— А пожар?
— Какой там пожар, — улыбнулся Алексей Сергеевич. — Это был отблеск взошедшей луны на моих окровавленных очках. В общем, отделался легким испугом.
— Почему же твой самолет перевернулся? — спрашиваю у Благовещенского.
— Порядочки здесь еще те… — недовольно ответил он. — Оказывается, в концо полосы лежали канализационные трубы. В них‑то я и врезался.
На второй день, пока полковник Чжан вел переговоры со своим начальством, мы пошли осматривать город. Прежде всего нас поразили его масштабы. Тянется он вдоль реки на десятки километров. Южная часть довольно чистая. Наряду со старинными китайскими зданиями здесь встречаются вполне современные постройки. Эта часть так и называется — новым городом. Северная же, где живет основная масса населения, — старым. Здесь узкие грязные улочки, застроенные преимущественно двухэтажными домиками. Нижние этажи заняты лавками, ремесленными мастерскими, закусочными.
Затем мы вышли на набережную и ужаснулись, увидев открывшуюся перед нами картину. Тысячи плотов и джонок стояли у берега на приколе. Это был шумный, дурно пахнущий человеческий муравейник. Над джонками вился сизый дым, вместе с ним ветер доносил запах пищи, отбросов и какой‑то гнили.
Позже мы узнали, что в «плавающих кварталах» живет более 200 тысяч человек. Ужасная теснота. Отсутствие элементарных условий санитарии. А рядом, за асфальтом набережной, зелень, благоустроенные дома богачей, многоэтажные здания банков, контор. Какой поразительный контраст!
Кантон был центром тайной торговли опиумом, который завозили сюда контрабандой из Англии и Америки.
— Боремся с ними, — жаловался полковник Чжан. — Даже война была с англичанами из‑за опиума. Да разве эту заразу быстро искоренишь? Вы знаете, какие деньги на этом выручают торговцы! О — го! — И он сделал руками знак, обозначающий огромную сумму.
В этом городе мы, по существу, остались без «языка». Оказалось, что даже полковник, уроженец севера, не всегда понимал, о чем говорят южане на своем гуапдуньском наречии. Мы же знали только одно слово — хао (хорошо) и вставляли его в разговоре, где надо и где не надо. Над нами снисходительно подсмеивались, но в укор не ставили. Что требовать от иностранцев!
Жили мы в довольно благоустроенной гостинице. Окна круглые сутки были открыты: в комнатах стояла неимоверная духота; она усиливалась чадом от свечей, горевших на полу. Этот смрад отгонял москитов и в какой‑то мере облегчал наши страдания.
Спать, вернее проводить несколько часов в тяжелой полудремоте, приходилось под балдахином из марли. Простыни смачивались водой.
Китайцы поднимаются рано. Не успеет наступить рассвет, как по плитам тротуара уже начинают стучать деревянные туфли прохожих: тук — тук, тук — тук. Будто бьют ложкой о ложку. Какой уж после этого сон! Усталые, разбитые встаем с пышущих жаром кроватей, наскоро умываемся и спешим на аэродром.
Кантон имеет славные революционные традиции. Рабочий класс не раз устраивал здесь забастовки, боролся против произвола империалистов. Один местный коммунист рассказывал нам: до захвата власти Чан Кай — ши в городе ежегодно справляли «неделю трех «Л»: Ленина, Люксембург, Либкнехта. Роза Люксембург и Карл Либкнехт были убиты 15 января, а Владимир Ильич Ленин умер 21 января. В память о выдающихся пролетарских вождях и проводилась эта неделя.
…Пробыли мы в Кантоне дней семь. Сведения о высадке японского десанта оказались ложными. Оставаться здесь дольше не имело никакого смысла, и мы вернулись на прежние аэродромы. К тому времени в составе Военно-Воздушных Сил, посланных Советским Союзом на помощь Китаю, уже имелись не только истребители, но и бомбардировщики. Их экипажи успели неплохо освоиться с обстановкой и приобрели некоторый боевой опыт. Теперь мы могли не только защищать города от воздушных налетов, по и бомбить объекты противника.
Однажды вечером к нам пришли генерал Чжоу и пол ковник Чжан. Предусмотрительно закрыв дверь, они сообщили:
— В Ханъчжоу японцы создали большую авиационную базу. Там много самолетов. Хорошо бы по ним ударить, а?
Дело было заманчивое. Крупных бомбардировочных налетов мы пока еще не предпринимали: не хватало сил. Сейчас они имелись. Мы разложили на столе карту, измерили расстояние до Ханьчжоу, попросили Чжоу и Чжана подробнее рассказать о путях подхода к городу, местных аэродромах, возможном противодействии. Утром послали воздушного разведчика. Возвратившись, он доложил:
— На стоянках ханьчжоуского аэродрома обнаружил до полусотни японских бомбардировщиков и истребителей. Там ведутся какие‑то работы. Вероятно, дооборудуется полоса. Меня обстреляли. Огонь был пе очень интенсивным. Возможно, не все еще зенитки установлены. На обратном пути я прошел над железнодорожной станцией. По моим подсчетам, там скопилось до десятка эшелонов. Тоже хорошая цель.
— Вот это будет работенка! — потирая руки, воскликнул Павел Васильевич Рычагов.
Он тут же распорядился вызвать командиров групп и поставил перед ними задачу:
— Девять бомбардировщиков пойдут на вражеский аэродром. Надо уничтожить вое, что там находится. Другой отряд в составе восьми самолетов наносит удар по эшелонам на станции. Истребителей сопровождения не будет: не позволяет радиус действия.
Решение смелое и вполне обоснованное. Дело в том, что скорость советских бомбардировщиков была больше, чем у японских истребителей. К тому же мощное оружие, установленное на наших самолетах, позволяло экипажам успешно отражать вражеские атаки. Наконец, расчет на внезапность тоже имел немаловажное значение.
Инженеру было дано указание: всеми наличными силами немедленно приступить к подготовке маши и. Техники н мотористы еще до рассвета проверили все до винтика, оружейники подвесили бомбы, зарядили пулеметы. Обслуживающий состав знал, что самолеты пойдут в глубокий тыл врага, поэтому работал на совесть.
Мы с Рычаговым пришли на стоянку, когда экипажи получили последние указания командиров. Павел Васильевич выступил перед летчиками с кратким напутствием.
— Главное, товарищи, — внезапность. Застанете противника врасплох — успех обеспечен. Обнаружите себя раньше времени — дело может быть проиграно. Ведущим групп указания даны. Желаю успеха. По самолетам!
Готовя эту операцию, как, впрочем, и вое последующие, мы старались соблюдать максимум секретности. К тому были свои причины. Раньше случалось, что наши замыслы становились известны противнику. Трудно сказать, кто его информировал. Кстати, китайцы, с которыми мы работали в тесном контакте, со шпионами расправлялись жестоко.
Мы не раз наблюдали такую картину. Привлекая внимание людей, громыхает тачка. На ней со связанными сзади руками стоит на коленях человек. На спине у него прикреплен большой лист бумаги в форме аптекарского рецепта. Иероглифы гласят о преступлениях этого человека. Рядом лежит топор. На какой‑либо центральной площади тачка останавливается. И шпиона обезглавливают. Без судьи и прокурора. Формальности считаются излишними: раз кого‑то уличили в шпионаже и поймали — вопрос решен… Не знаю, то ли шпионов было много в Китае, то ли свирепствовала шпиономания, но головы отрубали в ту пору многим.
Так вот, подготавливая вылет на Ханьчжоу, Рычагов отослал куда‑то тучного переводчика, которому мы не доверяли. Разговор о предстоящей операции велся в узком кругу. С китайской стороны присутствовал только полковник Чжан.
…Задолго до восхода солнца паши бомбардировщики поднялись в воздух и взяли курс на восток. Погода стояла неважная: густая дымка затяпула горизонт. Перелетев лилию фронта на большой высоте, самолеты уклонились вправо от намеченного курса, чтобы ввести в заблуждение японскую службу наблюдения за воздухом. Ханьчжоу остался где‑то слева, сзади. Потом боевые корабли резко развернулись и зашли на цель с тыла.
Начали стрелять зенитки. Маневрируя, экипажи снизились. Им было хорошо видно летное поле и стоящие на нем самолеты. Один из них, по — видимому истребитель, устремился было на взлет, но первая же стокилограммовая бомба, упавшая на взлетную полосу, образовала глубокую воронку, и японец, не успев отвернуть, свалился в нее.
Осколочные и зажигательные бомбы падали одна за другой, рвались на стоянках и в районе ангаров. Начались пожары. А наши экипажи продолжали сбрасывать на врага смертоносный груз.
Когда аэродром затянуло дымом и кончились боеприпасы, бомбардировщики направились домой. Им наперехват с какого‑то запасного аэродрома ринулись девять японских истребителей. Но наши экипажи были готовы к отражению атак. Открыв огонь из кормовых установок, они подожгли две машины. Остальные японцы прекратили преследование и взяли курс на железнодорожную станцию.
Между тем там, на станции, вторая группа бомбардировщиков тоже успешно закончила боевую работу. Первой девятке, спешившей на помощь друзьям, здесь уже нечего было делать: пылал вокзал, горели два эшелона, застилая дымом город.
Флагман увидел вдали от станции воздушный бон. Это, вероятно, незадачливая японская семерка решила взять реванш — атаковать вторую группу наших бомбардировщиков. Но из этого у нее тоже ничего не получилось: бортовой огонь бомбовозов был настолько интенсивным, что самураи не осмелились подходить на близкую дистанцию. Погоня яте никаких результатов не дала: имея превосходство в скорости, советские корабли быстро оторвались от противника и без потерь возвратились на свой аэродром.
Удар по авиабазе и железнодорожному узлу Ханьчжоу вызвал такой переполох у японцев, что некоторое время они вообще не появлялись в небе Китая. Только спустя несколько дней осмелились послать девятку бомбардировщиков под прикрытием восемнадцати истребителей, чтобы уничтожить наш аэродром. Однако посты воздушного наблюдения заблаговременно предупредили нас о появлении противника. Внезапный удар был сорван. Мы приняли срочные меры: тяжелые машины рассредоточили по запасным аэродромам, а истребителей подняли в воздух.
На подходе к Наньчану показались японцы. Они шли компактно, в боевом порядке «клин». Мы условились, что одна группа наших самолетов свяжет боем истребителей, другая атакует бомбардировщиков.
До сих пор не могу попять, почему японцы, встречаясь с нашим заслоном, обычно не пытались прорваться, а сразу же поворачивали назад. То ли страх гпал их вспять, то ли стремление во что бы то ни стало избежать потерь. То же самое произошло и на этот раз. Сбросив груз куда попало, самураи пустились наутек. Наши не стали преследовать их. Обе группы истребителей завязали жаркую схватку с восемнадцатью самолетами прикрытия.
Сейчас уже не помню всех перипетий этого боя. В моей записной книжке сохранилась пометка: «В бою над Наньчаном сбито шесть японских истребителей». Их обломки чадили неподалеку от нашего аэродрома. А на другой день нам сообщили, что в пятидесяти километрах от Наньчана, в озерах, нашли еще две сбитые вражеские машины. Вероятно, летчики не сумели дотянуть до своей базы.
Очевидцы этого воздушного сражения — а ими были вое жители Наньчана — ликовали. В клуб, где размещались наши летчики, пришла группа школьников во главе с учительницей. Детишки выразили свою признательность за то, что советские соколы отбили нападение врага на их родной город. Гости и хозяева обменялись подарками. Однако радость нашей победы была омрачена гибелью Сергея Смирнова, замечательного товарища, смелого бойца…
Несколько позже мы совершили удачный налет на японские корабли, стоявшие на реке Янцзы. Правда, не обошлось без маленького происшествия. Группу бомбардировщиков возглавлял Федор Иванович Добыш. На маршруте на флагманской машине неожиданно начал обрезать мотор, по — видимому, в бензин попала вода. В интересах дела Федор Иванович решил передать командование своему заместителю. Но как это сделать? Радиосвязи, как известно, тогда еще не было на самолетах, поэтому Добыш попытался уступить место новому лидеру. Однако его попытки ни к чему не привели: отвернет в сторону — колонна за ним, снизится на одну — две сотни метров — все экипажи в точности повторяют его маневр. Пока флагман маневрировал — самолеты приблизились к цели. Федор Иванович первым сбросил свой бомбовый груз, за ним вздыбили взрывами мутные воды Янцзы другие экипажи. Шесть японских кораблей пошли на дно.
Возвратившись на аэродром, Добыш подошел к своему заместителю:
— Обо всем мы с тобой, дорогой товарищ, условились, только сигнал «Бери командование на себя» не отработали…
— Так в нем яге, Федор Иванович, и нужды не было, — резонно заметил тот. — Раньше с вами в воздухе никаких происшествий не случалось.
— Верно, не было. А тут, видишь, какой кордебалет приключился… Так что будь всегда наготове.
Полковник Чжан обычно знакомил нас с положением на фронтах, и мы всегда знали обстановку на сухопутном театре военных действий.
После падения Нанкина наступление противника замедлилось. Японцы уже несколько раз пытались соединить Северный и Центральный фронты ударом в направлении железнодорожного узла Сюйчжоу. Но китайские войска успешно отбивали их атаки.
23 марта 1938 года японцы снова перешли в наступление на Сюйчжоу тремя армейскими колоннами.
— Удержатся ли наши? — тревожно сказал полковник Чжан.