорвало меня. — Сколько времени мы будем сидеть в засаде? Глупо сторожить его здесь! Да и где-либо ещё — тоже глупо…
— Я за жратвой, — проигнорировал мою тираду Ник, — тебе что-нибудь принести?
Я умолк. Если уж волею судьбы я втянул незнакомого мне человека в это болото, то придётся, видимо, привыкать к тому, что этому человеку плевать на моё мнение.
— Анальгин, — буркнул я, отворачиваясь к окну.
Ник вышел из машины, а я остался, мучимый нерадостными мыслями. Может быть, Ремизов был прав? Вителли хотел помочь мне, но по собственной гордости или глупости я отверг его помощь — чтобы сейчас тайно вернуться к нему, опустить глаза, сгорая от позора, и признать, что нуждаюсь в его защите. Будь я на месте Вителли, как бы я отреагировал на такое явление? Скорее всего, брезгливостью. Я ни на что не надеялся, но, по крайней мере, мог быть уверен, что меня не убьют за попытку поговорить. Забегая вперёд, скажу, что почти ошибся.
К тому времени, как Ник вернулся с полным пакетом еды, я уже приготовился к долгой слежке: опустил сидение, так, чтобы видеть из своего окна вход итальянского ресторана, и одновременно полулежать, укрывшись курткой.
— Вот, — Ник кинул мне на колени пластинку с таблетками. — Глотай сразу две.
Я даже не прочитал название — молча сделал, что сказано, и снова откинулся на сидении.
— Тут на двоих, — снова нарушил тишину Ремизов. — Советую есть, пока тёплое. Потом эта дрянь превратится в резину, и всё придется выкинуть.
Я фыркнул. Какое-то время мы молчали, я — не отрывая глаз от входа в ресторан, Ник — пережёвывая хот-дог и запивая его кофе.
— У этого твоего… Спрута… странная татуировка, — сказал вдруг Ник. — Я толком не разглядел.
— Осьминог, — мгновенно отозвался я. Головная боль почти прошла, и я был рад общению. — Багровые щупальца на синюшном фоне.
— Восемь?
— Восемь.
— Как на флаге Англии, — хмыкнул Ремизов, доставая из пакета булку. — Империи зла.
— Чего это? — заинтересовался я.
— В политике разбираешься? Всю свою историю Англия была агрессором. А своим главным врагом всегда считала Россию. Почему? Огромная территория, «сердце мира», это наша Россия. Слишком лакомый кусок, чтобы оставить его в покое. Почитай Порохова, если тебе интересно, — пожал плечами Ремизов, откусывая сразу половину булки. — Ошобенно интерешно про евреев. И их вешные войны с арабами.
— Хочешь сказать, тоже Англия постаралась?
— Ты удивишься, узнав, что Англия практически в любой войне была инициатором, — проглотив кусок, неопределённо пожал плечами Николай. — Разжигать войны и вести их чужими руками эта страна умеет. Просто какое-то дьявольское гнездо! Славян она считает своими врагами и пылает к ним сатанинской злобой. Обманом или силой их обособленная элита заставляет весь мир жить по их законам, и только Россию покорить не удавалось. Пока не начали использовать метод посовременнее. Самый страшный — информационные войны.
— Да, — согласился я. — Тут мы проигрываем раунд за раундом. И чего не хватает?
— Власти, — хмуро ответил Николай. — .Власть стране нужна.
— А как же Америка? — спросил я. — Ты живёшь тут уже несколько лет…
— Третий год.
— Что скажешь?
Ремизов вздохнул.
— Жалко их. Одурманенный народ. США — империя паразитов. Преемница Англии. Как акула не может перестать жрать рыбу, так и США теперь не могут оставить хищничество. От честной жизни они обанкротятся. А мне кажется, американцы всего лишь ещё один уродливый эксперимент над людьми. Я думаю, мы следующие.
— Откуда ты столько знаешь? — поразился я.
— Тупому десантнику столько знать не положено?
— Э-э-э… — не сразу нашёлся я.
— Можешь не отвечать, — поморщился Ник. — Считай, тебе повезло встретиться с начитанным тупым десантником.
Я вздохнул и потянулся за своим кофе, вытянув из пакета ещё и хот-дог. Кусать приходилось осторожно — разбитые губы и нос норовили кровоточить при каждом неосторожном движении.
— Домой хочу, — вдруг шумно выдохнул Ремизов.
— По родным соскучился?
— По бабам. Ты здесь порядочных женщин старше пяти лет видел? То-то и оно…
Я вспомнил про Риту и Эти, но промолчал. Скорее всего, они уже улетели домой, и я даже улыбнулся при мысли о том, что малышка Эстер среди родственников, в безопасности, счастлива и всем обеспечена.
— Ник, — вырвалось у меня, — ты уже старый. Почему ты ещё не женат?
— Мне тридцать два.
— Это мало?
Ремизов скосил на меня глаза.
— Для такого молокососа, как ты, конечно, много.
— Сам дурак, — обиделся я и занялся хот-догом.
Некоторое время мы молчали, наблюдая за уличной жизнью. Когда мимо машины прошла стайка молодых девушек с яркими пакетами, я загляделся на радостные, беззаботные лица. Они остановились посреди тротуара, одна вытащила из многочисленных пакетов какой-то зелёный шарфик, показывая его подругам. Раздались восторженные восклицания. Я невольно залюбовался лучащимися эйфорией мордашками, когда услышал мрачный голос Ника:
— Чем больше ценятся вещи, тем меньше ценятся люди. Практика подтверждает теорию.
— А если попроще? — поинтересовался я, провожая взглядом уходящую компанию. — У всех свой уровень мышления. Никого нельзя заставить думать о вещах, о которых человек даже не догадывается.
— Я тут живу дольше твоего, — разозлился Ник. — Я такое постоянно вижу. Интеллекта на лицах ноль, зато нездоровый блеск в глазах при виде разрекламированной тряпки.
— Ты слишком строг к людям…
— А вот это не тебе судить, праведник!
— Они живут по правилам системы. Что бы они ни делали, им её не изменить. Если будут сопротивляться — система их просто вычеркнет. Ударь систему — и попадёшь в себя. Заставляет задуматься…
— Мне хватает мыслей в голове, — обрубил Николай. — А теперь заткнись, будь добр. Лучше подумай, какими честными глазами будешь смотреть на своего старика, когда вы встретитесь. Уж постарайся, твой мафиози — наш единственный шанс получить вид на жительство.
Наверное, стоило обидеться, но мне почему-то стало смешно.
— Думаешь, Вителли не видел честных, молящих, абсолютно преданных глаз, и уж тем более не всаживал прямиком между них же, честных и неподкупных, пулю?
Ник раздражённо повернулся ко мне. Бывший десантник несколько секунд смотрел мне в глаза, сверля тяжёлым взглядом, а потом шумно выдохнул:
— Чтоб тебя! Любой на твоём месте уже бы сдался, а ты всё никак не захлопнешь варежку!
— «Додж», — севшим голосом сказал я.
— Что — «Додж»? — не понял Ник.
— «Додж», — повторил я, не отрывая глаз от итальянского ресторана.
Затемнённые стекла «Тойоты» скрывали нас от окружающего мира, но не мир от нас. Чтобы не заметить здоровенный чёрный джип, нужно было постараться; у меня получилось.
— Его тачка?
— Другой такой ни у кого не видел, — растерялся я. — Как же это он… мимо нас?
— Потому что смотреть нужно лучше, заноза!
Я ничего не ответил: в конце концов, и тут я оказался виноват. Целый час мы с Ником следили за выходом из ресторана, прежде чем я заметил знакомую фигуру.
— Вителли! — обрадовался я.
— Уверен? — хмуро уточнил Ремизов.
— Да, — улыбнулся я. На душе стало легко и радостно, точно вот сейчас все мои проблемы магическим образом разрешились, или, по крайней мере, перестали иметь значение. Чёрт побери, я соскучился!
— Выглядит не очень, — скептически заметил Ремизов. — Толстый.
— Ты, между прочим, тоже, — обиделся я за Джино. — Просто немного моложе.
Ник расхохотался, заводя мотор. На самом деле, толстым он не был. Скорее, откормленным мужиком со здоровой массой мышц, но даже по сравнению со мной он казался огромным, хотя я себя худым никогда не считал.
Мы следовали за чёрным джипом по городу. Джино не торопился: похоже, ехал домой. «Тойота» легко поспевала за неповоротливым «Доджем». Когда мы подъехали к Бруклинскому туннелю, Ник сел на хвост Вителли, пристроившись в том же ряду, сразу же за юркой «Митсубиси» и серебристой «Хондой».
Неожиданности начались на выезде из туннеля. Лихач на расхлябанном «Форде» прошмыгнул прямо перед нашей «Тойотой», вклиниваясь на свободное место. Ремизов выругался, выкручивая руль. Багажник «Форда» качался из стороны в сторону, пока болван за рулем пытался прошмыгнуть на место «Хонды». Нам пришлось пропустить несколько машин и, напрягая зрение, следить за габаритными огнями джипа. Наверное, нам следовало действовать осторожней — Вителли был опытным водителем, и не мог не обратить внимания на происходящее в зеркале заднего вида — но мы боялись потерять «Додж» в общем потоке.
Вскоре туннель остался позади, и теперь мы ехали по улицам, стараясь держаться от Джино на таком расстоянии, чтобы ни мы его не потеряли, ни он не заметил нас. Движение в этой части города было не таким оживлённым, и Ремизов хмурился: мы стали слишком заметны. Так, сбрасывая скорость и стараясь не привлекать внимания, мы добрались до четвёртой авеню.
Здесь Джино нас и сделал.
Джип метнулся из своего ряда через всю полосу в крайний правый. Взвизгнули тормоза, заверещали клаксоны. Николай крутанул руль, вызвав очередной взрыв пронзительного воя: наша «Тойота» металась за «Доджем» по всем полосам, повиснув у тяжёлой махины едва ли не на бампере.
Мы промчались мимо улицы Вандербильт, оставили позади Гринвуд Авеню, и когда за окнами замелькала тёмная зелень Гринвудского кладбища, Джино развернулся. Дорога была пустынной, последние автомобили обогнали нас, сверкнув габаритными огнями. Не считая далёких точек в зеркале обзора, в свете фонарей обе наши машины выглядели почти одиноко.
Взревев мотором, джип Вителли рванулся вперёд, заложив крутой вираж. Николай перехватил руль, посылая «Тойоту» следом. Широкие покрышки «Доджа» заскребли по асфальту, оставляя чёрные полосы. Вителли хватило нескольких секунд, выигранных неожиданным манёвром.
Вцепившись в ручку двери, я смотрел, как бронированная громада разворачивается на дороге. Как пытается выровнять машину Ремизов, и не успевает. Широкая чёрная морда «Доджа» надвинулась, заливая салон белым режущим светом. Я успел вскинуть руки, прикрывая голову, и услышал, как сдавленно ругнулся Николай.
От первого удара меня бросило на дверь. Бок «Тойоты» смялся, словно картонный стаканчик. Ремень безопасности больно врезался в грудь, в глазах потемнело: я ударился о треснувшее стекло двери головой. Рядом матерился Ремизов, яростно дёргая карабин ремня и пытаясь отодвинуться от прогнувшейся внутрь двери.
От второго удара, вышвырнувшего нас с трассы, раскрылись подушки безопасности. В салон посыпались куски битого стекла, ворвался холодный ночной воздух. «Тойота» остановилась. Мотор ещё работал, под капотом что-то стучало, но Николай даже не пытался завести машину.
Я пошевелился и болезненно вздохнул: ударился локтем об изломанный пластик. С трудом повернув голову, я увидел толстый ствол, плотно прижавший дверцу с моей стороны.
Мы попали в ловушку: с одной стороны нас держало дерево, с другой запер тяжеленный «Додж».
— Жив? — Прохрипел Ремизов, колотя по сдувающейся подушке безопасности.
Я торопливо кивнул, прикладывая руку ко лбу. Голова кружилась, во рту стало солоно: подушка расквасила мне губы и нос.
— Тихо! Слышишь?
Снаружи глухо, как похоронный аккорд, хлопнула дверь «Доджа».
Мы замерли. Кроме звука работающего мотора джипа, мы ничего больше не слышали. Ни ругани, ни звука шагов. Трясущимися пальцами я расстегнул ремень и, цепляясь за приборную доску, приподнялся на сидении. Фары джипа слепили, и я заслонился рукой, чтобы разглядеть, что происходит снаружи.
Где-то неподалёку хлопнула дверь.
— Боже мой! — заголосил высокий женский голос. — Нужно вызвать врача!
Я поморгал, пытаясь разглядеть за стеной света Вителли, но не сумел. Я даже капот «Доджа» различал с трудом, не то что догнавших нас машин, остановившихся на трассе, или тем более людей.
— Наберите девять, один, один! — подсказал ещё кто-то.
В ответ грохнул выстрел.
Это был не едва слышный хлопок пистолета с глушителем, который, как я помнил, Джино носил под пиджаком. Ремизов, начав подниматься, откинулся обратно, всем весом прижимая меня к двери.
— Чёрт тебя дери, — прорычал он, — твой старик нас угробит!
Снаружи раздался визг шин: те машины, что остановились, при звуке выстрелов поспешили убраться прочь, и я их не винил: кому охота ввязываться в перестрелку?
Ещё одна пуля, прошив салон «Тойоты», отрезала путь к заднему сидению. Джино надёжно защищал «Додж», а тонированные стекла нам сейчас только мешали: Вителли не мог разглядеть в салоне меня.
Николай, скорчившись на сидении, рискнул приподнять голову. Тишина могла означать только одно: Вителли подбирался к нам, перестав палить наудачу. Бог знает, какие мысли роились у старика в голове: из «Тойоты» ему не отвечали, и это могло означать что угодно. Вот только я почему-то был уверен, что Джино думает о ловушке.
Здоровенная лапища Николая пихнула меня в бок.
— Кричи! — приказал Ремизов, снова вжимаясь в кресло. — Пусть услышит тебя!
Я заорал. Во всю мощь связок, захлёбываясь холодным воздухом — клянусь, я никогда не кричал так отчаянно прежде.
— Не стреляйте! Мистер Вителли! Не стреляйте! Джино! Это я, Олег! Не стреляйте!
Секунды тишины показались мне пыткой.
— Олег?
— Да! Мистер Вителли! Это я!
Ослепляющий свет погас. Широкая кисть Вителли ухватилась за искорёженную дверь, и блестящий глазок револьвера уставился в переносицу Николаю, а следом за ним показалось лицо Джино. Маленькие колючие глазки бегло осмотрели Ремизова, остановились на мне.
— Santa Madonna! — Брови Вителли поползли вверх. — Бамбино, ты в порядке?
— Почти, — кивнул я.
Пистолет кивнул в сторону Николая.
— Это кто?
— Друг, — поспешно заверил я. — Помогите нам!
Джино думал не дольше секунды, сверля Николая тяжёлым взглядом.
— Не дёргайся, — посоветовал он, убирая оружие. — Выбраться сможете? Хорошо, — получив наши торопливые кивки, одобрил он. — Я сдам назад, вылезете и сразу в джип, понятно?
Когда мы вылезли из «Тойоты», я бросился к знакомому «Доджу» и сел на переднее сидение. Ник чуть задержался снаружи, отряхивая стекло со своей куртки. Джино дождался, пока в машину усядется мой спутник, затем выехал на шоссе и сразу набрал скорость.
Я оглянулся на Ника: хмурый сибиряк уставился в окно, предоставив мне право объясняться. В принципе, его это действительно не касалось, теперь всё зависело от меня.
— Мистер Вителли…
— Потом.
Я замолчал. Джино выглядел рассерженным, но что-то в его глазах давало мне надежду. Минут пять мы ехали молча, и тишина оглушала. Вителли не выдержал первым.
— Почему ты следил за мной, Олег?
— Я… — я растерялся. — Я хотел… попросить у вас помощи. В последний… раз. Теперь я понимаю, что это было глупо, — бормотал я всё тише, — с моей стороны. Простите, я не имел права…
— Вот, — Джино перебил меня, доставая из кармана платок, — вытри кровь, бамбино.
Я слабо улыбнулся, прижимая его к лицу. Знакомое обращение успокоило меня. Конечно, это не говорило о том, что Вителли мне поверил. Зато говорило о том, что он готов верить.
За окном мелькали огни автострады. Спустя несколько минут мы свернули с основной трассы на боковое шоссе и поехали вдоль ухоженной аллеи к видневшемуся невдалеке посёлку. У въезда на огороженную территорию дежурил охранник; заметив «Додж» Вителли, он тотчас поднял шлагбаум, пропуская джип.
Машина заскользила вдоль роскошных особняков, каждый из которых был настоящим шедевром архитектурного искусства. Я едва не усмехнулся: мне бы жизни не хватило, чтобы заработать на такой же. Нику, наверное, и вовсе пришлось бы лет пятьсот служить в своих ВДВ, чтобы купить себе подобный домик.
Джип остановился у ворот одного из домов, ворота медленно поднялись, и мы въехали внутрь. Проехали мимо шикарного коттеджа, утопающего в зелени клумб и тех деревьев, которые ещё не успели сбросить листву, и заехали в просторный гараж. Здесь стояли ещё два джипа, но я на них не смотрел. Джино вышел из машины, мы последовали за ним. Я попытался заговорить, но Вителли ясно дал мне понять, что нас ждёт долгий разговор в доме.
Дом оказался вытянутым, с двумя крыльями и обшитой деревом верандой. С неё открывался вид на небольшой прудик, окружённый плодовыми деревьями.
У парадного входа я заметил двух охранников; внутри нас встретила женщина средних лет в скромном тёмном платье. Вителли негромко обменялся с нею парой фраз, и она тут же скрылась в недрах дома.
— Ждите здесь, — распорядился он, и мы послушно остановились у порога.
Джино отошел недалеко: я слышал, как он говорит по мобильному из гостиной, но не мог разобрать ни слова.
— Кажется, я лишний, — хмыкнул Николай. — Слушай, Олежек, попытайся всё доступно объяснить своему старцу. Вижу, у вас с ним проблем во взаимопонимании нет, но я для него никто. Уж ты постарайся… чтобы меня не застрелили где-нибудь на свалке.
Мне стало страшно, но я сумел выдавить из себя кривую улыбку.
— Как поговорить, так «заткнись, молокосос», а как попросить, так «Олежек»?
— Я предупредил.
Я вздрогнул и повернулся: к нам подошёл Вителли с одним из тех охранников, которых я видел во дворе.
— Твоё имя, — обратился он к Ремизову.
— Ник.
— Ник, поедешь с моим человеком. Он отвезёт тебя в безопасное место.
— Куда? — спросил я. Ник был прав: Джино ничем нам не обязан, и ему ни к чему лишние свидетели.
— Не бойся, — усмехнулся Вителли, потрепав меня по плечу. — Ему там ничего не сделают.
— Созвонимся, — бросил Николай на русском.
Охранник вышел следом за ним, мы с Джино остались одни.
— Мистер Вителли? — снова начал я.
Джино поморщился, распуская галстук.
— Для начала тебе стоит привести себя в порядок и переодеться.
Я вымученно улыбнулся, трогая опухший нос и скулу.
— А затем?
— Затем, Олег, — Джино потёр шею, — ты мне всё расскажешь.