Глава 7
Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, Но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете. (1 Пет. 4:12–13).
Маркус явился только через сутки. Прошлым вечером четы Меркадо в квартире не оказалось, но чернокожий сосед кубинца, Венустиано Вилья, передал мне ключ от входной двери. Я остановился поговорить с ним и, на моё счастье, сосед бородатого капитана оказался более разговорчивым.
— Уехали в больницу, — сообщил он мне. — У Консуэллы начались роды.
— Разве не рано? — удивился я.
— Рано, — кивнул Венустиано. — Марк просто обезумел. Повез её в какую-то дорогую клинику. Я говорил ему, что там таких, как мы, не принимают, он не слушал. Сказал, у него есть деньги. Но я знаю лучше, — Вилья вздохнул, пробормотав несколько слов на испанском. — Марк наш капитан, мы все хотим, чтобы было хорошо. У него только одна слабость — эта женщина.
— Она его жена, — я пожал плечами.
— Si, muchacho, но если с ребёнком или Консуэллой что-то случится, мы потеряем капитана, — объяснил Вилья. — А для нас настали тяжёлые времена. До сих пор нас не трогали потому, что боялись нашего капитана. Проклятые мексикано лезут в наш район, и только и ждут, чтобы Марк дал слабину. Мы должны что-то с этим делать!
Я поговорил с ним ещё минут пять, а потом зашёл в квартиру. Я твёрдо решил дождаться Маркуса, но прошла ночь и целый день, прежде чем бородач явился домой. Он выглядел усталым.
— Как она? — спросил я.
Маркус молча обошёл меня, направляясь в ванную, и закрыл за собой дверь. Я, уже одетый, поскольку собирался в клуб на последний, как я надеялся, разговор с Сандерсоном, ждал его на кухне. Я приготовил крепкий чай, но кубинец, выйдя из ванной, проигнорировал дымящуюся чашку. Марк полез на верхнюю полку и достал оттуда бутылку без этикетки с тёмной жидкостью. Я ещё раздумывал о том, что внутри — коньяк, вино или виски, когда Марк, выхлебав приблизительно половину, уселся за стол и, не глядя на меня, наконец ответил.
— Жива.
— А ребёнок?
— Жив, — после долгой паузы ответил кубинец. — Они положили его под приборы. Он маленький, — Марк помолчал. — Синий. Врачи говорят, не ручаются за то, что выживет. И за то, что у Консуэллы будут ещё дети. Не ручаются. Проклятые палачи.
А потом Маркус сказал то, что наверняка привело бы Венустиано Вилья, и не только его, а весь кубинский район, в ужас.
— Если ребёнок выживет, — медленно проговорил кубинец, — я даю слово, что мы уедем отсюда.
— На Кубу?
— Да. Ты знаешь девиз нашей страны?
Я покачал головой.
— Patria o Muerte. Родина или Смерть. Теперь я понимаю…
Когда я вышел из квартиры, улицу заливали уже первые густые сумерки. Я поделился с Маркусом событиями прошедшего дня, просто чтобы держать хоть кого-то в курсе того, что со мной происходило. Кубинец подумал и сказал, что он ничего не может посоветовать. «Ты начал свою игру, ниньо, — говорил Марк, — я могу только пожелать, чтобы тебе удалось её закончить. Может, тебе повезет, и ты сыграешь вничью».
Дорога до «Потерянного рая» оказалась сплошным кошмаром. Темноты я не боялся даже в детстве — но в последнее время во мне многое изменилось. А когда на пустынной станции метро ко мне подошёл мужчина и попросил закурить, я едва не подскочил от неожиданности. Я надеялся только, что не увижу призрака чернокожего парня в стекле вагонного окна, как это было в прошлый раз. Меня ждал ответственный разговор с Сандерсоном, и я не мог допустить, чтобы у меня раньше времени сдали нервы.
Впрочем, волновался я зря: нервы всё-таки сдали. Только произошло это не в метро, а в клубе.
Я едва успел поздороваться со знакомыми охранниками у входа, когда почувствовал что-то неладное. Всё так же гремела музыка, танцевали люди, раздавались пьяные крики и хохот, всё так же тенями скользили парни из секьюрити, обеспечивая порядок в зале: босс терпеть не мог, когда в процессе драк портился интерьер. Забегая вперед, скажу, что интерьер был всё-таки испорчен, и не кем-нибудь, а мной.
Я успел дойти до барной стойки, когда меня остановил Джулес.
— Чего притащился? — хмуро спросил мулат. — К боссу? Ну тогда обломись, русский, у него и без тебя проблем хватает.
На миг я обрадовался. Если Сандерсон и впрямь был так занят, я мог попросту свалить из клуба и уже сегодня купить себе билет домой. Если меня и найдут его ребята в аэропорту, то я смогу прикрыться тем, что не смог к нему прорваться.
— Где Дэвид? — спросил я, просто чтобы не выдать своего радостного возбуждения.
— Со своей шлюхой, — мрачно ответил Джулес. — Эта тупая дура уже второй час бьётся в истерике.
— Джил? Что-то случилось?
Мулат посмотрел на меня как на сумасшедшего.
— Случилось, мать твою! Да ты ни хрена не знаешь, русский! Амели мертва.
Наверное, моё лицо как-то изменилось, потому что Джулес шатнулся назад.
— Не смотри на меня так, мать твою! — сдавленно прошипел он. — Ты думаешь, я…
А мне вдруг вспомнилась их постоянная вражда, их непримиримая, жгучая ненависть друг к другу, и я шагнул вперёд. Джулес — назад.
— Как это произошло? — тихо спросил я.
— Сдохла от передозировки, — мулат поймал мой взгляд и заговорил быстрее, — мы не знаем, что случилось, она всегда знала свою норму. Чёрт тебя побери, русский, не смотри на меня! Если ты думаешь, мать твою, что это сделал я, ты крупно ошибаешься! Я ненавидел эту суку, это правда, и ты знаешь об этом. Все, мать их, знают об этом! Но я бы никогда, слышишь меня, белобрысый, никогда бы её не тронул! Она принадлежит Сандерсону, а я не идиот, чтобы идти против босса! Я бы никогда этого не сделал!
— Тогда кто? — так же тихо спросил я.
— Если бы мы знали, кретин был уже мертв, — Джулес уже успокоился. Он понял, что я ему поверил, и снова почувствовал себя хозяином положения. — Мы знаем, что какой-то ублюдок навещал её ночью, а наутро она была уже мертва. Хочешь версий и подробностей, обращайся к Дэвиду, а у меня и своих проблем хватает, русский. Ты не один здесь думаешь, что это сделал я.
Мулат скользнул мимо меня, а я остановился посреди зала, как вкопанный. Я не думал, что меня так сильно заденет смерть проститутки. Амели была здесь, пожалуй, моим единственным другом. Я не мог поверить, что её больше нет. Я в это просто не верил! Она стала частью этого клуба, можно сказать, его символом. Мне казалось, она сейчас спустится со второго этажа, пошлёт мне привычный воздушный поцелуй, и остановится получить от меня дежурные комплименты. Я всегда находил для неё хорошие слова. Ей нравилось слышать, что она хорошо выглядит — ей казалось, внешность осталась её единственной гордостью. Она всегда улыбалась. Господи, как же обидно, что я так и не смог ничем ей помочь!
— Скучаешь, напарник?
Я медленно обернулся. Я уже знал, кому принадлежит этот проклятый голос, голос, в моем сознании слившийся воедино с выстрелом.
— Узнал про свою подругу, красавчик? О, я сожалею. Она была такой горячей штучкой, эта Амели. Такой живой…
Кровь застучала у меня в висках — вначале медленно, затем всё чаще. Я смотрел на ненавистное лицо, покрытое татуировками, глаза, в которых мало что осталось от человеческого, ухмылку — широкую, уверенную. Блеск в глазах — холодный, расчётливый, спокойный, совсем не вяжущийся с обманчиво-расслабленным поведением. Амели говорила, что Спрут — сущий дьявол. Теперь я верил ей. Каждый встречается со своим дьяволом в жизни. Вопрос в том, кто возьмёт верх.
— Ты мне нравишься, русский, — Спрут придержал губами сигарету, щёлкая зажигалкой. Стоявшие по обе стороны от него незнакомые парни изучали меня молча. — Ты слишком самостоятельный, чтобы работать на Сандерсона. Брось старика. Мне нужны такие, как ты.
— Амели, — услышал я свой голос, настолько чужой и далёкий, что не сразу узнал его.
— Амели? — Спрут на секунду задумался. — Ничего особенного, красавчик. Обычная шлюха. Мне даже не сильно понравилось с ней. Но она звала тебя…
Это было последним, что я услышал. Затем кто-то просто вырубил все звуки — оглушающую музыку, голоса, крики, смех…
Метнувшись вперёд, я вцепился ему в горло, сбивая с ног. Спрут нападения не ожидал, поэтому не успел оказать сопротивления. Вдвоём мы рухнули на соседний столик, который под нашим весом с хрустом подломился на ножках. Я бы всё-таки задушил его — я видел это по ненавистному, искажённому лицу, покрасневшим глазам и судорожным, рваным движениям — но мне помешали. Жёсткие ладони помощников впились в плечи, отрывая от задыхающегося Спрута, и я увидел, как сквозь окружившую нас толпу пробиваются наши парни из секьюрити. Я понял, что нужно спешить, ведь у меня оставались считанные секунды — я хотел убить его.
Чудовищным усилием рванувшись из рук одного из державших меня парней, я с разворота врезал второму освободившимся кулаком. Первый отшатнулся от меня, доставая из кармана пистолет, но я не дал ему возможности им воспользоваться. Я толкнул его на подоспевших охранников, и воспользовался секундой, чтобы вновь наброситься на Спрута. Тот уже поднимался, и к повторной атаке был готов. Он врезал мне так, что меня буквально отбросило назад, за второй столик, и я спиной ощутил, как подо мной лопается стеклянный стакан. Перед глазами поплыли белые пятна, в голове зазвенело. Сидевшие за столиками давно повыскакивали из-за своих мест, и для нас образовалось пространство, как на арене. Я был без формы, но меня знали многие завсегдатаи. Я по-прежнему ничего не слышал, но видел, как в меня тыкают пальцами, видел, как открываются рты зрителей, подбадривая не то меня, не то Спрута.
Он бил профессионально. Я на несколько мгновений потерял сознание, но быстро пришёл в себя, откашливаясь от чего-то металлического, попавшего мне в рот — я не сразу понял, что это была цепочка от нательного креста.
Я поднялся. Спрут уже подходил ко мне, и за его спиной я видел наших охранников, сцепившихся с помощниками бритоголового. Он что-то мне сказал, но я не расслышал. В голове всё ещё звенело от удара: Спрут оказался сильнее меня. Возможно, во много раз сильнее, и гораздо опытнее. Я не знал его возможностей, и поэтому не боялся, в отличие от всех остальных, включая босса Сандерсона.
Я стал его первым противником за долгое время и, скорее всего, только это и заинтересовало Спрута. Конечно, обо всем этом я думал уже много позже, а в тот момент я просто набросился на него, как бешеный пёс. Я понимал, что ещё один его удар — и мне конец, поэтому торопился. Я попал ему по голове несколько раз, и врезал в колено, заставив присесть, но почти тотчас рухнул сам от удара в пах. Спрут бросился вперёд и подмял меня под себя, успев один раз двинуть по лицу, прежде чем я сумел высвободить руки. От его ударов я просто терялся, боль была оглушающей.
— Это будет такой кайф, — шипел Спрут, и несколько капель крови из рассечённой брови упали мне на лицо. — Не хочешь ко мне в команду, сладкий? И не надо. Так даже лучше. Так лучше, красавчик. Ты свежее мясо, а я проголодался. Это будет такой кайф — убить тебя. Медленно. Медленно…
Он сцепил руки на моём горле, и я захрипел, ощущая, как воздух улетучивается из легких. Я попытался достать до его горла, но не смог — Спрут отклонился назад. Его лицо было залито кровью, и я почувствовал слабую и неуместную гордость — я всё-таки зацепил его. Стало безумно жарко. Я ощутил сильную боль в гортани и жуткое давление на глаза; мне показалось, они сейчас просто взорвутся. Я понял, что конец наступит очень быстро, и в отчаянной попытке достать Спрута я попытался двинуть его коленом в пах. Не получилось: он мастерски выбрал позицию. Мне захотелось жить, дышать. Я забился, растрачивая драгоценные молекулы кислорода в легких. А потом стало темно, и я закрыл глаза.
Только слабое и странное ощущение того, что я исчезаю, заставило меня бороться. Стальные руки, сжимавшие моё горло, отпустили; в сведенное судорогой горло хлынул воздух, такой живительный, такой желанный, что я глотнул его жадно, торопясь — и тотчас закашлялся. Я открыл глаза и увидел Спрута, которого оттаскивали от меня наши ребята. Один из них оказался Дэвидом; начальник охраны был ещё слаб после ранения, но, очевидно, все остальные боялись вставать на пути Спрута. Даже если бы на их глазах произошло убийство — никто не хотел подставляться.
— Ты сам сделал это, — голос Спрута показался мне рычанием, я с трудом разобрал произносимые слова. — Теперь ты мой…
Очередной приступ кашля заставил меня согнуться, и я не расслышал конца фразы. В голове шумело, в глазах двоилось, и я чувствовал странную слабость, разливающуюся по всему телу. Я попытался встать и не смог: всё ещё приходил в себя после ударов Спрута.
Ко мне подбежали ребята из секьюрити и подхватили под локти, поднимая на ноги. Голова раскалывалась, поэтому в первый миг я просто не понял, куда меня тащат. Оказалось, к служебным коридорам. Я успел увидеть Спрута, которого вместе с помощниками оттеснили в сторону выхода. В ушах ещё звенело, но я разобрал слова Дэвида, обращенные к бритоголовому.
— Мы разберемся с ним, Спрут. Не здесь. Ты должен понимать.
В этот момент ди-джей включил музыку, призывая посетителей забыть об инциденте, и я не расслышал, что ответил Спрут. Я запомнил только, как он смотрел на меня, вытирая кровь с разбитого лица. В тот момент я вдруг понял, что ждёт меня дальше.
Охранники отволокли меня по лестнице на второй этаж, в кабинет Сандерсона, усадили на диван и велели не двигаться с места. Самого босса внутри не оказалось. Я не сопротивлялся: бойцовский пыл прошёл, остались только боль и слабость. Голова болела так, что я подумал — Спрут всё-таки раздробил мне череп. Наверное, только тогда я начал понимать, что нашёл себе противника не по зубам. Спрут был старше, крупнее, опытнее. И сильнее. Он один стоил всей смены секьюрити нашего клуба. Единственное, что меня спасало — отсутствие страха перед ним.
Не знаю, сколько мне пришлось ждать. Мне стало так паршиво, что я попросту улёгся на диване, положив голову на мягкий подлокотник. Если бы Амели была жива!.. Может, как и в ту проклятую ночь, она бы смогла привести меня в чувство за несколько минут. Без неё клуб не мог оставаться тем же. Мне не хватало её.
Когда в кабинете появился Сандерсон, я не нашёл в себе силы подняться тотчас, а пока хозяин клуба молча шёл к своему столу, и вовсе передумал. Вместе с ним в кабинет зашли Дэвид и Джулес; мулат хмурился и кусал губы. На миг мне его стало жаль: в конце концов, это он привел меня сюда, и я всё-таки подвел его.
Босса Сандерсона я теперь не видел; хозяин кабинета сидел за моей спиной. Зато видел Джулеса и Дэвида. Начальник достал из холодильника пакет со льдом и, вернувшись, приложил его к моей скуле. Я удивился.
— Спасибо, — сказал я, придерживая сползающий пакет.
— Олег, — раздался голос Сандерсона, и я всё-таки поднялся, по-прежнему не отрывая пакет со льдом ото лба. Теперь я мог видеть его — но я опустил голову на подставленные руки, продолжая просто слушать. — Олег, — проникновенно повторил босс. — Ты работаешь у меня уже два месяца. Ты был отличным охранником, уверенным, спокойным. Немного странным, но выполнял всё, что от тебя требовалось. Я начинал гордиться тобой, сынок. Что произошло в последнее время? Инцидент с теми тремя кретинами так повлиял на тебя? Спрут говорил, ты хорошо держался. И Гарри с Лэнсом подтвердили. Ты пропал после этого на неделю, но я простил тебе это. Ты вернулся, и всё будто успокоилось.
Сандерсон закурил. Чем дольше он говорил, тем лучше я понимал, что меня ждёт, и тем хуже себя чувствовал.
— Я хочу кое-что объяснить тебе, сынок. Спрут — мой давний партнер. У него свои связи и свои дела, я в них не вмешиваюсь. Он не вмешивается в мои. У нас всё хорошо с ним, Олег.
Я промолчал, перекладывая лёд с одной стороны лица на другую.
— Или, по крайней мере, у нас с ним всё было хорошо.
Сандерсон помолчал, и в кабинете стало тихо, лишь гул толпы с первого этажа и звуки клубной музыки доносились из-за плотно закрытой двери. Ночная жизнь в «Потерянном рае» только начиналась.
— Но я рад, что это произошло. Меня это устраивает, и позже ты поймёшь, почему. Но я хочу знать. Зачем ты сделал это? Ты понимал, против кого идёшь?
Я поднял голову, внимательно рассматривая хозяина клуба. Я ничего не соображал в грязных играх, я не знал, что именно известно Сандерсону, и уж точно ничего не смыслил в их взаимоотношениях со Спрутом. В своем теперешнем положении я мог говорить только правду.
— Спрут убил Амели, — медленно проговорил я, не отрывая взгляда от немигающих глаз босса.
Мне показалось, он изменился в его лице, но я мог и обманываться.
— Этот ублюдок заставил меня пережить самую ужасную ночь в моей жизни, и он убил Амели. Я знаю это! Он был тем человеком, который навещал её прошлым вечером. Он заставил её принять такую дозу. Я старался не думать об этом, но в клубе… я не знаю, что на меня нашло…
Я действительно не знал. Даже воспоминания об этом человеке выводили меня из себя. Дэвид молча поднялся и принёс мне стакан воды. Я принял его и попытался сделать глоток, но смог проглотить лишь несколько капель, и тут же закашлялся: горло казалось мёртвым, не способным на глотательные рефлексы.
— Я не был так уверен в этом, — медленно сказал Сандерсон, внимательно разглядывая меня, — пока не увидел вашу драку.
Я наконец смог сделать глоток, и мне стало немного легче. Горло ещё саднило, и я стал машинально растирать его ладонью, поставив стакан на пол.
— Мне показалось, я успел изучить тебя, сынок. Если бы не тот инцидент, когда ты впервые встретился со Спрутом, я бы отпустил тебя, уволив уже на следующий день. Такие, как ты, непримиримо честные, всегда нарушают установленный порядок вещей, и это приводит к тяжёлым последствиям для системы. Ты молодой и ты русский. Возможно, над тобой поработает жизнь, и ты успокоишься. Но если честно — я не думаю, что тебя можно переделать.
Я перестал растирать горло и выпил ещё воды. Сандерсон говорил со мной почти мягко, и во мне поселилось тянущее и нехорошее предчувствие.
— В одном я оставался уверен — ты не искал неприятностей. Мне нравилось, как ты гасил конфликты, мне нравилась твоя сдержанность. И вот ты первым развязываешь драку. И не с кем-нибудь, а с самим Спрутом. Должно случиться что-то на самом деле серьёзное, подумал я, раз ты, сынок, такой чистый и правильный, вдруг съехал с катушек. — Сандерсон помолчал некоторое время, гася окурок в пепельнице. — У меня были подозрения в отношении Спрута, но я предпочитал игнорировать то, что знал. Спрут залез на мою территорию, начал считать её своей. Тебе не нужны подробности, правда? Говоря короче, Спрут перестал меня устраивать. Но он настоящий псих, и очень, очень опасен. Мне требовалось время, чтобы всё обдумать. Я не хотел начинать войну. А потом мне донесли, что его видели с Амели. И в тот же вечер я вижу тебя, набрасывающегося на этого маньяка так уверенно, словно ты и в самом деле хотел убить его.
— Я вас не понимаю, — тихо сказал я. — Чего вы от меня хотите?
Сандерсон вздохнул.
— Послушай меня, Олег. Я не могу покрывать тебя при всём желании. Спрут всё ещё мой партнер, у нас с ним бизнес. После истории с Амели я уверен, что наши отношения изменятся, но мне нужно время, чтобы собраться с силами. Развязывать войну с таким, как он, нужно очень осторожно. Я отвечаю за своих людей. А ты больше не один из них.
Мне показалось, я ослышался. В любом случае я был настолько ошарашен страшной догадкой, что заговорил не сразу.
— Ч-что? — выдохнул я.
— Я передам Спруту, что уволил тебя, — чуть громче заговорил хозяин клуба, — чтобы проявить солидарность. Дэвид говорил с ним — Спрут хочет тебя. Ты не побоялся встать у него на пути и первым бросил вызов. Ты заинтересовал его, и он собирается достать тебя так или иначе. После случившегося в клубе он не даст тебе уйти. Дэвид уже передал мой ответ. Я не стану выдавать ему того, кто работал на меня, но я вычеркну тебя из своей команды.
Я молчал. Я не хотел слушать дальше, не хотел здесь находиться. Но у меня не было выбора.
— Вы оба меня беспокоите. Спрут запустил щупальца туда, куда не следовало, и причинил много неприятностей. Ты, как бы ни старался казаться лояльным, всё же… нестабилен. Ты не поддаешься контролю, и такой человек мне не нужен. Слушай, что будет дальше, Олег.
— Дальше вы умываете руки, — не до конца веря в то, что говорю, произнес я. — Вы ждёте, кто из нас победит. Если он убьёт меня — вы избавитесь от проблем в моем лице, и это приключение даст вам время лучше подготовиться к войне с ним. Если… если я…
— Это лучший вариант, сынок, — Сандерсон широко улыбнулся. — С твоей победой я избавлюсь от опасного конкурента, связываться с которым до тебя не хотел никто. Видишь! Я в любом случае не в обиде, — хозяин клуба ещё улыбался, но глаза — глаза оставались холодными.
Я молча смотрел на него, и в кабинете вновь воцарилась тишина. Проклятый старик всё просчитал. Если я откажусь, против меня будут и Спрут, и Сандерсон — последний из солидарности. Если я соглашусь… я немногим облегчал себе положение. Всё, что мне стоило сделать — просто выйти на улицу, и Спрут найдет меня сам. Какая ирония, подумалось мне, я перестал бояться темноты и призраков из-за того, кто стал причиной моих страхов. Теперь передо мной стояла более реальная угроза.
— Что, если я выйду отсюда и поеду прямо в аэропорт?
Сандерсон вздохнул.
— Сынок, я не думал, что у нас с тобой всё так плохо. Мне казалось, мы прекрасно понимаем друг друга. Но если ты настаиваешь…
Старик потянулся к внутреннему ящику своего стола. Джулес молча достал оружие и передёрнул затвор, направляя дуло в мою сторону.
— Всего один звонок, — сказал Сандерсон, бросив на стол плотный целлофановый пакет. — И вся полиция Чикаго ищет подозреваемого в убийстве Джека Кондора. По предварительным данным убийство совершил русский турист Олег Грозный. Имеются свидетели вашей ссоры в клубе, видели, как вы покидаете заведение вдвоём. Как думаешь, кого здесь любят больше, Олег? Русских туристов? Или того, кто регулярно платит по счетам? Почему ты молчишь? Узнал вещицу, сынок?
Я не отрывал взгляда от пистолета. По крайней мере, теперь я знал имя убитого мной человека.
Я понял, что мой ответ не имеет никакого значения. Назовите это трусостью, малодушием — но я сдался. Никогда раньше я не имел проблем законом, но из того, о чём слышал — правосудие слепо. И я не хотел убеждаться в этом на своей шкуре.
Да, я испугался.
Я вдохнул глубже, отставил пакет со льдом в сторону, и спросил:
— Если я сделаю то, что вы предлагаете, вы мне заплатите?
В напряжённые моменты мне кажется, что не я, но кто-то другой говорит за меня, пока сам я пытаюсь привести себя в чувство. Надо признать, этот кто-то говорит лучше, и соображает быстрее, чем я.
Сандерсон усмехнулся; краем глаза я увидел, как расслабился Джулес, и коротко улыбнулся Дэвид. Похоже, их это забавляло, но мне это было не важно. Мне не нужны деньги, но если бы я поставил вопрос по-другому, ответ, отпустит ли меня Сандерсон после всего, или продолжит охоту, стал бы очевидным. Хочешь малого, требуй большего.
— Я дам тебе всё, что захочешь, сынок, — усмехнувшись, Сандерсон поднялся из-за стола и подошёл к бару, доставая новую бутылку виски. — Если сделаешь работу. Ведь это нужно не только мне, верно? У нас с тобой, Олег, один враг. Так получилось, и ни я, ни ты не можем ничего изменить. Я вижу, что тебя это не радует, но на какой-то момент наши цели пересеклись, и я хочу, чтобы мы оба остались довольны результатом. Я дам тебе денег и забуду тебя, как только дело будет сделано. Ведь тебе этого хочется, сынок? Мы договорились?
Он протянул мне стакан с виски, я принял. Дэвид налил себе и Джулесу, пока хозяин клуба усаживался напротив.
— Договорились, — повторил он и приподнял свой стакан.
— За Амели, — негромко сказал я, и наши взгляды пересеклись. Никто не проронил ни слова, когда я молча выпил свой виски и поставил стакан на стол.
— Убей его, сынок, — вдруг произнес Сандерсон.
— Я не убийца, мистер Сандерсон, — ответил я. — Но я попробую.
Я поднялся, и вместе со мной поднялись Дэвид и Джулес.
— Торопишься? — хозяин клуба посмотрел на меня снизу вверх, играя стаканом с виски в руке. — Не хочешь подождать какое-то время, пока его подельнички не уберутся?
— Нет.
Я подумал, что если Спрут будет искать меня, то чем дольше я остаюсь тут, тем легче ему будет меня найти.
— Возьми, — Сандерсон достал из кармана какой-то предмет и бросил его мне. Я поймал его и тотчас выпустил из рук. Это оказался пистолет. — Возьми, — повторил хозяин клуба. — Думаю, тебе это пригодится уже сегодня.
Несколько секунд молчания нарушились голосом начальника охраны.
— Я за всем прослежу, босс, — сказал Дэвид, поднимая с пола пистолет. — Пойдём, Олег.
Сандерсон кивнул.
— Удачи, сынок. В следующий раз мы увидимся уже после того, как дело будет сделано — или в аду.
— Я не собираюсь в ад, — отозвался я. — Но если так получится, я сделаю вид, что не узнал вас там, мистер Сандерсон.
Он рассмеялся, а я вышел из кабинета. Старик хорошо всё спланировал, но мне не хотелось думать об этом: хватало насущных проблем.
— Послушай, Олег, — Дэвид положил руку мне на плечо, разворачивая к себе. Джулес стоял за спиной начальника охраны, хмуро рассматривая меня исподлобья. Мы стояли у чёрного выхода из клуба, спиной я касался двери. — Ты не справишься со Спрутом, я имею в виду, — поправился Дэвид, — с пустыми руками. Тебе нужно оружие и защита. Вот телефон, — Дэвид протянул мне визитку. Фиолетовыми буквами на темном фоне было написано: «Агентство ритуальных услуг», и номера. — Спросишь Вито. Это может стоить тебе денег, но скажи, что ты от Сандерсона. Это — только затем, чтобы благополучно дойти домой, — Дэвид очень ловко засунул в карман моей куртки пистолет. — Возьми. Будет лучше, если ты выживешь.
— Я не собираюсь этим пользоваться, Дэвид, — зло ответил я, пытаясь достать оружие из кармана. Пистолет зацепился за порванную подкладку, которая рвалась всё больше от моих нервных рывков, и не покидал кармана. — Я не…
— Я не заставляю тебя этим пользоваться, — очень терпеливо пояснил Дэвид. — Но когда у тебя в кармане оружие, ты чувствуешь себя спокойнее. Возьми. По крайней мере, у тебя будет больше шансов выжить.
Внезапно все силы оставили меня. Я почувствовал себя бесконечно усталым и неожиданно старым — в свои двадцать два года. У меня пропало желание сопротивляться. Всё, чего мне хотелось — оказаться дома, снова почувствовать себя в безопасности. Неужели Сандерсон действительно думал, что я могу хотя бы теоретически справиться со Спрутом? Я чувствовал себя слабым, неуверенным и очень маленьким. Нет, я не верил, что у меня что-то получится. Я мог победить его в драке, но убить бы не смог.
— Постарайся залечь на дно на несколько дней, — продолжал говорить Дэвид. — Вот мобильный, — начальник охраны продемонстрировал старенький «Самсунг», который тотчас засунул в мой нагрудный карман. Я даже не попытался остановить его. — Тебе сообщат, когда пора выходить на охоту. Всё ясно?
— Мне пора идти, Дэвид.
Начальник охраны посмотрел на меня и кивнул.
— Иди. Когда окажешься в переулке, выходи через улицу. У главного входа тебя ждут, поэтому осторожней. Олег, — окликнул меня Дэвид, когда я взялся за ручку двери. — Удачи.
— Удачи, русский, — вдруг повторил вслед за ним Джулес, не поднимая на меня глаза.
Меня точно в последний путь провожали.
— Вам тоже, парни, — ответил я, и вышел на улицу.
Я сделал так, как посоветовал начальник охраны. Прошёл тёмный переулок, обходя здание клуба, и вышел на главную улицу. Мне никогда не нравился этот район, но тогда я почти влюбился в него — за то, что здесь ходили настоящие, живые люди. Не призраки с простреленными лицами, и не бритоголовые ублюдки с татуировками на черепе. Я почти бегом добрался до метро, сливаясь с человеческим потоком, и постарался затеряться в толпе. Я так торопился поскорее оказаться подальше от «Потерянного рая», что, стремясь попасть в вагон, наталкивался на людей, выслушивая сдержанное бормотание и довольно отчётливые ругательства. Я не обращал на них внимания, и впервые в жизни плевал на отношение окружающих. Я вдруг поймал себя на том, что постоянно оглядываюсь. Я просканировал взглядом каждого человека в вагоне метро, хотя знал, что это считается неприличным, и меня могли счесть за какого-нибудь маньяка. Я всё пытался успокоить себя, убеждаясь, что за мной нет слежки.
А потом я увидел сидевшего недалеко от меня полицейского, и тотчас уткнулся взглядом в пол. Пистолет в моем кармане внезапно стал очень тяжёлым и выпирающим. Я отвернулся лицом к окну, распластавшись по стенке у двери вагона, и постарался стать как можно незаметнее. Я больше не менял положения, мешая тем, кто пытался пройти мимо, и лишь когда поезд остановился на моей остановке, выскочил из вагона вместе с толпой, желая как можно скорее выбраться из полупустых подземных туннелей на поверхность.
До автобусной остановки добрался бегом и, забравшись внутрь, уселся на свободное место прямо за водителем. Вслед за мной в автобус зашла только миловидная старушка-азиатка, и я успокоился, расслабляясь на сиденье.
Кубинский район находился чуть дальше от главной улицы, чем мексиканский, и я вышел на остановку раньше, просто чтобы не проходить мимо своего прежнего дома. До рассвета оставался час, и улицы были совсем пустыми. Впереди я заметил спавшего на скамейке бомжа, и вдруг узнал в нём того самого негра, с которым у меня случилось первое, как я считал, «приключение» в Чикаго. Я пригляделся и отбросил последние сомнения. Это и в самом деле был тот парень, который предлагал свою «помощь» в доставке моих сумок до места назначения.
Бомж беспокойно поворочался на скамейке, и вдруг резко сел, матерясь и дыша на задубевшие руки. Я поравнялся с ним, и он подскочил, готовый бежать. Негр боялся копов. Как и я со своим пистолетом в кармане.
— Твою мать, чувак, — облегчённо выдохнул бомж, снова садясь на скамейку. — Ты напугал меня до смерти! Какого хрена ты, белый, делаешь в этом районе ночью?
— Я здесь уже два месяца живу, — усмехнулся я, обрадовавшись возможности поговорить хоть с кем-то из нормального мира.
Раньше чернокожий бездельник вызывал во мне только раздражение; в последнее время я научился ценить любое общество, в котором мне не грозила смерть в недалеком будущем или драка через пять минут после разговора. Парень, похоже, был не из злопамятных; я тоже.
— И как, нравится? — с неожиданным интересом спросил заспанный негр, доставая из кармана смятую сигарету.
Я неопределённо повел плечами. Негр хмыкнул.
— Видел тебя как-то с Джулесом, — сообщил мне бомж, делая первую затяжку. — Вначале подумал, что ошибся. Ты! И с мулатом. Но я оказался прав, ты попался к нему на крючок, — негр прищурился, оглядывая меня, и внезапно протянул вторую сигарету на раскрытой ладони. Наверняка последнюю, и про себя я поразился, как щедро умеют делиться люди, у которых ничего нет, и какая жадность охватывает тех, у кого есть всё. Я покачал головой.
— Не курю.
— Садись, чувак, — бомж подвинулся на скамейке, и я молча сел рядом. — Что, паршиво на душе? — внезапно очень проницательно спросил он, и я едва удержался, чтобы не отвести взгляд. — По глазам вижу. Признаться, после нашей первой встречи я подумал, что ты очередной белый ублюдок, приехавший покорять наш город. Да и эти твои разговоры о том, что я не хочу найти работу… Ни хрена ты не понимаешь, белый! Может, у себя на Родине ты долбаный гуру, а здесь ты… — негр запнулся, подыскивая подходящее слово, — сел рядом с таким, как я!
Я невольно улыбнулся.
— Да ты и сам был обо мне не лучшего мнения, — продолжая улыбаться, заметил я.
— Слухи, приятель, — сверкнул зубами негр. — Слухи. Мы все ошибаемся, чувак, это случается. Это случается. Никто здесь не Бог, приятель, нам положено ошибаться. Нужно уметь признавать свои ошибки и не делать их больше. — Негр помолчал, делая несколько затяжек. — Я признаю — я ошибался в тебе. Такого, как Керни, каждый может обидеть, а потом вернуться и ещё раз обидеть. А ты помог ему. Слухи, чувак, слухи. Не такой ты ублюдок, белый, каким показался мне вначале.
— Спасибо, — ответил я. — Ты тоже нормальный, когда не рассуждаешь о расизме.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Негр докурил сигарету и вдруг посмотрел куда-то поверх моего плеча.
— Беги, белый брат, — вдруг тихо и быстро сказал он, и я мгновенно подскочил, оглядываясь.
Если бы не чернокожий, я бы так и не заметил неслышно и неспешно подходивших к скамейке трёх парней в кожаных куртках. Очевидно, они следили за мной из припаркованного у обочины желтого такси, из салона вылезал четвёртый.
Они начали ускорять шаг, и я первым рванул с места, сворачивая в ближайший переулок. За спиной я услышал топот и оклики, но даже не вслушивался в них. Я не имел ни малейшего понятия, куда бежать. Я не хотел приводить их к дому Маркуса, но другого направления в этих трущобах просто не знал. В конце концов, я просто бежал вглубь латинского района, мимо знакомых переулков, вперёд, вперёд…
Когда что-то свистнуло у моего уха, я не сразу понял, что происходит. Чиркнуло по бетонной стене здания, передо мной взвился столбик пыли, звонко хлопнул мусорный бак. Даже когда левое плечо обожгла странная, непривычная боль, как если бы на него плеснули кипятком, я не догадался. Мне пришлось обернуться к своим преследователям, зажимая левое плечо ладонью, и только тогда я увидел пистолеты в их руках. Эти ублюдки стреляли по мне!
— Шкуру не попорть! — хрипло раздалось сзади. — Босс приказал доставить живым!
Не заметив выбоины в асфальте, я споткнулся, и этих двух секунд задержки преследователям хватило, чтобы догнать меня. Меня схватили за отворот куртки, разворачивая к себе, я не сопротивлялся, поддавшись инерционному движению, и с разворота врезал самому быстрому охотнику в челюсть. Тот рухнул на асфальт, отпустив мою куртку, но меня уже догнали его напарники. Я увернулся от первого, отступая на несколько шагов назад, и остановился, прижимаясь спиной к стене здания. Мы находились в узком переулке между двумя домами, окна квартир выходили друг на друга. Я не помнил этой части района, но это казалось уже неважным. Ловушка захлопнулась.
— Не лезь к нему, Рокко, — хрипло выдохнул один из них, державший меня на мушке. — Спрут предупреждал. Ублюдок хорош…
— Ты знаешь, что это за район? — отозвался тот, кого назвали Рокко. — Сейчас перебудим… Хрен с ним, Вист! Добьём так. Босс поймёт. Это лучше, чем если он уйдёт от нас… Скорее, Вист! — заторопился Рокко, видя, что напарник колеблется. — Ведь услышат…
Я замер, глядя в направленное на меня дуло пистолета. Всё. Вот сейчас… сейчас…
Я начал лихорадочно читать про себя «Отче наш», единственную молитву, которую знал. Я никогда не уделял достаточного внимания религии. В тот момент, ожидая выстрела, я в этом сильно раскаивался. Наверное, не зря говорят, что на пороге смерти атеистов нет…
— Пушки вниз! Пушки вниз! Оружие убрать! Rápidamente, si no ¡ os voy a dar!..
Мои преследователи завертели головами, но я по-прежнему не двигался — оружие они убирать не спешили, несмотря на приказ свыше. «Свыше» оказалось в буквальном смысле. Подняв голову, я изумлённо распахнул глаза. Это оказалось почти как в кино, только лучше. Из окон торчали стволы ружей, около десятка, держа на прицеле тех, кто находился внизу — четверых моих преследователей и меня. Лиц в кромешной тьме видно не было, но командный голос, лившийся из одного из окон, звучал громко и уверенно:
— Это наш район, camarada! Уходи и уводи своих друзей!
— Мы уйдём, — правильно оценив ситуацию, обратился к невидимому командиру тот, кто держал меня под прицелом. — Вместе с ним.
— Подожди, — потребовал голос, и я сглотнул, глядя на четверых парней перед собой.
Их предводитель, в отличие от своих напарников, смотрел на меня. Он чувствовал, что я ускользаю буквально из его рук, и ненавидел меня за это. Я не знал, что значило возвращаться к Спруту, не выполнив приказ, но наверняка что-то нехорошее.
— Вы уходите без него, — распорядился голос. — Парень остается здесь.
— Чёрт, — сдавленным шепотом выругался один из преследователей. — Кубинцы…
— Мы от Спрута, — не сдавался Вист. — И ему не понравится, что вы не захотели помочь.
Наверху дружно рассмеялись и, судя по количеству голосов, перевес был не на стороне моих врагов.
— Парень, нас много, — раздался наконец голос отдающего приказы, — и Спрут это знает. У нас в районе играют по нашим правилам. Уходи и уводи своих друзей. И сделай это быстро.
Что-то было предостерегающее в этом голосе, нечто такое, что я бы на месте Виста послушался. И он послушался. Я следил, как они уходят — медленно, испепеляя меня ненавистными, многообещающими взглядами. Мне стало нехорошо. Сколько врагов я себе нажил? Оставался ли у меня хоть какой-то шанс?..
— Не шевелись, amigacho, — посоветовали сверху. — Я сейчас спущусь за тобой.
— Венустиано! — наконец узнал я.
Я так обрадовался, что, когда чернокожий сосед Маркуса появился в переулке с помповым ружьем наперевес, едва не бросился к нему навстречу. Рядом с Вилья стояли двое незнакомых мне кубинцев; я поздоровался с каждым, и только сейчас вспомнил о своём левом плече, которое по-прежнему было горячим. Я невольно сжал его ладонью.
— Иди за мной, — сказал Венустиано, глянув на меня. — Побудешь здесь, всё равно нашего капитана нет дома. Он сейчас в больнице с Консуэллой, вернётся днём. Сказал встретить тебя, но у меня не получилось. Ты родился под счастливой звездой, muchacho.
Я пошёл за ним, стараясь не отставать. Двое кубинцев изредка бросали на меня взгляды, никто больше не произнес ни слова. Мы зашли в дом, поднялись на последний, самый обшарпанный, этаж, и прошли в одну из квартир. Там за столом, стоявшим прямо посередине гостевого зала, играли в карты с десяток мужчин. Двое наших сопровождающих остались с ними, усевшись на диван, а мы с Венустиано прошли в смежную комнату, которая оказалась спальней, и где нас ожидала молодая кубинка с живыми, блестящими глазами.
— Займись им, Фрида, — сказал Вилья, кивая на меня. — Это тот, из-за которого шум. Его зацепило.
Кубинка кивнула и начала искать что-то в комоде у кровати. Я недоуменно посмотрел на своё левое плечо и увидел кровь, залившую порванный рукав. Я слабо удивился, и только.
— Венустиано, — позвал я.
Вилья бросил на меня быстрый взгляд. Я помолчал, не зная, как лучше сформулировать вопрос.
— Как? — наконец тупо спросил я.
Кубинец улыбнулся, присаживаясь на кровать рядом со мной.
— Я уже сказал: ты родился под счастливой звездой. Мы часто собираемся здесь с ребятами. В этом доме живёт одна большая семья — как и во всех остальных домах нашего района. Мы очень дружны, muchacho, и если один из нас попадает в сложное положение, мы заступаемся за него. Нас не любят в этой стране. Мы платим взаимностью. Маркус сказал, ты один из нас. Сказал, тебе можно верить, и добавил, что тебе нужен присмотр, потому что ты, muchacho, ещё очень… jovencito. Молоденький.
Фрида присела с другой стороны с аптечкой в руках, и я машинально стянул испорченную куртку. Похоже, пуля прошла по касательной; всё, что осталось мне на память — глубокая, болезненная, но абсолютно безопасная царапина. Кубинка быстро и ловко принялась за её обработку, и мне стало интересно, как часто ей приходилось видеть такие ранения.
— К нам предпочитают не лезть без приглашения. Даже такие, как твой Спрут. В это время шум и выстрелы в нашем районе редкость. Скоро утро, здесь будет много людей. Пока Марка нет, я присматриваю за порядком. Нам не нужен труп на улице. А когда я увидел, что труп — это ты… — Вилья вздохнул, поднимаясь. — Во что ты ввязался, амиго?
Не дожидаясь ответа, чернокожий кубинец вышел из комнаты. Я остался и, пока Фрида перевязывала моё плечо, попытался понять, насколько плохим было мое положение. Моё сознание, очевидно, с непривычки просто не вмещало в себя всю глубину пропасти, в которой я оказался, и я сдался. Пожалуй, в тот момент я был уверен только в одном: я всё это переживу. Если на десятерых ублюдков в мире приходится хотя бы один добрый человек, есть смысл бороться. Мне кажется, когда жизнь преподносит тебе уникальное испытание, она дает тебе и силы, чтобы его преодолеть. Сидя на кровати в бедной квартире окраинного кубинского района, я был благодарен за то, что жив, в безопасности, и нахожусь среди людей, которые рады — пусть даже по причине отсутствия трупа на улице в утренний час — тому, что я жив.