— Благодарю, брат, — шепнул Антонио Ратмиру напоследок и, отскочив в сторону на заключительном па, послал ему воздушный поцелуй. Ратмир жестом отправил этот поцелуй в сторону графини Терницкой и, раскланявшись, ушёл за колонну, где его уже ждали все скоморохи вместе с Басманным.
Пир продолжался. Царица сидела с угрюмым выражением лица и старательно избегала смотреть на высоких гостей из Италии, увлечённо переговаривавшихся на мелодичном итальянском языке. Пригубив хрустальный бокал с наливкой, она уставила свой мрачный взгляд в другой угол палаты, где за столами расположились бояре.
Внезапно какая-то мысль сверкнула в её тёмных глазах и она, резко склонившись головой к плечу царя, что-то негромко начала говорить. Великий государь вначале слушал её с полнейшим безразличием, но затем его лицо вначале налилось краской от гнева. Ещё через несколько мгновений выражение гнева сменилось озадаченностью, после чего глаза его прищурились и губы растянулись в хищной улыбке…
— Быстро, быстро взяли свои котомки и за дверь! — тихим недовольным голосом скомандовал скоморохам Басманный и сочувственно посмотрел на Ратмира. — Да, брат, досталось тебе от этого поганца. Ну, молодца, что вытерпел, а то не миновать бы политического скандалу. Нам сейчас только этого не доставало.
Скоморохи под его командованием, молча, цепочкой быстро вышли в узкий коридор и направились в свою комнатёнку. Неожиданно дверь, из которой они только что вышли, опять распахнулась, и в дверном проёме показалась коренастая фигура Малюты Скуратова:
— Эй, скоморохи, стоять! — рявкнул он, держа в руке наполненный водкой серебряный кубок.
Скоморохи встали, лицо Ратмира побледнело под маской. Опричник быстро нагнал их.
— Держи, скоморох, это тебе, — неожиданно Малюта Скуратов протянул Ратмиру отливающий серебром в отсвете горящих свечей кубок. — Великий государь тебе посылает холодной водочки прямо со своего стола. Сказал, что молодец, что не дал итальяшке возможности допустить скандал.
— Так я сейчас не выпью, — кукольно-деревянным голосом ответил Ратмир, опустив глаза и не торопясь брать кубок. — Вдруг опять позовут петь, а мне холодное для горла очень некстати.
— Эх, дурашка ты, скоморох! Радуйся, что живым оттуда вышел. Больше тебя уже точно туда не позовут. А вот маску свою мне отдай. Царь веселиться надумал, — Скуратов потянулся было другой рукой к его лицу, но Ратмир ловко увернулся и схватился обеими руками за маску.
— Не могу тебе эту отдать, — кукольным голосом запричитал он. — Клеена она у меня прямо на лицо, отдирать больно, только отмачивать. Давай я тебе другую дам — поновее и почище. Василий, скорее достань из котомки белую с красным маску.
— Ну, ладно, — пожал плечами Малюта Скуратов, продолжая держать в правой руке полный серебряный кубок. — Давай другую, только поскорее. А кубок этот забери.
— Так как же мне его потом вернуть царю? — не поднимая глаз, спросил тем же голосом Ратмир, протягивая Малюте красивую итальянскую карнавальную маску. Взамен он взял протянутый тяжёлый кубок с царскими вензелями.
— А и не нужно тебе кубок возвращать. Это щедрый дар тебе от нашего кормильца, — усмехнулся Малюта.
— Низкий поклон Великому государю, — поклонился Ратмир в пояс Малюте Скуратову и, как бы между прочим спросил: — А что собирается Великий царь делать с этой маской?
— А это уже не твоего ума дело, — неожиданно раздражённо ответил тот, но нехотя пояснил: — Хотя, какая теперь разница. Сейчас наш кормилец кое-кого из бояр уму-разуму будет учить. Из тех, кто больше всех плевался, глядя на то, как ты унижение принимал от этого итальяшки. Сам теперь в маске скомороха просидит сегодня всю трапезу.
Ратмир опять побледнел под маской, но промолчал. Скоморохи зашли в свою комнатушку и тихо расселись по лавкам.
— Я же не знал, что так получится, — неожиданно произнёс Ратмир и прижал руки к маске на лице.
— Невозможно всё угадать, Ратмир. Глядишь, обойдётся, — присел рядом с ним старик Никифор и прикрикнул на остальных: — Что зенки-то вылупили?! Ешьте, давайте, да пейте. Пока до постоялого двора доедем — успеем сто раз изголодаться.
Глава 9
Пока скоморохи трапезничали в своей комнатушке, в большой царской палате продолжался пир. Приглашённые гости оживлёнными возгласами приветствовали очередную смену блюд. Стольничий Василий Хомутов негромко командовал своими помощниками в красивых кафтанах и мягких ичигах, обносивших золотыми тарелками со снедью царский стол. Кравчий следил за тем, чтобы бокалы и фужеры гостей не пустовали, и самолично подливал сладкой сливовой наливки в хрустальный бокал царицы, которая в этот момент что-то увлечённо нашёптывала на ухо Великому государю, кося недобрым глазом в сторону столов с боярами. Те же несколько расслабились — царская водка сделала своё дело. Бояре с раскрасневшимися, потными лицами весело переглядываясь, хватали с золотых тарелок куски мяса, пирогов. Серебряными ложками зачерпывали из больших серебряных ваз отварных раков вместе с кусочки фруктов на грушевом взваре. Серебряными вилками, помогая себе краюшками пышного белого хлеба, перекладывали с огромного золотого блюда куски богато украшенной зеленью и лимонами астраханской осетрины… Они гулко хохотали над шутками боярина Пешкова, увлечённо изображавшего сценку танца скомороха Ратмира и итальянца Антонио.
Вот Великий государь сам зловеще расхохотался в ответ на какие-то последние слова молодой царицы и громко крикнул, обращаясь к сидевшим в углу боярам:
— Эй, вы там — Сёмка Пешков да Антошка Усов, выходите сейчас на круг передо мной.
В зале почти сразу наступила тишина, только посланник папы римского продолжал переговариваться на итальянском со своими соседями по столу, но и он быстро замолчал после нескольких тихо сказанных слов красавчика Антонио. Все присутствующие молча наблюдали за тем, как тяжело, неуверенно выбираются из-за стола бояре Усов и Пешков. С багровыми, растерянными лицами они прошли в центр круга и предстали перед Великим государем и его приближёнными и поклонились ему в пояс.
— А что, поклона большим обычаем я уже не достоин? — насмешливо спросил Иван Четвёртый.
— Прости, Великий государь, — спохватился боярин Пешков и, торопливо сняв левой рукой шапку с головы, правой коснулся левого плеча и поклонился низко, коснувшись рукою пола. Боярин Усов также воскликнул: «Прости, царь-батюшка» и тоже истово поклонился большим обычаем. Сидевший за одним столом с Великим государем боярин Саврасов опустил глаза, чтобы не выдать себя взглядом.
— То-то же! А то я смотрю, вы развеселились не на шутку, не хуже скоморохов, — усмехнулся Иван Четвёртый и заговорщицки переглянулся с царицей. Потом резко хлопнул по столу: — Ну, так тому и быть. Дозволяю одному из вас сегодня потешить нас, повеселить моих гостей. Вот тут у меня припасена дивная шутовская маска. Сказывают, что прямо из Италии, — в руках царя появилась итальянская бело-красная, шелковая маска. — Решайте теперь сами, кто из вас в этой маске всю ассамблею будет наш народ честной веселить. А своему главному шуту — князю Осипу Гвоздеву — дам-ка я на сегодня выходной. Пусть за вашим столом, да на вашем месте попирует всласть. Эй, Осип, иди, садись на боярское место, да пируй там сегодня, — крикнул царь, обращаясь к опешившему тщедушному в шутовском колпаке князю Осипу Гвоздеву: — Давненько ведь среди бояр не сиживал. А нас сегодня позабавит другой боярин. Ну, вы там решили, кто из вас сегодня шутом царским представлять будет?
Багровые от смущения и злости бояре Усов и Пешков старались не смотреть друг на друга. Они стояли, молча, тяжело дыша и опустив глаза в пол.
— Негоже так, Великий государь, уважаемых бояр принижать. Они ведь тебе честно служат, — негромко произнёс сидевший за боярским столом боярин Саврасов Лука Дементьевич. — Зачем на бесчестие верных тебе людей выставляешь?
В палате наступила звенящая тишина. Слышно было только, как потрескивают горящие свечки, и шёпот сидевшего рядом с посланником папы римского Антония, переводившего тому слова боярина Саврасова к явному неудовольствию царского толмача Алёшки Кумачева. Посланник папы пристально посмотрел на боярина Саврасова.
— Кх-м… — только и произнёс Великий государь. Брови его удивлённо поползли вверх, и он медленно повернул голову в сторону боярина Саврасова. Тот смело встретил изумлённый взгляд царя.
— Говоришь, уважаемых бояр принижаю. Верные мне люди, говоришь… И чего это я тогда сюда — в Александрову слободу — перебрался от верных-то мне бояр?! Не знаешь, а, Лука Дементьич? — зловеще тихим голосом спросил Великий государь, не спуская с боярина Саврасова прищуренных глаз.
— На то была великая твоя воля, государь, — не отводя глаз, ответил тот. — А про бояр я правду говорю. Вернее псов они тебе служат, а ты их, Великий государь, на такое позорище выставляешь.
— Ой ли… Позорище, говоришь, потешить царя-батюшку… — царь Иван Четвёртый также медленно отвернулся от боярина Саврасова и пожал плечами. — Ну, тогда сам выручай своих товарищей, Лука Дементьич. Избавь их от позорища. На-ка, держи вот эту масочку и иди сам в круг. Сегодня ты будешь у меня на пиру главным шутом. Да весели народ как следует, иначе не миновать тебе плетей за неподобающее представление, — и царь, не глядя, протянул маску боярину Саврасову.
Бояре Пешков и Усов испуганно переглянулись и, опустив головы, вперили свой взор в пол. Остальные бояре, находившиеся в царских палатах, также опустили глаза и прекратили жевать, боясь привлечь хоть какое-то внимание Великого государя. С большим интересом и вниманием следили за происходящим представители посольств и иных служб, приглашённые на пир.
Белое как мел лицо боярина Саврасова начало синеть. Он не сводил глаз с протянутой в его сторону царской руки с бело-красной шутовской маской и ловил ртом воздух, чувствуя, как невидимый железный обруч сковал его грудь и не давал вздохнуть.
— За что ты так со мной, государь? — внезапно осипшим голосом произнёс он, переводя ошеломлённый взгляд с царской руки на его лицо. — И я, и родители мои, и прадеды мои служили верой и правдой и предкам твоим, и твоему отцу, и тебе, Великий государь.
— Вот и послужи мне сегодня шутом верным! — неожиданно взвизгнул царь и махнул рукой с маской стоявшему рядом Малюте Скуратову. — Вон его из-за стола, да и в маске на круг тащите. Пусть начинает забавлять меня и моих гостей. А то слишком много стал себе позволять, выкормыш боярский.
Лёгкий шёпот пронёсся по царским чертогам. Изумлённые гости в растерянности наблюдали за происходящим. Никто из ближайшего окружения даже и не пытался больше заступиться за бояр. Дьяк Разбойного приказа Лаврентий довольно ухмыльнулся.
Малюта Скуратов, хищно ощерившись, махнул рукой дюжим опричникам, и те, молча вцепившись с обеих сторон в руки и плечи боярина Саврасова, одним махом вытащили его из-за стола, и только треск рвущейся парчи и хрип сопротивлявшегося боярина нарушили установившуюся тишину. Боярина Саврасова протащили в центр круга. Двое дюжих опричников скрутили ему руки за спину, а двое других стали натягивать на лицо бело-красную маску.
— Что же ты делаешь, государь?! — придушенным голосом, удерживаемый на коленях двумя здоровенными опричниками, прохрипел под маской боярин Саврасов. — Что же ты верных слуг своих такому бесчестию отдаёшь?! Это же не мне бесчестие ты наносишь. Это же ты себя позоришь, Великий государь, на весь мир! Вон твои заморские блудливые гости как жадно смотрят да ликуют, что ты им свою слабину показываешь.
В это время посланник папы римского с нескрываемым неудовольствием смотрел на происходящее. Он внимательно слушал толмача Алексея Кумачёва, поджав губы. В какой-то момент посланник хотел было привстать и вмешаться, но Антонио мягко остановил его за руку и что-то тихо произнёс. Посланник недоверчиво посмотрел на него, покачал головой, но сел на место, кинув презрительный взгляд на толмача. Тот с заискивающей улыбкой продолжил торопливо переводить и пояснять происходящее на кругу.
— Отпустите его, — неожиданно приказал царь Иван Четвёртый.
Опричники нехотя отпустили свою добычу, но остались на месте, готовые в любой момент вновь кинуться на боярина Саврасова. Тот с усилием поднялся, стащил с себя маску и, кинув под ноги, растоптал её. Тяжело дыша, потрёпанный, раскрасневшийся, с безумно сверкающими глазами, он гневно посмотрел на царя:
— Доволен ли ты теперь, Государь? Понравилось ли тебе моё представление?
— Пожалуй, — протянул Великий государь, задумчиво глянув на боярина Саврасова, и кивнул ему: — Иди себе, Лука Дементьич, отсюда прочь. О своём решении твоей дальнейшей участи я сообщу потом.
Царь Иван Четвёртый подал знак рукой опричникам и те, подхватив боярина за плечи, увели его с круга за большие тяжёлые двери. Царь взглядом подозвал к себе Малюту Скуратова и что-то прошептал ему на ухо. Тот привычно хищно ощерился, кивнул и быстро направился в ту же сторону. Присутствовавшие в царской палате гости, молча, проводили его долгим взглядом.
— А что это гости мои дорогие мы пригорюнились, да приутихли? — нарочито весёлым голосом воскликнул Великий государь. — А ну-ка Федька Басманов, тащи сюда гусляров, да балалаечников. А ты, Алёшка, переведи нашим дорогим гостям, что сейчас будем танцы танцевать, да тоску разгонять. Я сам с царицей своей вам всем пример покажу!
В это время шедшего по моментально обезлюдевшему длинному, узкому коридору в сопровождении двух опричников боярина Саврасова догнал Малюта Скуратов. Боярин оглянулся, и в глазах его мелькнули ужас и страх. Не помня себя, он, тяжело дыша, на непослушных, ватных ногах побежал вперёд…