Четыре месяца назад
Сабине никогда особо не нравились прогулки по пляжу. Она предпочитала поездки по городам или походы и катание на лыжах в горах. Если не удавалось избежать пляжного отдыха с друзьями, она предлагала озера, такие как Лаго Маггиоре или Мекленбургское поозерье. Морские просторы обычно вызывали у нее странное беспокойство. Психоаналитику не понадобилось бы и пяти минут, чтобы понять, что это было связано с ее проблемным детством на Пёле. В зависимости от обстоятельств, все итак проистекает из детства.
В этот день она дала себе толчок и пошла к морю, это даже стоило ей меньших усилий, чем она думала. Прошло всего тридцать часов с тех пор как Сабина приехала на Пёль, но она постоянно сталкивалась с прошлым. Может быть, пришло время перечеркнуть эти давно ушедшие года. Не в том смысле, чтобы отрицать их, как Сабина делала раньше, а в том, чтобы принять их как неизбежный факт. Те годы сделали ее сильной. Кто знает, где бы она была, если бы не начала так рано конфликтовать и сторониться других? Кроме того, в ее жизни были и приятные моменты и события, когда Лея была совсем маленькой, или когда в двенадцать лет Сабина выиграла соревнование по плаванию среди молодежи и смотрела в гордящиеся ею лица родителей. Не все было так уж плохо, да и кто сказал, что у людей, у которых было счастливое детство, автоматически была и счастливая жизнь?
Сабина всегда думала, что ее недолюбливали на Пёле в целом и Кальтенхузене в частности, поэтому она уже тогда решила не любить родину. Но теперь оказалось, что она вполне хорошо ладила с Харри и Маргрете, что даже старик Бальтус считал ее достойной уважения, а Юлиан когда-то посвятил ей песню. Сабина сняла обувь. Земля под ее босыми ногами, холодный, мокрый песок меж пальцев напоминали ей о ее корнях. Где еще можно было походить босяком по нетронутой земле?
Пляж не только был местом для всех людей, но и местом бесконечности. В теплом песке растворялись почти все правила и условности. Человек был голым или почти голым, манеры были неважны, можно было лежать среди древних скал, под парящими в небе чайками и на несколько часов представить себя первобытным человеком, которого не угнетает бремя цивилизации. Человеком, сбежавшим от работы, домашних обязанностей, необходимости зарабатывать деньги и у которого есть возможность быть предоставленным самому себе.
На пляже было немного людей, так как погода была переменчивой, кроме того до маленького кальтенхузенского пляжа было не просто добраться, хорошо знаком он был только местным жителям. Сабина была практически одна, не считая пожилой пары с собаками, девушки, занимающейся пробежкой и какой-то веселой компании. Подростки были примерно в том же возрасте что и Лея с друзьями, когда их компания начала медленно разваливаться, а Майк занялся продажей наркотиков.
Знала ли Лея об этом? Сабина была последней, кто стал бы защищать сестру, но вот в то, что младшенькая увлекалась наркотиками, она поверить не могла. Наркотиками Леи были книги и песни, чувственные моменты и фотография, которую она недавно открыла для себя. Ну и, конечно же, она сама, ее привлекательная внешность и имидж принцессы. Ее сестра была уверена в себе и поэтому не нуждалась в том, чтобы искусственным образом получать кайф, употребляя какие-то вещества и тем самым самоутверждаться.
То же самое касалось и Юлиана. Он был слишком мечтательным, идеалистическим человеком, чтобы ввязываться в какие-то криминальные махинации или становиться наркозависимым. Майк напротив был человеком, как будто созданным для всяких темных дел: хвастаться деньгами, притворяться богатым, быть маленьким богом, которому что-то приносили в жертву те, кто нуждался в нем — все это подходило ему. Действительно ли Жаклин десять лет назад шантажировала его тем, что знала о его прошлом? С уголовно-правовой точки зрения эти преступления подпадают под действие закона о сроке давности. Конечно же, репутация Майка пострадала бы, если бы Жаклин заговорила о том, чем он тогда занимался. Но из-за этого бросить женщину, которую любишь, да еще и имея маленького сына? Сабине это показалось несоразмерным и поэтому трудно представимым.
Но что если Жаклин знала другую, еще большую тайну?
Сабина едва не прошла мимо руин монастыря. С пляжа их было почти не видно из-за поросших травой дюн, сосен и буков, а при приближении виднелся лишь самый высокий кусок от стены. Когда ветер шелестел в ветвях деревьев, как в этот день, а в воздухе висел туман, то создавалось впечатление, что руины хотели спрятаться от людей при помощи стихий. Береговые ласточки, вившие гнезда в бесчисленных дырах в стенах, напротив летали целыми стаями. Их не было видно с береговой стороны, но подойдя поближе, можно было увидеть как маленькие птицы дюжинами танцевали над дюнами, олицетворяя собой картину жизнерадостности и бодрости.
Странно, раньше она не замечала ничего подобного. Пёль был просто унылым, провинциальным, сонным местом с ничего не выражающей природой, ограниченными и скучными людьми, где даже ровесники были невежественными. Понадобилось сорок семь лет, а также один богатый на уловки человек, ухаживающий за престарелыми, и криминальное дело, которое возможно и не было криминальным, чтобы Сабина начала рассматривать остров в другом свете. Так же как и глаза должны привыкнуть к темноте, чтобы человек смог сориентироваться, так и Сабине пришлось приспособиться к зелени и бесконечным просторам, чтобы сблизиться с Пёлем.
Среди щебетания птиц и шума волн Сабина различила человеческий голос, сначала едва слышный, но становившийся с каждым шагом в сторону руин все отчетливее и яснее. Этот голос был похож на вой сирены, зовущий ее. Немного погодя Сабина догадалась, кому он принадлежал.
Когда Сабина заглянула в стрельчатое окно внутрь заброшенного монастыря, ее подозрения подтвердились. В одном из дворов стоял Харри и кричал на стену, стоявшую примерно в пяти метрах от него. Сабина могла видеть его только сбоку.
— Ч-черт, Майк, в один прекрасный момент мне о-опротивела эта работа. Я просто не мог ее больше в-выносить.
— ...
— Да, п-признаюсь. Я завидовал т-тебе, и одновременно презирал то, каким способом ты д-добился успеха. Я хотел быть, как ты, и одновременно н-ни за что не хотел стать таким. Спустя годы я р-робко пытался не отставать от тебя, даже когда порвал с тобой. Как ты думаешь, почему я набрал столько п-потребительских кредитов?
— ...
— О н-нет, нет, это прошло, теперь я поборол тебя, уничтожил. Вот только иногда еще... Н-но это не считается. Ты для меня больше не существуешь, т-ты знаешь об этом, поэтому и унижаешь меня, к-как только можешь.
— ...
— Когда-то это был наш «д-дворец», где была сосредоточена наша дружба. Но ты лишился права ступать на эту з-землю. Исчезни! Слышишь, ты должен и-исчезнуть!
— ...
У Харри были слезы на глазах, когда он смотрел на стену, перед которой стоял дух. Которого видел только он, с которым был в ссоре. Один за другим он бросил в духа свои ботинки.
Они ударились об стену, после чего стало тихо.
Харри упал на колени и заплакал. Он плакал горькими слезами как отчаявшийся ребенок.
Сабина на мгновение задумалась о том, чтобы тихо и незаметно уйти. Довольно щекотливая ситуация, подойти ночью к обезумевшему человеку. Как он отреагирует? Стыдливо или гневно?
Но потом она вспомнила, что часто, будучи ребенком, хотела, чтобы кто-то подошел к ней, кто-то, кому бы она могла рассказать все, что являлось непонятным для ее родителей и одноклассников. Например, почему она была такой отталкивающей, почему носила ужасные вещи, надевала шляпу с широкими полями, в которой выглядела просто смешно, отказывалась от всего женственного и мягкого, ненавидела Пёль и еду, приготовленную матерью, рыболовецкое судно отца, музыку и книги Леи. Но к ней ни разу не подошел такой слушатель. Сабину просто считали трудной, держащейся особняком, а некоторые даже сумасшедшей.
Теперь и Харри считался сумасшедшим. Конечно, он был уже не ребенок. Но у него в голове не было ничего кроме детства. И его никто не слушал.
Сабина кашлянула, но он не услышал ее. Тогда она сказала:
— Харри?
Он поднял голову. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, не предпринимая никаких действий. В конце концов Харри встал и направился к ней. Они стояли друг против друга, разделенные выступом стрельчатого окна. Сабина молниеносно прокрутила в голове все возможные ответы на все возможные упреки. Почему ты подслушиваешь меня? Чего тебе здесь надо? Почему ты шпионишь за мной? Однако Харри просто начал рассказывать.
— М-майк уговорил меня тогда заняться страховками и другими инвестициями. Я до сих пор слышу как он увлекательно р-рассказывал. «Нам просто нужен дорогой костюм, обучение торговле нам оплатит концерн, на который мы р-работаем, он также будет выплачивать хорошие комиссионные. К-классно, да? Чтобы продавать машины, нужно годами у-учиться, а продавать страховки можно будет, пройдя краткий курс обучения. Инвестиции расходятся как горячие пирожки, ты звонишь кому-нибудь в дверь, почти каждый в-впускает тебя и почти все заключают договор». Я сказал ему, что вообще-то хочу стать р-рыбаком, как мой отец, и его отец и отец его отца, но он просто отмахнулся от меня.
Харри вздохнул и оперся на локти.
— Л-ловлей рыбы много не заработаешь,— сказал мне Майк. ― Ты и М-маргрете, у вас же даже не хватает денег, чтобы п-подарить вашей матери на день рождения морозильную камеру, о которой она так мечтает. Что толку, если теоретически можно купить все, но на деле это н-невозможно? Не для этого упала эта ч-чертова стена. Она упала, чтобы мы наконец могли зарабатывать хорошие деньги и исполнять наши желания. Присоединяйся, Харри. Мы до сих пор все делали в-вместе, делились заботами, надеждами, желаниями... Прежде всего желания стали важнее в первые месяцы после падения с-стены. Казалось, что все в-вдруг стало возможным. Более того, это казалось вероятным. В том числе с-собственность и имущество.
В общем, я согласился. После этого мы направились к легковерующим, чтобы продать им снаряжение для э-эльдорадо. С девяностого до середины девяносто первого года восточные немцы брали почти все, ч-что совали им под нос: инвестиционный фонд, средства которого вложены в акции других компаний, страхование жизни и договоры о предоставлении кредита на строительство или покупку собственного жилья, с-соглашались ежемесячно платить высокие взносы. Они не понимали, что деньги, которые они однажды получат, это по большей части их собственные деньги. Они не п-просчитывали все наперед, не знали меры. Думали, что им нужно только вытащить лопатой г-гравий из ручья и просеять золото.
М-меня воротило с души, когда я с-сидел за бесчисленными кухонными столами и в один прекрасный момент, я начал предупреждать их, чтобы они не слишком т-тешили себя надеждами и оставались реалистичными. Тогда они начинали нервничать и упрекали меня в том, что я хочу с-сбить их с толку. — Это верно,— говорил я,— хорошенько е-еще раз все обдумайте. Именно это они и делали, и на другой день заключали договор с другой к-компанией, которая п-предлагала меньше, но чьи сотрудники рассказывали этим людям то, что они хотели слышать. Через год я был просто никакой и почти ничего не зарабатывал.
— Честность всегда оплачивается меньше чем ложь.
Харри усердно закивал.
— Это ты можешь говорить в-вслух. Майк заработал много д-денег и порвал со мной связь. Впервые он был в такой области, в которой я не мог следовать за ним, успешным человеком, со способностями выше среднестатистического уровня. Я как-то... как-то даже не хотел следовать за ним, но был слишком труслив, чтобы сказать ему об этом. Он был моим л-лучшим другом, в то время даже единственным. Я пытался не отставать, п-позволяя себе вещи, которые совсем не мог себе позволить. Постепенно я сам стал тем, кого обманывал р-раньше, с разницей лишь в том, что я перехитрил самого себя. Только после того как я на какое-то время расстался с М-майком, проходя гражданскую службу в Тюрингии, я стал смотреть на вещи н-немного яснее.
Харри немного помолчал, словно упомянул имя покойного. И действительно дружба с Майком угасла в те времена и, в конце концов, была похоронена. Самое важное, что было в его жизни.
— Значит, в то время ты поклялся, что никогда не станешь как Майк, что всегда будешь против него,— добавила Сабина. — Но именно поэтому ты так и не отделался от него.
Он подумал какое-то время, потом сказал:
— Большинство л-людей думают, что зависимым становишься от того, что хоть раз попробовал и насладился. Но можно быть одержимым и от вражды, борьбы и ссор и ... — Он снова ушел в себя. — Честно говоря, у меня и нет ничего д-другого.
— А что с твоими детьми? Маргрете упоминала, что ты был два раза женат и в каждом браке есть ребенок.
— Мой одиннадцатилетний с-сын считает меня п-пустым местом, моя пятнадцатилетняя дочь рассказывает в школе, ч-что я ее у-удочерил, так сильно она м-меня стыдится. Я не усложняю никому жизнь и не навязываюсь. Может они и п-правы. Наверное, я и правда п-пустое место. Как ты считаешь?
— Я не считаю тебя пустым местом.
— А с-сумасшедшим?
— Потому что тебя постоянно тянет сюда?
— И потому что я разговариваю сам с собой. Все думают, что я сумасшедший. Пьер, М-маргрете, весь мир...
— Ты время от времени видишь призраков? Ну и что? Бывает и хуже. В некоторых культурах перед тобой бы даже сегодня падали на колени. Смотря под каким углом на все это посмотреть.
— Ты с-серьезно?
— Однажды я целый час разговаривала со своими мертвыми родителями, упрекала их и задавала вопросы, при всем при этом я не верю в жизнь после смерти. Не меньшее сумасшествие, не так ли? Да и вообще, кто сказал, что твои галлюцинации являются проблемой, а не отдушиной или даже терапией, хм?
Он улыбнулся и смущенно, почти по-мальчишески уставился в землю.
— Тем не менее, — добавила я. — Ты должен как-то разнообразить свою жизнь, не сосредотачиваться только на этом, воспринимать и нечто другое. Если только и делать, что враждовать да ухаживать за неживыми предметами, то со временем можно стать одиноким и нелюдимым человеком.
Кажется, это предложение понравилось Харри, потому что он активно закивал и облокотился на подоконник времен поздней готики.
— Ты классная,— сказал он, взял ее за руку и улыбнулся ей, пробудив в Сабине худшие опасения.
Уж не влюбился ли он в нее? Она прекрасно понимала Харри, как и всех неудачников и одиноких волков, могла оставаться с ним в контакте, время от времени сходить выпить пива. Но не более того.
К счастью ее опасения тут же развеялись.
— Ты настоящий друг, х-хромоножка. Так как ты уже со мной уже давно никто не г-говорил. С тех пор как мы поссорились с Майком. Я был бы р-рад, если бы мы стали друзьями. Кроме того, это было бы хорошее начало для иного в-восприятия мира, как ты и советовала.
— Будет сделано, З-заика,— ответила Сабина, и, ударив по рукам, они стали друзьями.
Однако Сабина не была ни слепа, ни глупа. В девяностом году, в том году, когда Майк начал торговать наркотиками, Харри еще был его лучшим другом, поэтому должен был знать о торговле наркотиками, возможно даже сам занимался этим. В таком случае было целесообразнее не ходить вокруг да около, а напрямую спросить подозреваемого о преступных действиях.
— Я недавно была у старого Бальтуса, — как бы между прочим сказала Сабина. — Еще есть надежда, что он откажется от своего плана застройки. Мы разговорились, и я кое-что узнала. Среди прочего, он рассказал мне, что Майк торговал наркотиками. Ты наверняка вместе с ним, или как?
Харри ожидаемо был совершенно не готов к такому вопросу.
— Ч-что? Но это... э-это...
— Прошла целая вечность, поэтому это дело утратило силу за сроком давности. Не волнуйся, я не собираюсь тебя критиковать. Я хоть и полицейский, но сама тоже разговаривала по телефону за рулем, ездила на служебной машине по личным делам, скрыв это, или не декларировала в аэропорту привезенный из Англии джин.
Во время допросов Сабина придерживалась правила номер пять. Поставив торговлю наркотиками на одну ступень с более мелкими преступлениями, она тем самым сглаживала острые углы, чтобы собеседнику было проще признаться в содеянном.
— Ты можешь спокойно мне все рассказать. Мы же друзья, уже забыл? Майк уговорил тебя присоединиться к нему, как тогда с инвестиционным консалтингом.
— Хм, знаешь... Да, это так. Но я уже д-даже и не думаю об этом.
Джек-пот. Поставила все на кон и выиграла. Большинство людей ей бы не удалось заставить говорить при помощи этой маленькой уловки, по крайней мере, не только благодаря ей одной. Однако Сабине сыграли на руку некоторые как нельзя удачно сложившиеся обстоятельства. Харри, уже несколько лет тосковавший по дружбе, только что обрел в лице Сабины подругу. Кроме того, этой темой она застала его врасплох. И не в последнюю очередь, торговля наркотиками действительно велась очень давно и Сабина знала из опыта, что со временем у преступников возникает «размытое» отношение к совершенному ими преступлению, словно оно медленно растворяется в воде как таблетка. Доходило до того, что некоторые убийцы через сорок лет после преступления рассказывали о нем своим внукам как о приключенческой истории.
— Ты сам что-нибудь употреблял? — спросила она.
— Н-нет,— решительно ответил он.
— Я как-то попробовала коноплю, но мне не очень понравилось, и я бросила это дело. Значит, вы обеспечивали наркотиками людей из вашего окружения, да?
Харри переминался с ноги на ногу, как будто ему было холодно.
— Ну да, о-окружение... Я не з-знаю.
— А что с вашей компанией? — неумолимо продолжала выпытывать Сабина.
Несмотря на испытываемую ею симпатию к Харри, она не теряла из виду своей задачи, а именно расследовать исчезновение Юлиана.
Его глаза хаотично сверкали, тема ему явно не нравилась.
— Только П-пьер и Жаклин. — Он посмотрел на часы. — Мне п-пора. В К-кирхдорфе сейчас начнутся похороны.
— Ясно. Удачи. Кстати, что можно пожелать копателю могил? Чтобы лопата не сломалась?
Неудачная шутка вызвала у Харри улыбку. Отходя назад, он попрощался с Сабиной, неуверенно размахивая руками.
— Ах, Харри, еще кое-что,— крикнула она, когда он уже почти завернул за угол. — А Юлиана вы случайно тогда не снабжали?
— Юлиана?
Харри застыл и уставился на стену, как будто мог видеть сквозь нее и там найти ответ.
— Ты не находишь странным его исчезновение? Просто никак не могу выбросить это из головы. Ведь могло быть так, что он, находясь под кайфом, пошел купаться в море или выпал из лодки. Особенно, если употреблял наркотики впервые...
— Он н-ничего не употреблял,— поспешно сказал Харри. — Для этого он был слишком похож на меня.
— Слишком благоразумный? — спросила она.
Слишком п-простодушный,— ответил он через несколько секунд. — Слушай, мне правда п-пора.
— Знаю, тебя ждет труп,— улыбаясь сказала Сабина, и после того как Харри ушел, тихо добавила: — И меня тоже.
Это дело было слишком простым, прямо как по учебнику: В конце 1990 года Юлиан узнает о том, что Майк и Харри торгуют наркотиками. Он испуган и разочарован, возникает ссора, он угрожает друзьям и немного погодя его убивают, либо намеренно либо в состоянии аффекта. Бальтус видел Юлиана в последний раз, когда тот шел в сторону монастыря, что указывает на то, что местом преступления были либо сами руины, либо их окрестности. Майк и Харри тащат тело сто метров к причалу, кладут его на весельную лодку, утяжеляют камнями или еще чем-нибудь и бросают в море, где тело исчезает навсегда.
Вот и вся история.
Это было убийство для начального курса по криминалистике, и конечно все могло произойти именно так. «Трудно поверить,— подумала Сабина,— но иногда в жизни бывает так, что внешность не обманчива, и все невероятно просто».
Но даже этот тезис оставлял некоторые вопросы открытыми. Как у Майка и Харри оказались паспорт и одежда Юлиана? Не слишком ли было рискованно топить тело в море, где подъемные силы тела усиливаются через несколько дней? Почему они оставили лодку плавать в море? И как Жаклин узнала об убийстве, если конечно вообще узнала?
Конечно, все могло быть совершенно иначе и намного сложнее.
Или вовсе нет. В таком деле как это, которое даже не было делом как таковым, все зависело от точки зрения, с которой рассматривались скудные факты. И это тоже причислялось к основному курсу в полицейской школе. Если не знать, что ты имеешь дело с пазлом, то он является не более чем кусочком отпечатанного картона. И наоборот, если исходить из того, что имеешь дело с криминалистическим пазлом, то каждый отдельный кусочек автоматически становится уликой, даже если на самом деле это отпечатанная картонка, не имеющая никакой ценности.
«Может,— продолжала раздумывать Сабина,— я просто что-то конструирую в голове и выгляжу абсолютно смешно. Что молодой человек решает исчезнуть тайком, что отец семейства рушит семью ради другой женщины, что двое двадцатилетних парней становятся преступниками — все это старо как мир. Один плюс один плюс один по-прежнему равно трем, а не сто».
С другой стороны можно было везде и всюду выглядеть смешно, не важно, делаешь ты что-то или нет. Решив надеть очки с затемненными стеклами, было бы глупо снять их посреди дороги и передвигаться вслепую. Нужно было раз и навсегда принять выбранный однажды сценарий — или отказаться от него.
Если Сабина смотрела на факты через затемненные очки, особенно на то место, в котором она находилась, «дворец», где собиралась компания, то оно выглядело скорее как кладбище. Цветочные кусты, посаженные Харри, почти полностью стертые им граффити, удаленные сорняки — ухаживал ли он только за похороненной дружбой? Или за настоящей могилой?
Сабина бродила по дворам руин, в поисках чего-то, что не вписывалось в общую картину «дворца». Это могло быть все что угодно, какое-то сиденье, трудно различимая надпись, символ, особенно пышно цветущее растение. Она педантично оглядывалась вокруг, ощупывала стены, залезала на них, чтобы рассмотреть место сверху, снова спускалась, ползала на коленях по траве, все время думая о том, насколько это было смешно. Сабина обнаружила множество надписей, большинство из них почти невозможно было прочесть, потому что они заросли лишайником. Это были такие нацарапанные слова как «Любимое окно Харри», «Место дружбы», «Постоянное место Майка» и прочее. За колючей изгородью ежевики, почти скрытые ею, были высечены имена членов группы.
Сабина внезапно почувствовала, что была не одна. Возможно, это была выработанная ею годами интуиция, может какое-то крошечное изменение, какая-то тень поблизости, звук дыхания между порывами ветра.
Кто-то стоял позади нее, всего в нескольких метрах, под каменной аркой между двумя дворами. Сабина еще не успела обернуться, как у нее пробежал холодок по спине, потому что она чувствовала, более того знала, кто это был.
— Здравствуй, Лея, — сказала она.