Глава 5
Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: «легион; ибо нас много». (Луки 8:30).
Сикейрос сидел за столом и курил. Вначале я настолько не поверил своим глазам, что просто развернулся и вышел из кухни, направившись в ванную. Я умылся, с силой протёр лицо полотенцем, и уже абсолютно проснувшийся снова шагнул в кухню. Сикейрос сидел за столом и курил.
Я осторожно опустился на свободный стул и пристально посмотрел на латина. С того дня, как случился инцидент с Даниэлем, прошло около недели. Хорхе не поднимал эту тему, я тоже молчал.
В неподвижной позе латина, в его мрачных карих глазах, в чуть опустившихся уголках губ присутствовала такая безысходная тяжесть, такая чёрная апатия, что я даже слегка испугался.
— Что случилось, Хорхе? — спросил я. — Это Даниэль?
Латин ответил не прежде, чем докурил длинную тонкую сигарету, и только основательно раздавив то, что осталось, в тарелке, посмотрел на меня.
— Это деньги, — сказал Сикейрос.
Мне потребовалось около часа, чтобы вытянуть из Хорхе подробности. Это был всё-таки Даниэль, в моём понимании. Дьявол, как назвал его Керни, прижал Сикейроса в глухом переулке и поставил его перед уже известным фактом. Вариантов выбора у Хорхе оказалось сразу четыре: уплатить деньги за испорченный товар, вернуть его, отработать стоимость или отдать себя на произвол компании Даниэля, правой руки Джулеса в латинском районе. Сикейрос, под давлением обстоятельств, выбрал первое.
Я не знал, что у Хорхе имелись деньги, и ещё час ушёл на то, чтобы выяснить, откуда они у него водились. Всё оказалось просто, но теперь я понимал Хорхе. Латин копил деньги на медицинский колледж. Много лет. Долгими вечерами пролистывая медицинскую литературу, Хорхе думал только о своей мечте. Которая теперь уже никогда не исполнится.
По мере того, как латин говорил, сдерживая себя, но в то же время открываясь всё больше, нервно, зло, отчаянно, я сидел рядом как идиот, и не мог ничего сказать в ответ.
— Шесть лет, — Хорхе резко дёрнул край новой пачки, и таким же порывистым, плохо контролируемым движением сунул сигарету в рот, — я копил на этот проклятый колледж только затем, чтобы один раз совершить большую глупость и лишиться всего, ради чего я жил в этом дерьме… Шесть лет!.. Из-за жалости к малолеткам, которые уже завтра станут такими же ублюдками, как…
Я никогда не видел, чтобы Сикейрос выходил из себя. Латин стал неузнаваем: отчаянный блеск в мрачных глазах, горячечность резких движений, сдавленные ругательства сквозь зубы, злость и ненависть к обществу, которое раз за разом швыряло его обратно на дно.
Я не знал, что сказать. Мы оба понимали, что накопить снова такую же сумму у Хорхе не получится. А если и получится… поступать в колледж, когда тебе уже за сорок…
Я осторожно сжал дрожащий кулак Сикейроса. Латин дёрнулся, но не освободился. Он не нуждался в утешении; сказать по правде, говорить тоже было не о чем.
— Что ты собираешься теперь делать? — спросил я.
— Я не знаю, — ответил он, и я понял, что для него это действительно конец.
А потом я ушёл на работу с одной мыслью: сегодня я уволюсь. Была суббота, и я собирался получить расчёт. История Хорхе сильно задела меня. Всё казалось мне серым, пустым и давящим: улицы, машины, здания, люди. Как никогда остро я ощущал себя здесь чужим. Как никогда раньше я не хотел идти в «Потерянный рай» даже за проклятыми деньгами. Но я знал, что если не явлюсь вообще, будет только хуже.
Ещё на подходе к клубу я услышал крики, и ускорил шаг.
— Оулэг, — позвал меня стоявший у дверей знакомый охранник, отчаянно указывая за поворот. — Иди туда! Там все наши, целое месиво! Я на стрёме, мать их, ведь ещё только вечер! Что мы будем делать с этими ублюдками? Только вечер! Иди туда!
Я пошёл. Зрелище за поворотом открылось ужасающее. Наверное, есть на свете люди со стальными нервами; я к ним не отношусь. Я не поклонник фильмов ужасов, и смерть человека для меня трагедия, а не статистика. Я не терплю насилия, и мне страшно, когда я вижу смерть.
В узком проулке развернулась кровавая бойня, по-другому это было не назвать. Двое парней в форме клуба ещё месили крупного чернокожего парня, методично превращая его лицо в бесформенный кусок мяса. На асфальте лежали трое. Парень с рыжим ирокезом, прислонившись к стене, выглядел самым чистым среди остальных. Даже почти живым, не считая тонкой струйки крови, стекающей из чёрной дырки во лбу. Второй лежал лицом вниз, и под ним растекалась огромная тёмная лужа.
Третий оказался нашим. Он лежал на спине, прижимая окровавленную ладонь к правому плечу. Наверное, только секунду спустя я понял, что он тискал в ладони рукоять ножа, который тщетно пытался выдернуть из собственного тела. И только когда он обернулся ко мне, я узнал по перекошенному от боли лицу, что это был Дэвид.
Наверное, только этот факт стал причиной, по которой я остался, а не сбежал. Меня слегка трясло, когда я опустился рядом с начальником охраны, отводя его пальцы в сторону от рукояти ножа.
— Олег, — хрипло выдавил Дэвид. — Проследи, чтобы никто… ведь мы в паре десятков футов от главной улицы… копы…
— Господи, Дэвид… что тут случилось?
Начальник не ответил, но я не сразу сообразил, что говорю на русском. Приложив левую ладонь к ране так, чтобы нож оказался между большим и указательным пальцем, я посмотрел на Дэвида. Тот понял и закусил губу, закрывая глаза. Я планировал вытащить нож рывком, но у меня не получилось. Вам когда-нибудь приходилось по миллиметру вытаскивать нож из человека? Дэвид пытался не кричать, вздрагивая у меня под ладонью, и из-под плотно сжатых губ вырывалось одно только звериное, утробное рычание. Силы быстро оставили его. Я придерживал начальника локтем, чтобы он не дёргался от жестоких судорог, пронзавших его тело с каждой моей попыткой вытащить проклятый нож, и я молился, чтобы он не умер на моих руках.
У меня получилось. Я вынул ржавый нож и отбросил его в сторону, зажимая рану своим платком. Левую ладонь Дэвида, сжатую в кулак, я положил поверх платка, крепко прижимая к телу.
— Держись, — сказал я, глядя на бледное лицо начальника охраны. Тот не открыл глаза, и только по подрагивавшим векам я знал, что он ещё жив.
Когда я поднялся, ко мне уже подбежали два наших парня, безумными глазами глядя то на меня, то на Дэвида. Я понял, что нужно брать ситуацию в свои окровавленные руки.
— Чёрный вход в клуб свободен? Людей нет? — спросил я, не узнавая собственного голоса.
Оба почти синхронно кивнули.
— Гарри, помоги мне перенести Дэвида внутрь, — распорядился я, по-прежнему не узнавая себя. — Лэнс, остаёшься здесь. Не высовывайся, следи, чтобы никто не зашёл с другого конца переулка. Со стороны входа стоит Уилл.
Мысли крутились в голове с бешеной скоростью, и если бы я мог себе это позволить, я бы наверняка грохнулся прямо рядом с трупами. В то же время голос оставался ровным, отрезвляющим, отрешённым и чужим. Наверное, поэтому меня послушали. Мгновенно. Оба сорвались с места. Лэнс — к противоположному концу переулка, Гарри — к Дэвиду, приподнимая его за ноги. Я со своей стороны осторожно подхватил начальника охраны за плечи, и мы почти бегом добрались до чёрного входа, где нас уже ждал Джулес.
— Сюда, — скомандовал мулат, открывая в кромешной темноте коридора боковую дверцу. — Быстрее, мать вашу.
В комнате оказалась широкая кровать, наверняка служащая для увеселения посетителей клуба, туда мы и положили бледного, как смерть, Дэвида.
— Ему нужна помощь, — коротко сказал я, постепенно приходя в себя. — Он потерял много крови.
— Не твоя забота, — зло посмотрел на меня мулат. — Я уже позвонил, кому надо. Скоро подъедет машина, вы им поможете.
— Машина? — не понял я. Меня снова начало трясти.
— Машина, мать твою! Или ты собрался тащить этих уродов на своем горбу?
Я медленно сел на кровать рядом с Дэвидом, машинально придержав сползшую с открытой раны ладонь начальника.
— Чего расселся, русский? — не понял мулат. — Машина едет, говорю! Кто, мать твою, будет перетаскивать трупы в кузов? Я не могу отправить всех ребят, кому-то нужно оставаться в клубе!
Я бы в тот момент не сдержался и ударил-таки проклятого мулата, но Джулес это понял, потому что инстинктивно отступил назад, а Гарри сделал шаг вперёд, готовый защищать наркодилера Сандерсона. Но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Амели. За её спиной стояла Джил.
— Вот дерьмо, — окинув быстрым взглядом комнату, Дэвида, меня, Джулеса и Гарри, проронила девушка. Откинув прядь голубых волос с глаз, Амели быстро шагнула к кровати, присаживаясь с другой стороны. — Олег, — не глядя на меня, проронила она. — Иди с Гарри. И ты, мулат грёбаный, вали отсюда. Пока сюда доберётся наш добрый доктор, Дэви сдохнет, если ничего не сделать. А потому валите все, и не мешайте.
Я зашевелился первым, поднимаясь с кровати. Прошёл мимо Гарри, Джулеса и застывшей столбом Джил, с тупым выражением разглядывавшей бесчувственного Дэвида, и вышел в коридор. Я знал, что сейчас выйду из этого клуба и никогда не вернусь. Наверное, Джулес это почувствовал, потому что как только я взялся за ручку двери, то ощутил за спиной движение и прикосновение тупого холодного предмета к затылку.
— Босс сказал, тебя будет жалко терять или пускать в расход, — услышал я горячий шёпот мулата. — Но не сказал, что запрещает это делать. Ты куда собрался, мать твою, русский? Ты кем себя возомнил, дерьмо? Что ты грёбаный турист, которому ничто не угрожает? Прилетел, набрался ярких впечатлений, улетел? Беленький мальчик не думал, что может вляпаться в грязную историю? Вот что, русский… Ты, ублюдок, сейчас пойдешь вместе со всеми, и будешь работать, как все. Ведь это твоя смена, — Джулес медленно отвел дуло от моего затылка, и я испытал ни с чем несравнимое желание развернуться и задушить урода — даже если это было бы последним, что я сделал в жизни. — Гарри, иди с ним.
Я обернулся и увидел, что Гарри держит меня под прицелом. Я глянул на мулата, развернулся, толкнул дверь и вышел на улицу.
Уже почти стемнело, и шумные голоса с пьяными воплями со стороны главного входа клуба говорили о том, что очередное веселье начинается. Наши охранники наверняка не пускали сюда желающих покурить на свежем воздухе, а со стороны улицы, едва помещаясь в узком проулке, задом к нам уже подъезжала машина. Была ли это злая ирония, или тонкий юмор Сандерсона — это оказался закрытый автобус ритуальных услуг.
Работали я и Лэнс. Водитель не покидал своего места, Гарри держал меня под прицелом. Меня трясло от ярости, отвращения и ужаса, но я продолжал… работать. Мы перенесли внутрь вначале парня с ирокезом, затем того, кто лежал лицом вниз — мы так и несли его, не переворачивая — и положили его поверх первого. Последним тащили чернокожего парня с разбитым лицом. Из-под распухших, безобразных, неестественно огромных губ ещё текла кровь, заплывшие глаза превратились в едва заметные щёлочки. Наверное, парень скончался от кровоизлияния в мозг — я судил по крови из ушей и носа.
Потом мы забрались внутрь: я, Лэнс и Гарри. Последний продолжал держать меня на прицеле, и я решил проверить, насколько тот бдителен. Я всего лишь подвинулся к двери, но кисть Гарри, сжимавшая пистолет, тотчас напряглась. Я вдруг посмотрел ему в глаза и всё понял. Ему уже приходилось убивать. Трупом больше или меньше, для такого, как он, не имело значения.
— Оулиг, — позвал меня Лэнс, доставая какие-то мешки из-под сидения. — Помоги.
Мы одели плотные мусорные мешки на каждого из трёх мертвецов. Несколько раз к горлу подкатывала тошнота, но спасало то, что я ничего не ел с утра. Потом мы ехали, молча, долго, и я старался не смотреть ни на три мешка под ногами, ни на своих бывших напарников, ни на сложенные на коленях окровавленные руки. Только сейчас мне пришла в голову мысль о том, что под сиденьем есть ещё мешки. И есть я, который, как выяснилось, не очень нравился боссу Сандерсону.
Всё произошло так быстро. Очень быстро. Я вдруг понял, что Джулес был прав. Я действительно не верил, что могу вляпаться в грязную историю. Вся моя жизнь дома текла размеренно, безопасно и спокойно. Дьявол, да ведь это не просто грязная история, это кровавый ад! И я стал его частью.
Мы приехали на городскую свалку. Водитель подъехал так близко, как только мог, к кучам мусора, и вышел вместе с тем, кто находился с ним в кабине. У того оказалась странная цветная татуировка на бритом черепе, частично покрывающая лицо — я так и не сумел рассмотреть, что изображал рисунок. Это был высокий подтянутый мужчина, мускулистый, с острыми чертами лица и сильно выдающейся нижней челюстью. Ещё я отметил его взгляд — безразличный, пустой, но с приглушенной дикой искрой, сидящей глубоко в зрачках. Он напоминал маньяка из фильма ужасов.
Было темно и душно от дикой вони, мы работали быстро и молча. Мы выбросили два мешка и взялись за третий, когда из него раздался какой-то звук. По-прежнему державший меня на прицеле Гарри напрягся, бросив быстрый взгляд на татуированного.
— Открой, — велел Лэнсу Гарри, и я шагнул в сторону.
Это оказался мешок с чернокожим парнем.
И он, вопреки всем биологическим законам, был ещё жив.
— Что будем делать, шеф? — обернулся Лэнс к напарнику водителя, и тот дёрнул щекой, доставая пистолет из кармана.
— Пусть он добьёт, — глухо проронил мужчина, и я сначала не понял, о ком речь. Когда Гарри протянул мне оружие рукоятью вперед, я застыл, не зная, что сказать. Всё, что происходило, затягивало меня всё в большее болото, и я боялся сделать шаг вперёд или назад, чтобы не утонуть окончательно. Говоря проще, я испугался.
— Убери эту дрянь, — сквозь зубы процедил я, глядя прямо в глаза бритоголовому. — Я не собираюсь делать за вас грязную работу.
Краем глаза я видел, какими широко открытыми глазами смотрит на меня Лэнс, как дрогнула рука Гарри, протягивавшая мне пистолет. Я понял, что свои барахтаньем усугубил своё положение до предела, но жалкая помесь страха стать убийцей, страха умереть и страха показать свой страх брала своё.
Несколько секунд молчания показались гробовыми.
— Сандерсон сказал, ты хорошо дерёшься, — почти равнодушно заметил мужчина. — Сказал, жаль, что ты не наш.
— Он русский, — вставил Лэнс, не глядя на «шефа».
— Я хочу порадовать босса, — не обращая на него внимания, продолжил бритоголовый. — Ты станешь одним из нас.
Я бросил взгляд на слабо зашевелившегося под моими ногами негра. Он уже почти не походил на человека, так хорошо поработали над ним Гарри и Лэнс. Я был уверен, что он умрет и без контрольного выстрела. Наверняка это знал и бритоголовый. Но этот ублюдок очень хорошо уловил во мне мой страх. И между двумя его составляющими — убить или быть убитым — в этой ситуации, среди этих людей, на этой свалке я точно знал, каким будет мой выбор. Я не хотел становиться убийцей.
— Стой смирно, — попросил я мужчину на русском и сразу же, без перехода, врезал ему.
Тот пошатнулся и мы, сцепившись, покатились по усеянной мусором земле. Раздался глухой хлопок, и бритоголовый зло выматерился прямо мне в ухо.
— Не стреляйте!
Я воспользовался возможностью и спихнул его с себя, двинув коленом в пах.
Перекатившись, я поднялся, тотчас угодив в руки водителя и Гарри. Дёрнувшись пару раз, я понял, что держали крепко. «Будут бить, — мелькнула мысль. — Больно».
Я оказался прав. Били больно, но недолго. Я получил всего несколько ударов коленом в живот, и раз пять по лицу. Могло быть хуже. Потом меня отпустили, и я, не успев подготовиться к неожиданной свободе, рухнул на землю лицом вниз. В щеку больно вонзился осколок какой-то банки, и я приподнялся, мотая головой.
— Крепкий сукин сын, — чья-то рука ухватила меня за волосы, заставляя поднять голову, и я увидел перед собой лицо «шефа». — Боли ты не боишься. Но есть ещё кое-что.
Он сел сверху, придавив меня к земле коленом, оторвал мою правую руку от земли и вложил в неё какой-то предмет, накрывая своей ладонью сверху. Я с трудом сфокусировал зрение на собственном кулаке и тут же дёрнулся, попытавшись вырваться.
— Вот так, — негромко проговорил он, медленно разворачивая дуло пистолета в моей руке в направлении чернокожего парня. Шевелился тот или уже нет, я не видел, но чувствовал, что он ещё жив. — И медленно спускаешь курок…
Я зарычал, дёргая кистью. Дуло заходило в стороны, и бритоголовый крепче сжал руку, положив свой указательный палец поверх моего. Я ощутил, как вся кисть отнимается под его давлением. Я не мог шевельнуть ею, и не мог снять палец с курка — он прижимал его своим.
— А теперь слушай, — раздался голос, и сразу за ним грянул выстрел.
…Долгие годы я молился о том, чтобы мой палец соскользнул с курка до того, как эта дрянь у меня в руке выплюнула пулю. Я очень старался забыть этот день. Может, поэтому мне начало казаться, что указательный палец чем-то зажало на момент выстрела, и я стал тешить себя надеждой, что его защемило в пространстве между курком и рукоятью. Но я не могу сказать наверняка, и никогда не смогу описать тот ужас, который испытал, глядя на простреленное — мной или не мной — лицо человека, лежащего всего в двух шагах от нас.
— Вот так, — прозвенел в ушах голос. — Теперь всё в порядке. Теперь всё хорошо…
Он отпустил меня, поднимаясь на ноги, и вынул пистолет из моей сведённой судорогой кисти. Гарри и Лэнс закидали мусором три мешка с останками убитых, пока я приходил в себя. «Шеф» с водителем наблюдали, причем первый постоянно вытирал текущую из носа кровь — я нехило врезал ублюдку. Потом меня подняли с земли пинком под рёбра, и мы вошли в салон — вначале я, потом Гарри, и последним — Лэнс. Водитель закрыл за нами двери, и я больше не видел ни его, ни «шефа». Наверное, это было к лучшему, потому что в том состоянии я мог порвать ему горло голыми руками — тот, кто хоть раз находился в состоянии аффекта, поймёт меня.
Но я его не видел — и постепенно красная пелена спала с глаз. Я снова ощущал боль, дрожь и тошноту, но уже не был способен на сознательное убийство.
Мне показалось, что назад мы доехали за несколько секунд. Автобус подъехал в тот же проулок, задом к чёрному входу, и мы вышли из салона. Лэнс, затем Гарри и я.
Первым, что я заметил — на асфальте не осталось ни следа крови. Всё было вымыто, вся грязь убрана в мусорные баки. Переулок выглядел даже чище, чем обычно. На секунду во мне вспыхнула безумная надежда на то, что всё произошедшее было плодом моего больного воображения, дурным сном.
Но Гарри по-прежнему держал меня под прицелом, и я зашёл через чёрный вход в клуб «Потерянный рай» вслед за Лэнсом. Во мне не осталось ни сил, ни желания что-либо делать. Я не мог даже уйти — даже если бы они отпустили меня, я бы не знал, куда идти. Совсем как Хорхе несколько часов назад.
— Э-эй, парни, — едва мы вошли через боковую дверь в зал, радостно поприветствовал нас Джулес, сверкая белозубой улыбкой. — Куда ломитесь, уроды? Вы свои рожи в зеркале-то видели? Приведите себя в порядок, секьюрити!
Я скользнул отсутствующим взглядом по своим сопровождающим и даже сейчас смог признать, что мулат прав. В порванных пиджаках, в крови, Гарри и Лэнс выглядели устрашающе. На что был похож я, мне не хотелось даже знать.
— Ты как? — дружелюбно обратился ко мне Джулес, и я поднял на него глаза. Мулат мог вести себя как ни в чем не бывало, но не я. Я не сошел с ума, я участвовал в безумии. И всё ещё находился — там. Голос Джулеса, голос из привычного мира, врывался в мою реальность как нечто чуждое и странное. — Всё в порядке? — не глядя на меня и продолжая ослепительно улыбаться, спросил мулат. — Приведи себя в порядок, русский, и возвращайся в зал. Тео нальет тебе чего-нибудь выпить. И не задерживайся, а то некоторые цыпочки уже с ума сходят, ищут тебя.
Я молча развернулся и пошёл по коридору в служебный туалет. Ни Гарри с пистолетом, ни Лэнса за своей спиной я не обнаружил, и мне было плевать, куда исчезли мои бывшие напарники. Не доходя до туалета, я остановился перед дверью в комнаты, куда мы занесли Дэвида. Не думая, я толкнул дверь. Секунду я смотрел на незнакомую совокупляющуюся пару там, где тремя часами раньше лежал истекающий кровью начальник охраны, а потом закрыл дверь. Те, кто находились внутри, меня даже не заметили.
Пошатываясь, я дошёл до туалета и остановился, осознав, что дверь заперта. Это означало, что там занято; наверняка Гарри с Лэнсом выяснили это раньше меня и пошли в общий туалет на другом конце зала. Я простоял перед дверью минуты три, затем она открылась, и раздался негромкий вскрик.
— Какого чёрта, Олег? — нервно спросила Амели, щурясь, чтобы разглядеть меня в сумерках служебного коридора. — Ты напугал меня до смерти.
Я молча обошел её, и Амели проводила меня странным взглядом. Когда я оказался внутри, на свету, она наконец смогла разглядеть меня, и последовал ещё один глухой вскрик, и вслед за ним — целый монолог самых грязных ругательств, каких я не слышал даже от перебравших посетителей. Я не слушал, включив воду и подставив под неё свои покрытые коричневой коркой руки.
— Они всё-таки сделали это с тобой, — разобрал я.
Она смотрела на меня ещё несколько секунд, затем вышла из туалета, хлопнув дверью. Я поднял глаза на зеркало, рассматривая лиловые опухоли на лице, там, куда бил «шеф». На щеках и лбу было несколько порезов от падения на битое стекло и ржавое железо, один всё ещё сочился кровью. Футболка и куртка были измараны в крови, грязи и мусоре, резинка, сдерживающая хвост, порвалась, и волосы растрепались, особенно в области затылка. Я набрал воды в ладони и несколько раз умылся, расплескивая воду на кафель. Руки дрожали. Я смотрел, как вода бежит сквозь пальцы, и не знал, что должен делать. Было стыдно, страшно, жутко, хотелось спрятаться, убежать, и больше никогда не возвращаться.
Может, более хладнокровный человек на моем месте знал, что делать; я — нет. Если вы — нормальный честный человек, вы меня поймете. Я не супергерой и не какой-нибудь Джеймс Бонд, и такие ситуации для меня не являются обыденными. Я считал себя одним из тех людей, кто видит такое только в кино, и не сильно страдал по этому поводу.
— Вот, — дверь распахнулась, впустив Амели с одеждой в руках. Девушка тряхнула голубыми волосами и окинула меня раздражённым взглядом. — Ну что застыл? Раздевайся!
Не закрывая кран, я послушался, стянув с себя куртку и футболку. Пока я натягивал на себя новую футболку с надписью «секьюрити» на спине, Амели протирала принесенным полотенцем мою куртку.
— Я повешу её в нашей с Джил раздевалке, — сказала мне она, встряхивая мокрую кожанку и забирая у меня грязную одежду. — Жди здесь.
Пока её не было, я немного привёл себя в порядок, оттерев лицо и руки от крови. Потом я намочил полотенце и приложил его к лицу. От ударов «шефа» вся кожа горела, как от ожогов, кровь стучала в висках: бритоголовый бил профессионально.
Когда Амели вернулась во второй раз, я уже почти успокоился. Почти — потому что руки ещё дрожали, но я уже мог говорить.
— Где Дэвид? — спросил я.
— Сядь, — опустив крышку на унитазе, велела она. Я молча выполнил приказ. Амели положила на бачок принесенную с собой аптечку и оседлала мои колени, усевшись на меня лицом к лицу. — Дэвид в порядке, — смочив вату спиртом, сообщила она. — Его отнесли домой, он живёт тут недалеко. Джил с ним, но всё, что ему нужно — отоспаться. Дэвид крепкий парень, оклемается. — Амели водила заспиртованной ватой по порезам на моем лице, и я вздрагивал каждый раз, когда она прикасалась к открытым ранам. — Тебе тоже не мешает отдохнуть. Ты, наверное, ещё в шоке? — невесело улыбнулась она. — Пройдёт. Просто за твое дежурство это в первый раз. Неужели ты не замечал, какой у нас клуб? Здесь умирают от передоза, поножовщины, в перестрелках. Ты привыкнешь, Олег.
— Нет! — я попытался спихнуть её с себя, но девушка оплела руками мою шею, и я сдался. — Нет. С меня довольно, Амели. Я ухожу.
Некоторое время девушка смотрела мне в глаза, потом порылась в аптечке, доставая очередной флакон и смачивая его содержимым ватный тампон. От быстрых, легких движений я даже прикрыл глаза, наслаждаясь прохладными прикосновениями к коже. Потом, также без моего участия, она заплела мой хвост, использовав для этого свою белую резинку. А затем осторожно повернула мою голову к себе.
— Ты серьёзно думаешь, что тебе дадут это сделать? — тихо спросила она. — Сегодня тебя сделали частью команды. Не смей сейчас бежать. Тебя найдут и убьют.
Я покачал головой: смерти я не боялся.
— Не беги, — попросила она. — Подожди несколько дней. Я скажу, когда будет время. Я знаю, что ты не останешься, ты никогда не будешь одним из нас. Но если хочешь выжить, слушай меня.
— Почему? — спросил я. — Почему ты помогаешь мне?
— Потому что ты первый мужчина, рядом с которым я чувствую себя в безопасности, — серьёзно ответила Амели. — Потому что ты первый, который отнёсся ко мне с уважением. Потому что ты первый, кому я доверяю по-настоящему. Потому что ты славный мальчик, и я хочу, чтобы ты вернулся в свой дом, о котором столько мне рассказывал. Потому что, тупой сукин сын, я тебя люблю.
А потом она поцеловала меня в губы, легко, быстро, и жарко, вкладывая в поцелуй всё то, что осталось от нежных чувств у проститутки, и отстранилась, поднимаясь на ноги.
— Иди в зал, — скомандовала она, отворачиваясь от меня. — Джулес уже нервничает. Веди себя спокойно, выпей то, что нальет тебе Тео, и оставайся на работе. Зайди в нашу с Джил раздевалку через час, забери свою куртку. И веди себя как хороший мальчик до тех пор, пока я не скажу, что пришло время рвать когти. Ты меня хорошо понял?
— Амели…
— Пошёл вон!
Ещё секунду я стоял за её спиной, рассматривая её лицо в зеркале, потом осторожно коснулся её плеч, слегка сжал их, и легко поцеловал в затылок. Взгляды наших отражений встретились. Я знал, что «спасибо» будет звучать для неё хуже оскорбления, поэтому ничего больше не сказал. Отпустив её плечи, я вышел из туалета, прикрыв за собой дверь.
В зале была тьма народу, и я сразу прошёл к стойке, где Тео уже наливал мне какую-то гадость в стакан.
— Отлично выглядишь! — блеснул зубами черномазый, но я не удостоил его ответом, принимая из его рук выпивку. Я осушил стакан одним махом, и Тео заулыбался. — Нравится?
— Нет.
Это не было ни правдой, ни ложью: я не почувствовал вкуса. Развернувшись спиной к стойке, я привычно обвёл взглядом помещение. Амели сильно помогла, приведя меня в относительный порядок за считанные минуты. Мысли больше не путались в голове, я снова возвращался в реальный мир.
За всю смену я почти не менял своего положения. Мне казалось, что стоит мне подняться на ноги, и весь этот клуб с его адскими плясками перевернётся на меня. Один раз, когда недалеко от стойки намечались признаки драки, пришлось встать, но я справился. Я выпил ещё несколько стаканов этой дряни, их текилы, и Тео даже достал для меня откуда-то из-под стойки вазочку с нарезанными лимонами и апельсинами. Я выбрал все апельсины, съев их вместе с кожурой и косточками, и продолжил смотреть на происходящее в зале, как в телевизоре. Несколько раз мимо меня проходил Джулес, я молча следил за ним глазами.
Инцидент случился, когда мы уже закрывались. Я вместе с напарниками по смене — никто из них не смотрел мне в глаза — выпроваживал последнюю шумную компанию, когда услышал голоса за спиной. Обернувшись, я увидел самого босса Сандерсона в окружении секьюрити, который крайне редко спускался из своего кабинета вниз, и стоявшего рядом с ним «шефа». Бритоголовый поймал мой взгляд, широко ухмыльнулся, и скрылся в служебном проходе. Сандерсон сделал мне знак подойти.
Это был второй раз, когда я удостаивался чести говорить с хозяином клуба. Расчёт со мной вёл Дэвид, других причин видеться с боссом не находилось. Я подошёл.
— Спрут говорит, ты теперь наш, — мужчина улыбнулся. — Рад это слышать, сынок. Как ты? Надеюсь, не в обиде?
— Что вы, сэр, — без выражения ответил я.
— Босс, — поправил меня Сандерсон. — Все мои ребята зовут меня босс. Не будь таким упрямым, Олег. Поскольку Дэвид временно отсутствует, за смену с тобой расплатится Джулес. А теперь иди, сынок. Я рад, что такой, как ты, стал теперь таким, как мы.
Я не сразу понял, чего он ждёт от меня. Когда понял, Сандерсон уже направлялся к лестнице, ведущей в его кабинет. В любом случае, я никогда бы не смог поблагодарить его за то, что произошло.
Я отвернулся, собираясь уходить, но тут услышал крики в коридоре.
— Убери лапы, грязный ублюдок! — узнал я голос Амели. Ей отвечал Джулес.
— В следующий раз, дрянь, тобой займется лично Спрут, — шипел мулат. — Ты думаешь, что, мать твою, Сандерсон тебя покроет, что бы ни случилось? Ты, мать твою, ошибаешься! Ещё раз пустишь своих шлюх на мою территорию — я спущу на них парней Спрута. Ты всё поняла, сука?
Я ворвался в коридор как раз вовремя. Джулес держал обе руки Амели так, чтобы девушка не могла ни воспользоваться ими, ни выкрутиться.
— Пусти её, — ровно сказал я, и ко мне обернулись оба. Они были удивительно похожи в этот момент своими злобными гримасами. Вражда между ними стала легендой в клубе, но никогда я не видел, чтобы они так открыто проявляли свою ненависть. — Быстро.
— Герой дня, — оскалился мулат, всё ещё сжимая запястья девушки. — Твой защитник, Амели? И как ты думаешь, что подумает о вашей дружбе босс? Что его сучка трахается с…
Дальше я не слушал. Я молча врезал ему и, как и ожидалось, мулат оказался не таким крепким, как другие охранники в баре. Джулес упал.
— Как ты? — негромко спросил я, протягивая руку Амели.
Девушка оперлась на мою ладонь, перешагивая через Джулеса. Мулат сдавленно шипел сквозь зубы и пытался подняться. Я ещё плохо соображал, что делаю, поэтому просто отвернулся от него, наплевав на все возможные последствия.
— Как обычно, — скривилась та. — Идём, я отдам тебе куртку.
В их с Джил раздевалке я не был никогда. Она находилась за комнатой для стриптизёрш, но мало чем от неё отличалась. Горы косметики, тряпок, париков, узкий диванчик, заваленный вещами, тройное зеркало. Моя куртка висела на вешалке почти вызывающе аккуратно посреди этого бардака.
— Что-то серьёзное с Джулесом? — спросил я, натягивая куртку.
— Не думаю. — Амели смотрела в пол, и внезапно я понял, насколько же она устала. — Он крут только в своем районе. Здесь нейтральная территория, здесь он меня не тронет. И никто не тронет.
— А Спрут?
Девушка подняла голову.
— Никогда не произноси этого имени. Это… это настоящий дьявол, Олег. И Джулес знает, что я его боюсь. Его все боятся, даже Джулес. Даже… я думаю… босс.
— Он разве на него не работает?
— Спрут сам по себе, и имеет достаточно влияния, чтобы продолжать играть на своем поле. А теперь иди. Ты выглядишь ужасно.
— Ты тоже, — выдавил из себя улыбку я. — Тебе не помешает выспаться.
— Если мне дадут, — усмехнулась Амели, обняв себя за плечи.
Она выглядела такой поникшей, такой бесконечно усталой, что я не выдержал. Всем нужна забота и понимание. Я не мог дать того, что ей требовалось, но я мог помочь здесь и сейчас. На одну минуту дать ей почувствовать себя защищённой.
Я обнял её, и Амели почти безвольно облокотилась о меня, положив голову мне на грудь. Она была невысокой, и всегда носила гигантские каблуки. Но даже в них она оказалась мне по плечо. Такая маленькая и такая сильная. Достаточно сильная, чтобы выживать день за днём в том аду, в котором оказалась. Раньше я думал, что люди сами виноваты в том, что оказываются на дне. Что виноваты в ошибках, которые совершают. После истории с Хорхе я уже так не думал. Никогда не знаешь, что случится с тобой завтра. Никогда не знаешь, станешь ты лучше или хуже тех людей, которых осуждаешь.
— Знаешь, я бы хотела ребёнка от тебя.
Я удивлённо посмотрел на неё, и Амели не отвела взгляд.
— Глупо, да? Но так и есть. Ты единственный из всей моей долбаной жизни, кто подходил бы на роль отца. И, наверное, мужа тоже, но такие, как ты, не любят таких, как я. Для меня было бы большой удачей просто забеременеть от тебя, но это невозможно, пока я служу Сандерсону. Хотя кто знает, может, он и разрешил бы мне на некоторое время… отойти от дел. Глупо?
— Нет, — я снова обнял её, чувствуя, как она изо всех сил обхватывает меня за талию. — Нет, не глупо. Но…
— Но ты не собираешь делать мне такой подарок, — перебила меня Амели. — Может, это к лучшему. Мне было бы тоже противно спать со шлюхой, да ещё и знать, что она будет носить твоего ребёнка.
— Амели, нет, ты не так…
Она помотала головой, прижимаясь ко мне ещё крепче.
— Помолчи.
Мы простояли так около минуты, прежде чем она отстранилась. Я ожидал увидеть слёзы, но увидел улыбку.
— От тебя здорово воняет, — сообщила мне она. — Смесь пота, одеколона и мусора.
— Спасибо.
— Я завидую твоей будущей жене, — Амели поднялась на цыпочки и поцеловала меня в щёку. — А теперь вали отсюда, пока Джулес не побежал жаловаться Сандерсону.
— Отдохни, Амели.
— Ты тоже, — она отстранилась, улыбаясь. Мне показалось, что она выглядела чуть лучше, чем раньше. Почти умиротворённой, почти спокойной. — Увидимся.
Расчёт у Джулеса получать я не стал — мулат куда-то смылся, и я не горел желанием его искать. На билет до дома мне должно было хватить. Больше от этой страны мне ничего не требовалось.
Я ни с кем не прощался, когда вышел из клуба. Я шёл по просыпавшимся улицам, застегнув куртку до горла, и события минувшей ночи вновь и вновь обрушивались на меня. Когда я в метро взялся за металлический поручень, в памяти вспыхнуло ощущение рукояти пистолета в ладони, и я отшатнулся от трубы, едва не врезавшись в пожилую китаянку за спиной. Мне казалось, что все люди смотрят на меня, но когда я глянул в окно вагона, и увидел в нём отражение застреленного чернокожего парня, я понял, что кошмар отступил только временно. До самой своей остановки я боялся поднять глаза, чувствуя, как меня раз за разом прошибает холодный пот. Мне казалось, что стоит посмотреть в окно — и я снова увижу его, этого парня, за своей спиной. Энергетической встряски, которую мне подарила Амели, хватило ровно на то, чтобы продержаться до конца смены. Сейчас животный ужас подступал ко мне со всех сторон, и я понимал, что нигде от него не спрячусь.
Хорошо, что уже было утро. Люди торопились на работу, гасли ночные огни и вывески, рекламные щиты и фонари. И я ковылял среди занятой своими делами толпы, потерянный, избитый, усталый, и всё ещё живущий прошлой ночью. От переутомления у меня начались галлюцинации: мне постоянно мерещились драки там, где было большое скопление народа, выстрелы оттуда, откуда доносились звуки выхлопных труб, и предсмертные крики в возбужденных голосах разговаривавших по мобильникам бизнесменов. У своего двора я сделал крюк, чтобы посмотреть на то, как играют баскетболисты. Было воскресное утро, и часто бывало так, что именно в это время здесь собирался Маркус со своей командой.
Так оказалось и на этот раз. Я не хотел, чтобы меня видели, поэтому смотрел на игру из-за угла. Я оттягивал время, когда придётся идти домой. Я не хотел, чтобы Хорхе видел меня в таком состоянии: мне требовалось привести нервы в порядок. Фигуры баскетболистов вдруг стали мелкими, как муравьи, и забегали так же беспорядочно. Когда я понял, что игра совсем не успокаивает меня, я повернулся, чтобы уйти. Наверное, в этот момент меня заметил Маркус. Я не знаю, как он успел догнать меня прежде, чем я дошёл до своего подъезда — мне казалось, я иду очень быстро. Маркус поймал меня за локоть, когда я уже заворачивал за блок, и за его плечом я увидел ещё нескольких кубинцев. Я с трудом сконцентрировал взгляд на бородатом капитане, и не сразу понял, что Марк пристально рассматривает моё разукрашенное Спрутом лицо. Я хотел ему сказать, что это ничего страшного, что живот болит гораздо сильнее — но вдруг понял, что ничего не скажу. Потому что придётся говорить и о выстреле, сделанном — очевидно, всё-таки мной — в лицо умирающего человека.
— Домой дойдёшь? — только и спросил бородач.
Я удивился и кивнул.
— Вот, ниньо, — Марк вдруг расстегнул карман моей куртки и одним движением засунул туда какой-то клочок бумаги. — Мой номер, — пояснил бородач, и я снова удивился. Такая красноречивость была кубинцу более чем несвойственна. — Иди.
Я развернулся и пошёл, и только у подъезда понял, что так и не сказал Маркусу ни слова. Открыв дверь, я начал подниматься по лестнице. Керни ещё спал, так что здороваться ни с кем не пришлось.
Когда я зашёл в нашу с Хорхе квартиру, то сразу уловил произошедшие там перемены. Из коридора прекрасно виднелась та часть комнаты, которую когда-то Сикейрос завалил вещами и книгами. Теперь там было пусто.
— Хорхе! — меня прорвало. Я не мог сейчас оставаться один, проклятый латино не имел права так со мной поступить! — Хорхе!
Я ворвался на кухню, там царил идеальный порядок. Развернувшись, я одним шагом покрыл расстояние между кухней и комнатой, шагая внутрь.
— Зачем кричишь? — поинтересовался Сикейрос, не отрываясь от игры в мобильном.
— Что это значит, Хорхе? — я обвёл руками пространство за его спиной. — Где твои вещи?
— За дверью.
Я посмотрел туда. Там стояло несколько набитых сумок, готовых к отправке.
— Переезжаю, — когда тишина стала совсем уж невыносимой, проронил латин. — Хозяин ресторана, в котором я работаю, открыл ещё одно заведение в Нью-Джерси и предложил мне место. Меня ничего не держит в этом городе, и я не буду по нему скучать. Я подписал контракт.
Я медленно опустился на свою постель на полу.
— Когда?
— Завтра утром, — Сикейрос наконец обернулся, бросив на меня быстрый взгляд, и так и застыл, разглядывая моё лицо.
Мы помолчали какое-то время. Латино мог бы сказать, что предупреждал, что мне нужно было уйти из клуба, лететь домой…
Хорхе промолчал.
— Раздевайся, — наконец сказал он. — И ложись спать.
…Сикейрос улетел в понедельник. Всё воскресенье он просидел в нашей квартире. У него не оказалось друзей в Чикаго, и он ни с кем не прощался. Я предлагал ему пройтись по городу, увидеть достопримечательности, которые он так и не повидал, но Сикейрос отказался. Я мог его понять — парню было не до того. Все красоты Чикаго меркнут перед тем, как легко здесь рушатся мечты.
Я так и не лёг спать в то утро. Не спал весь день, помогая Хорхе приготовить обед, собрать последние вещи, рассчитаться с Салливаном. Старик показался мне ещё отвратительнее, чем раньше, и брюзжал всё время, пока пересчитывал деньги, но я простил ему всё лишь за то, что он не был связан с бандой Джулеса и Даниэля в этом районе. Уж это я знал точно.
Сикейрос не задавал вопросов, а я не спешил ничего рассказывать. Наверное, латино о чём-то догадывался, сложно не строить предположений, когда я ходил за ним весь день, словно привязанный.
Я панически боялся остаться один.
Надеюсь, вам никогда не придётся переживать такие минуты в своей жизни. Это был сплошной непрекращающийся кошмар — это избитое, распухшее, чёрное лицо перед глазами, и ощущение стали в своей руке. И выстрел…
К концу дня я уже плохо осознавал себя. Я не спал двое суток, и не ел почти столько же. Замечательный обед, который приготовил Сикейрос, остался мной нетронутым. Жутко болело всё тело — живот, куда бил отморозок Спрут, голова, которая до сих пор звенела от его ударов, и ноги — я не давал им отдыха за эти дни. Я боялся присесть или прилечь — знал, что увижу во сне лицо того чернокожего парня, похороненного мной на городской свалке. Вечером я всё-таки уснул — даже не помню, как это вышло. Проснулся за несколько часов до рассвета, и сидел, прислонившись к стене и глядя на спящего на диване Хорхе, три часа подряд, не вставая с места. Только когда в комнате начало светлеть, я заставил себя подняться и поставить чайник.
Мы вышли из дома вместе. Я помог ему донести вещи до ожидавшего нас на главной улице такси и погрузить их в багажник. Потом Сикейрос повернулся, чтобы попрощаться.
— Не жалей, что не поступил в американский колледж, — вдруг сказал я. — Ты много раз умнее, порядочнее и лучше, чем они. Никогда не жалей, что не стал одним из них.
Хорхе некоторое время смотрел на меня, а затем улыбнулся. Мне показалось, что на лице его мелькнула тень облегчения.
— Спасибо, друг, — сказал он.
Мы пожали друг другу руки, а потом он сел в такси и уехал. А я пошёл на работу. В голове у меня творилось что-то странное, и я боялся, что это очень заметно. Я переживал, что Кира меня прогонит — не потому, что не хотел терять работу, просто мне некуда было идти, а я не мог оставаться один.
Когда я пришёл, Карреры в офисе не было. Тоби и Стивен помыкали новым стажёром, и не обратили на меня особого внимания. К моим синякам они привыкли, в клубе мне иногда доставалось, и, послав в мою сторону несколько комментариев, оба вернулись к своим занятиям. Стивен исполнял роль заместителя в отсутствие Киры — испанка опаздывала первый раз на моей памяти; Тобиас занимался обучением новичка. Я забился в комнату с компьютерами и попытался углубиться в работу.
У меня всё валилось из рук. В голове стояла абсолютная, вселенская пустота, и я просто не был способен на нормальное функционирование. Я ничего не сделал за тот день. По причине всеобщей занятости на это никто не обратил особого внимания, а затем в офис пришла Каррера и сказала нам валить отсюда, поскольку у неё обозначились срочные дела, а она не может доверить офис ни одному из нас и кроме того, за полдня нам не поступило ни одного заказа. Мы молча собрались и вышли — Кира терпеть не могла, когда её приказы выполнялись без должной паники и трепета. Потом мы распрощались и разбрелись по разным сторонам. Я дошёл до ближайшей кафешки и сел там, не сразу отреагировав на принесшего меню официанта. Мне хотелось просто сидеть, ни о чем не думая, ничего не делая. Я странно себя чувствовал, мир вокруг был искажён, от недостатка ли сна или по другой причине, и я, как Хорхе двумя днями раньше, не знал, что мне делать.
Я заказал сок, но не почувствовал его вкуса. Я понимал, что со мной происходит что-то не то, и когда звон в ушах стал невыносимым, а перед глазами начали расплываться широкие белые круги, я понял, что нужно что-то сделать, сконцентрироваться, взять себя в руки. Гаснущим сознанием я попытался найти зацепку во внешнем мире, и нашёл. За соседним столиком разговаривали, и их разговор, равномерное жужжание, оказался спасательным кругом. Я вслушался, и через какое-то время начал различать вначале отдельные слова, а затем и смысл сказанного. Я медленно приходил в себя. Обсуждали какое-то телевизионное шоу, цель которого заключалась в угадывании пола участников — настоящая ли это женщина, или переделанный хирургами самец. Аудитории, как выяснилось, удавалось отгадать лишь в половине случаев. За соседним столиком осуждали поведение мужа одной из «участниц», который, узнав правду, в очень грубой форме отказался с «ней» видеться. Как выяснилось, несчастный долго жил с мужиком, сам о том не подозревая.
Я собрался с силами, расплатился и вышел из кафе. Я не хотел возвращаться в пустую квартиру, но ещё больше я боялся остаться один на тёмных улицах. Я не хотел даже думать о том, что завтра мне придется возвращаться в «Потерянный рай», что придется находиться там ещё какое-то время, чтобы слежка за мной стала не такой напряжённой. Как никогда в жизни я хотел домой, где всё было понятно, просто, честно и уютно. Домой, где я никогда не буду один.
К дому Салливана я подходил не спеша, заметив компанию Даниэля ещё издалека. При моем появлении латиносы стихли, и я понял, что за мной будут теперь присматривать всегда — до тех пор, пока я действительно не стану частью их клана.
— Олла, амиго, — Даниэль усмехнулся, глядя, как я молча приближаюсь к ним. — Трудный рабочий день? Надеюсь, тебе хватит сил прийти завтра в клуб?
— Как обычно, Даниэль, — бросил я, проходя мимо них.
Я зашёл в подъезд, и вонь Керни едва не заставила меня вернуться обратно на улицу. Бомж виновато пошевелился.
— Сожалею, парень… — прошамкал старик. — Сикейрос улетел, да? Он был моим ангелом-хранителем. Твоим, наверное, тоже, а?
Я не стал слушать этот бред, поднимаясь вверх по лестнице. Мне ни с кем больше не пришлось говорить и, зайдя в квартиру, я первым делом включил свет везде, где были рубильники. Потом сел на диван и включил телевизор.
На экране что-то происходило, шёл звук, а в голове была только одна мысль — я не убийца. Ведь я не убийца, правда? Господи, всё это не со мной, всё это не со мной…
Кажется, я даже говорил это вслух.
Когда я посмотрел на часы, было уже утро.
Я совсем не удивился тогда. Я прекрасно помню это состояние — меня просто не существовало. Я не спал, но и телевизор не смотрел — по крайней мере, не помню ничего из того, что мелькало на экране. У меня раньше не случалось подобных провалов в памяти и, надеюсь, больше не случится.
Я всё ещё был одет со вчерашнего дня, поэтому только умылся, побрился, и взял с собой все свои деньги и документы. Даже не знаю, почему, наверное, всё же крутилась в голове мысль купить билет домой. Я бы так и сделал, но меня что-то останавливало. Я боялся, что в этом своём состоянии я не буду чувствовать себя в безопасности даже дома.
…Это случилось на работе. Я сидел в прострации на своём рабочем месте и держал в руках сетевую, которую хотел вставить в материнку. Мне было плохо, впервые по-настоящему плохо за эти дни. Болел живот, голова взрывалась от искажённых, грохочущих звуков, перед глазами то и дело вставала белая пелена. Я не мог даже попросить о помощи — горло перехватило, и я не мог издать ни звука.
— Русский, ленивый ублюдок! Ты должен был вставить эту долбанную сетевуху час назад, за блоком придут через пятнадцать минут! Ты меня слышишь, русский? Эй!
Я честно поднял голову, пытаясь разглядеть Киру, и лицо начальницы показалось мне смешным, как в королевстве кривых зеркал.
— Какого чёрта… — ошарашено протянула женщина. Сориентировалась, впрочем, Каррера быстро. — Стивен, Тобиас, а ну помогите этому красавцу дойти до выхода! Сетевуху, сетевуху у него из пальцев заберите! Тащи его на воздух, кретин, а то он отбросит копыта прямо здесь!
Меня буквально вынесли на улицу. На свежем воздухе мне стало лучше, но ненамного.
— Эй, — Кира, выскочившая наружу в одной футболке, нетерпеливо потирала замерзшие плечи, — русский, сделай себе сегодня выходной. Ты горишь, как фейерверк! Не хочу, чтобы ты сдох у меня на руках, мне не нужны проблемы, русский. Ты меня слышишь? Понял? Славно! Выздоравливай, парень, и возвращайся! А теперь иди отсюда, не стой у вывески…
Крепкие руки, державшие меня под локти, отпустили: Тобиас и Стивен вошли внутрь. Следом за ними зашла начальница, и раздался характерный звон колокольчиков от захлопнувшейся двери. Я беспомощно обернулся, разводя руками в стороны, как слепой. Сделал несколько нетвёрдых шагов от тротуара к пешеходному переходу, пошатнулся, и упал — прямо под колеса мчащейся навстречу «Тойоты». Раздался дикий визг тормозов, чей-то пронзительный крик — и бесконечная, глухая, спасительная темнота.