Четырьмя месяцами ранее
— Вау, ч-черт, не могу поверить, это б-безумие.
Харри держал в руках договор купли-продажи руин. Он прочитал каждое слово минимум три раза, проводя пальцем по подписям отца Бальтуса и дедушки Сабины и Леи. Он по очереди лучезарно улыбался Сабине, Маргрете и Лее, которые собрались вокруг документа на кухне у Петерсенов.
В конце концов, его взгляд снова остановился на Сабине.
— В-вот оно! Мы с-спасены! Это л-лучшее, что могло произойти! Черт, эй, это п-просто безумие.
Маргрете сказала глубоким, звучным голосом:
— Да, здорово. Успокойся уже.
Лея имела в виду то же самое, когда сказала:
— Это же не великая хартия вольностей, Харри, а просто договор о покупке пустыря.
Сабина могла его понять, наверное, единственная из всех. «Дворец» был для Харри символом, святыней, в которой хранилось лучшее, что было в его жизни — память. Наверняка другие члены группы тоже скучали по этим стенам, как многие люди во взрослом возрасте скучают по детской площадке, где раньше играли или по саду бабушки и дедушки, где летом срывали с деревьев вишни. Большинство вынуждено смириться с тем, что вещи не могут сохраняться вечно, они меняются, продаются, уступают место улице или парковке... Но у Харри было не так. Даже через тридцать лет он будет вспоминать в руинах молодость, каждый отдельный день. Может, он даже умрет там.
Он взял Сабину за руку.
— С-спасибо. Большое, большое спасибо. У тебя п-получилось супер.
— Не за что. Мне помогала Лея.
Харри и Лея кивнули друг другу, но их взгляды встретились лишь на мгновение. Они были чужими друг другу, разделенные не только двадцатью тремя годами, в течение которых не общались, но и тем, какой была их сегодняшняя жизнь. Жизнь Харри состояла из Пёля, руин монастыря и погребением умерших, жизнь его сестры — из труда и хлопот. Жизнь Леи, напротив, насколько могла судить Сабина, состояла из работы фотографом, художественного толкования различных объектов, в обращении с опытной, интернациональной публикой и, похоже, из флирта с красивыми мужчинами. В ветхом, как внутри, так и снаружи, доме Петерсенов, она выглядела как свежая лилия в букете засушенных цветов.
— У меня есть к тебе одна просьба, — обращаясь к Харри, сказала Сабина.
— В-все, что хочешь, — подтвердил он.
— Я хочу, чтобы мы все вместе провели вечер. Еще сегодня.
— К-классная идея!— крикнул Харри. — У нас все-таки есть повод отпраздновать.
— Говоря все, я имею в виду всех тогдашних детей Кальтенхузена, короче, вашу компанию и меня.
— Ч-черт.
Это ругательство, конечно, предназначалось Майку.
— Черт, — повторил Харри, закрыв лицо руками.
Маргрете толкнула его в бок.
— Да ладно, не веди себя так. Тебе все-таки удалось сохранить эту дурацкую груду камней, ради этого можно и переступить через себя. Кроме того, вам и, правда, уже пора пожать друг другу руки. Вы же не можете вечно...
— Л-ладно, все, я тебя услышал, — прикрикнул Харри на сестру.
— Не плохо. Но вот понял ли ты?
Харри внимательно рассматривал документ, который держал в руках, ощупывал бумагу, после чего снова бросил на Сабину благодарный взгляд.
— Хорошо. Д-договорились, — он встал. — Но прежде я хочу посмотреть на глупое лицо Бальтуса, когда принесу ему благую весть.
Сабина взяла договор и, сложив, убрала его в карман кофты. Втроем они смотрели из окна кухни, как Харри, словно веселый мальчишка, выбежал из дома и окунулся в сумерки, опустившиеся на Кальтенхузен.
— Я удивлена, — сказала Лея, дотронувшись до плеча Сабины. — Приятно удивлена. Предложение провести вместе вечер, могло быть высказано и мною.
Сабина улыбнулась. Для того, что она намеревалась сделать, такой вечер был просто необходим. Но, к сожалению, вечер не будет хорошим.