— Нет, хочу найти свою часть.
— Что ж, не неволю. Через час пойдет в Кромы машина. Поезжайте.
От Кром до авиаполка было рукой подать. Вечером Семенов уже сидел среди друзей и взволнованно рассказывал о своих приключениях.
Из того полета, в котором участвовал Семенов, пе вернулся и экипаж младшего лейтенанта Сунского. Из горящего самолета удалось выпрыгнуть лишь стрелку — радисту Владимиру Стукачу.
Приземление оказалось неудачным. От сильного удара стрелок — радист потерял сознание. Очнулся он в автомашине. Рядом сидел немецкий офицер, впереди за баранкой — солдат. Вдруг над головой пронесся гул моторов, затем послышался завывающий свист бомбы. Впереди машины взметнулся сноп дыма, по ветровому стеклу хлестпули комья земли. Заметив растерянность конвоиров, Стукач выхватил торчавший за сиденьем шофера тесак и с размаху рубанул опешившего офицера по шее. Обернувшийся на крик шофер тоже получил сильнейший удар по голове и замертво свалился на сиденье. Неуправляемая машина соскользнула в кювет и перевернулась.
К дороге подступало конопляное поле. Стукач выпрыгнул из машины и бросился туда. Немецкий кинжал он на всякий случай прихватил с собой. Другого оружия у него пе было.
За конопляным полем начинался лес. Здесь стрелок-радист почувствовал себя в безопасности. Не разбирая дороги, он шел на восток. Но вот лес начал редеть, а затем перед взором Стукача открылась степь. На горизонте виднелась деревушка. Есть там немцы или нет?
Справа на дорого показались мужчина и женщина. Стукач подождал, пока они подойдут, положил па землю свое оружие, чтобы не напугать людей, и пошел им навстречу. Незнакомцы не удивились появлению советского воина. Они знали, что недалеко идут жестокие бои.
— Мы учителя. Идем из Павловского, — отрекомендо вАлся мужчина. — Зовут меня Николай Степанович. Фамилия Орехов.
— А я со сбитого самолета, — сказал Стукач. — В живых остался один. Подскажите, как лучше пройти к линии фронта?
— Дорогой товарищ, — ответил Орехов. — Кругом степь. Где ты схоронишься? Идем с нами. Найдем укромное местечко. Подождешь до прихода Красной Армии.
Супруги Ореховы скрывали стрелка — радиста с 5 до
13 августа 1943 года. Когда в деревню вошли наши войска, Стукач распрощался с друзьями, сердечно поблагодарив их за помощь и заботу.
Он вернулся в свою часть. Но летать ему пришлось недолго. Во время налета на сильно защищенный вражеский объект Стукач был убит осколком зенитного снаряда.
Не знаю случая, чтобы кто‑либо из авиаторов, оказавшись по воле судьбы на территории, занятой противником, изменил Родине и стал служить врагу. Люди шли на все, чтобы вернуться в свою часть и продолжать борьбу с гитлеровскими захватчиками.
Многих товарищей в начале войны мы считали пропавшими без вести: заместителя командира эскадрильи старшего лейтенанта Калугина, командира звена младшего лейтенанта Бардынова, штурмана звена младшего лейтенанта Пиядина, штурмана экипажа младшего лейтенанта Фомина, стрелка — радиста старшего сержанта Фролова. Однако в конце 1943 года все они вернулись в свои части и до победы сражались с врагом.
Обратный путь у некоторых авиаторов был очень нелегким. Вот какая судьба постигла, например, летчика младшего лейтенанта Агафонова. Вражеский зенитный снаряд угодил в левый мотор его самолета. Винт остановился. С трудом развернув машину, летчик попытался довести ее до своей территории. В этот момент на него набросились два вражеских истребителя. Кормовая установка молчала.
— Мальцев, что с тобой? — окликнул Агафонов стрелка — радиста.
Но тот — не отвечал. Он был убит. Отражая атаки фашистов, штурман младший лейтенант Обидин сбил одного из них. Но второй истребитель продолжал наседать. Умолк пулемет и сраженного пулей штурмана. А через минуту бомбардировщик загорелся. Пламя подбиралось к центральному бензобаку. Потом отказало управление рулем высоты. Самолет потянуло к земле. Летчик попытался сбросить фонарь, но его заклинило. Что делать? Самолет вот — вот взорвется. Огромным усилием Агафонов выровнял машину у самой земли, и она плюхнулась на живот. Летчик выбил головой фонарь, перевалился через борт кабины и отбежал в сторону. И тут сознание покинуло его. Он уже не слышал, как взорвался самолет.
Очнулся Агафонов от боли во всем теле. Он лежал связанный в тряской коляске мотоцикла.
— В местечке Семеновка, — рассказывал потом летчик, — меня бросили в сарай, где находились другие пленные, а 14 сентября нас перегнали в гомельский лагерь. Однажды ночью я впервые услышал, как рвутся наши бомбы. Бомбили станцию. Кто‑то из пленных мечтательно сказал:
— Эх, ударили бы по немецкой комендатуре.
Мы, узники, мечтали о побеге. Удобный случай вскоре представился. Боясь окружения, немцы начали срочно эвакуироваться из города. Запылали дома, многих жителей расстреливали прямо на улицах.
Погнали и нас куда‑то. Возможно, на расстрел. В лагере я подружился с одним из летчиков. Мы перелезли с ним через забор, когда колонна проходила по глухому переулку. Фашисты открыли стрельбу, по в нас не попали. Где‑то мы с дружком разминулись. Я оказался во дворе какого‑то дома. Постучался в дверь. На мое счастье, там проживали две добрые женщины — Новикова и Харикова. У них я и прятался до прихода наших.
Наступление советских войск продолжалось, и нашему авиационному корпусу работы хватало. Мы бомбили оборонительные укрепления, возводимые противником на промежуточных рубежах, скопления танков и пехоты, переправы, вели воздушную разведку.
Йа станции Новозыбков наши разведчики обнаружили одиннадцать вражеских эшелонов с войсками и техникой. Четыре из них находились под разгрузкой. Мы с командиром корпуса приняли решение немедленно нанести по ним удар. Каравацкий позвонил в дивизию и отдал предварительное распоряжение. Затем он связался со штабом 16*й воздушной армии и попросил выделить истребителей для прикрытия девятки бомбардировщиков.
— Когда летите? — спросили его.
— Через час, — ответил командир корпуса.
* — Хорошо. Истребители будут.
Новый звонок. На этот раз из штаба истребителей.
— Кто летит ведущим?
— Командир эскадрильи майор Павел Субботин.
. — А штурманом?
— Андрей Крупин.
Девятка пикировщиков подошла к станции со стороны солнца. Этот тактический прием обеспечил внезапность удара. Зенитные батареи противника открыли огонь с; запозданием. Два звена с первого же захода сбросили бомбовый груз точно по эшелонам. Штурман же третьего звена допустил небольшую ошибку, и бомбы упали с недолетом, в расположенный рядом со станцией лес. Каково жо было удивление членов экипажей, когда под ними взметнулся огромный взрыв. Там у гитлеровцев оказался крупный склад боеприпасов, о котором мы ничего не знали.
Позже партизаны сообщили: взрывы продолжались в течение двух суток, все одиннадцать эшелонов сгорели.
Вторая группа бомбардировщиков полка Якобсона в тот же день произвела налет на вражеский аэродром. Там стояло около тридцати «фокке — вульфов», только что совершивших посадку. Гитлеровцы не успели их даже рассредоточить. Значительная часть самолетов была уничтожена. Нашим бомбардировщикам повезло. Фашистский аэродром на этот раз оказался без зенитного прикрытия. Мы с Каравацким съездили в полк и поздравили летчиков с успешным выполнением боевого задания. Все ведущие групп были представлены к награде. И они вскоре получили ордена Красного Знамени.
…Проиграв битву под Курском, немецко — фашистские захватчики продолжали судорожно цепляться за каждый выгодный рубеж. Особенно большие надежды возлагали они на реки Сож, Днепр и Березину. Мощные оборонительные узлы были созданы в районах Гомеля и Речицы.
Наши наземные войска очень тщательно готовились к новой наступательной операции. Усиленную подготовку вели и авиаторы. Над полигонами, оборудованными с учетом основных особенностей вражеской обороны, экипажи отрабатывали навыки бомбометания с пикирования точечных и линейных целей, изучали по картам и фотопланшетам разветвленную сеть оборонительных сооружений гитлеровцев.
В августе активность нашей бомбардировочной авиации по ряду причин несколько снизилась. Тем не менее мы продолжали держать противника в постоянном напряжении, уничтожали его живую силу и технику в районах Кромы и Шаблыкино. Почти каждую ночь бомбардировщики появлялись над железнодорожными станциями Михайловское и Брасово, где нередко скапливалось большое число вражеских эшелонов.
В пункте Игрицкое экипажам удалось с пикирования разбомбить мост через реку Усожа. На дорогах образовались пробки. Командование корпуса не замедлило этим воспользоваться. По колоннам гитлеровцев было нанесено несколько массированных ударов.
Наступление советских войск продолжало развиваться.
Войска 1–го Белорусского фронта правым флангом продвигались к Гомелю, а на центральном участке — к Речице Овладев этими опорными пунктами, они должны были развить успех на бобруйском и жлобинском направлениях.
В боях за Речицу особенно отличились авиаторы 241–й бомбардировочной авиационной дивизии. Приказом Верховного Главнокомандующего от 17 ноября 1943 года ей было присвоено наименование Речицкой, а всему личному составу объявлена благодарность. 5 декабря 1943 года командир дивизии полковник Куриленко получил от правительства Белорусской ССР приветственное письмо. Во всех частях оно было зачитано перед строем. Сразу же обсудили и одобрили ответное послание. В нем авиаторы поклялись: «…Пока наши руки держат штурвал а глаза видят землю, будем беспощадно уничтожать гитлеровцев и заверяем, что не пожалеем ни сил, ни самой жизни для освобождения белорусского народа и всей священной советской земли».
В боях за Гомель хорошо проявила себя 301–я бомбардировочная дивизия. Приказом Верховного Главнокомандующего от 26 ноября 1943 года ей было присвоено имя этою города, а всему личному составу объявлена благо дарность. Экипажи летали в любую погоду, произвели 616 самолето — вылетов.
Снова отличился полк подполковника А. В. Храмченкова. Он уничтожил несколько артиллерийских и минометных батарей противника, три воинских эшелона на станции Костюковка.
6 декабря мы получили обращение правительства БССР и ЦК КПБ «К воинам Красной Армии, вступившим на территорию Белоруссии» и «Обращение Военного совета Белорусского фронта к летчикам».
В этих документах отмечалась доблесть, проявленная советскими воинами при разгроме отступавших немецко-фашистских войск, выражалась твердая уверенность в том, что Красная Армия скоро вышвырнет гитлеровцев со священной советской земли и доконает фашистского зверя в его собственном логове.
Обращения обсуждались во всех частях и подразделениях. Командир эскадрильи майор Карабутов сказал на митинге: