— Да, братец Петруша. Уже год как монастырь стережёт.
— А ты-то, Марфа, как в монастырь попала?
— Матушка наша с Петрушей недавно в одночасье в поле на сенокосе померла от солнечного удара в жару. Вот батюшка и упросил игуменью поселить меня в монастыре. Почитай второй месяц я уже тут.
— Нравится тебе жить в монастыре?
— Да, здесь хорошо, покойно. Только по матушке своей я сильно скучаю, — неожиданно жалобно произнесла послушница.
«И я очень скучаю», — неожиданно подумал Ратмир и вздохнул: — Что ты хотела рассказать мне, Марфа? Ты ведь подслушала наш разговор с матушкой Евникией… Поэтому тебе и захотелось что-то рассказать мне о подружке своей…
— Это ты, верно, барин, подметил — подслушала, — без тени смущения подтвердила послушница Марфа. — А в нашем деле без этого не обойтись. Очень много бед можно избежать, если вовремя что-то важное подслушать. Про сестру Настюшу хотела тебе сказать… Матушка правильно сказала, что сестра Настюша всегда за обиженных заступалась. Она и две другие сестры наши — убиенные Олимпиада и Полина. У них навроде своего тайного круга что-то было, только они об этом никому не говорили, всё только промеж себя…
— А ты их тоже подслушала, — предположил, чуть усмехнувшись, Ратмир.
— Подслушала, барин, — бесхитростно согласилась послушница Марфа. — А то сейчас с тобой о том и не говорила бы.
— И то правда, — согласно кивнул Ратмир. — И кого же защищали эти насельницы? И, главное, от кого?
— Так все насельницы в монастыре по-разному живут. Кто в светлых теремах, да с прислугой, и кулебяками с красной икрой объедается. А кто: в затхлых кельях краюшку хлеба грызёт. Да к крестьянам за пропитание, да подаяние ходит трудиться…
— Подожди! У вас же царский монастырь, и жалованье вам от Великого государя идёт. И трапезничаете вы вместе, как я слышал. Да и затхлых келий что-то я не заметил, — удивился Ратмир.
— Просто ты до них, барин, не дошёл. Это вот только с приходом матушки Евникии у нас по-божески стало. Меня-то при том ещё здесь не было. А вот старожилы рассказывают, что до её прихода так и жили сёстры — каждая сама по себе. Некоторые так и дальше хотят жить, да сама матушка Евникия против. Говорит, что всё должно быть общее и все должны жить по равному. Только она это проповедует ласково, никого не подталкивая…
— Потому что среди насельниц много именитых и богатых, которым она не решается указывать? — Ратмир прилёг на спину, на траву, подложив под голову правую руку и, сорвав какой-то стебелёк, стал его покусывать.
— Именно так, барин. Вот и живут пока некоторые старые, немощные насельницы, у кого нет уже никакой родни и помощи со стороны, в самых плохих кельях. Да и посылают их на самые трудные послушания. А сестра Настюша с сёстрами Полинушкой и Олимпиадушкой стали защищать этих несчастных. Когда ходили за них на тяжёлые послушания. Когда пытались защитить их от наветов других злых насельниц…
— Скажи мне, сестра Марфа, а могли эти защитницы разозлить ещё кого-нибудь, кроме насельниц? Могли они быть ещё чем-нибудь недовольны? — Ратмир с усилием потёр пальцем переносицу.
— За два дня до кончины сестра Настюша была сама не своя. Глаза испуганные, сама притихшая. Я её спросила — не случилось ли чего. Так она разревелась и убежала. А вечером тихонько пришла ко мне в келью и сказала, что очень страшно ей и что пока ничего мне не может поведать. Обещала, что скажет позже, но, видимо, судьбой ей была уготована такая страшная участь, — донёсся девичий голос из кустов.
— И ты точно ничего об этом не знаешь? — спросил Ратмир.
— Знала бы — рассказала бы обязательно, — торопливо прошептала молоденькая послушница. — Всё, барин, мне уже бежать нужно. А то хватится меня игуменья или старица Агафья и не миновать мне тогда наказания.
— Если что новое узнаешь — расскажи мне, — негромко проговорил Ратмир.
— Обязательно, барин, — донёсся до Ратмира девичий голосок, затем послышалось шуршание и наступила тишина.
Ратмир прикрыл глаза и стал обдумывать услышанное.
От раздумий его отвлёк приближавшийся топот копыт. Он открыл глаза и насторожился. В этот момент из-за пригорка показался всадник на коне, и Ратмир с облегчением узнал в нём Мирославу. Он присел и с улыбкой посмотрел на неё.
— Ох, Ратмирушка, как я соскучилась по тебе! — радостно воскликнула она, торопливо спешиваясь со своей любимой лошадки. — Увидела, что ты свернул к озерцу, и решила сама сюда к тебе прискакать. Всё ли у тебя спокойно, милый? Я смотрю, что приглянулось тебе это озерцо-то.
Мирослава подсела к сидевшему на земле Ратмиру и, нежно обвив его своим руками, прижалась щекой к крепкому плечу.
— Место и впрямь славное, — подтвердил, улыбнувшись Ратмир. — Буду ходить сюда каждое утро для упражнений.
— А можно и мне с тобой? Я мешать тебе не стану. Буду только сидеть тихонько здесь, под этим кустом, да любоваться тобой.
— Пожалуйста, если хочешь, — пожал плечами Ратмир. — Ну, что, поехали домой? А то солнце уже садится.
— Как скажешь, Ратмирушка. А то могли бы ещё у озерца посидеть, да пташек вечерних послушать.
— Как-нибудь потом. Мне ещё нужно для дьяка Лаврентия бумажку сочинить и отправить, да с книжкой позаниматься, — озабоченно произнёс Ратмир, поднимаясь с земли. Он подал руку Мирославе, и помог ей подняться с земли.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РАТМИР РАСКРЫВАЕТ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
Глава 1
Утром следующего дня Ратмир вновь отправился верхом на лошади к озеру. Светловолосый конюх Фёдор, улыбаясь, проводил его взглядом. Мирослава не смогла поехать с Ратмиром как собиралась ранее, по причине того, что к ней по каким-то делам приехал из Москвы душеприказчик её покойного мужа.
Подъезжая к озеру, Ратмир уже заранее предвкушал полные упражнения. Он решил побольше тренировать больную ногу, потому как ему до смерти надоело таскать с собой везде этот посох.
Неожиданно тишину разорвал отчаянный женский крик:
— Помогите, помогите же кто-нибудь! Он сейчас утонет!..
Ратмиру показалось, что он слышит крики послушницы Марфы, и подстегнул лошадь. Заскочив на пригорок, скоморох увидел тоненькую светловолосую женскую фигурку, в светлом одеянии, мечущуюся по берегу и простирающую руки в сторону озера. Переведя взгляд в ту сторону, Ратмир увидел, что кто-то барахтается почти на середине озера.
Ратмир быстро спешился с лошади, и, прихрамывая, почти побежал к озеру, скидывая с себя на бегу кафтан и сапоги.
Внезапно женщина повернула к нему голову, и словно молния пронзила Ратмира.
«Виола!..Моя Виола!..Откуда она здесь?!» — подумал, было, он, но тут же понял, что обознался. То воздушное создание, что сейчас смотрело на него умоляющим взглядом больших, фиалковых глаз, чем-то напоминало его первую любовь, но всё-таки было другим человеком.
— Умоляю вас, спасите брата! — в нежном, почти детском голосе девушки лет шестнадцати было столько отчаянья и мольбы, что Ратмир, не раздумывая, кинулся спасать её брата, благо, что тот ещё каким-то чудом держался на поверхности воды. Ратмир делал крупные взмахи руками, подгребая под себя озёрную гладь воды, приближаясь к тонувшему. При этом у него самого перед глазами стоял только жалобный взгляд воздушного создания.
Тонущим оказался мальчишка лет девяти. Он периодически вскрикивал: «Помогите!» и колотил вокруг себя руками, пытаясь удержаться на поверхности воды.
— Не вздумай цепляться за меня! — крикнул ему Ратмир и быстрым движением обхватил тонущего со спины и потащил его за собой. Мальчишка поначалу пару раз дёрнулся, но, убедившись, что его держат на поверхности воды, успокоился и даже немного стал помогать, подгребая ладонями воду под себя.
Вскоре Ратмир догреб почти до берега и, нащупав ногами дно, аккуратно отпустил мальчишку. Тому вода оказалась чуть выше груди, но он продолжал холодной рукой держать Ратмира за руку.
— Всё уже — не бойся, — успокаивающе кивнул ему тот и вновь взглянул на застывшую прямо у воды девушку. Незнакомка стояла, вытянувшись в струнку, прижав в волнении тонкие пальцы к щекам и что-то шептала. Увидев, что брат её в полном здравии выходит на берег, она со стоном кинулась к нему и, заключив в свои объятия, громко воскликнула нежно-капризным голоском: — Ну, что же ты, Митенька! Я так просила тебя не заплывать далеко! Я же молила тебя, братец, быть осторожнее. Ты мог погибнуть!.. Спасибо, нашелся добрый человек и спас тебя…
Она повернула голову к спасителю её брата, и Ратмира вновь словно ударило молнией. Невыразимо прекрасные, большие глаза смотрели ему прямо в душу. Нежный овал фарфорово-бледного лица окаймляли пряди золотисто-пепельных густых волос, схваченных парчовой повязкой, обшитой золотой нитью. Тонкая беззащитная шейка отделяла эту прекрасную головку от бурно вздымавшейся в волнении девичьей груди в лёгком кисейном одеянии. Девушка направилась прямо к нему.
Ратмир растерянно смотрел на приближавшуюся нимфу и впервые в жизни не знал, куда девать свои руки. Он ошеломлённо смотрел прямо в лицо юной девушки… Что-то знакомое чудилось в нём. Такие лица Ратмир видел на картинах известных итальянских художников, и кого-то она ему очень сильно напоминала. Девушка была на голову ниже его. Она смотрела на скомороха снизу вверх, трогательно хлопая длинными ресницами.
— Как же мне отблагодарить вас, сударь? — произнесли искусно вырезанные, римской формы губы девушки.