— Это я делаю сама, — улыбнулась женщина и, присев на краешек большой кровати, с нежностью стала всматриваться в морщащееся от боли лицо молодого мужчины.
— Ты?! Откуда знаешь рецепт?
— Муж мой покойный был по дипломатической части. И мы с ним более пяти лет прожили в Индии. Там я и научилась у местных лекарей, — просто ответила Мирослава.
Ратмир внимательно посмотрел на неё:
— Так тогдашний посланник царя в Индию Иван Кольчугов был твоим супругом?
— Да, милый. Я очень любила его. И потом его убили подло в Турции. Кинжалом в спину, — Мирослава опустила голову. — После его смерти я живу здесь уже шестой год. Всё никак не решусь принять постриг…
— А детки у тебя есть?
— Теперь нет, — пожала плечами Мирослава, и глаза её повлажнели. — Был у нас сынок Авдеюшка. В честь моего батюшки так назвали. Два годика ему и было. А только в той Индии погиб он от укуса ядовитой змеи. Не успели до лекаря местного довезти. А наш ничего не смыслил в змеиных укусах. Вот тогда я и стала там их врачевание изучать, чтобы других детушек не постигла такая же участь. Многим я тогда смогла жизнь спасти. Только самой больше Боженька детей мне не дал. Вот и задумала я после смерти своего супруга в монастырь уйти. Да что-то сдерживает меня от последнего шага…
— В монастырь всегда успеется уйти, — кинув на женщину быстрый взгляд, ответил Ратмир и протянул ей обратно чашу с мазью. — Убери пока до поры до времени. Вечером понадобится опять. Мне бы поспать немного, Мирослава. Только вот не уверен я, что те ратники предупредили моих друзей-скоморохов о том, что не смогу я сегодня к ним вернуться. Переживать очень станут.
— А я всё спросить хотела. Так ты и вправду скоморох? — принимая чашу, воскликнула женщина.
— Самый настоящий! — улыбнулся своей неотразимой улыбкой Ратмир.
— И тебе нравится мотаться вот так по грязным дорогам в любую погоду и выступать в балаганах по ярмаркам? — искренне удивилась та.
— Представь себе, очень нравится. И мы представляем ведь не только на Руси, но в других странах. Вот на зиму собираемся уехать в Италию или Испанию.
— Вы — скоморохи — как птицы перелётные, — задумчиво произнесла женщина и поёжилась. — Что-то прохладно становится. Накину-ка я халат. И тебе сейчас велю халат мужа принести. Он его успел всего раза два надеть, — глаза её погрустнели, и она нерешительно спросила: — Так осенью тебя уже здесь не будет?
— К концу осени, когда мороз прихватит землю, чтобы ехать было легче, — не замечая грусти в её голосе, отозвался Ратмир и озабоченно добавил: — Так как, матушка Мирослава, можешь ли ты послать своего человека к моим скоморохам, чтобы предупредить их?
— Да не матушка я ещё, Ратмир, — поморщилась Мирослава. — Вот когда приму постриг, тогда и сможешь величать меня матушкой. Хорошо, говори, куда ехать надо?
— Только пошли уж самого надёжного, неболтливого человека, хорошо? Мне мои скоморохи как семья. Не хочу я, чтобы они переживали лишний раз, — произнёс Ратмир, ещё раз оглядывая свою ногу. Он объяснил, как добраться до постоялого двора, и, откинувшись на мягкие подушки, с удовольствием прикрыл глаза.
Женщина внимательно посмотрела на него и кивнула:
— Хорошо, поедет самый надёжный человек. Пойду, распоряжусь, а ты, Ратмир, ложись и отдыхай. Тебе, действительно, нужно поспать. Во сне и лечение быстрее проходит. Я ещё по хозяйству там задержусь, так что ты не жди меня. А если что понадобится, то вот — колокольчик на столе. Позвонишь, и девка моя — Катенька — прибежит и всё исполнит, что пожелаешь.
— Хорошо, милая, — сонным голосом пробормотал Ратмир и провалился в глубокий сон. Мирослава неслышно подошла к постели. Лёгкая полуулыбка тронула её губы. Она с нескрываемым восхищением любовалась раскинувшимся на её постели спящим молодым мужчиной. Чёрные волнистые пряди волос, разметавшиеся по светлой с вышивкой подушке, оттеняли чуть смугловатое породистое лицо Ратмира и его тонкую, но крепкую, мускулистую шею. Густые, чёрные, загнутые ресницы бросали лёгкую тень на чётко очерченные несколько высокие скулы. Слегка впалые щёки дополняли строгую линию прямого, с тонкими ноздрями носа. Римской формы чуть припухлые губы так и манили к себе для страстного поцелуя. Его широкая грудь мерно вздымалась при каждом вдохе. А на тонких крепких пальцах рук багровели стёртые участки кожи от лошадиных поводьев.
— Как же ты хорош, Ратмир! Как Боженька мог так ошибиться? Такую красоту да девице бы какой-нибудь. А тут — мужчине! Неисповедимы пути твои, Господи, — прошептала Мирослава, глядя на спящего мужчину. Потом она быстро перекрестила его и вышла из комнаты. Неожиданно Ратмир чуть приоткрыл глаза, глянул ей вслед и, слегка улыбнувшись, опять смежил веки и позволил себе заснуть уже по-настоящему.
— Эй, скоморохи, вы где? — раздался за дверью знакомый голос корчмаря. Собравшиеся в одной большой комнате скоморохи встревожено переглянулись. За окном уже темнело, но они сидели в полутьме, ожидая Ратмира и коротая время в повседневных разговорах.
— Тута мы, — отозвался старик Никифор, распахивая дверь. Яркий свет от горящих свечек заставил их всех невольно прищуриться.
— Вот, боярыня. Все они здесь сидят, — произнёс корчмарь и указал кому-то рукой на растерявшихся скоморохов. В проёме двери показалась женская фигура в богатых одеждах.
Она шагнул в комнату, и поклонилась всем в пояс: — Мир вам, добрые люди.
— И тебе, боярыня того же, — поклонился ей старик Никифор и спросил: — Надобность у тебя какая-то к нам? Или весть какую принесла?
Боярыня оглянулась на корчмаря. Тот понимающе кивнул и тут же исчез, прикрыв за собой дверь. Боярыня огляделась по сторонам и тихо произнесла:
— Меня прислал ваш товарищ — Ратмир. Просил передать, чтобы вы не беспокоились за него. Он жив, но немного нездоров.
— Это как? — всполошились Елена и карлица Авдотья. Мужчины нахмурились.
— Он сегодня мне жизнь спас. Остановил мою лошадь, испугавшуюся волков. И она его сильно зашибла, — торопливо стала пояснять боярыня. — У меня нужная мазь есть, поэтому он у меня поживёт, пока не выздоровеет. Мне он нисколько не в тягость, — смущённо улыбнулась она, глядя на помрачневших женщин.
— Ещё бы в тягость! Ну, как всегда! — детским голоском вполголоса возмутилась Авдотья, обратившись к своим. — Как это у Ратмира так получается?! И спасти кого-нибудь и тут же очаровать спасённую. Прямо чародей он у нас записной!
— Да угомонись ты, Дуняша! — прикрикнул на неё старик Никифор и повернулся к женщине: — Я — Никифор. Мне лично он ничего не передавал?
— Нет, уважаемый Никифор, ничего, — смущённо пожала плечами женщина.
— Рассказал ли он тебе, боярыня, почему он там оказался?
— Не успел пока, — опять смутилась женщина.
— Ещё бы! Куда ему было успеть?! Он же, похоже, другим был занят, — пробурчала карлица и неприязненно посмотрела на гостью.
— Да хватит тебе уже, Дуняша, в самом деле! — одёрнул её за рукав силач Василий.
Старик Никифор внимательно посмотрел на боярыню и просящим голосом произнёс:
— Дозволишь ли ты, боярыня, поехать мне с тобою и переговорить с нашим Ратмиром. Очень уж мы за него переживаем. И узнать нужно, не требуется ли ему какая помощь от нас?
— Конечно, Никифор. Собирайся, и едем прямо сейчас со мною, — улыбнувшись, согласилась женщина. Никифор мигом собрался и через короткое время боярская повозка в сопровождении Никифора и охранника на лошадях исчезли за поворотом улицы.
— Нет, ты видела, Олёна?! Этой боярыне-то сколько уже годков-то?! — возмущённо прошептала карлица сидевшей у окна Елене.
— Да уж видно, что давно не семнадцать, — согласно кивнула та. — Она либо как я, а то и постарше. И, судя по улыбке-то ейной, Ратмир и её уже успел приголубить.
— Вот появится, сокол наш ясный, и спросим у него — с какого это он перепугу на старух переметнулся? — опять возмущённо прошептала карлица.
— Почему это — «старух»? — неожиданно воскликнула Елена. — Я тебе уже что — старуха?!
— Ну… нет, конечно, — неуверенно посмотрел на свою собеседницу карлица Авдотья.
— А ты сама — старуха?
— Нет, конечно! — с жаром воскликнула карлица и добавила: — Ну, так я и младше тебя почти на десяток лет.
— Ну-ка, бабоньки, прекращайте годами-то меряться. Ещё переругаетесь потом не на шутку. И Ратмира оставьте в покое. Он уже взрослый мужик и сам знает, что ему делать, — подошёл к ним силач Василий и, схватив под мышку свою любимую Авдотью, утащил её в их комнату.
Мальчишки, сидевшие в углу, хихикнули и переглянулись, а Елена, взяла из котомки какие-то тряпки и стала их латать.