— Конечно, покажу, — опять добродушно улыбнулся скоморох.
В этот момент кто-то тихо постучал в деревянную дверь.
— Это я — Степанида, — послышался тихий женский голос.
Мирослава, встав с постели, накинула поверх длинной исподней кружевной рубахи разноцветный китайский шёлковый халат и выглянула за дверь:
— Чего тебе, Степанидушка?
Немолодая, рыхлая женщина в ночном чепчике на голове, из-под которого топорщились седые пряди, заговорщицки прошептала:
— Там матушка Евникия тебя хочет видеть.
— Сама матушка пришла?! — потрясённо переспросила Мирослава и в чём была, побежала вниз по ступенькам. В большой комнате она увидела знакомую фигуру в чёрном одеянии с массивным золотым крестом на груди и, подбежав к ней, склонила голову: — Благослови, матушка.
Бледное, тронутое морщинами лицо матушки Евникии чуть смягчилось при виде боярыни Мирославы:
— Благословляю тебя, дочь моя, — привычно осенила она крестом подбежавшую женщину и строго посмотрела на стоявшую здесь же Степаниду. Та кивнула и тут же исчезла из комнаты.
— Присаживайся, матушка Евникия. Сейчас велю подать квасу, да вина монастырского.
— Некогда мне квасы твои распивать, Мирослава. Прослышала я, что в блуде сожительствуешь с неким Ратмиром, — мрачно посмотрела она на зардевшуюся от волнения Мирославу. — С чего бы тебе, собирающейся принять постриг, стало это нужно? Или бесы взялись искушать тебя?
— Есть такой грех, матушка Евникия, — не стала отрицать Мирослава. — Он мне жизнь спас. Лошадь мою взбесившуюся на скаку остановил, да она ему ногу всю переломала. Вот и лечу его сейчас мазями своими.
— Так мне сегодня сказали, что он везде на коне разъезжает. Это со сломанной-то ногой? — подняла брови игуменья Евникия.
— Не так я сказала, матушка игуменья, — засмущалась Мирослава. — Зашибла она его сильно. С посохом он ходит. А на лошади верхом только сегодня поехал. Я ему предлагала повозку, да он отказался.
— Так если жизнь спас, то и поставила бы ему свечку за здравие. Что же сразу-то во все тяжкие пускаться?! Тем более что он много тебя моложе.
— Всё уже успели донести, — продолжая растерянно улыбаться, покачала головой Мирослава. — Вот ведь народ, у нас, какой!
— А то ты не знала, какой у нас народ! Вот такой вот народ! Правильный! А ты, какой пример этому народу подаешь, а?! Огорчила ты меня сильно, Мирослава. Придётся тебе усердно грех этот отмаливать. Завтра же отправляй его ко мне в монастырь, где ему по приказу дьяка Лаврентия уже светлица отведена, и рухлядь всякая выдана, — голосом, не терпящим возражений, произнесла игуменья Евникия. — А сама завтра придешь к отцу Ермолаю и покаешься в своём грехе. Думаю, что епитимью он на тебя не наложит, а вот к Таинствам Христовым не допустит на какое-то время, да и от Причастия отстранит.
По лицу Мирославы пробежала тень.
— Не думаю, что смогу прогнать его от себя, — негромко ответила она. — Словно наваждение на меня какое-то нашло, матушка. Не пить, не есть теперь не могу без него. Дышать не могу, если недовольство его какое к себе чувствую…
— Не иначе, как околдовал он тебя, — покачала головой игуменья. — Сказывали мне, что хорош он собой, умён и обходителен со всеми.
— Всё правда, матушка игуменья, — согласно кивнула Мирослава.
— Нечистый тебя путает, дочь моя. Избавься от него завтра же! Ты же остаток жизни хотела посвятить Творцу нашему небесному. Помнишь наш с тобой разговор при первой встрече?
— Помню, матушка Евникия. Да только боюсь, что уже не смогу я этого сделать, — покачала головой Мирослава, в отчаянии заламывая руки.
— Ничего, дочь моя, я тебе помогу. Веди его сюда. Хочу глянуть на этого искусителя, да и другой разговор у меня к нему ещё есть, — игуменья степенно опустилась на скамью и вопросительно посмотрела на растерявшуюся женщину: — Ну?
— Сейчас, сейчас, матушка Евникия, — Мирослава, спотыкаясь на бегу, кинулась к ступенькам лестницы, ведшей наверх…
— Ратмирушка, там пришла мать Евникия. Очень хочет тебя видеть и просит вниз спуститься, — запыхавшись, произнесла разрумянившаяся от волнения Мирослава. Она рукой подобрала рассыпавшиеся по плечам волнистые волосы и накинула на голову белый кружевной платок.
— Даже так! — воскликнул Ратмир и поспешил встать с постели, накидывая на себя кафтан и приговаривая: — Вот повезло, так повезло. А я собирался к ней завтра пойти.
— Только она хочет о блуде с тобой поговорить, — смущённо предупредила его Мирослава.
— Ну, раз хочет — значит, поговорим, — усмехнулся Ратмир, машинально откидывая ладонью назад прядь чёрных волос. — Только и у меня к ней есть свой разговор. А то я уже второй день гонца к дьяку Лаврентию без новостей отправляю.
Он взял посох и, прихрамывая, вышел за дверь и стал спускаться вниз по лестнице.
Игуменья Евникия не спускала мрачного взгляда с Ратмира, пока тот не шагнул с последней ступеньки на чисто вымытый деревянный пол.
Она окинула его взглядом с ног до головы и, тяжело вздохнув, негромко произнесла: — Не врали люди. Всё так и есть.
— Здравствуй, матушка Евникия, — прихрамывая, он подошёл к игуменье и, опустившись на одно колено, склонил перед ней голову. — Благослови…
— Завтра же покинешь этот терем, пойдёшь к батюшке Ермолаю и покаешься в своих грехах, — тем же тоном, не терпящим возражения, произнесла она вместо приветствия. Мирослава, стоявшая неподалёку, тихонько охнула и огорчённо зажала рот рукой.
— Завтра всё и решим, — не стал возражать Ратмир и, морщась от боли, поднялся на ноги. — Не дождался я от тебя благословения, матушка Евникия.
— А я не имею права на блуд благословлять, — сухо возразила она ему, глядя на него бесстрастным взглядом.
— Так могла бы и просто благословить, — усмехнулся Ратмир. Он сел на лавку напротив неё и потёр пальцем переносицу: — Сам Бог тебя послал ко мне, матушка Евникия. Спросить мне нужно тебя кое о чём по убийству послушниц ваших. Тебе же уже известно об этом? — полуутвердительно спросил он.
Больше книг на сайте — Knigoed.net
— Да, ведомо мне про сие убийство. Как и ведомо то, что схимница Серафима да дьяк Лаврентий по непонятной мне пока причине решили обратиться к тебе за помощью. Но раз они это сделали, то, значит, и я могу тебе довериться, — так же бесстрастно глядя на Ратмира, произнесла она.
— Интересно получается: ругать меня за плотский грех ругаешь, но в то же время в деле убийства ваших послушниц мне же и доверяешься, — усмехнулся Ратмир.
— Это разные вещи, сын мой. И я их никогда не путаю, — возразила ему игуменья и посмотрела в сторону Мирославы: — Иди, отдыхай, дочь моя. А мне с Ратмиром нужно поговорить один на один.
Мирослава растерянно посмотрела на Ратмира, и он кивнул ей. Игуменья перехватила взглядом этот молчаливый диалог и нахмурилась: — Иди быстрее, Мирослава. А то уже время позднее.
Мирослава подхватилась и торопливо побежала по ступенькам лестницы вверх.
— Подсядь ко мне поближе, Ратмир, — игуменья указала на место рядом с собой. — Говорить буду тихо, так как это очень важно. Только зенки свои опусти, чтобы не сбивал меня с мыслей взором своим обольстительным.
Ратмир, едва сдержавшись, улыбнулся уголками губ, но глаза опустил.
— Я специально пришла к тебе поздно вечером. Шла огородами с сестрой Татианой. Она и сейчас меня ждёт за дверью, охраняет…
Ратмир удивлённо было посмотрел на игуменью, но вновь быстро перевёл взгляд вниз.
— Знаю, что дьяк Лаврентий тебя на сыск поставил. Он всегда знает, что делает — этот дьяк. И я уверена, что убийц наших послушниц ты сыщешь. У меня же к тебе сейчас другой разговор, — почти зашептала игуменья, периодически озираясь по сторонам.