Сумятица и столпотворение превзошли его ожидания. У входа в манхэттенскую контору Бойса собрались шестнадцать грузовиков с семидесятифутовыми телескопическими спутниковыми антеннами для прямой трансляции, а также триста с лишним репортеров с операторами и вдвое больше зевак. Всё это произвело впечатление даже на него.
Полиции пришлось перекрыть движение в западном направлении по одной полосе Пятьдесят седьмой улицы. Предстояла встреча адвоката с клиентом — «встреча тысячелетия». Когда всё кончилось, один телекритикан заявил, что слово «тысячелетие» скоро станет слишком затасканным и потому его лучше подержать в нафталине до 2999 года.
Бет со свитой агентов Секретной службы, молча кипя от злости, поднялась на лифте в контору Бойса, расположенную в северо-западном углу пятидесятого этажа и выходящую на Центральный парк. Как любил говаривать Бойс, вид из его окон стоил тысячу долларов в час.
— Это было и впрямь унизительно, — сказала она. — Спасибо.
Бойс сразу понял, что нет смысла делать вид, будто это не он неофициально сообщил об их встрече прессе. Оставалось лишь надеяться, что Бет не догадывается, кому именно. Перри Петтенгилл, нынешняя пассия Бойса, была ведущей ночного ток-шоу «Судейский молоток» на Юридическом канале. Эта толковая, честолюбивая блондинка болтала без умолку и носила бифокальные очки и облегающие свитера. У нее были самые высокие рейтинги на Юридическом канале, который, как правило, не привлекал большого количества телезрителей в промежутках между захватывающими процессами об убийстве, хотя, согласно совершенно секретному научному докладу для служебного пользования, приблизительно две трети зрителей смотрели ее передачу, выключив звук. Том Вулф упомянул о Перри в одном эссе, назвав ее «милашкой-правонарушительницей».
Перри и Бойс познакомились полгода назад, когда она вела викторину на тему подбора присяжных — под названием «Без возражений!» — в Ассоциации судебных адвокатов в Новом Орлеане. Бойс согласился принять участие в передаче. Перри представила его как «не только лучшего, но и самого привлекательного адвоката в стране», а после ужина подарила ему самый незабываемый вечер, который он когда-либо проводил в Новом Орлеане, что свидетельствовало о многом. Не прошло и недели, как она переехала к нему. Нью-йоркские репортеры светской хроники скрепили их отношения жирным шрифтом. Перри была достаточно умна, чтобы не заводить пока разговора о браке, хотя вопрос этот каждое утро не давал покоя обоим, словно дамоклов голубь, бьющий крыльями над подносами с завтраком. У Бойса, конечно, имелось оправдание: предыдущие четыре жены. Это, конечно, заставляло Перри призадуматься. Ни одна романтичная женщина даже в глубине души не мечтает стать миссис Номер Пять.
После телефонного разговора с Бет Бойс позвонил Перри. От восторга у нее перехватило дыхание. Заполучить такую сенсационную новость раньше других! Порой ее честолюбие настораживало Бойса, как, по правде говоря, и необычайная ловкость в постели. Встретившись лицом к лицу с поистине умелой партнершей, мужчина, даже если он задыхается и радостно ржет в экстазе, не может не задать себе вопрос: Где она этому научилась?
Но сейчас Бойс думал только о Бет, с которой не виделся четверть века.
— Ты рассказал обо всем той женщине, да? — спросила она. — Полногрудой девице в облегающем свитере.
— Совершенно верно. Я хотел, чтобы сегодня внизу собралась большая толпа. Хотел, чтобы американское правительство поняло…
— Оно и поняло. Что Бойс Бейлор — отъявленный эгоист.
Бойс был… ошарашен! Не такого выражения романтических чувств ожидал он обычно от клиенток-просительниц.
— Сегодня я встала в пять утра, — сказала Бет, — и четыре часа провела на шоссе Ай-девяносто пять, чувствуя себя О-Джеем Симпсоном, за которым гонятся с полдюжины съемочных групп программы «Очевидец». А приехав, угодила в твою адскую рекламную машину. Так что извини, но я не расположена лизать тебе задницу.
С этими словами она села и начала снимать перчатки. Бет носила их всегда — по той простой причине, что в них оставались нежными руки. Когда она вышла замуж за кандидата в президенты и перестала разыгрывать из себя невинность, пресса не преминула подобрать подходящую метафору: «железный кулак в бархатной перчатке».
Бойс просто не мог не смотреть, как она стягивает их палец за пальцем в невероятно сексапильной манере Барбары Стэнвик, тем самым явно предлагая перейти к делу. Он был не в силах отвести от нее взгляд. Мужчины есть мужчины, все до одного — глупцы, но, увидев Бет так близко, Бойс удивился, зачем это Кену Макманну нужно было дрючить стольких других женщин, если дома, в его собственной постели, каждую ночь ждала столь страстная жена. Она была на несколько лет моложе Бойса, а выглядела, наверно, еще на несколько лет моложе. У нее были аристократические скулы и черные волосы, тронутые сединой, которая придавала черному цвету густоту и блеск. Она смотрела прямо на собеседника — оценивающе, но без неприязни. Ее полная, статная фигура не была испорчена родами. Будь она актрисой, ей досталась бы роль предприимчивой деловой женщины, которая оказывается настоящей пантерой в койке. Бойсу вспомнилось, что всякий раз, когда он шел за ней следом и смотрел, как восхитительно и сексуально она покачивает попкой, от вожделения у него обрывалось сердце и пересыхало во рту.
И вот, двадцать пять лет спустя, она пришла к нему в кабинет — в качестве клиентки.
— Кофе, снятое молоко, один кусочек сахара. — Она скрестила ноги в черных чулках. Он услышал чарующую мелодию трения нейлона о нейлон. — Ну, как поживаешь, Бойс?
И тут до Бойса Бейлора, льва американской адвокатуры, дошло, что меньше чем за полминуты его низвели до положения официанта — в собственном логове с видом, которому позавидовал бы и Господь Бог, в окружении стен, столь обильно увешанных почетными дипломами и фотографиями, свидетельствующими о его могуществе, о его величии, что даже штукатурка скрипит от напряжения. Нет, нет и нет. Так дело не пойдет. Это никуда не годится. Он должен стать хозяином положения как можно скорее.
Бойс позвонил, заказал кофе и, сев напротив, сказал:
— Не так уж плохо. В убийстве пока не обвинили.
Она слабо улыбнулась ему.
— Почему, — спросил он, — ты не позвонила мне раньше?
— Хотела подождать и посмотреть, насколько плохо пойдут дела. Я не предполагала, что всё так обернется. И считала, что, если найму адвоката, положение и вовсе покажется безнадежным.
Бойс молча, глубокомысленно покачал головой. Как часто ему приходилось это слышать!
— Как бы то ни было, — сказала она, — я перед тобой. Почти на коленях.
Эти слова он расценил как лишний повод взглянуть на ее коленки.
— Колени у меня подкашиваются потому, — сказала она, — что я четыре часа просидела на заднем сиденье джипа Секретной службы. Но если хочешь, считай, что я перед тобой унижаюсь.
Издевается! Это невыносимо.
— Наверно, тебя сильно допекли, — сказал он, — если ты пришла ко мне.
— Меня обвинили в убийстве. Думаю, это определяется и словом «допекли».
— Но почему ко мне? Есть много хороших адвокатов, которые с удовольствием взялись бы за это дело.
— Бойс, если хочешь, чтобы я сказала: «Потому что ты лучший», — я скажу.
— Бет, — сказал он с улыбкой, — я знаю, что я лучший. Не пойми меня превратно, но прошли те времена, когда я нуждался в твоей похвале.
— Да, ты преуспеваешь. Безусловно. Потому я и здесь, не правда ли?
Он подумал: Сначала ты бросаешь меня, а потом заявляешься сюда как ни в чем не бывало и садишься, скрестив свои потрясающие ножки — поощряя… ухаживания?
Бойс тут же решил взяться за это дело.
— По дороге сюда, — сказала Бет, потупившись, — где-то между Балтимором и Уилмингтоном, я пообещала себе, что не стану просить прощения. Потом, когда мы добрались до дорожной заставы у въезда в Нью-Джерси, решила извиниться. А в Ньюарке опять расхотела.
— А что тебе захотелось в Туннеле Холланда?
— Повернуть обратно. Но в туннеле это мудрено. Недовольны водители встречного транспорта.
— Ну, обо всем этом можно поговорить как-нибудь в другой раз.
— Наверно, лучше поговорить об этом сейчас. Я бы предпочла убедиться, что ты настроен решительно. Если у тебя душа не лежит к моему делу, я не хочу, чтобы это выяснилось во время заключительных прений.
А она осмотрительна.
— Это тебе не «Касабланка». А это, — продолжал он, показав на свою Стену Самолюбования, где, как заметила Бет, по-прежнему висела вставленная в рамку официальная фотография его бывшего тестя, принца Бад-Саксонского-Вюртбургского, — не кафе «У Рика». Я добился успеха. И дела у меня идут просто прекрасно. По правде говоря, я довольно быстро с этим свыкся.
— Я и не тешу себя тем, что погубила твою жизнь.
Не тешит себя? Тем, что погубила мою жизнь? Черт подери…
— Я живу очень хорошо. — Он кивнул в сторону Стены Самолюбования. — Как видишь.
Она взглянула на стену.
— Вижу. Я…
— Что?
— Я же пыталась с тобой связаться. После того как мы перебрались в Белый дом. Ты не отреагировал на четыре приглашения. На официальные обеды.
— Наверно, где-то потерялись.
Бет улыбнулась:
— Приглашения в Белый дом не теряются, Бойс.
— Возможно, это было во время процесса. Честно говоря, когда я выступаю в суде, ни один прибор не зарегистрирует землетрясение.
— Значит, это наверняка было во время четырех судебных процессов, ведь мы четыре раза тебя приглашали. Я собиралась посадить тебя рядом с принцессой Каролиной. Зная, как тебе нравятся принцессы.
— Она состояла в родстве с моей женой. Каким-то образом. Все они — потомки королевы Виктории. — Он уже бормотал себе под нос.
— По словам сотрудников протокольного отдела, они еще никогда не слышали, чтобы кто-нибудь игнорировал четыре приглашения на официальный обед в Белом доме. Ты попал в «Гиннессову книгу мировых рекордов».
— Во время процесса по делу компании «Майкродот» умер один из моих тестей, а я был так поглощен этим делом, что даже не пришел на похороны.
Бойс услышал тихий голос компьютера гоночной машины: Тормози, тормози.
— Ну, — решительно сказал он, — так о чем мы будем говорить — о моих дурных манерах или о твоем деле?
— Я еще не уверена, — сказала Бет, — что ты настроен должным образом. Если ты собираешься взяться за это дело, мне нужно твердо знать, что ты на моей стороне — всей душой.
— Душевные переживания — не мой профиль, мое дело — ходатайства.
— Ни за что не поверю.
— А с чего ты взяла, что я решил этим делом заняться?
— Бойс! — Бет рассмеялась. — Как бы ни складывались наши отношения, мне трудно поверить, что ты откажешься от этого дела.
Она улыбается. Боже мой, эта женщина торжествующе улыбается.
— Я не допускаю, — продолжала она, — даже мысли о том, что это судебное разбирательство пройдет без твоего участия — ведь его называют «процессом тысячелетия». Это невозможно представить.
Он не смел ей перечить, он был у нее под башмаком. Оставалось лишь сделать вид, будто он единолично хозяйничает в том углу, в который она его загнала.
Он устремил на нее самый бессмысленный и безжалостный испепеляющий взгляд, на который только был способен — тот, что приберегал для наиболее изнурительных перекрестных допросов. А она в ответ лишь пристально смотрела на него до тех пор, пока ему не осталось ничего другого, кроме как постараться не смеяться над собственной беспомощностью.
— Хорошо. Я возьмусь за это дело.
— Благодарю.
— Однако прошу понять, понять недвусмысленно, что всем распоряжаюсь я.
— Разумеется.
— Нет, так не пойдет. Подними правую руку и скажи: «Я, Бет Тайлер Макманн, торжественно клянусь, что Бойс Бейлор будет от начала до конца, целиком и полностью, на все сто процентов единолично распоряжаться моей защитой. Да помогут мне Бог, Иегова, Аллах, Будда, Вишну и все прочие боги, при сем не упомянутые».
— Клянусь.
Потешив свое самолюбие, Бойс поднялся.
— Здесь есть подземный гараж, так что ты сможешь избежать встречи со своими поклонниками-репортерами.
— А ты не хочешь узнать, удастся ли мне это сделать?
— Очевидно, ты никогда не практиковала в качестве адвоката. Меньше всего мне хочется выслушивать от своих клиентов именно рассказы об этом.
Бет стояла со смущенным видом смышленой школьницы, которой только что сделали замечание за то, что она сморозила на уроке какую-то глупость.
— Завтра утром я прилечу в Вашингтон, и мы приступим к работе.