«Кто действительно боится Бога, тот не боится никого; кто не боится Бога, тому следует бояться всего».
Афанасий Великий
Глава 1.
Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: "не оставлю тебя и не покину тебя", Так что мы смело говорим: "Господь мне помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?". (Евр. 13:5–6).
Чья-торука ухватила меня за локоть и выдернула из толпы. Я раздражённо обернулся. Рядом стоял невысокий лысый мужичонка с водянистыми глазами. За его спиной переминались двое, вызывавшие исключительно славянские ассоциации на тему «двое из ларца, одинаковы с лица».
— Мы здесь, чтобы проверить, что ты прибыл по адресу, — не слишком громко, но и не таясь произнес лысый. — Босс желает тебе удачи. Ещё он напоминает, чтобы ты не пытался исчезнуть из города до того, как дело будет сделано.
Я промолчал, а неприятный собеседник продолжил:
— Если мы узнаем, что ты покинул страну, мы двинемся следом. Второго шанса тебе никто не даст. Впрочем, ты уже всё знаешь, — внезапно оборвал себя он. — Вы с боссом, кажется, обо всем договорились, проблем не хочет ни он, ни ты. Но если они возникнут, придётся их решать. Поэтому Сандерсон просто хотел предупредить. На всякий случай.
Я снова смолчал.
— Ты же не немой? — раздражённо спросил он, и парни за его спиной напряглись.
— Нет, — ответил я.
Он окинул меня долгим взглядом, открыл рот, собираясь что-то сказать, затем хмыкнул и махнул рукой своим конвоирам.
— Что делать, ты знаешь. Адреса тебе передали, начнёшь с них. Возникнут вопросы — звони Джулесу. Дальше разберёшься сам. Ведь ты уже взрослый мальчик, так? — ухмыльнулся он.
Я не ответил. Он помедлил, разглядывая меня, затем развернулся и пошёл к припаркованной неподалёку машине. «Близнецы» одарили меня хмурыми взглядами и поплелись следом.
Я не хотел, чтобы за мной следили, поэтому тотчас направился к остановке такси и смешался с толпой. Поймать такси в Америке — занятие не для слабонервных. Бороться за место под солнцем я не привык, для меня подобное оказалось внове, и далеко не сразу я сумел заполучить ценный транспорт. Я обогнал нервного мужчину в деловом костюме и уселся на заднее сидение жёлтой машины.
— Куда? — поинтересовался водитель.
— Ленокс-авеню, Гарлем.
Это был один из четырёх адресов в списке Сандерсона. Глядя на пейзаж за окном, я жалел, что не интересовался Нью-Йорком раньше. Этот город манил многих, большинство голливудских фильмов так или иначе связывали этот город в умах зрителей с чем-то помпезным, величественным… такая настойчивость настораживала. Мне рассказывали, что притяжение этого города столь сильное, что перестаёшь верить в собственное возвращение домой. В Нью-Йорке совершенно невозможно почувствовать себя туристом, ты с первого дня влезаешь в ярмо обитателя с его порывистыми чувствами и насущными мыслями — поэтому вполне справедливо, что туризм тут не развит. Это не то чтобы приятное, зато чрезвычайно захватывающее чувство — город как бы всё решает за тебя. Я не испытывал желания побывать здесь, ничего не знал о нём, и теперь оказался совершенно беспомощен, ничего не зная о его районах, законах и обычаях.
Водитель-араб по-английски говорил с трудом, но оживлённо и жизнерадостно, и я помимо воли отвлекался на его непринуждённую болтовню.
— Ви уверен, что вам туда, миста? — с жутким акцентом спросил он, сверкая белозубой улыбкой.
— Да.
Таксист всё поглядывал на меня в зеркало, продолжая болтать, но я разбирал едва ли половину сказанного. То и дело по его лицу пробегала кривая весёлая усмешка, и наконец я не вытерпел.
— В чём дело? Почему вы на меня так смотрите?
— Ви слишком бели, миста, — ответил водитель, — для Гарлем.
Я вытащил из-под воротника куртки капюшон от рубашки и накинул его на голову.
— Так лучше?
Араб рассмеялся, качая головой. Хотел бы я посмеяться вместе с ним. Меня точило нехорошее предчувствие, я не мог уцепиться ни за одну радужную мысль — всё казалось мрачным и пустым. Не радовало даже небо за окном: ясное, яркое, голубое. Я решил начать со списка не только для того, чтобы успокоить Сандерсона. Просто не терял надежды, что мне удастся выбраться из страны без всяких последствий — но бежать вот так сразу я не решался. Странное дело — как только я начал бояться закона, я перестал бояться своей совести. Я уже не видел в каждом чёрном прохожем застреленного парня; гораздо больше я опасался копов.
Была ещё одна причина, по которой я решил взяться за дело сразу, как только доберусь до Нью-Йорка. Если через информаторов Сандерсона мне удастся выяснить, где находится Спрут — я смогу держаться от него подальше.
— Вам повезло, что сейчас день, миста, — продолжал болтать водитель. — Вечиром я в Гарлем ни работаю.
— Почему?
— Гарлем — цивилизованный район, миста. Сависем ни то, что здесь творились в восьмидесяти. Но вечиром я здесь вси равно ни работаю.
Я пожал плечами и уткнулся в окно.
— Некотори говорят, Гарлем — гниздо преступности, — глянув на меня, продолжал трещать араб, видя во мне, очевидно, благодарного и отзывчивого слушателя. — А я скажу — весь Америка такой гниздо! Так что, хабиби, гуляи спакойно. Ялла, ми приехаль!
Ленокс-авеню оказалась широким, застроенным невысокими зданиями проспектом, и понравилась мне с первого взгляда. Обычный проспект, смотреть не на что, но здесь я почувствовал себя свободнее. Араб ждать не согласился, я не настаивал. Расплатившись, я отправился искать первый номер в списке на 147-й улице.
Вопреки предсказаниям водителя, никто не провожал меня долгими косыми взглядами. Я натянул капюшон поглубже, покрепче вцепился в лямку рюкзака, и уверенным шагом двигался в нужном направлении. После салона такси холод улицы показался мне пробирающим, и я поднял повыше воротник, закрываясь от порывов ветра.
Я удивительно хорошо вписывался в общую картину района. Не то чтобы я казался здесь своим, но внимания на меня не обращали. В основном прохожие были, конечно, чернокожими. За несколько кварталов я встретил только одного белого мужчину, но, возможно, это потому, что я практически не поднимал глаз. Этому меня научил Хуан Вилья, который, несмотря на старания брата, всё время норовил прогуляться по чужим районам. При этом, хвалился юный кубинец, его никто не трогал. Секрет оказался прост: нужно выработать такую походку, посадку головы, манеру размахивать руками и бормотать на ходу, какую увидишь у местных жителей. Оденься неброско, котомку за плечи, глаза под козырёк и вперёд. В каждом районе, говорил Хуан, свои законы. Просто узнай их — и дело на мази.
Мне пришлось уточнить дорогу у проходящей мимо женщины. Она подозрительно оглядела меня от капюшона до кончиков ботинок, но достаточно подробно всё объяснила. Я поблагодарил за помощь и направился в указанном направлении. В Гарлеме у меня были записаны два адреса, ещё один в Бронксе, и последний в районе Бродвея. Названия мне ничего не говорили, но я мог спросить дорогу у местного населения.
Нужный дом оказался кирпичным двухэтажным коттеджем в стороне от дороги, с заколоченными на первом этаже окнами, и заплёванным крыльцом. Оглядевшись, я толкнул старую дверь и вошёл внутрь. Узкая грязная лестница вела наверх, вдоль исписанных граффити стен. Я поднялся на один пролёт и нерешительно остановился перед дверью. Подумал, нажал на звонок.
Никто не открыл. Я позвонил снова. И снова. Наконец я просто зажал кнопку звонка, и простоял так минуты две, слушая заливистые трели за дверью. Я уже решил, что никто мне не откроет, и собирался уходить, когда дверь за моей спиной неожиданно распахнулась.
— Какого дерьма тебе здесь надо? — прорычал мужской голос.
На пороге стоял крупный негр в засаленной серой футболке. За его спиной я заметил темнокожую женщину, окинувшую меня настороженным и враждебным взглядом.
— Я ищу Большого Бена, — ответил я.
— Кто ты такой, мать твою? Что твоя белая задница делает здесь?
— Я ищу Большого Бена, — как можно спокойнее повторил я.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Это я считал искусством, в котором меня редко кто мог превзойти. Спустя несколько секунд негр сдался.
— Я по делу, — подбодрил я его.
— Найдёшь его вниз по улице, у парковки, — рыкнул он, с треском захлопывая дверь перед моим носом прежде, чем я успел задать ещё хоть один вопрос.
Я медленно вышел из подъезда, посмотрел направо и налево, пытаясь определить, где здесь «вниз по улице». Поёжившись от ветра, я натянул перчатки, и в некоторой растерянности облокотился о стену. В незнакомом месте время бежит быстро: скоро начинало темнеть, а я так ничего и не решил. Постояв ещё некоторое время на месте, я поплёлсяв обратную сторону.
На этот раз я не смотрел в землю, вместо этого я разглядывал каждого из встречных прохожих. Как выглядел Большой Бен, я не знал, но, должно быть, судьба надо мной смилостивилась. Идущий навстречу чернокожий мужчина с дредами чем-то привлёк моё внимание. Я проследил за ним взглядом и увидел, как тот подходит к знакомому подъезду. Повинуясь сиюминутному порыву, я метнулся назад.
— Большой Бен?
Он поднял на меня глаза, удивлённо оглядел с ног до головы, но не ответил.
— Я от Сандерсона.
— А-а-а, — мгновенно расслабился Бен. — Да. Заходи.
Я вошёл следом, пропуская Бена вперёд. Он зазвенел ключами, открывая свою квартиру, и почти в тот же миг дверь напротив распахнулась.
— Бен, приходил белый ублюдок… — сосед увидел меня и дёрнул щекой. — Да. Вот он.
Дверь захлопнулась, а я вошёл в квартиру Бена, мысленно недоумевая. Вот как люди определяют, опасен человек или нет? Негр явно понял, что я безвреден, и совершенно не побоялся бы повторить про меня то же самое ещё раз. Стало слегка обидно.
— Босс звонил мне сегодня. Рассказал о проблеме. Чувак, я просто не знаю, что могу сделать за такое короткое время! Я поднял на уши всех, кого мог, но найти парня вроде Спрута… извини, брат. Проклятый немец как сквозь землю…
— Немец? — удивился я.
— Так я слышал, — насмешливо сощурился Большой Бен. — Не проверял, мне лично похер. Дай мне несколько дней, я попробую сделать, что смогу. Но ничего не обещаю.
— Телефон скажи, — коротко приказал я, доставая мобильник.
Он продиктовал номер и пытливо глянул на меня.
— Если Сандерсон направил тебя к Дэннису, то он тоже ничего не знает. Просто подумал, что тебе незачем и дальше шататься по району с такой рожей.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. Человек по имени Дэннис шёл вторым номером в списке.
Когда я вышел на улицу, было ещё светло. Воодушевлённый приёмом Большого Бена, я решил наведаться по третьему адресу, и только затем найти место для ночлега. Пожалуй, всё последующее оказалось закономерным уроком: нельзя кусать помногу — поди, подавишься.
Я спросил у проходящей мимо парочки, где ближайшая станция метро. Чернокожий парень, обнимавший девушку за талию, напрягся, меряя меня настороженным взглядом исподлобья, но его спутница оказалась более разговорчивой. Следуя её указаниям, я быстро добрался до станции.
Я немного задержался у карты метро: выяснял направление. По второй линии я проехал до остановки Вест Фармс-сквер/Восточная Тремонт-авеню, вышел на улицу и направился на юг. Дорогу я спросил у пожилой негритянки ещё в вагоне метро, поэтому особенно не беспокоился: мне казалось, я легко найду нужного человека.
Так и оказалось. На город спустились густые сумерки, когда я, с надвинутым на лицо капюшоном, вошёл в бар, название которого числилось в списке. Сидевшие за столиками обернулись ко мне, и я в полной мере ощутил пресловутую материальность взгляда. Не глядя по сторонам, я подошёл к чернокожему, как и все находившиеся здесь посетители, бармену.
— Где я могу найти Эда?
— Кто спрашивает? — меряя меня недобрым взглядом, отозвался тот. Сидевшие за стойкой граждане Бронкса, как один, повернули головы в мою сторону.
— Я от Сандерсона.
— Жди здесь, — хмуро кивнул он мне, вытирая руки о полотенце.
Я опёрся о стойку. Бармен исчез за боковой дверью, и мне сразу стало неуютно. Я знал, что на меня смотрят, но глаз не поднимал, всем своим видом показывая, что не намерен вступать в переговоры.
— У тебя здесь дела, белый? — обратился ко мне сосед слева.
Мне пришлось посмотреть на него. Я понимал, что нужно действовать как можно осторожнее: нарваться на неприятности в баре чернокожих для меня, неместного, стало бы последней глупостью в жизни.
— Дела, — ответил я.
— Нравится райончик? — хохотнул сосед. Слушающая наш разговор компания за ближним столом взорвалась одобрительным гоготом.
— Обычный, — я осторожно пожал плечами.
Негр враз посерьёзнел и сузил глаза.
— Ты придурок, — заявил он, пристально глядя на меня. — Это не обычный район, белый. Тут живут такие, как я. Вы загнали нас в гетто, и единственное, чем мы здесь владеем — территорией. Теперь чувствуешь разницу?
Бессмысленность разговора начала меня раздражать — усталость давала о себе знать.
— Я здесь недолго. Ещё не чувствую, — ответил я спокойно.
— Ха! Могу тебе помочь, — хмыкнул негр. — Не обижайся, ты сам попросил!
Он подмигнул своим, и они дружно расхохотались. Я веселья не разделял — тогда ещё не понял шутки. Через несколько секунд появившийся из боковой двери бармен сделал мне знак подойти.
— Эд сказал, у него нет информации, которая нужна Сандерсону. Он не может копать в направлении того человека, которого ты ищешь. Слишком опасно. Эд считает, тебе незачем приходить ещё.
Я молча развернулся и пошёл на выход. Оставался последний номер в списке. Я не обращал внимания на взгляды, которыми меня награждали посетители, пока я шёл к двери, просто старался смотреть в пол и идти своей дорогой. На улице я ускорил шаг. Надо было выбраться из Бронкса и найти недорогую гостиницу, и сделать это поскорее, если я не хотел ночевать на улице.
Я снова вспомнил уроки Хуана Вилья: изменил походку, чтобы походить на местных, поправил капюшон, слегка сгорбился и прибавил скорости. И всё-таки этого оказалось недостаточно.
Парень вынырнул из-за поворота так неожиданно, что я едва не натолкнулся на него.
— Э-эй, — расплылся он в беззубой улыбке, — закурить есть, чувак?
Я спиной почувствовал движение. Обернуться не успел — от удара по голове меня сильно качнуло, но сознания я не потерял. Били толстой доской по затылку, нападавший отбросил её после удара, и подхватил меня подмышки, сцепляя руки «замком» на шее.
— Теперь чувствуешь разницу? — прошипел голос над ухом.
Голова разрывалась от боли. Я буквально приказывал себе стоять на ногах и не падать, усилием воли подавляя слабость, заставлявшую весь мир вокруг мерно покачиваться перед глазами.
Я слышал голоса нескольких человек за спиной и ещё одного, просившего закурить, видел своими глазами — только очень расплывчато и смутно. Именно он ударил меня первым — в живот. Затем к нему присоединился второй, и оба успели врезать мне несколько раз прежде, чем я сумел собраться и ответить.
Я очень удачно двинул первого ногой в пах, откинув его на напарника, и резко наклонился, заставив третьего, который держал меня в захвате, перекатиться по моей спине и грохнуться на асфальт. Это оказалось легко — я был на голову выше, и низкорослому противнику оказалось нелегко удерживать меня. Как я успел мельком заметить, это и в самом деле оказался тот самый разговорчивый негр из бара.
Меня схватили за шиворот; я тотчас извернулся, оставляя куртку в руках у нападавшего, и отпрыгнул назад. Ребята быстро приходили в себя. Их оказалось четверо, и я понял, что всё действительно серьёзно, когда в руке одного из них блеснул нож.
— Ну как, — осклабился мой сосед по барной стойке, — нравится райончик?
— Райончик ничего, — с трудом ответил я, — вот только портят его уроды вроде тебя.
— Что ты сказал, ублюдок?! — набычился негр.
Я лихорадочно соображал, что делать. Перед глазами взрывались белые круги, я знал, что могу потерять сознание в любой момент. До метро оставалось два квартала, но я не был уверен, что смогу бежать — имеется в виду, бежать быстрее, чем они. Я посмотрел на свою куртку и рюкзак, который упал с моего плеча при нападении — их держал самый молодой из компании. По-хозяйски держал. Вот тут я начал приходить в себя: там, в портмоне, остались все мои деньги.
— Отдай мои вещи, кретин, — сказал я медленно и раздельно. — Быстро.
Парень посмотрел мне в глаза и нерешительно глянул вокруг, но вновь обрёл уверенность, когда раздался голос главного:
— Иди, Пит. Иди.
При этом он смотрел мне в глаза. Мы оба знали: я не смогу остановить его. Мне оставалось только смотреть, как мальчишка бежит вниз по улице с моими вещами, и скрывается за поворотом.
— Ты же не возражаешь, придурок? — подмигнул негр. — А? Чего молчишь?! Обоссался?
На соседней улице неожиданно завыла полицейская сирена. Компания дружно дёрнулась на звук, а я рванул с места так быстро, как только мог. За спиной я слышал крики и ругань, но гнаться за мной никто не спешил. На полицейских я не рассчитывал: судя по звуку, машина далеко, а обернувшись, я заметил, что меня никто не преследует. Остановившись, я внимательно осмотрел улицу — она казалась пустынной. Точно ничего не было минуту назад. Я даже сделал несколько шагов в обратном направлении и снова остановился. Я услышал далёкие голоса и улюлюканье и задумался. Вернуться? В этом районе я не справлюсь один. Догнать парнишку с моими вещами? Я усмехнулся сам себе.
Развернувшись, я пошёл в сторону метро. Наверное, только минут через пять, когда меня начал пробирать дикий холод, я поверил в то, что произошло. Раньше я полагал, что принадлежу к той счастливой категории людей, которых не грабят на улице, у кого не воруют деньги, и кто никогда не нарывается на неприятности. Так оно и было — дома. С тех пор, как я прилетел сюда, вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Всё, что казалось правдой, здесь не ставилось ни в грош, всё, ради чего стоило бороться, здесь оборачивалось пустым звуком, зло и насилие, исходящее от человека, определяли его социальное положение в обществе. Всё это было неправильно, это не могло происходить со мной!
Дрожа от холода, я спустился в метро. Не считая нескольких человек, ожидающих поезда, и бомжа, с аппетитом поглощавшего вынутый из мусорного бака недоеденный хот-дог, станция была пустой. Внезапно я почувствовал, как сильно голоден: ведь я ещё ничего не ел с тех пор, как прилетел в Нью-Йорк. Я думал вначале наведаться к информаторам, затем найти недорогой отель и уже там расслабиться. Каким я был идиотом!
Служащий в униформе на секунду отвернулся, и этого мне хватило, чтобы перепрыгнуть через турникет. Пробежав всю платформу, я остановился почти у самого её края, вслушиваясь в гул ветра в туннеле. Меня трясло от холода, боли, слабости и злости — я никак не мог прийти в себя. Пошарив по карманам, я нашёл смятую десятку, и в отчаянии прислонился к стене, зажимая её в кулаке. Лучше бы я тогда поддался порыву и перевёл домой все деньги! Моим родным они пригодились бы гораздо больше, чем этим… ублюдкам! Заметив обращенные на меня взгляды, я отвернулся. Капюшон упал, я даже не стал поправлять его. Что могло быть хуже? Я находился в чужом городе, враждебном районе, голодный, замерзший, избитый, без денег и малейшего представления о том, что делать дальше.
Поезд вынырнул из туннеля, пробежал вдоль перрона, и замер у края платформы. Внутри оказалось немногим теплее. Я забился в угол, снова натянув капюшон — на этот раз спасаясь от сквозняка — и сложил руки на груди. Рядом со мной сидела полная негритянка, и от неё шло такое уютное тепло, что я немедленно захотел подвинуться ближе. Вышло наоборот: подозрительно покосившись на меня, женщина пересела на другое место, а я остался один. Всё-таки меня заметно трясло: на её месте я бы тоже решил, что рядом уселся извращенец или психопат.
Больше книг на сайте — Knigoed.net
Поезд пролетал станцию за станцией, но у меня так сильно разболелась голова, что я уже ни на что больше не обращал внимания. Закрыв глаза, я скорчился на сидении. Может, я уснул, может, потерял сознание — точно сказать не могу, но пробуждение оказалось не из приятных. Меня грубо встряхнули чьи-то жёсткие пальцы, и утихшая в забытьи головная боль вспыхнула с новой силой.
— Документы, — тусклый свет лампы над головой ударил в глаза, и я с трудом разглядел двух полицейских. — Документы.
На миг я ощутил панический страх: Сандерсон всё-таки настучал копам, и меня уже нашли! Потом я успокоился. Что они могли мне сделать? Я чувствовал себя измочаленным, продрогшим до костей, и совершенно разбитым. Мне было всё равно.
— Да, — хрипло ответил я. — Документы. Сейчас.
Помню, что в тот момент я радовался. Документы я всегда носил в нагрудном кармане рубашки, а одетый поверх джемпер не дал им выпасть во время драки.
— Вот, — прокашлялся я, протягивая паспорт и визу.
Копы довольно долго и придирчиво изучали нехитрые бумажки. За это время я несколько раз закрыл и открыл глаза, борясь со сном.
— О'кей, мистер, — нехотя признал один из них, возвращая мне документы. — У вас всё в порядке.
— Я знаю, — я позволил себе слабую улыбку.
Странно, что они не обратили внимания на мой потрёпанный внешний вид, но затем я решил, что это к лучшему. Представителям закона я не доверял.
Как я добрался до Манхэттена, не смогу вспомнить даже под гипнозом. Я просто вышел на одной из остановок, огляделся, увидел парк, направился туда и упал на первой же скамейке. Я просидел там какое-то время, пока не начался дождь, затем с большим трудом поднялся и побрёл искать укрытие. Я предположил, что если зайти вглубь парка, меня не прогонят копы и не заметят поздние прохожие. Всё, чего я хотел — не шевелиться, чтобы хоть как-то унять колокольный звон в голове.
Парк оказался огромным — наверняка тот самый Центральный, тянущийся от Бродвея до Гарлема, ещё одно искусственное американское чудо. Я шёл быстро, но довольно долго, прежде чем заметил пруд и мост, достаточно высокий, чтобы можно было там укрыться от непогоды. Я уселся под мостом на груду листьев, обхватил себя руками и положил голову на колени. Я слышал, как капли дождя бьют по опавшей листве, по поверхности воды, по мосту и пешеходной дорожке, и эти звуки странным образом успокаивали меня. Спустя какое-то время мне стало легче.
Что дальше? Мне нужны деньги, без них я здесь даже не человек. Обратиться в консульство, позвонить домой, попросить перевод? Да ни за что. Во-первых, у родных и без того каждая копейка на счету, во-вторых, если деньги и найдутся, то только на билет домой, а как я им объясню, что дома мне пока лучше не появляться — ради их же безопасности? И в-третьих, я просто не хотел их волновать. Те, кто любит свою семью, меня поймут.
Веб-мани. На моем электронном кошельке лежали деньги, но снять наличные здесь, в США, наверняка окажется проблемой. Для этого мне потребуется перевести электронные единицы на свой счёт в банке, и только потом я смогу получить их на руки. Вот только у меня не было счёта в банке. Ни в американском, ни в международном, ни даже в украинском.
Варианты заканчивались; я неуютно поёрзал на мягкой листве. Мне стало неудобно, и я засунул руку в карман брюк. Мобильник!
Я уставился на него так, словно увидел перед собой восьмое чудо света. Ну конечно! Если у старого мерзавца Сандерсона были свои люди в городе, то почему бы им не помочь мне?
Дрожащей от холода рукой я набрал последний номер, с которого мне звонил Джулес. Судя по тому, что вызов пошёл, деньги на счету ещё остались, и я обрадовался ещё больше.
— Э-эй, русский! — зазвучал в трубке жизнерадостный голос мулата, чуть приглушенный из-за общего фона музыки, голосов, и смеха. Я не сразу поверил, что слышу его здесь, под мостом, в Центральном парке Нью-Йорка так же отчетливо, как если бы Джулес находился рядом. — Ты ещё живой!
Несмотря на свое крайне подавленное состояние, я усмехнулся.
— Ты проспорил пари, Джулес?
— Я, должно быть, идиот, но я поставил на тебя, русский, — очень серьёзно заявил мулат. — Ну, по крайней мере, одну ставку на тебе я уже выиграл. День в Нью-Йорке прошёл, а ты ещё ни на кого не нарвался!
Я вздохнул.
— Ты проиграл, Джулес.
— Твою мать!..
— Какие-то уроды из Бронкса, — признался я. — Забрали все деньги.
— Ой, как трогательно! — издевательски протянул мулат. — Все деньги? Ай-ай-ай! Ты же такой крутой, русский! Самому Спруту яйца открутить грозился! И что собираешься делать теперь?
— Попросить денег у Сандерсона.
— А то как же! Сколько тебе, сладкий? Миллион? Два?
— Заткни пасть, Джулес. Передай боссу, что произошло. У меня в кармане ни одного бакса, а я должен как-то протянуть до того, как встречу… Спрута. Всё запомнил?
— Всё записал, всё передам, — хмыкнул мулат. — Ты почему меня снова крайним делаешь? Да ты не парься, босс узнает. Когда ты уже сдохнешь, турист хренов?
— Поверь мне, я очень стараюсь, — сухо ответил я и отключил телефон.
Я пережил эту ночь. Когда дождь наконец прекратился, я поднялся с холодной земли и сделал небольшую пробежку, чтобы согреться. Пробежал Центральный парк до конца, вышел на Шестидесятой улице, прошёл два квартала и повернул направо. Я замёрз, был голоден и хотел спать, но понимал, что нельзя останавливаться, нельзя закрывать глаза.
Нужно только пережить эту ночь. Одну эту ночь, и уже утром всё наладится.
Я повторял это про себя в такт быстрым шагам и, пройдя три квартала на юг, даже начал в это верить. Каждые семь минут я смотрел на часы — я это хорошо помню, потому что ждал рассвета так, как, наверное, не ждал никто в эту ночь. Меня только раздражали нависшие надо мной небоскрёбы: они заслоняли небо. Где-то там, на востоке, вставало солнце. Я очень хотел увидеть его.
Это оказался хороший район — для тех, кто хотел бы посмотреть Нью-Йорк таким, как он есть. Здесь можно идти бесконечно — ноги сами несли по бесконечной Парк Авеню, уходящей куда-то за горизонт; я сворачивал просто потому, что мне понравилось здание или вывеска очередного бутика, и совершенно не думал о том, куда иду и зачем. Я шёл по улицам, поглядывая на сторожевые вышки небоскрёбов, и вспоминал то, о чем говорил, кажется, Кеннеди. Он заметил, что все города — существительные, а Нью-Йорк — это глагол. Только многие почему-то полагают, что этот глагол — «жить», совершенно забывая про однокоренной ему и несравнимо более сильный — «выживать».
Рассвет я всё-таки пропустил. Зато увидел знаменитый Импайр Стэйт Билдинг при свете дня. Обычный небоскрёб, ничем не примечательнее других, уже примелькавшихся мне в Чикаго, и тех, которые я увидел здесь, в Нью-Йорке. Улицы преобразились, людей стало намного больше, на дорогах появились утренние пробки, и я вдруг остро почувствовал разницу между собой и спешащими по делам нью-йоркцами. Уж лучше бы я оставался в чёрном районе, там я казался бы более незаметным, чем здесь, среди хорошо одетых, деловых, уверенных в себе людей.
Я дошёл до Геральд-сквера и медленно двинулся по дороге, пересекавшей Тридцать четвертую улицу по диагонали. На углу Тридцать пятой толстый китаец продавал хот-доги с тележки; я долго смотрел на него, прежде чем подойти и протянуть свою десятку. Сдачу, не пересчитывая, осторожно положил обратно в карман, и почти благоговейно принял тёплый, пахнущий кетчупом и горчицей хот-дог. Вначале я собирался найти скамейку, присесть и насладиться хот-догом как приличный американец, но вместо этого проглотил булку, почти не жуя, и тотчас пожалел, что не купил две.
Впрочем, и после одного хот-дога жизнь показалась чуть-чуть лучше. Кажется, я даже мёрзнуть стал меньше — меня согревало тепло в желудке. Я понимал, что это ненадолго, но что делать дальше, не представлял. Если бы я мог сидеть на месте и ждать, я бы так и поступил, но согреться я мог только одним способом — не прекращая движения.
Звонок мобильного оторвал меня от созерцания бесконечной панорамы небоскрёбов и рекламных щитов.
— Русский?
— Что? — я насторожился: голос показался мне незнакомым.
— В четыре у Брайант-парка, на углу Сорок второй и Пятой авеню. Посылка от Сандерсона.
Я не успел ничего ответить — говоривший отключился. До Брайант-парка я добрался минут за десять. Ещё четверть часа слонялся вокруг, мучительно убивая время. До четырех ещё оставалось несколько часов. Я не придумал ничего умнее, как дождаться того, кто назначил мне встречу, слоняясь по городу, и изредка присаживаясь отдохнуть на скамейках. Последние два часа я просидел на станции метро, наблюдая за спешившими с поезда и на поезд нью-йоркцами, понемногу откусывая новый хот-дог и запивая его горячим чаем.
На встречу опоздал я, а не они, хотя я целый день кружил вокруг условленного места. Когда я увидел, кто меня ждёт, мне захотелось немедленно идти назад, на уже знакомую станцию метро. Лысый мужик с водянистыми глазками расплылся в издевательской ухмылке, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Стало стыдно — за то, что я оказался в таком положении, противно — за то, что нахожусь среди таких, как они, и неуютно — потому, что за его спиной, из припаркованной у обочины машины выглянул один из уже знакомых мне амбалов.
— И всё-таки ты недостаточно взрослый, парень, — хрипло рассмеялся лысый, когда я поравнялся с ним. — Садись в машину.
Я молча забрался внутрь и едва подавил в себе вздох, когда ощутил обволакивающее тепло салона. Пожалуй, я уже привык к зверскому холоду чужих улиц. И окунуться в тёплый, комфортный мир снова… стало пыткой, какую я себе не мог даже представить. Хотелось закрыть глаза и заснуть. Совсем не хотелось смотреть на пистолет, которым поигрывал широкоплечий водитель. Его напарник сидел в соседнем сидении, а мелкий главарь, обойдя машину, уселся рядом со мной.
— Босс звонил, — прикурив сигарету, проронил он. — Говорит, ты попал в трудное положение. Не повезло, да?
Я молчал: он уже всё знал.
— Послушай, мальчик, тебя ведь просили: разбирайся с делами сам. А ты распустил сопли в первый же день. — Он вздохнул, глядя на меня. — Хорошо, что ты оказался достаточно умён, чтобы не обращаться за помощью к копам. Если засветишься, дело об убийстве Джека Кондора сразу же пойдёт в ход, тебя предупреждали.
— Можно пропустить всё это дерьмо и перейти к делу? — грубо оборвал я. — Я всё прекрасно понял. Так получилось, что у меня нет денег. Мне они нужны — и срочно. Что там за посылка?
На меня обернулись водитель с напарником, и, возможно, в другой ситуации я бы унялся. Но после всего произошедшего со мной я уже практически ничего не боялся, и мало задумывался над тем, к каким последствиям приведёт тот или иной мой поступок. Мне казалось, я потерял достаточно, чтобы со мной могли сделать что-нибудь ещё.
— Советую сменить тон, мальчик, — с глухой угрозой в голосе произнес лысый. — И слушать внимательно. У тебя есть ещё последний информатор в списке. Продолжай поиски, вполне возможно, — хмыкнул он, — тебе повезёт в этот раз. Насколько я понимаю, оружие, что подарил тебе босс, ты оставил в Чикаго. Вот, — он кивнул водителю, и тот бросил мне на колени свой пистолет, — защита от негров.
Телохранители дружно заржали, а я с отвращением уставился на рожу лысого. Тепло кондиционера больше не грело, мне захотелось обратно на улицу, вдохнуть ледяной воздух чужих улиц, прийти в себя: в салоне стало душно.
— Деньги?
Мужчина гнусно ухмыльнулся.
— Деньги тебе не нужны. Сам потом поймёшь.
Я молчал. Каким же идиотом я был, ожидая помощи от Сандерсона!
— Если всё-таки бабки понадобятся, с пистолетом найти их будет легче, — ухмыльнулся на прощание лысый. — В том же Бронксе. Впрочем, если ты совсем безнадёжен…
Он достал из кармана несколько стодолларовых купюр и протянул их мне.
— Купи себе что-нибудь, — сказал он голосом, который я никогда не забуду. Пожалуй, в этот момент я ненавидел его так же сильно, как Спрута. Я вспыхнул. Глянул на протянутые деньги, на ухмыляющиеся рожи, на оружие у себя на коленях…
И промолчал.
Взяв в руки пистолет, я положил его в карман, открыл дверь и вышел из машины. Я хотел как можно скорее убраться отсюда, уйти от этого позора, унижения и отчаяния. Много позже я думал: что бы я сделал, будь я чуть голоднее?
Я спустился в метро и просидел там несколько часов, пытаясь привести мысли в порядок. Когда стемнело, я снова выбрался на поверхность. Глухой переулок здесь, в центре города, я искал долго. Нашёл среди ряда ресторанов на одной из улиц ближе к Центральному Парку. У чёрных выходов рядом со стенами стояли мусорные баки. Не доставая пистолет из кармана, я разрядил его, выкинул обойму в один из контейнеров, затем протёр ствол и выкинул его в соседний.
Ещё какое-то время я побродил по городу, потом понял, что надолго меня не хватит: двое суток на ногах давали о себе знать. Я вернулся в Центральный Парк, нашёл пруд и знакомый мост, забрался под него, сгреб все листья в охапку и уселся сверху.
Это была ужасная ночь. Конечно же, я не сомкнул глаз, хотя виски пульсировали тупой болью, глаза горели от усталости, а ноги распухли в ботинках так, что пришлось ослабить шнуровку. Ещё болела шишка на затылке — там, куда били доской при нападении.
В третьем часу пошёл дождь. Меня трясло от холода, и может, поэтому я не замечал голодных спазмов в животе. Зато у меня осталась масса времени для того, чтобы подумать. С утра я собирался направиться к последнему информатору. Теперь я действительно хотел найти Спрута. Неважно, чем бы всё это закончилось — но это бы закончилось. Я был готов на всё, только чтобы прекратить этот кошмар.
Как только начало светать, я покинул своё убежище. Воровато озираясь, умылся прямо из пруда, хотя ладони при этом тотчас задубели от холода, размялся и сделал пробежку — разогнать кровь по жилам. Холодно мне почему-то не было, я даже вспотел; погода после дождя стала ясной, небо — чистым, и даже в своем жалком положении я обрадовался выступившему из-за вчерашних серых туч солнцу.
Впервые за последние дни я задумался над тем, как выгляжу. Щетина росла у меня плохо и была почти незаметной, но в остальном я понимал, во что превратили меня двое суток на улице. Одежда стала грязной и смятой, волосы едва удалось пригладить и собрать в привычный хвост — но я перестал узнавать собственное отражение в витринах магазинов.
Я почувствовал неожиданный прилив сил: точно к сети подключили резервный генератор. Я прекрасно понимал, что его действия не хватит надолго, и торопился. Как только в Парке появились первые прохожие, я отправился разыскивать последний адрес в списке — семьдесят третья улица, район Амстердам-авеню. Внезапно я поймал себя на мысли, что довольно легко ориентируюсь в центре города. Это, наверное, по принципу «утони или научись плавать» — я оказался предоставлен сам себе и, не имея других вариантов, выбрал второе.
Я действительно легко нашёл кафе-бар, на котором не усмотрел названия. Пришлось, однако, собраться с духом, чтобы зайти внутрь.
— Эй, мистер, — негромко произнес я, останавливаясь у порога. Спиной ко мне стоял бармен в фартуке, лениво орудуя шваброй. На моё обращение он обернулся, смерил меня взглядом и вопросительно приподнял бровь.
— Мне нужен мистер Ленц.
— Отто, хозяин? — уточнил бармен, снова окидывая меня долгим взглядом. — Его нет. Будет к полудню, не раньше. Ему что-то передать?
— Нет, — ответил я. — Я зайду позже.
Парень посмотрел мне вслед и вернулся к своему занятию. На меня вновь накатила волна отчаяния. Снова ждать! Сколько часов провёл я, бесцельно шатаясь по проклятому городу или разглядывая пассажиров в метро?! Если я проведу так ещё один день, к утру попросту рехнусь.
В кафе-бар я вернулся ровно в полдень. Внутри уже сидели посетители, и я отметил довольно приличную, даже уютную обстановку заведения. Это показалось мне несколько необычным: предыдущие информаторы Сандерсона ютились в плохих районах, и уж точно не были хозяевами подобных баров в богатых кварталах.
На меня посмотрели странно, когда я появился в зале, но бармен, завидев меня, тотчас махнул мне рукой. Я подошёл.
— Я сказал хозяину, что его спрашивали. Он вас ждёт, мистер.
Я последовал за ним через боковую дверь по узким коридорам вглубь здания. Перед последней дверью, по бокам которой стояли крепкие ребята в кожаных куртках, бармен остановился.
— Здесь.
Стараясь не обращать внимания на поедавших меня взглядами телохранителей, я коротко постучал и провернул ручку.
— Вот тот человек, который спрашивал тебя, Отто.
За письменным столом сидел хорошо одетый мужчина. Он поднял глаза от ноутбука и внимательно посмотрел на меня. Я прикрыл за собой дверь, оставаясь на пороге.
— Присаживайтесь.
У Отто оказался неожиданно приятный, даже мягкий голос, с лёгкой, едва слышной хрипотцой. Внешность тоже впечатляла: копна волнистых тёмных волос обрамляла красивое лицо с аккуратно подстриженной бородкой; внимательный взгляд чёрных, как бусинки, глаз и тонкая серебряная цепочка на шее завершали картину. На вид я бы дал ему лет сорок — сорок пять, но у таких людей, как он, внешность могла быть обманчива.
— Мне сказали, вы знаете, где найти человека по имени Спрут.
Отто приподнял бровь, уголок губ его чуть дёрнулся. Очевидно, его позабавила моя постановка вопроса: я сразу взял быка за рога. Молчал мистер Ленц долго, затем улыбнулся чуть шире и слегка наклонился вперёд.
— Интересно. Вы пытаетесь найти его?
— Ответ очевиден, мистер Ленц.
Мне был противен собственный голос: негромкий, хриплый, бесконечно усталый. Рядом с хозяином заведения я чувствовал себя обнаглевшим бомжом, потребовавшим номер люкс у менеджера отеля.
— Интересно, — повторил Отто. — Позвольте спросить… зачем?
У меня совсем не осталось сил продолжать разговор в таком стиле.
— Вы знаете, где он находится, или нет?
Мистер Ленц окинул меня долгим и странным взглядом. Мне стало не по себе: что-то было не так. Он…
— Нет, — последовал медленный ответ. — Я не знаю, где находится Спрут. И никто этого не знает. Но если вы его ищете, то будьте уверены, он вас найдёт сам.
Я посидел ещё несколько секунд, затем поднялся.
— Спасибо, мистер Ленц.
— Рад был познакомиться, — снова улыбнулся хозяин. — Воочию.
— Вам обо мне рассказывали?
— О да. Русский из Чикаго, — Отто снова застучал по клавишам ноутбука. — Я о вас слышал.
Развернувшись, я вышел из кабинета. Силы покинули меня, я вновь чувствовал пробирающий холод, безумную усталость, жестокий голод, и желание упасть и заснуть прямо здесь.
Никогда мне не было так плохо, как в этот день. Третий день моего пребывания на улице.
Что ж, я сделал, что мог. Теперь, чтобы не умереть с голоду, мне было необходимо найти работу. Здесь, в этом чужом городе, где всё его население жило по принципу «каждый сам за себя», я не рассчитывал на удачу и легкие победы. Но я и не собирался сдаваться.
В кармане звенела мелочь, передо мной лежал величественный Бродвей, и у меня ещё оставались силы — совсем немного — чтобы бороться за себя. И я был намерен бороться до последнего вздоха.