Дом из коричневого камня на углу 113-ой и Риверсайд-драйв, где проживали Бонэмы, был новым, с изящной железной решёткой на жёлтой, красной и коричневой кирпичной кладке. Такие же здания вырастали по всему Верхнему Вест-Сайду с космической скоростью. Каждый дом был спланирован лучше, чем предыдущий, и этому строительству не было видно ни конца, ни края.
Город расширялся на север, а его растущая экономика позволяла всё большему количеству людей поселяться в так быстро строящихся домах.
Нас пригласили внутрь дома Бонэмов и провели по коридору позади лестницы в просторную, уютную библиотеку, где нам предстояло ожидать подругу Сары. Почти всё пространство комнаты занимали книжные полки от пола до потолка. Книги были засунуты кое-как под странными углами, и не было никаких сомнений, что затхлый запах в комнате идёт именно от книг.
Мэри Бонэм не заставила себя долго ждать.
Это была низенькая, пухленькая девушка с каштановыми волосами, круглым личиком и красными, опухшими глазами за толстыми линзами очков. Я заметил, что она заметно расслабилась, увидев Изабеллу, и мысленно поблагодарил Алистера за его предусмотрительность, когда он предложил взять её с собой.
— Наши соболезнования, — мягко произнёс я после подобающих представлений. — Мы ценим, что вы согласились с нами сегодня поговорить, и понимаем, как для вас это тяжело.
Девушка неосознанно кивнула, но, вспомнив о правилах приличия, предложила нам кофе и сэндвичи. Я отказался, хоть и был жутко голоден; мне всегда неприятно есть или пить в таких ситуациях, будто это обычный светский визит. Это не так, и я не собирался притворяться.
Я начал с нескольких простых вопросов о семье Мэри и её дружбе с Сарой. Но даже на такие лёгкие вопросы девушка отвечала нехотя, поэтому я подал знак Изабелле, чтобы попробовала она.
Возможно, у неё лучше получится найти общий язык с этой стеснительной девушкой. Конечно, я рисковал, потому что Изабелла могла неточно сформулировать вопрос, но вскоре оценил природный инстинкт моей помощницы. Сначала она спросила, когда Сара стала жить с Бонэмами.
— Чуть больше года назад, — ответила Мэри, плотнее запахивая плотную зелёную шаль. — Она приехала к нам сразу после того ограбления прошлой осенью.
— Можете рассказать о…?
Я перебил Изабеллу, задав свой вопрос:
— Какого ограбления?
Но я был слишком резок, и Мэри отшатнулась от такого грубого тона.
— Простите, — произнёс я, пытаясь перефразировать свою просьбу. — Я не знаю об этом инциденте, а это может быть важно.
И стал ждать её ответа, переживая, что переборщил.
— Ну, — протянула девушка, — это произошло год назад, в сентябре, сразу после Дня труда[22]. Именно поэтому Сара и переехала к нам, из-за того, что Уингейты были категорически против, чтобы она жила одна после того случая. Ну, то есть, Сара никогда и не жила одна, — быстро поправилась Мэри, — ведь миссис Гарднер содержит пансион для молодых леди, посещающих колледж. Но это совсем не то, что жить с семьёй.
— Мы понимаем, — согласно кивнула Изабелла и постаралась вернуть Мэри к нужному рассказу. — Так что за ограбление?
— Ах да, — спохватилась девушка и затаила дыхание. — Однажды вечером Сара вернулась к себе в комнату и застала там роющегося в её личных вещах незнакомца. Она закричала, и мужчина убежал, прихватив с собой деньги и кое-какие украшения.
— Этого мужчину поймали? Узнали, кто он? — спросил я.
— Да, в конечном итоге, поймали, — ответила Мэри, — и Саре вернули её драгоценности. Но не деньги. Прошло слишком много времени, пока полиция его арестовала.
— Помните ещё что-нибудь об этом случае? Может, имя мужчины или его род занятий?
— Кажется, это был немец, — попыталась вспомнить Мэри и нахмурилась. — Вроде, это был бездомный, воспользовавшийся открытым окном. Сара говорила, что у него были длинные, растрёпанные волосы и грязная одежда.
— Это происшествие каким-либо образом изменило Сару? — уточнил я.
— Кроме того, что она поменяла место жительства? Не думаю, что Сара часто об этом вспоминала.
Сентябрь 1904 года. Я пометил эту дату в своей записной книжке. Надо будет задействовать свои связи в департаменте, поднять все записи о преступлениях в квартале Морнингсайд-Хайтс и попытаться определить этого вора.
Мэри опустила глаза и начала перебирать пальцами угол шали.
— Мы знаем, что вы видели Сару в последний раз в пятницу, когда она уезжала в Добсон к своей тёте. Не могли бы вы описать нам её настроение? — тон Изабеллы был дружелюбным, словно она общалась с подругой, которую знала долгие годы. Когда Мэри не ответила сразу, Изабелла попыталась её подтолкнуть. — Она радовалась, волновалась, что поедет на выходные к тёте?
Такой подход был правильным; так Мэри сможет расслабиться и разговаривать спокойнее.
Девушка пожала плечами:
— Я бы сказала, что она была не в духе. Она плохо спала. Большую часть ночей Сара ворочалась от ужасной бессонницы. Думаю, поэтому она и решила отправиться к своей тётушке.
Мэри глянула на нас из-под чёлки.
— Вообще-то, мы из-за этого поссорились. У нас были билеты на открытие нового мюзикла с Мод Адамс[23], «Питера Пэна», и мы собирались пойти туда с моими родителями. Не верю, что Сара могла легко поменять такие планы, — голос звучал приглушено, когда она пыталась справиться с душившими её слезами. — Не понимаю, почему она решила уехать в Добсон и пропустить представление?
— А когда она изменила своё решение? — уточнил я.
— В четверг вечером, — икнула Мэри.
— Она ведь должна была объяснить вам, почему так поступает, — попыталась навести её на мысль Изабелла.
Но Мэри лишь покачала головой:
— Сара сказала, что у неё много работы, и она не может здесь сосредоточиться. Но очередную главу её диссертации нужно было сдать только в следующем месяце, а две недели назад она сказала, что глава почти закончена. В оправданиях не было смысла.
Я пытался переварить информацию, задаваясь вопросом, что она мне даёт. Что-то взволновало Сару, вызвало её бессонницу и заставило внезапно сорваться в Добсон. Всё это вместе составляло совсем не ту картину, которую рисовала мне Эбигейл Уингейт, описывая причину приезда двоюродной сестры.
— Вы не знаете, что могло её так встревожить? — спросила Изабелла. — У неё были какие-то трудности с учёбой?
— Конечно, нет, — ответила Мэри. — Учёба всегда давалась Саре легко.
— Однокурсники её любили?
Мэри поморщилась:
— Думаю, она всем нравилась в той или иной степени. Хотя, конечно, без зависти не обходилось.
— Можете привести пример?
— Ну, на ум приходит только один случай, — начала рассказывать Мэри. — На втором курсе Сара вдруг на недолгое время решила сменить род занятий на медицину. Она записалась на курс органической химии, и когда получила по итогам работы самый высокий балл в группе, её однокурсники — а большинство из них изучали медицинские науки уже не первый год — разозлились. Профессор всегда рисовал кривую распределения оценок в классе, и в сравнении с отличной оценкой Сары профессор был недоволен посредственными результатами остальных. Один из студентов написал официальную жалобу, утверждая, что Сара не могла сама так написать работу. Ей пришлось встретиться с комиссией из трёх профессоров и пройти через устный экзамен, чтобы доказать, что она знает материал.
Девушка вздохнула и снова начала накручивать кончик шали на палец.
— Но, если целью её однокурсника было принизить способности Сары, то она полностью провалилась: Сара ответила даже лучше, чем до этого на письменной работе. Она вообще не любила, когда сомневаются в её возможностях.
— И что потом? — спросил я. — Она сталкивалась ещё с такими подозрениями? Может, на факультете математики?
— Не знаю, — ответила девушка. — Я о таком никогда не слышала.
— А что насчёт её подруг из Барнарда[24]?
Мэри на минуту задумалась, что ответить, и эта заминка говорила сама за себя. Наконец, она произнесла:
— Сара умела ладить с людьми, но она была сильной личностью и могла постоять за себя в споре. Эта черта со временем становилась у неё всё ярче, потому что с каждым успехом, которого она достигала, ей приходилось сражаться с теми, кто заявлял, что это не её заслуги.
— Какова была область её исследований? — поинтересовалась Изабелла.
— Я знаю, что её диссертация была посвящена гипотезе Римана — Сара была ей просто одержима. Но вряд ли я смогу рассказать вам об этом что-то ещё, потому что математика для меня — тёмный лес.
— А с кем мы можем поговорить о её работе кроме научного руководителя? — чуть надавила Изабелла.
— Эммм, — вслух задумалась Мэри. — Попробуйте поговорить с Арти Шоу. Он на том же курсе, что и Сара, и они вместе проводили многие исследования, да и вообще довольно близко дружили.
— Близко дружили? — переспросила Изабелла, требуя пояснений, хотя тон её был по-прежнему располагающим.
— Как однокурсники, ничего более, — пояснила Мэри и смущённо добавила, — хотя, если честно, я думаю, что у Сары был кавалер, но это не Арти.
— Почему вы так думаете? — спросил я. А вот двоюродная сестра Сары Эбигейл была свято уверена, что у её двоюродной сестры нет ни времени, ни желания заводить романтические отношения.
— Потому что Сара втихомолку посещала Принстон[25], - ответила девушка, — но всегда притворялась, что едет куда-нибудь в другое место.
Теперь Мэри Бонэм полностью завладела нашим вниманием, и мы стали ждать, какую ещё информацию она сможет сама нам предоставить. Иногда проще позволить людям говорить самим — в привычном им ритме и привычным способом — и тогда они сами расскажут самое полезное.
— Впервые я это заметила, когда увидела в её комнате на чемодане бирку «Принстон Джанкшен»[26] после тех выходных, когда она, по её словам, навещала свою тётю. Я собиралась спросить её об этом, но, в конце концов, передумала. А в следующий раз, когда она предположительно вернулась из Добсона, я обыскала её комнату и нашла билет до Принстона.
— Может, она ездила в Принстон по поводу своих исследований? — спросил я. — Например, чтобы посетить их библиотеку?
— Тогда почему она солгала, что ездила куда-то ещё? — возразила Мэри. — Какова бы ни была её цель, у Сары была причина это скрывать. Не поймите меня неправильно: я не пытаюсь сказать, что Сара была замешана в какой-то интрижке. Она была слишком рассудительной и слишком преданной своим научным изысканием, чтобы рисковать ими из-за чего-то подобного. Я уверена, что любые связывающие её отношения были абсолютно подобающими, но, тем не менее, она желала сохранить их в тайне.
Я достал из кармана медальон.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы Сара это носила? — спросил я, протягивая ей украшение. Девушка оглядела его, пробормотала: «Нет» и медленно раскрыла. И зачарованно уставилась на две фотографии, находящиеся внутри.
— Вы знаете этого мужчину?
— Нет, — ответила она с широко распахнутыми глазами. — Я никогда его не видела. Ни его, ни этот снимок Сары.
— А фотографию бóльшего размера? — я хотел быть полностью уверен.
Мэри покачала головой.
— А что насчёт этого мужчины? — я вытащил маленькую фотографию Майкла Фромли, которую для подобных случаев дал мне с собой Алистер. Я неловко раскрутил бумагу, в которую аж в два слоя завернул снимок.
Девушка на секунду замерла, словно хотела что-то сказать, но затем качнула головой:
— Я никогда его не видела. Но он приблизительно одного возраста с Сарой, возможно, это и есть её кавалер из Принстона?
— Сомневаюсь, — ответил я и засунул фотографию Фромли обратно в карман.
Я бросил взгляд на часы и отметил, что мы просидели у Мэри Бонэм уже более получаса, поэтому я перешёл к заключительной части своего опроса.
— Нам сообщили, что Сара была участницей движения за равноправие женщин. Можете рассказать нам что-нибудь по поводу её активности в этой группе?
Я постарался, чтобы мой вопрос был максимально нейтральным — посмотрим, что нам сможет рассказать Мэри. Этот момент был очень щепетильным, а я понятия не имел, какое у Мэри отношение к подобным обществам.
Но, тем не менее, ответ Мэри был быстрым и по существу.
— Сара стала членом местной группы за равноправие женщин в последний год нашего обучения в Барнарде, но она не принимала активного участия, пока не записалась на курс органической химии, о котором я вам рассказывала.
Мэри вздохнула.
— Это и стало переломным моментом. Тогда Сара …, - девушка на мгновение запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, — … ожесточилась. Её разочаровывал тот факт, что её достижения и научные исследования недооценивают просто из-за того, что она женщина. Ей посочувствовала одна сокурсница и пригласила на митинг, и после этого Сара стала принимать активное участие в жизни общества.
— А вы когда-нибудь посещали с ней подобные митинги? — спросила Изабелла, и в её тоне сквозило любопытство.
— Нет, — Мэри застенчиво покачала головой. — Возможно, я и согласна с политическими целями Сары. Но участие в подобных митингах и маршах протеста — не то, что меня интересует.
Я прекрасно понимал, что собрания и толпы на улице могли не привлекать такую неуклюжую и стеснительную девушку, как Мэри.
Мы с Изабеллой закончили разговор, получив немного информации, которая может оказаться полезной. Прежде, чем уйти, мы осмотрели комнату Сары. Она была обустроена в спартанском стиле — возможно, даже более спартанском, чем гостевая спальня в доме её тёти.
Мы не нашли почти никаких вещей, рассказавших бы нам о личности Сары, за исключением коллекции книг по математике и листов бумаги на простой деревянной полке у кровати.
Я думал, что Алистер уже будет ждать нас на углу 113-ой и Бродвея — он обещал быть там к часу дня. Я снова глянул на часы: пятнадцать минут второго.
«Где он? Почему так задерживается? До сих пор договаривается о встрече с семьёй Фромли?»
Мне не нравилась идея оставлять это на Алистера, но я прекрасно осознавал, что это благодаря его хорошему отношению с родственниками Фромли — а не моему полицейскому значку — мы сможем договориться с ними быстрее.
— Что дальше? — спросила Изабелла.
— Будем ждать, — ответил я.
Я посмотрел вверх и вниз по улице Бродвей. Алистера видно не было.
Изабелла выдвинула предложение:
— Можем пока сходить на факультет математики. Это рядом. А Алистеру оставим записку в его офисе.
Я согласно кивнул, и мы быстрым шагом прошли три квартала к 116-ой улице.
— Что вы обо всём этом думаете? — спросил я Изабеллу. — Считаете, Алистер прав?
Девушка улыбнулась:
— Думаю, мой свёкор достоин восхищение. А ещё думаю, что у вас никогда прежде в самом начале расследования не было таких серьёзных подозрений и улик.
Я рассмеялся и ответил:
— Возможно, вы и правы.
Алистер указал мне на моего главного подозреваемого, используя лишь размышления и простую логику. Но я начинал сомневаться, что он с такой же лёгкостью сможет привести ко мне самого Фромли.
День труда — национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.
Мод Адамс (урождённая Мод Юинг Кискадден) — американская театральная актриса. Большую популярность в последующие годы ей принесли роли в пьесах «Бал-маскарад», «Бабочки», «Кристофер младший», «Маленький священник», «Орлеанская дева» и «Питер Пэн», роль в которой сделала её главной звездой Бродвея начала XX века.
Барнард-колледж — частный женский гуманитарный колледж на Манхэттене. Основан в 1889 году. С 1900 года аффилирован с Колумбийским университетом.
Принстонский университет — частный исследовательский университет, один из старейших и известнейших университетов в США. Находится в городе Принстон, штат Нью-Джерси. Принстонский университет предоставляет дипломы бакалавра и магистра в областях естественных, гуманитарных, общественных и технических наук.
«Принстон Джанкшен» — железнодорожная станция в 4 км от кампуса Принстонского университета.