- Ты не очень-то скалься, собака! - краснея от злости, кричал полицай. - Гляди у меня!..
Корницкий хмурился, когда Хаецкий рассказывал ему про такие стычки.
- Чтоб это было, Рыгор, последний раз! Сдерживай себя. Напрасно ты ляпнул, что Фомка дает тебе какие-то поручения...
- Я, Антон, сказал верно... Либо батрачку подобрать, либо самогонки выгнать... Понимай как хочешь.
- Все равно ты не должен распускать язык. Я сам еще не уверен, для чего им потребовались дикие кабаны. Поживем - увидим. Когда про них спрашивал главный немецкий лесничий из Барановичей, это иное дело. Он охотник. И вдруг - Фомка-полицай! Мне кажется, тут может быть кое-что интересное и для нас. Когда обещали прийти хлопцы из Ляхович?
- Завтра в восьмом часу. Встреча под виловатым дубом.
- Хорошо. Я с ними поговорю. А ты послезавтра собирайся к Василю Караваю. Скажи, что его ожидает Пчела.
Назавтра "ляховичские хлопцы" уходили от Корницкого нагруженные толовыми зарядами. Мелешко отрывал эти заряды от своих ценных запасов словно куски собственного сердца. Многих охотников до зарядов он и в глаза не видел. Корницкий просто приказывал ему подготовить заряды и переправить затемно в дупло старой осины. На другой день дупло это было пустое...
- Антон Софронович! - прислушиваясь к глухому шуму сосен за окном землянки, ныл Мелешко. - Четыре пуда толу как корова языком слизнула. А мы сами не использовали еще ни одного куска. Все занимаемся этими чертовыми землянками! А поезда с немцами тем временем прутся на восток.
- Ты что, подходы к железной дороге знаешь лучше тех, кто тут родился?
- Зато я лучше знаю, как ее подрывать.
- Я то же самое когда-то думал, что как сделаю что-нибудь сам, так никто лучше меня не сделает. - Корницкий поворачивался к нарам, где лежал Лопес. - Помнишь, Хусто, наш первый эшелон около Кордовы?
- Там был мост...
- А кто снимал охрану и закладывал заряды? Кто лучше мог это сделать, как не люди, которые жили неподалеку? Они знали не только где и какой охранник стоит, но даже когда он ходит в уборную. Все тогда сделали три простых испанца-железнодорожника. Мне осталось лишь поджечь шнур. Так ведь такую работу может исполнить и малое дитя, дорогой Князь.
- Вы снова шутите, Антон Софронович! А у меня аж руки чешутся. Так и просятся трахнуть какую-нибудь казарму либо паровоз.
- Еще успеешь. Вот вернется от Каравая Хаецкий, тогда минуты свободной не будет. А сейчас - спать!
Если б Мелешко узнал о планах, которые занимали Корницкого, он бы сразу затих. Может быть, это и хорошо, что человеку не дано читать чужие мысли. Он бы увидел иной раз, что от него потребуют больше, чем он может сделать.
Через три дня после ухода Хаецкого от Каравая неподалеку от Барановичей полетел под откос эшелон с танками. Не успели гитлеровцы очистить и отремонтировать путь, как взлетел на воздух мост на семьсот пятидесятом километре. А с эшелоном горючего, который направлялся на Сарны, произошло нечто неожиданное.. Он запылал минут через десять после выхода со станции. Гигантский огненный факел, освещая на многие километры окружающие поля и леса, ошалело мчался вперед, покуда не начали взрываться цистерны. Густые багровые клубы дыма, перегоняя друг друга, рванулись в небо.
Все это было большой неожиданностью для Фридриха Фенса, наместника гаулейтера по Барановической области. До последнего времени он считал вверенную ему территорию утихомиренной. Те, кого гестапо признало небезопасными для великой Германии, уже давно лежат в огромных рвах. Особые команды, выполняя приказ генерала, действовали в городах и селах области с непоколебимой твердостью. Генерал не слышал ни про один случай, чтоб кто-нибудь из его подчиненных терял самообладание даже от плача ребенка, которого живым кидали в могилу. Поэтому Фридрих Фенс принял благодарность гаулейтера за свои решительные мероприятия как вполне им заслуженную.
И вдруг такой гром среди зимней тишины! Вызвать сюда начальника гестапо!
- Вы скверно выполняете ваши обязанности! - загремел генерал, когда начальник гестапо появился в его кабинете. - Три взрыва за одну неделю! Вы знаете, сколько эшелонов задержано перед Барановичами? Эшелонов, которые так необходимы под Москвой!
- Мы приняли меры, господин генерал. Не сегодня, так завтра, а найдем виноватых.
- Ох, мой бог! О каких виноватых вы говорите, господин полковник! Виноваты все, кто тут еще живой! Я вам не однажды говорил: стреляйте первого встречного из местных людей и вы не ошибетесь. Каждый из них наш заклятый враг. Они спят и во сне видят, что нас уже тут нету. А вот эти бумажки вы видели, господин полковник? Мне перевели их текст, в котором говорится, что большевистские армии гонят нас от Москвы. Почему вы позволяете, господин полковник, чтоб среди населения распространялись такие новости? Завтра я должен знать, кто их распространяет. Запомните это!.. Я должен знать!..
Корницкий ничего не знал про этот разговор в кабинете наместника гаулейтера. Он был занят тем, чтобы взрывы, которые начали устраивать на коммуникациях врага его люди, не прекращались ни на один день.
Однажды посреди ночи к нему явился бывший помощник Василь Каравай; Они обнялись и расцеловались, словно тридцать лет не видели друг друга. Корницкий заметил, что Василь заметно изменился. На нем была зеленоватого цвета бекеша из дорогого сукна, на ногах бурки с отвернутыми вниз голенищами, на поясе - трофейный пистолет "вальтер". Время от времени поглаживая свои пышные рыжие усы на широком лице, Каравай рассказывал о делах. Он командовал уже большим отрядом. Штаб этого отряда размещался в лесу, неподалеку от родной деревни. Территория этого района была очищена партизанами от вражеских гарнизонов. Некоторые полицейские участки Каравай обезоружил без единого выстрела. Для этого он переодевался в форму немецкого офицера, переодевал своих партизан в немецкие шинели и являлся в волость как бы для проверки работы полицаев. Мишка Голубович, который умел говорить по-немецки, был у него за переводчика.
"Бобики" вытягивались в струнку, увидев в казарме гитлеровского майора с сердитыми рыжими усами. Мишка тем временем, лаясь до хрипоты на немецком и русском языках, приказывал начальнику полиции собрать всех своих подначальных будто бы для похода против партизан. И за какую-нибудь минуту от вражеского гарнизона в волости не оставалось никакого следа.
- Переходи, Антон Софронович, к нам, - подымая за столом чарку, предлагал Каравай Корницкому. - Будем, как и раньше, воевать вместе. Принимай от меня командование бригадой. Скоро у нас будут тысячи людей, а под контролем многие районы.
- Нет, Василь, мне и тут хватит работы. Хочу взять постоянное шефство над соседними железнодорожными участками и шоссейными дорогами. Тебе Хаецкий говорил, что мне надо?
- Да. Двадцать отборных хлопцев согласились перейти к тебе. И среди них Мишка Голубович - твой земляк и лучший мой разведчик. Ну конечно, с полным вооружением. Дарю тебе еще десять саней. В общем, делай, как тебе лучше. Ты скоро, наверно, встретишься с двумя интересными отрядами. Одним командует председатель колхоза Никодим Барсук, а другим - бывший офицер армии Микола Вихорь. У каждого из них своя фантазия насчет борьбы с оккупантами... Особенно у Никодима Барсука...
- Например?
Каравай загадочно усмехнулся в свои рыжеватые усы.
- Сам посмотришь. Наши разведчики уже имели стычку с барсуковцами. Мишка Голубович может тебе много рассказать про них интересного.
Корницкий подарил Караваю новенький автомат и к нему два диска. Рассказал, что Вера с хлопцами благополучно добралась до Москвы и выехала оттуда в Свердловск.
У Корницкого было задание Центрального партизанского штаба, которое касалось здешних партизанских отрядов и подпольных групп. Он решил выполнить его в первую очередь одновременно с боевой операцией. Кроме того, у самих командиров отрядов и руководителей подпольных групп могли быть вопросы, которые он помог бы им решить. В то время большая часть партизанских отрядов еще не имела постоянной связи с Большой землей. Антон Софронович захватил с собой рацию, свежие газеты, брошюры. В любой день он мог, когда захочет, разговаривать с Москвою, рассказать про дела в тылу врага.
Корницкого многие знали в этих местах. Знал его и Никодим Барсук. Уже дня через четыре Мишка Голубович, возвратившись из разведки, доложил, что в окружающих деревнях разнесся слух о появлении Пчелы. Великая и неисчислимая теперь у нее сила! И все партизаны одеты по-военному, все чисто побритые и остриженные, все вооружены автоматами. У Пчелы есть противотанковые ружья, пушки, есть даже танки. Она такая же беспощадная ко всем врагам и оккупантам, как и раньше. В одном из местечек около Пинска она взорвала кинотеатр, где было двести гитлеровцев. Около Молодечно спустила под откос вражеский поезд с боеприпасами, около Новогрудка уничтожила целую дивизию эсэсовцев. Корницкий, слушая в землянке эти сообщения Мишки Голубовича, только морщился от неудовольствия. Они еще не сделали и половины того, чего хотелось народу. Успокаивало только одно: выдуманные происшествия происходили далеко от места расположения их лагеря.
Корницкому пока что не хотелось привлекать внимания оккупантов к Пашуковскому лесу. Каравай предупредил его, что в этом лесу, если как следует подготовиться, можно будет встретиться с достаточно крупным зверем. Надо только наладить связь с соседним лесником...
Корницкий послал Никодиму Барсуку записку, чтоб он явился в Пашуковский лес.
НА ВОЛЧЬЕМ ОСТРОВЕ
Целую неделю ждал и не дождался Корницкий ответа на посланную записку. Волчий остров - лагерь Никодима Барсука - молчал, словно его и не было на свете, и все россказни про отряд и его хмурого командира - это досужие вымыслы разведчиков. По-видимому, причиной всего этого была немецкая форма, в которую вырядился сам и вырядил своих друзей Мишка, чтоб безопаснее пробраться в город, в гарнизон. Но то, что вводило в обман встречных немцев, которые здоровались с ним своим лающим "хайль Гитлер", возмутило и насторожило Никодима Барсука. Вдобавок Мишка еще стал выспрашивать, правда ли, что у них есть противотанковая пушка. Может быть, все это и было причиной глухого молчания Волчьего острова. А могло быть и потому, что барсуковцы остерегались расплаты за потасовку с Мишкой и его друзьями.
Занятый этими мыслями, Корницкий сел на коня и направился в дорогу. За ним, сдерживая норовистую Сороку, летел Мишка, теперь уже неизменный спутник Корницкого.
- Отсталые люди! - заговорил Мишка, когда они выехали из деревни на снеговой простор поля, огороженного темной стеной леса. - Но мне кажется, есть там и добрые хлопцы. Стоит их только расшевелить.
- Ты газеты, книжки взял? - перебил его Корницкий.
- Тут, в сумке, - торопливо ответил Мишка и далее добавил несколько обиженным тоном: - Раз был приказ взять, так взял...
- Очень хорошо. Только ты уж не задирайся...
- А когда я задирался? - поглядывая на Корницкого удивленным невинным взглядом, заговорил Мишка. - Если хотите знать, Антон Софронович, кто был самый тихий хлопец в караваевской бригаде, так я вам скажу.
- Ну, кто?
- Я, Антон Софронович.
- Ты?
- А кто же может быть другой? Я только не могу терпеть несправедливости. Где это кто видел, чтоб людей нашей бригады так неделикатно встречали! Это ж австралийские бушмены и то так бы не сделали. А он, Барсук, командует на этом Волчьем острове, как средневековый король! Ну, я...